Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Этика речи защитника

Защитник-адвокат в своей речи, естественно, противостоит сто­роне обвинения в состязательном процессе. В отличие от позиции прокурора как «говорящего публично судьи» позиция защитника не может не быть односторонней. Его участие в судебных прениях под­чинено определенным нравственным началам.

Главное в нравственно оправданном ведении защиты в целом и в содержании и построении защитительной речи — умение верно определить свою позицию, опираясь на право­вые и нравственные ориентиры.

Защитник может применять только законные средства и способы защиты. Выступая на стороне человека, обвиняемого в нарушении за­кона, он сам должен неукоснительно соблюдать законы, пользоваться только легальными средствами.

Защитник вправе применять лишь нравственно допустимые приемы защиты. В частности, он не вправе лгать суду, склонять суд к неправде, хотя бы это было выгодно его подзащитному. «У адвоката не только нет права на ложь, не только нет права на использование искусственных, надуманных, фальсифицированных доказательств — у него нет права и на неискренность, нет права на лицедейство» — пишет Я. С. Киселев.

Защищая конкретного человека от обвинения в преступлении, защитник не может оправдывать само преступление. А. Ф. Кони, кри­тикуя в свое время пороки адвокатуры, писал о справедливой тревоге в связи со случаями, когда «защита преступника обращалась в оправ­дание преступления, причем, искусно извращая нравственную пер­спективу дела, заставляла потерпевшего и виновного меняться роля­ми...».

Защита должна осуществляться на основе согласованности пози­ции защитника и подсудимого по принципиальным вопросам, и прежде всего по вопросу признания или отрицания вины.

По поводу последнего положения во многих публикациях приво­дились и приводятся аргументы в пользу двух противоположных точек зрения, да и адвокатура, и суды далеко не сразу и не твердо встали на одну определенную позицию. Речь идет о ситуации, когда подсудимый в суде виновным себя не признает и последовательно настаивает на своей невиновности, а в процессе судебного следствия виновность его подтверждена достаточными и проверенными доказательствами и сам защитник приходит к убеждению, что его подзащитный виновен, строить же защитительную речь на отрицании виновности беспер­спективно.

Многие авторы считают, что в таком положении возможно и нравственно оправдано расхождение позиций подсудимого и защит­ника. Защитник в своей речи вынужден признать виновность подсуди­мого доказанной и, соответственно, настаивать на смягчении его уча­сти. Так, Л. Д. Кокорев в одной из последних работ писал: «Руково­дствуясь нравственными принципами, адвокат не может утверждать то, в чем сам не убежден, не может лгать, не может поступать против своей совести и внутреннего убеждения. И если в ходе расследова­ния, судебного следствия адвокат пришел к выводу, что вина обви­няемого установлена, он из этого и должен исходить, строя свою за­щиту; иной путь будет ложью, сделкой с совестью».

Другие ученые высказывают противоположное мнение: защит­ник, который вопреки воле подсудимого переходит, по сути, на пози­цию обвинения, оставляет подзащитного без помощи, без защиты. «Создается такое, совершенно нетерпимое с юридической и этиче­ской точек зрения положение: в судебном разбирательстве происхо­дит состязание не между прокурором и защитником, а между прокуро­ром и защитником, с одной стороны, и подсудимым, с другой. Между прокурором и адвокатом создается «трогательное единение». Заяв­ление защитника о виновности подсудимого представляет чрезвычайно тяжелый удар по защите...».

Судебная практика последнего времени, как правило, исходит из того, что признание защитником виновности подсудимого, когда по­следний ее отрицает, означает нарушение права на защиту, обязан­ности защитника использовать все законные средства и способы за­щиты, не действовать во вред обвиняемому.

Что касается нравственной стороны такого решения, то здесь приходится идти по пути морального выбора в условиях морального конфликта, когда соблюдение одной нормы влечет за собой наруше­ние другой. Но предпочтение все же следует отдать нравственной обязанности до конца защищать от обвинения другого человека, кото­рый доверил свою судьбу адвокату, надеется на его помощь. А обви­нение пусть поддерживает тот, кому это положено. Разумеется, за­щитник-адвокат в этой сложной ситуации должен использовать даже малейшие возможности для опровержения обвинения в его основе, а также представить суду соображения о доказанных по делу фактах, говорящих в пользу подсудимого, положительно характеризующих его личность и т. д. Необходимо учитывать, что сама позиция подсудимо­го, последовательно настаивающего на своей невиновности, может породить сомнение в верности обвинительной версии, что вправе ис­пользовать защитник в своей аргументации.

Структура речи защитника в какой-то мере напоминает структуру речи обвинителя, так как они посвящены одному предмету, хотя ос­вещают его с разных сторон. Но здесь, конечно, нет таких жестких ка­нонов, которые определяют построение речи обвинителя, выступаю­щего от имени государства.

В речи защитника ярко проявляется гуманизм самой профессии адвоката и его миссии, выполняемой в суде. Он стремится помочь че­ловеку, который, пусть по своей вине, попал в беду, или же тому, кто вовсе не виновен, но может оказаться осужденным по ошибке в ре­зультате некритического отношения к необоснованному обвинению. Обвиняемый, представший перед судом, еще не осужден. Защитник более чем другие участники судебного разбирательства обязан ува­жать достоинство подсудимого, щадить его самолюбие и выступать в их защиту, в том числе и при произнесении своей речи. Защитник, по выражению А. Ф. Кони, — «друг, советник» обвиняемого.Речь защитника должна в концентрированной форме предста­вить суду все то положительное, что характеризует личность и пове­дение подсудимого. Все обстоятельства, смягчающие ответствен­ность, установленные по делу, необходимо отчетливо и убедительно отметить в речи, а обстоятельства, отягчающие ответственность или доказанные сомнительно, оценить соответствующим образом. При характеристике подсудимого нельзя допускать преувеличения, вопре­ки фактам утверждать о несуществующих добродетелях подсудимого. Это может породить недоверие к речи и позиции защитника в целом. Если защита ведется по групповому делу, то защитнику следует избе­гать в своей речи изобличения других подсудимых в совершении пре­ступления. Но в жизни возникают такие ситуации, когда интересы под­судимых противоречивы и между их защитниками дискуссия неизбеж­на. При этом защитник одного подсудимого заинтересован в том, что­бы суд признал виновным в целом или в большей части подсудимого, которого защищает другой защитник. На практике адвокаты в подоб­ных случаях говорят о праве своеобразно понимаемой «необходимой обороны», что отражает вынужденный характер действий фактически на стороне обвинения. Ю. И. Стецовский пишет, что адвокату очень важно «стремиться ограничить защиту тем минимумом, который дей­ствительно необходим для опровержения обвинения или смягчения ответственности подзащитного. Всякие заявления защитника против других лиц можно считать оправданными, если без этого нельзя осу­ществить защиту обвиняемого, доверившего защитнику свою судьбу. Защитник должен быть предельно тактичным и сдержанным в отно­шении тех обвиняемых, против которых направлена его аргументация»

Недопустимо строить защиту на подчеркивании негативных сто­рон личности потерпевшего, его отрицательных нравственных ка­честв. Тем более нельзя унижать достоинство потерпевшего. Если действия потерпевшего на самом деле способствовали совершению преступления, спровоцировали его, и это имеет юридическое значе­ние, то это обстоятельство может и должно быть освещено в речи за­щитника. Но всегда следует помнить, что потерпевший — жертва пре­ступления, а судят того, кто обвиняется в причинении ему ущерба, го­ря, нравственных страданий.

В речи защитника нельзя использовать доводы, несостоятель­ность которых очевидна. Обман, ложь, сознательное искажение фак­тов глубоко безнравственны. Они несовместимы с престижем адвока­та как человека и как юриста, выполняющего гуманные функции. А с позиций результативности защиты они представляют опасность и для судьбы клиента адвоката. Обнаруженный обман даже «в мелочах» подрывает доверие ко всему, что говорил защитник, так как честность градаций не имеет.В то же время адвокат в своей речи не обязан упоминать обстоя­тельства, могущие повредить защите, если о них не говорил обвини­тель. Это относится также к критике обвинения с позиции: «то, что не доказано бесспорно, не может быть положено в основу обвинения» или: «версия подсудимого, не опровергнутая обвинением, должна признаваться за истинную». Здесь мы имеем дело с нравственным правом строить тактику защиты в соответствии с правами, предусмот­ренными законом.

Судебная речь защитника будет тогда достигать своей цели, ко­гда защитник владеет искусством доказывать, убеждать, спорить и приемами судебного красноречия. С развитием состязательного нача­ла в российском уголовном процессе эти умения приобретают все бо­лее актуальное значение.

В своей речи защитник прямо ведет полемику, спор с обвинени­ем. И сама манера, форма этого спора должна отвечать определен­ным нравственным установлениям.

В «Пособии для уголовной защиты», изданном в 1911 году, про­фессор Л. Е. Владимиров рекомендовал адвокатам помнить, что «су­дебный бой не есть академический спор и здесь целесообразно быть односторонним и пристрастным». Он рекомендовал защитникам: «... будьте постоянно и неуклонно несправедливы к обвинителю... Рвите речь противника в клочки и клочки эти с хохотом бросайте на ветер. Противник должен быть уничтожен весь, без остатка... Нужно осмеять соображения обвинителя, осмеивайте их! Будьте беспощадны. При­дирайтесь к слову, к описке, к ошибке в слове... Это ведь не умствен­ный диспут, а потасовка словами и доводами, потасовка грубая, как сама общественная жизнь людей». Несколько ранее он же писал: «...судебное состязание не есть бой, не есть война; средства, здесь дозволяемые, должны основываться на совести, справедливости и за­коне».

Конечно, судебные прения ни в правовом, ни в нравственном от­ношении нельзя рассматривать как «потасовку» между сторонами, своего рода «игру без правил». Их участники, говорящие публично, вправе пользоваться лишь нравственно дозволенными приемами, обязаны соблюдать собственное достоинство, уважать честь и досто­инство своих противников и других участвующих в деле лиц, помнить, что они обращаются к суду, уважение к которому проявляется и в со­блюдении нравственных норм.