Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Философские основания и предпосылки теории прескриптивизма

Читайте также:
  1. CALS-технологии. Предпосылки
  2. F) До прекращения дела обвиняемому должно быть разъяснено право возражать против такого основания.
  3. I. Исторические аспекты возникновения теории инвестиций и инвестиционного менеджмента.
  4. I. Исторические аспекты возникновения теории инвестиций и инвестиционного менеджмента.
  5. I. Основания приобретения гражданства.
  6. I. Основные парадигмы классической социологической теории.
  7. I. Понятие, признаки и предпосылки правовых отношений.
  8. I. Понятие, признаки и предпосылки правовых отношений.
  9. I. Предпосылки формирования философии НВ.
  10. I. Социальное взаимодействие и социальное отношение. Теории социального взаимодействия.

 

Указывая на предпосылки и основания теории универсального прескриптивизма Р. М. Хэара, мы, конечно же, будем осмыслять не столько континентальную философию, сколько аналитическую, к которой, собственно, и относится интересующая нас теория. Говоря о предпосылках, мы, соответственно, должны будем также указать и на место теории прескриптивизма в системе других этических теорий, поскольку мы в данном случае ориентируемся на теорию конкуренции научных парадигм по Имре Лакатосу, представляя её как научно-исследовательскую программу, чему мы уделим внимание в данной главе, указывая на конкуренцию прескриптивизма с дескриптивизма, и о чём мы сообщим в первом параграфе второй главы, описывая саму программу теории прескриптивизма[4].

Поставив в данном реферате в качестве цели описание парадигмы этического прескриптивизма, мы должны, в первую очередь, поставить перед собой некоторые границы, сопровождающие наше познание, и потому неизбежно сказывающиеся на результатах любого исследования объективной реальности.

Во-первых, безусловной границей нашего познания является наша субъективность. Сущность данной проблемы определяется в том, что, как говорил Т. Моммзен, объективность любого научного исследования это идеальная цель, к которой стремится каждый исследователь, но которой никто не достигает и не может достичь уже хотя бы потому, что каждый субъект исследования является индивидуумом со своим неповторимым культурным и социальным опытом, со своими уникальными психическими и психологическими особенностями, имманентными его существу a priori. В этом смысле, данное исследование претендует лишь на относительную объективность, границы которой заканчиваются в пределах цитирования первоисточников. Далее же, как указывал ещё Ж. Деррида, неминуемо начинается авторская интерпретация текстов и их смыслов, зависимая от авторского субъективного целеполагания, и онтологически базирующаяся на культурной среде, в которую погружён автор исследования. Здесь имеет первостепенное значение именно культурный опыт автора, что обязывает нас признать, что в рамках данного исследования мы претендуем не на абсолютную аутентичность оригинальной мысли Р.М. Хэара, а только лишь на относительную.

Во-вторых, рассматривая прескриптивную теорию языка этики, мы будем говорить об этическом метаязыке. Если применить логику для более наглядного и доступного объяснения, то это можно представить себе следующим образом: пусть есть некоторое множество объектов {a, b, c, d…nx, nx+1}, являющихся всеми языками мира, в пределах которых сформировалась этика с её предписаниями. Во избежание рассмотрения теории универсального прескриптивизма как теории, образованной в рамках частных случаев, и потому справедливой только для них (к примеру, для английского языка, носителем которого и являлся Р.М. Хэар), нам долженствует обозначить заданное множество языков как подмножество объектов, принадлежищих заданному множеству А. Т.е. {a, b, c, d…nx, nx+1}∈ A.

Таким образом, подмножество этических языков рассматривается в качестве экстенсионала понятия «этический метаязык». И в дальнейшем исследовании, при рассмотрении особенностей языка этических норм, нам необходимо осознавать, что речь идёт об этическом метаязыке, множестве «А». Поэтому, применяя метод неполной дедукции, можно будет утверждать справедливость свойств множества А в отношении подмножества, входящего в него.

Как можно понять из предыдущего абзаца, в данном исследовании найдёт своё применение «наивная теория множеств» Г. Кантора, в соответствии с которой, если некоторое множество Y = {x| A(x)}, то A(x) – не что иное, как характеристическое свойство заданного множества.

Данная ситуация с отношением между метаязыком этики и объектами, входящими в данное множество, является частным случаем канторовской теории множеств, для которой она справедлива, поскольку здесь затрагиваются предельно простые множества, существующие реально, а не в абстракции. В данном частном случае парадокс Рассела можно не считать нивелирующим подход определения справедливости теории прескриптивизма для множества этических языков мира (поскольку данный парадокс, в первую очередь касается так называемого «множества всех множеств» - U, и является предельно абстрактным логическим парадоксом, не имеющим аналогов в действительном мире как сочетании физических объектов и абстрактных/объективированных идей).

Сам по себе вопрос о соответствии свойств между объектами, составляющими подмножество А и самим множеством А, является второстепенным, и не значим для достижения целей нашего исследования. Мы сочли необходимым упомянуть его только с целью того, чтобы рассмотреть теорию прескриптивизма в этом аспекте – аспекте допустимости экстраполяции её положений в отношении метаэтики на частные языковые ситуации.

После данного краткого введения в суть основных ограничений, с которыми мы столкнёмся в рамках данного исследования, мы полагаем возможным непосредственно приступить к изложению предпосылок возникновения теории универсального прескриптивизма Р.М. Хэара.

Конечно, мы бы могли описать историю этической мысли начиная с древнейших времён, но это было бы не прагматично и не рационально. Мы должны описать именно те теории, которые непосредственно повлияли на Р.М. Хэара, и побудили его выработать свою собственную теорию. Поэтому мы начнём рассуждение с указания на логику этических суждений и их свойствах в рамках системы общественных взаимоотношений.

В первую очередь нам надлежит упомянуть так называемую «гильотину Юма», или, как ещё нередко говорят, - «принцип Давида Юма». «Гильотина Юма» - методологический принцип, констатирующий логическую несовместимость суждений факта и суждений долга и, соответственно, невозможность выведения моральных (прескриптивных) суждений из «внеморальных» (т.е. дескриптивных).

Современный российский исследователь Л.В, Максимов в своём очерке, посвящённом проблемам современной этики, по поводу «гильотины Юма» пишет следующее:

«Подметив, что во всех этических теориях происходит скрытый от самих авторов логически незаконный переход от суждений сущего к суждениям должного, Юм высказал предположение, что это его открытие станет разрушительным для традиционной этики – имея, очевидно, в виду, что теперь авторы и читатели этических трудов убедятся в отсутствии (и принципиальной невозможности) рационального обоснования любых нормативных жизнеучений, формулирующих свои требования и рекомендации через понятие должного.

Понадобились, однако, едва ли не два столетия только для того, чтобы высказанная Юмом идея вообще была замечена и признана достойной внимания, причем это признание (и специальное наименование – «гильотина Юма», «закон Юма») она впервые получила лишь в аналитической философии, точнее, в метаэтике – одном из ответвлений этого течения, и затем уже постепенно вошла в более широкий философский оборот. Юм фактически, не сознавая этого, положил начало особому метафилософскому подходу – логико-лингвистическому анализу текстов с целью прояснения, критики, уточнения или снятия традиционных философских проблем.

Позднее – уже в качестве осознанной методологической установки – этот подход как раз и стал основным конституирующим признаком современной аналитической философии»[5].

Мы привели столь развёрнутую цитату, чтобы во-первых, поподробнее описать саму идею Д. Юма, а во-вторых, обратить внимание на её влияние на последующую философскую мысль (что, собственно, и соотносится с поставленной нами основной задачей данного параграфа).

В этой связи нам необходимо надлежит упомянуть, что сам Р.М. Хэар принадлежал к той самой аналитической философии, и его труды, в сущности своей, посвящены метаэтике. Поэтому мы не можем не наблюдать корреляцию в его постулате, что моральные суждения – прескриптивны, а не дескриптивны, и поэтому, во-первых, недоказуемы, а во-вторых, не могут быть оценены как истинные или ложные.

В рамки данного исследования не входит детальный анализ принципа Юма, или его влияния на этические теории своего времени и будущего. Мы лишь упомянули его с целью продемонстрировать, с какими этическими теориями прошлого перекликается теория Р. Хэара, чтобы тем самым явственно проследить исторический путь развития данной мысли.

На данном этапе нам следует обратить внимание на категорический императив Иммануила Канта, которого, как мы помним, философия Д. Юма «пробудила от догматического сна». И как мы уже можем предположить, не только на Канта повлиял Д. Юм.

Итак, в каком же аспекте рассмотрения теории прескриптивизма мы можем вычленить идеи Иммануила Канта? По признанию самого Р. Хэара, на его идеи существенное влияние оказал категорический императив Канта, который он воспринимает как базис любого прескриптивного суждения, претендующего на роль этического положения.

Сам Хэар писал об этом так: «Когда мы интересуемся, является ли какой-то поступок неправильным, мы, по сути, желаем знать, следует ли его избегать. Но этим вопрос не исчерпывается. Нас интересует также, является ли данный запрет универсальным, то есть распространяется ли он на все подобные ситуации; иными словами (если использовать выражение Канта), можно ли этот запрет представить в качестве некоторого всеобщего закона»[6]. Иными словами, согласно Хэару этическим суждением может считаться только такое суждение, которое требует ото всех участников общественных отношений одинакового поведения в той или иной ситуации. Т.е. данное суждение должно быть прескрипцией универсального рода.

Но при этом мы должны вспомнить Ф. Брентано, утверждавшего, что категорическому императиву свойствен в то же время и другой, не менее существенный недостаток: даже если признать его, из него нельзя будет извлечь ни единого этического вывода. Предпринимаемые Кантом попытки дедуцировать из него что-либо оканчиваются неудачей в «почти гротескной форме», по справедливому замечанию Милля».

Не императивность специфична для морали, а нечто совсем иное: «Нравственное произволение от безнравственного будет отличать, скорее, некое внутреннее преимущество, подобно тому, как некое внутреннее преимущество различает истинные и вразумительные суждения, с одной стороны, и ложные заключения и предрассудки – с другой»[7].

Но всё же – в рамках данного исследования мы не считаем возможным подробно останавливаться на этом вопросе – мы указали данные недостатки применения категорического императива для большей объективности. В самом деле – сам категорический императив нас интересует только в той мере, в какой его разделяет Р.М. Хэар, постулирующий, что всякое этическое суждение должно удовлетворять данному кантовскому принципу.

В этом смысле мы можем провести параллели между мыслями И. Канта и мыслями Г. В.Ф. Гегеля, который, вероятно, также мог повлиять на Р. Хэара. Во всяком случае, надо обратить внимание на тот факт, что в своей философии Г. Гегель разводит понятия морали и нравственности: мораль утверждается в качестве субъективного принципа, это, как он выражался, «для себя сущая свобода»; нравственность же есть действительность морали, она представляет собой всеобщий образ действий индивидов. Что опять же созвучно кантовской философии этики, и хэаровскому понимаю природы прескриптивных суждений.

Но мы не должны абсолютизировать влияние философии Г. Гегеля на теорию Р.М. Хэара: ведь в философии Г. Гегеля фактически устраняется этика как особая дисциплина, так как в ней нравственность совпадает с государством и оставляет открытым вопрос о границах индивидуального ответственного поведения.

И тем не менее, уже осознанный и интерпретированный нами факт из объективной реальности становится научным фактом – понимание этических суждений как универсальных и справедливых к каждому прескрипций имело место как в континентальной, так и в аналитической философиях.

А теперь в качестве одного из философских предшественников, заложивщих основы теории универсального прескриптивизма, мы должны назвать Дж. Мура (1873 – 1958 гг.) – представителя аналитической философии, сторонника этического интуитивизма (о разделении этических научных школ мы скажем впоследствии, на данном этапе нашего исследования это не столь важно). Для нашего исследования Дж. Мур интересен в первую очередь тем, что он одним из первых попытался логически проанализировать этический метаязык, и рассмотреть этику с научных позиций, чему была посвящена его книга «Принципы этики», вышедшая в 1903 году. Сам Дж. Мур в первые указал, что основные положения этики бессмысленны: например, понятие «добро» неопределимо, т.к. в рамках этики данный термин является изначальным, и по этой причине не может быть редуцирован до определения «добро это то, что способствует счастью»[8].

Также в этой связи нам необходимо в качестве идейных предшественников Хэара назвать известного австро-английского философа Л. И. Витгенштейна.

Во-первых, его вклад значителен уже потому, что ещё в своём «Логико-философском трактате» 1921 года, он заявил, что этические предложения некорректны и невозможны в силу неприменимости к ним концепта истины, т.к. они не проверяются фактами. Но несмотря на это в своих лекциях об этике Л. Витгенштейн писал: «если есть слово, это само по себе элемент религиозного действия, а не теории. Следовательно, не имеет никакого значения, будут ли слова истинными, ложными или бессмысленными». Как мы можем из этого понять, этические прескрипции, в частности те, которые связаны с религиозной моралью, не имеют под собой никаких конкретно логических оснований, и даже не обоснованы с точки зрения своего языка. Вся их суть сводится к предписаниям, а не к описаниям. Нельзя отрицать, что ещё со времён Канта такое понятие как «добро» мыслилось как трансцендентальный объект, непознаваемый ноумен. Этот подход был в первую очередь связан с метафизикой, и поэтому, сообразовывая данные суждения с мыслями Л. Витгенштейна, мы можем указать, что такая разновидность моральных суждений как религиозная этика онтологически базируется на метафизических основаниях, и поэтому ниоткуда логически не выводима.

В связи с означенными метафизическими основаниями религиозной этики, и этики вообще, мы необходимо обратим внимание на ещё один существенный вклад Л. Витгенштейна, который заключается в том, что он указал на языковой лимит. В самом деле – пытаясь говорить о том, что трансцендентно, мы «бьёмся о прутья языковой клетки», мы не способны выйти за рамки логической структуры языка.

Мы не можем в связи с этим отрицать, что данное понимание Л. Витгенштейном характера этических суждений оказало существенное влияние на понимание Р. Хэаром проблем этического метаязыка. В самом деле – он старается решать этические проблемы сугубо рационально, и логически обосновано, поэтому вопреки устаревшей философской традиции, он сообразовывается с жёсткой логической структурой формального метаязыка, и исключает метафизику и трансцендентальную трактовку вопросов этики и этических основопонятий из методологического инструментария своей теории.

На данном этапе мы обратим внимание на конкурентов теории прескриптивизма, которые поспособствовали возникновению данной теории, поскольку Р.М. Хэар создавал свою теорию во многом исходя из ошибок представителей теорий дескриптивизма.

По этому поводу нам необходимо долженствует сделать некоторые разъяснения: в системе парадигм научных интерпретаций этических императивов существуют два основных подхода – дескриптивный, и не-дескриптивный. В научном мире их чаще всего называют соответственно когнитивистами и нонкогнитивистами. Дескриптивисты (когнитивисты) понимают моральные суждения и императивы как констатацию фактов в рамках системы координат истина/ложь, «1-0». Среди дескриптивистов выделяются натуралисты и интуитивисты. Первые стремятся зафиксировать эмпирические наблюдаемые свойства поступков, например «максимизацию удовольствий» (к ним относится, например, Иеремия Бентам); вторые описывают моральные «факты» более неопределенно, с ссылками на особое моральное мышление, сближаемое с интуицией (Дж. Роулс, Р. Нозик и др.)[9].

Нонкогнитивисты либо подобно эмотивистам (добро есть эмоция) полностью отказываются от дескриптивизма и переходят на позиции иррационализма (А. Айер, Б. Рассел, Р. Карнап, Х. Рейхенбах, и др.), либо, признавая относительную правомерность дескриптивизма, защищают прескриптивизм (Р. Хэар и др.)[10].

Хэар не соглашается с дескриптивистами, которые, считает он, не в состоянии привести неоспоримые и достаточно веские доказательства в пользу своей точки зрения, и которые, к тому же, безосновательно преувеличивают констатирующую значимость моральных суждений; эмотивисты же, считает Р. Хэар, ошибочно полагают моральные суждения иррациональными.

Понятие «прескрипция» в переводе с латыни означает «предписание», т.е. в данном случае – моральные и этические нормы это некоторые предложения повелительного характера, изложенные в категорической форме.

Тем не менее, не все предложения повелительного наклонения представляют собой моральные императивы. Дело в том, что императивы в сущности своей онтологически базируются на общих правилах поведения, нравственных обязательствах индивида перед самим собой и обществом в каждой конкретной ситуации. В этом смысле речевой акт является прескриптивным только в тех случаях, когда он предъявляет одинаковые требования ко всем участникам коммуникации, и эти требования должны быть воплощены в жизнь каждым индивидуумом. Причём долженствование это само по себе базируется на категорическом императиве Канта. Поэтому-то моральным правилам должен следовать каждый, кто морален. В этом смысле они универсальны. Отсюда и название теории Р. Хэара – «универсальный прескриптивизм».

Сам Р. Хэар в своей книге «Язык морали», изданной ещё в 1952 году, писал по этому поводу буквально следующее:

«Если мы спросим человека “Каковы ваши моральные принципы?”, то единственным надёжным средством, благодаря которому мы сможем получить правдивый ответ на поставленный вопрос, будет простое наблюдение за поведением этого человека.

Он может, будьте в этом уверены, утверждать в разговоре, что придерживается самых высокоморальных принципов, которыми в действительности полностью пренебрегает. Но это может быть выявлено только тогда, когда известны все подробности тех или иных ситуаций, в которых он сталкивался лицом к лицу с выбором или решениями между альтернативными вариантами действий, между разными ответами на вопрос “Что я должен делать?” которые эксплицитно демонстрируют, какими принципами поведения он в действительности руководствуется.

Причина, по которой действия специфическим путём открывают нам подлинные моральные принципы человека, это функця моральных норм указывать правила поведения. Язык морали – разновидность предписывающих языков. И это то, что делает этику трудной для разного рода исследований: вопрос “что я должен делать?” один из тех вопросов, от ответов на которые мы не можем уклониться»[11].

Здесь обращается внимание на то, что мы уже упоминали выше: поступки, совершаемые человеком, тогда являются моральными, когда соответствуют разного рода прескрипциям этики. А этическими прескрипциями являются как раз те суждения, которые одинаково справедливы для каждого, и побуждают всех поступать одинаковым образом в той или иной ситуации. Это явственным образом напоминает нам о категорическом императиве И. Канта.

В.А. Канке в своей книге «Основные философские направления и концепции науки» пишет по этому поводу:

«Сравним моральные суждения с суждениями науки. Предложения науки подчиняются некоторым правилам, но кто-то вольно или невольно их нарушает, каковы последствия – известно. Нечто аналогичное имеет место в случае моральных суждений. Нарушение правил морали приводит к моральной нерелевантности субъекта, он искаженно репрезентирует мир людей, их целей, ценностей, мотиваций – всего того, что впервые становится действенным в речевых актах»[12].

Таким образом, проанализировав данный фрагмент с применением метода герменевтики, мы эксплицируем следующие постулаты:

1) В.А. Канке, применяя методы компаративистики и аналогии постулирует, что моральные суждения и суждения науки являются разновидностями одной, общей для них категории – формализованных суждений (разработанных в соответствии с определёнными предписаниями);

2) Он утверждает, что формализованные суждения этики представляют собой моральные правила;

3) По его мнению, нарушение моральных правил приводит к несоответствию между субъектом действия и обществом, частью которого он является, поскольку моральные нормы установлены большинством, и члены данного социума, характеризующиеся аморальным поведением и различного рода девиациями, вредят ему и его репутации перед другим социумом;

4) Из этого следует, что моральные суждения полезны для общества в целом, и поэтому общеобязательны к исполнению, но при этом не все моральные нормы являются строго обязательными к соблюдению императивами (к числу которых в первую очередь относят естественные права человека, законы), которые общество охраняет силой, и поэтому частный индивид обладает свободой нарушать некоторые моральные прескрипции не боясь преследования со стороны общества, но при этом всё же нанося ему вред (создавая ощущение безнравственности в данном социуме, например: индивид игнорирует моральное правило «помогай обездоленному», проявляет неуважение к старшим, и т.п.).

Выводом из этого краткого анализа является уже озвученная нами аксиома прескриптивизма, которую В.А. Канке постарался обосновать: поступки, совершаемые человеком, тогда и только тогда являются моральными, когда соответствуют разного рода прескрипциям этики. А этическими прескрипциями являются как раз те суждения, которые одинаково справедливы для каждого, и побуждают всех поступать одинаковым образом в той или иной ситуации. При этом, что очень важно – этические прескрипции рациональны a priori.

Сообразовываясь с лейбницевским законом достаточного основания, приведём аргументы к тезису «этические прескрипции рациональны a priori». В самом деле, суждением a priori является некоторое суждение, покоящееся на спекулятивных абстракциях чистого разума, и полученное вне всякого опыта.

Суждение «наличие формализованных правил построения разного рода суждений в форме чётко структурированных предложений, уже само по себе говорит об их рациональном устройстве» является априорным, поскольку данное знание проистекает из самого понятия рационального, присущего всякой чётко организованной человеком структуре в соответствии с законами логики, вне пределов которых человек выйти не способен. Поэтому формализованный характер суждений этики открывает объективную возможность для их рационального рассмотрения. Таким образом, иррационализм исключается из рассмотрения.

Онтологические основания рациональности прескриптивных суждений покоятся на знании тех признаков, имманентных объекту познания, которые уже заложены в его понятии, и даны нам независимо от опыта столкновения с ним при помощи одной только дефиниции. В данном случае рациональность прескрипций этики выводится из формализованных правил построения моральных суждений.

Универсальность моральных правил не означает их всеобщность, ибо они всякий раз соотносятся с конкретной ситуацией. Исключительно в рамках последней эти правила универсальны. Моральные правила могут быть в высшей степени специфическими и сложными, все зависит от конкретной ситуации. Универсальность прескрипций ни в коей мере не ограничивает свободу человека, ибо сама эта свобода, если она только не злонамеренна, требует соблюдения некоторых правил. Моральный выбор, коротко говоря, требует работы разума человека с тем, чтобы «поступать наилучшим для всех образом». Это и есть путь рационального разрешения всех моральных вопросов[13].

Р.Хэар, анализируя проблемы этики, мыслит сугубо в рамках «философии обыденного языка», осмысляя логический характер моральных суждений и их прескриптивный характер. Вопреки классической традиции, характерной для неокантианцев, философов марбургской школы, и др., Хэар старается не рассматривать вопросы этики, наподобие «что я должен делать?», через призму метафизики или трансцендентализма. И это вполне объяснимо.

Чтобы объяснить данный подход, нам надлежит вспомнить об англо-австрийском философе прошлого века, Л. Витгенштейне. Заканчивая свой первый труд – «Логико-философский трактат», Витгенштейн написал: «О чём невозможно говорить, о том следует молчать»[14], намекая тем самым на то, что проблемы метафизики «запредельны» для обыденного языка, который по своей структуре ограничен, и сам собой ограничивает наше познание. Дело в том, что мы не способны выйти за пределы логической структуры языка. Это подводит нас к основной гносеологической аксиоме: «мы не способны понять то, что выходит за рамки логики языка».

Поэтому, пытаясь рассуждать о трансцендентном, мы, образно выражаясь, «бьёмся о прутья языковой клетки». В этой связи, в аналитической философии в целом, и логическом позитивизме в частности, укоренился строго рациональный подход к разного рода проблемам. Аналитическая философия предписывает исследователю уход из области метафизики, возвращение в реальный мир, который можно корректно выразить через язык, соблюдая формальные правила логики и построения предложений.




Дата добавления: 2015-01-29; просмотров: 19 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав




lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.012 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав