Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Графский, В. Г.- Интегральная (синтезированная) юриспруденция: актуальный и все еще незавершенный проект.

Контрольні запитання

1. Яке призначення програми Провідник?

2. Як запустити програму Провідник?

3. З чого складається вікно програми Провідник?

4. Як відшукати папку?

5. Які є способи відшукання дій з об’єктами?

6. Як об’єднати у групу всі об’єкти?

7. Яке призначення клавіші F3 у програмі ТС?

8. Яке призначення клавіші F4 у програмі ТС?

Графский, В. Г.- Интегральная (синтезированная) юриспруденция: актуальный и все еще незавершенный проект.

Юриспруденция в качестве сводной научной дисциплины появляется лишь в конце средних веков. Она приходит на смену юриспруденции как владению навыками профессионального юридического мастерства. В античном Риме широкое хождение имел термин «юриспруденс» (jurisprudens), которым обозначали знатока права, причем его синонимом было слово «юрисконсульт» (jurisconsultus). Римская традиция была ориентирована на изучение юридических казусов, а не понятий—терминов—принципов. Поэтому отыскание права было делом prudentia — разумного, зрелого решения. Определенную роль здесь выполняла формальная логика, но римляне не были готовы признавать за логикой и систематикой слишком большое значение или автономность при восприятии или обработке правовых конструкций и норм.

На первых порах обновленная средневековыми юристами учебная и практическая дисциплина сконцентрировала свое внимание на вопросах схоластически упорядоченного изучения римского и национального законоведения, а также изучения и комментирования судебной практики (в частности, так дело обстояло во Франции). Только на рубеже XVI—XVII вв. она оформилась преимущественно как наука о праве и лишь отчасти сохранила этимологически заданный самим термином смысл: деятельность, нацеленная на обеспечение правового благоразумия (от лат. jus — право и prudentia — благоразумие, рассудительность, а также предвидение). В этом своем значении юриспруденция более всего сближается со смыслом русскоязычного термина «правоведение».

После второй интеллектуальной революции, произошедшей в XVIII в. (первая ознаменовалась переходом от первобытного мифологического мышления к логико-понятийному), в социально-философском восприятии общества, государства и права, их природы и эволюции и соответственно в юриспруденции произошел подъем и быстрое падение рационализма. Это привело к разобщению естественно-правовой («универсальной») и позитивной юриспруденции (последняя некоторое время существовала под именем «цивильной юриспруденции»).1 Тогда же был поставлен вопрос о создании «науки юриспруденции», которая отказывается признавать наличие «естественного» права в пользу признания права «разумного» (И. Бентам). К данному периоду относится также широкое использование комплексного метода истолкования правовых норм, в котором особую роль стала выполнять история права. Последняя, хотя и продолжала исполнять служебную функцию по отношению к теории и догматическим построениям, тем не менее выходила за пределы этих областей и сказалась на общем складе мышления юристов.

В частности, история права «предостерегала от презрительного отношения к фактам, которое царило в школе естественного права и приучала мыслить эмпирически (с учетом данных накопленного опыта) и индуктивно (путем наведения на обобщения и выводы)». «Если рационализм отправлялся от априорных (доопытных и даже внеопытных) посылок и из них дедуцировал целую систему права, то индуктивное и эмпирическое мышление, напротив, отправлялось от наблюдения фактов и путем наведения отвлекало от них общие положения, в которых выяснялся смысл фактического материала» (Ф. Тарановский). Таким способом позитивная юриспруденция при помощи изучения истории устанавливала свои основные дефиниции и понятийные конструкции, которые затем делала предметом общего законоведения (энциклопедии законоведения, энциклопедии права). Понимание истории было в то время эмпирическое, летописное, в лучшем случае прагматическое. Соответственно, и эмпирические обобщения предмета общего законоведения не шли дальше прагматического перечисления основного содержания отдельных юридических дисциплин.2

В течение XIX в. юриспруденция как наука о праве была значительно потеснена учебно-обобщающей правоведческой дисциплиной, получившей название «энциклопедия права». Начиная с рубежа XIX—XX вв. и вплоть до настоящего времени юриспруденция сосуществует и в определенной мере конкурирует на ниве юридического просвещения с общей теорией права, которая, в свою очередь, пришла на смену энциклопедии права. Сохраняется также узкий смысл юриспруденции как синонима судебной практики и отождествление ее с философией права или с какой-либо из общих теорий права, среди которых так или иначе можно выделить доминирующую теорию, или, используя терминологию Р. Дворкина, «господствующую теорию права» (the ruling theory of law)}

Уходящий XX век стал веком колоссального роста социального знания в самых разных областях обществоведения, включая и правоведение. По самым скромным подсчетам, право изучается сегодня тремя с лишним десятками общетеоретических и исторических, а также отраслевых и прикладных дисциплин. Если сюда присовокупить юридические науки междисциплинарного характера (философия права, социология права и др.), то число дисциплин значительно возрастет. В этой усложненной для правопознания и, соответственно, для правоприменения ситуации с особенной остротой встает вопрос о способах обзора юридических наук в их связи со всем человековедением и обществоведением, а также в их взаимной связи между собой.

По ряду причин общая теория государства и права эту роль выполнить не в состоянии, поскольку она стоит в ряду наук теоретических и исторических и ко всем другим наукам — отраслевым (гражданское право, карательное право и др.) или прикладным (правовая статистика, судебная медицина и др.)— имеет лишь самое косвенное отношение. Такую роль в состоянии выполнить дисциплина наподобие старинной энциклопедии права либо некоей новой юриспруденции, которая окажется в состоянии включить в себя основы знаний о праве (правовой теории с общими принципами, понятиями и с различениями правового и неправового) и правовой практике в их связи с обществознанием и общественным бытием, с индивидуальными и групповыми запросами людей, живущих и работающих в сильно изменившихся (по сравнению с предшествующими историческими эпохами) социальных условиях конца XX — начала XXI в.

На пути к синтезированной (интегральной) юриспруденции

Попытки упорядочения и гармонизации юридических знаний в рамках единой теоретико-познавательной и практической дисциплины предпри­нимались неоднократно, но сколько-нибудь длительного и устойчивого эффекта не имели. Эти попытки сопутствуют специализированной юриди­ческой мысли с самого ее зарождения — в особенности с момента логико-понятийного оформления знаний о мире, общественной и политической жизни, о правах и законных обязанностях человека в семье, роде-племени и затем в государстве. Средневековая юриспруденция стала первой концентрированной формой всеохватывающей науки о праве. Впоследствии ее последовательно сменяли энциклопедия права, общая теория права, в некоторых вариантах с включением в последнюю также науки о государстве. Так появились, в частности, курсы общей теории права и государства в истолковании Л. И. Петражицкого (1910), Г. Кельзена (1954), а также курсы теории государства и права в традиции советского марксизма.

Античное правоведение усилиями греческих философов и римских юристов наиболее последовательно и многосторонне обсудило природное (божеское и человеческое) происхождение и назначение права в социальной жизни человека, и, в частности, в законопослушном поведении граждан древних городов-государств. Их выводы и обобщения пребывают в определенной, в том числе идейной и концептуальной, преемственной взаимосвязи с философскими и мифопоэтическими представлениями народов других древних регионов мира — Месопотамии, Египта, Палестины, Индии и Китая. Особенно близкими и созвучными им были темы справедливости устанавливаемых законов, а также признание их важной роли в деле защиты слабых от сильных и беззаконных, тема о божественном происхождении либо божественной санкции устанавливаемых законов и многое другое.

Объединение проблематики божественно-природного и человеческого в политических законоустановлениях стало одним из важных универ­салистских направлений в древневосточных и античных философствованиях о природе и назначении права. Другим направлением подобных размышлений и обобщений стало обсуждение благоустроенности государств и, в частности, проблемы выбора «верного пути» для государства, а также того, что считать «полезным для общего дела» с последующим итоговым заключением, например, о том, что «приличие требует подчинения закону, власти и умственному превосходству» (Демокрит). Еще одной важной объединяющей темой для древнегреческого и римского правоведения стала проблема справедливости власти в ее связи с правдой-справедливостью, пользой и красотой (Гераклит), с пользой сильнейшего (Фразимах), с подчинением законам государства (Антифонт), с разумностью требований законов (Платон) и воспитательным воздействием существующих или рекомендуемых законов (Аристотель).

Наибольшей упорядоченностью и синтезированностью общей трактовки права как масштаба (меры, мерила) справедливости отличается теоретическая позиция Аристотеля, самого универсального мыслителя в классической античной политической философии, стремившегося пред­ставить эту философию как науку (эпистемис) и как умение (динамеос), взаимосвязанные общей заботой о благе. Ни одна наука не существует ради зла, утверждал Аристотель, но делал это не без оговорки. Природа, рассуждал философ, дала человеку в руки оружие — умственную и нравственную силу, а ими вполне можно воспользоваться и в обратную сторону.4

Науки имеют дело с общим, поскольку они предполагают способность охватить предмет умозрением, что возможно только с помощью общего правила, которое, в свою очередь, предполагает способность в распознавании этого общего с помощью особого внимания и рассудительности и, вдобавок, способности (умелости) в других делах. Так, например, законодательному искусству надобно учиться не по наставлениям комментаторов, а у самих государственных мужей. Законодательное искусство в этом смысле, как и другие искусства, предполагает овладение знанием (наукой) и умением одновременно.

Более всего философа беспокоила необходимость и забота о том, чтобы «философия, касающаяся человеческих дел, получила по возможности завершенность и полноту». Эта философия охватывает и область государственного устроения. Сопоставляя государственное устройство, следует постараться, советовал философ, «охватить умозрением» те причины, которые «сохраняют или уничтожают государство вообще и какие служат сохранению и уничтожению каждого вида государственного устройства, а также по каким причинам одними государствами управляют хорошо, а другими плохо». Для чего необходим именно такой вариант обсуждения политического опыта людей? Ответ составлен следующим образом: «Ведь охватив это умозрением, мы скорее, наверное, узнаем, какое государственное устройство является наилучшим, каков порядок при каждом государственном устройстве, какие законы и обычаи имеют в нем силу».5

Таким образом, умозрительный охват политики есть составная часть философствования по вопросам человеческих дел в самых различных вариантах их существования — в общении социальном, политическом, умственном, нравственном, а также семейном и государственном. Таким выглядит античный философско-политический мировоззренческий универсализм в замыслах и, отчасти, в исполнении Аристотеля.

Наибольшую преемственность с аристотелевским универсализмом демонстрируют не средневековые юристы, а политические философы Нового времени. Среди них заметно выделяется Ф. Бэкон — философ, естествоиспытатель, заявивший о необходимости создания Нового (послеаристотелевского) Органона, а также государственный муж (лорд-канцлер, стоявший во главе Суда справедливости) и автор ряда публикаций по вопросам правоведения и законодательной политики.

В трактате «Великое восстановление наук» он в известном согласии с Аристотелем утверждал, что правовые вопросы нужно рассматривать с философской и юридической точек зрения и с позиций политических деятелей. Именно последние прекрасно знают человеческую природу и природу общества, а также природу общественного блага, естественной справедливости, нравы различных народов, различные формы правления и способны выносить суждения на основе принципов и положений как естественной справедливости, так и политики (общественной пользы). Он считал также необходимым в каждой отдельной области права выявить некий символ и идею справедливости с тем, чтобы «извлечь критерий для оценки достоинства законов любого государства и попытаться их исправить».6

Ф. Бэкон призывал не смешивать юридическую науку с юридической практикой, а в общеобразовательной юридической литературе различал шесть видов «вспомогательной литературы» в широком смысле этого термина: институции (наставления), литература о значении терминов, о юридических правилах, древние законы, суммы, процессуальные формулы. При этом особую роль отводил знакомству со словарем юридических терминов.

Юриспруденция как «стройная система» знаний становится предметом обсуждения еще одного универсального ума начала Нового времени в лице Гуго Греция. Право предстает в его изображении такой системой, которую можно изложить в целом и в некоем последовательном порядке, а также в сокращенном изложении либо в изложении с комментариями. Для Греция также характерно стремление придать каждой отрасли права научную форму. Имелись в виду прежде всего такие отрасли, как право римское, право отечественное (внутригосударственное) и право, которое «определяет отношения между многими народами или их правителями и которое имеет своими источниками самую природу или установлено законами божескими, или же введено нравами или молчаливым соглашением». Подобное фиксирование научной формы необходимо проделать, «тщательно отделив то, что возникло путем установления, от того, что вытекает из самой природы». И все это делается для того, чтобы «прийти на помощь юриспруденции».

Для превращения юриспруденции в стройную систему «жрецам истинной справедливости» надобно, по мнению голландского философа, изложить отдельно естественную, неизменную часть юриспруденции и выделить затем то, что имеет источником свободную волю. Юриспруденцию следует излагать в виде совокупности учений о законах, податях, должности судей, истолковании воли, достоверности фактических обстоятельств. При этом важную роль выполняет надлежащий способ изложения. Например, все право войны и мира как науки, касающейся союзов, договоров, соглашений народов и государей с иноземными народами, должно излагать в такой последовательности: учение о происхождении права, отдельные проблемы и понятия, толкование правовых актов, четкое различение сфер естественного права, божественного права, права народов, внутригосударственного и канонического права, а также сборники юридических казусов («вопросов совести»).7

Значительным уточнением общих возможностей и конкретной практической роли знания в делах законоведческих стало впоследствии социоло­гическое восприятие и истолкование законов и способов властвования. У истоков этой позиции в Новое время стоит Ш. Л. Монтескье, который в своем фундаментальном исследовании «духа законов», создаваемых людьми, сделал следующее весьма нелестное высказывание о пользователях законов, которое не утратило своей критической оправданности и в наше время. Он точно так же, как Аристотель и Ф. Бэкон до него, полагал, что «изучение людей дает ключ ко всему бесконечному разнообразию их законов и нравов», причем каждый частный закон в каждом случае связан с другим частным законом или зависит от другого, более общего закона. Дух законов — это, скорее, дух эпохи, например, античной, средневековой или новой. Конструкция духа законов (эпохи) — необходимое условие для усвоения определенной исторической эпохи и для того, в частности, «чтобы случаи, существенно различные, не принимать за сходные и не просмотреть различий между теми, которые кажутся сходными». Необходимые для этого принципы различения автор выводит «не из своих предрассудков, а из самой природы вещей».

Усилиями И. Канта и Г. В. Ф. Гегеля юриспруденция (наука о праве) обособляется от философии (метафизики, философской науки) права и выдвигается ряд аргументов в пользу именно такого обособления. И. Кант считал, что совокупность законов, для которых возможно внешнее суще­ствование, и составляет предмет учения о праве, причем учение о праве может стать также юриспруденцией. Без объединения его с юриспруденцией оно остается всего лишь узкой юридической наукой (jurisscientid). Название «юриспруденция» относится прежде всего к систематическому знанию в виде учения о естественном праве (jus naturale), хотя правовед, по мнению И. Канта, должен в этом учении давать «неизменные принципы всякого положительного законодательства». Таким образом, учение о праве подразделяется И. Кантом на учение о положительном законодательстве, учение о праве естественном, а также на часть этого учения о праве, объединенную с юриспруденцией. Отдельно существует эмпирическая правовая практика. Учение о праве — это метафизические начала учения о праве в его связи с метафизическим учением о добродетели (т. е. его связи с этикой) и учением о естественном праве. В конечном итоге кантовская философия права предстает преимущественно как метафизика права.

Г. В. Ф. Гегель несколько видоизменяет конструкцию философии права. Во-первых, философия права (он именует ее философской наукой о праве) у него представляет собой часть философии, а сама философская наука о праве имеет своим предметом идею права — понятие права и его осуществление. Во-вторых, он резко обособляет философскую науку о праве от рассудочной науки о праве, в которой были так сильны римские юристы в древности, а в Новое время такие величины, как Г. В. Лейбниц. Различие между философской и юридической науками о праве проходит по линии удовлетворения или игнорирования «требований разума». Существенным свойством науки о праве является «последовательность умозаключений из данных принципов» и схожесть ее в этом смысле с математикой. Однако, как показывает опыт Рима, «именно непоследовательность римских юристов и преторов следует считать одним из величайших достоинств, которые позволяли им отступать от несправедливых и отвратительных институтов» (например, от тиранической власти главы семейства).8

За последние два века человеческой истории господствующим юридическим мировоззрением стал юридический позитивизм с его ярко выраженной тенденцией придавать праву преимущественно практический уклон, с признанием в качестве права лишь «писаного закона, заверенного подписью и печатью законодателя».9 Юридический позитивизм в значительной степени потеснил позиции естественно-правовой доктрины, которая хотя и соперничала на протяжении истории с юридическим позитивизмом, но лишь в редкие периоды возвышалась до положения доминирующей и высоко авторитетной. Соперничество двух подходов иногда смягчалось попытками их сближения или синтезирования — особенно в крупных философских и научно-философских системах — начиная от Аристотеля и Фомы Аквинского до Ф. Бэкона и Г. Спенсера.

Контуры синтезированной (интегральной) юриспруденции

В русской философской мысли уникальный опыт построения синтетической философии принадлежал Вл. Соловьеву, который объединяющим, синтезирующим принципом своей философской системы сделал начало равновесия и гармонии. Тем самым он продолжил давнюю традицию построения живого синтеза философии, начатую Пифагором с его идеей гармонии, Сократом с его гармонизацией принципов счастья, пользы, добродетели, долга, подчинения божественной воле, а также христианством с его идеей равновесия двух миров — мира идеальных сущностей и мира чувственной реальности.10

Синтетическая философия Вл. Соловьева послужила благодатной почвой для выдвижения концепции синтетической теории права и государства А. С. Ященко (1877—1934) и, по всей видимости, сказалась на модели интегральной культуры П. А. Сорокина (1889—1968).

Суть назревшей потребности в области юриспруденции и философии права А. С. Ященко сформулировал с учетом своего опыта изучения истории и теории права. В 1912 г. в «Журнале Министерства Юстиции» появилась его статья с характерным названием «Синтетическая точка зрения в юридических теориях». Она начиналась следующими словами: «Изучая историю и современное состояние общей юриспруденции и философии права, мы постоянно встречаемся с одним общераспространенным фактом, — именно, всякая юридическая теория обыкновенно стремится очень последовательно провести и обосновать какую-нибудь одну точку зрения; точка зрения эта принимается в большинстве случаев очень односторонне, с исключением всякой другой. Неудивительно поэтому, что юридические теории расходятся между собою в самых разнообразных и существенных вопросах и, прежде всего, в изначальном и коренном вопросе о природе права».11

Подобное положение возникает, по мнению автора, вследствие того, что обычно от целого (целостного видения) «отвлекаются» частные идеи, особые стороны и элементы всеединой идеи и утверждаются в своей исключительности, теряя при этом свой истинный характер. Односторонне отмечая в юридическом явлении один момент, принимают часть за целое. В итоге возникает неадекватность юридических определений, их отвлеченность и односторонность. Так, видят в правовых нормах только разграниченную внешнюю свободу и строят на этом индивидуалистическую теорию права, либо видят во власти только проявление господствующей воли и конструируют волевую теорию власти. В итоге индивидуалистические теории права отказываются признавать в праве выражение общественной функции охраны общего интереса, а волевые теории власти не хотят заметить во власти момента сознательного признания и добровольного подчинения. Демократическая теория правления оказывается не в состоянии принять и даже понять, что правительственная власть не просто и не только исходит от народной воли, но и носит в самой себе источник своего авторитета, и что не все можно в природе правительственной власти свести к воле лиц, которые, между прочим, ей подчиняются.12

Свою непосредственную задачу автор видел в том, чтобы склонить своих коллег к такому пониманию природы права, которое охватило бы все существующие теории «в их односторонней правильности». Это понимание возможно и оно дается «синтетической идеей равновесия», которая, по Вл. Соловьеву, выражает самую существенную особенность права. А равновесие подразумевает «принудительное равновесие между интересами личной свободы (т. е. проявлением личной воли) и интересами общественного блага». Синтетическая идея равновесия приводит, по мнению автора, к признанию относительной справедливости враждующих теорий права. В монографии «Теория федерализма: опыт синтетической теории права и государства», изданной в том же году, А. С. Ященко вслед за Вл. Соловьевым объявляет ложным дуализм естественного и положительного права. Естественное право есть всего лишь логическая, рациональная сущность права, исторически реализуемого в зависимости от совокупности исторических условий и прежде всего от нравственного сознания общества. В этом смысле естественное право тоже есть положительное (а не измышленное) право.13 Нет двух прав, положительного и естественного, а есть одно право, как есть одна нравственность, в которой естественная нравственность не противопоставляется положительной. Что касается философского осмысления этого мнимого дуализма, то на сей счет имеются весьма выразительные примеры. Можно быть позитивистом в философии и сторонником дуализма в праве. Таковой является, в частности, позиция О. Конта и, в особенности, Г. Спенсера.14

Интересной задачей для теоретика-юриста является проведение такой же синтетической точки зрения по отношению к ряду других тоже спорных юридических конструкций, например, к существующим взглядам на разделение властей, децентрализацию, природу федеративных государств. Например, теоретическая контроверза о конституционном принципе разделения властей предполагает ответы на следующие два вопроса: являются ли власти в парламентарных государствах действительно разделенными, как утверждают большинство французских и английских авторов, или, по мнению немецких писателей, государственная власть всегда должна быть нераздельной, как воля юридического лица государства. А. С. Ященко полагает, что нет ни разделения власти в точном смысле слова, ни строгого ее единства как единой воли, а есть синтез властей, их совместность и уравновешенность. Своеобразна природа юридических явлений и в федеративном государстве — суверенитет здесь не у центральной власти и не у частей федерации, а «в корпоративной неразрывности центральной власти и федеративных властей, действующих согласно».15

Следующей вариацией на тему синтезированной юриспруденции стала общая теория права П. А. Сорокина, который свое социологическое видение природы и функционирования права превратил в своеобразный вариант синтезированной (интегральной) юриспруденции.

Обозревая все возможные социальные проявления права, П. А. Сорокин конструирует комплексную характеристику права, которую сводит к следующим трем основным измерениям: право как правило поведения; затем, как правила и нормы, данные в психике в виде правовых убеждений; наконец, как правовые убеждения, реализованные и объективированные в источниках права, различных институтах политической организации общества. 16

Подобное обсуждение проблематики природы и назначения права носит одновременно и комплексный, и синтезирующий характер. Нацеленность на такого рода синтезирование составляет весьма примечательное методологическое намерение в русском правоведении начала века, в особенности, в традиции комплексного социологического изучения и истолкования права.

Социологическое отображение природы и назначения права в исполнении П. А. Сорокина оказалось особенно многоаспектным. Подобная нацеленность на сводное и цельное обобщение исторических, социокультурных и методологических сведений о феномене права уже получила в литературе рассматриваемого периода название синтетического подхода в виде синтетической теории и синтетической истории права. Об этом направлении П. А. Сорокин был хорошо осведомлен еще в начальный период своей научно-исследовательской работы. Так, в 1913 г. он публикует рецензию на фундаментальный труд А. С. Ященко «Теория федерализма», который имел подзаголовок — «Опыт синтетической истории права и государства».

Одним из важных аспектов рассматриваемой темы стало обсуждение возможности конструирования особым образом синтезированной и в конечном итоге сведенной воедино юриспруденции. В 1946 г. американский историк правовых теорий Джером Холл употребил термин «Интегративная юриспруденция» для того, чтобы оттенить ее синтезирующую нацеленность и принципиальную новизну. Он отметил ее неоспоримые достоинства в сравнении с существующими «партикулярными» юриспруденциями, в частности, юридическим позитивизмом (включающим концепции Дж. Остина и Г. Кельзена), американской школой реалистов, номиналистской юриспруденцией (юриспруденцией дефиниции), социологической юриспруденцией и др. В свое время один из основателей юридического позитивизма Дж. Остин различал «партикулярную» и «общую» (универсальную) юриспруденцию. Первая олицетворяла для него научную дисциплину, изучающую отдельную национальную правовую систему, тогда как общую юриспруденцию он видел в науке, имеющей дело с принципами, нормами и различениями, которые присущи различным системам партикулярного (национального) и всякого иного позитивного права.17

Однако эта классификация Дж. Остина была поставлена под сомнение. Подобно тому, как не существует партикулярной геологии наряду с общей геологией, так не существует и партикулярной юриспруденции. И, тем не менее, полагает Дж. Холл, все существующие правовые философии и теории страдают существенным недостатком, который следует назвать «партикуляризмом». Это происходит в связи с тем, что в современной юриспруденции получает признание и распространение изощренное обособление ценностей, фактов и идеи (формы). Этот партикуляризм имеет место не только в юридическом позитивизме, но также в теории естественного права и многих других.

Интегративная юриспруденция призвана исправить эту серьезную ошибку и стать, таким образом, «адекватной юриспруденцией», которая будет средоточием переосмысленных простых и неизменных идей, способных выдержать испытание интеллектуальной критикой, стать комплексной и совместимой со многими правовыми философиями, в каждой из которых содержится много истинных доводов и утверждений.

Интегративная юриспруденция будет мостом, перекрывающим пропасть между юридическим концептуализмом (юридической догмой) и юридической социологией. Она даст новое истолкование процессам специализации в юриспруденции. Она сама в итоге будет синтезом таких подразделений юриспруденции, как правовая аксиология (т. е. философия права, теория естественного права), социология права и формальная (догматическая) юридическая наука (аналитическая юриспруденция). Еще одним подразделением ее станет правовая онтология, которая во многом уже сформирована создателем «чистой теории» права Г. Кельзеном. Вот это синтезированное образование и будет соответствовать базовым потребностям общей юриспруденции — юриспруденции интегративной, адекватной. Эта юриспруденция не есть порождение мира общеупотребимых юридических дефиниций, она есть конструктивный набор основных идей, которые образуют относительно адекватную правовую философию. Проблема здесь не в том, что предстоит выбор между откровенным партикуляризмом, который всячески избегает юридических актуальностей, и гораздо более адекватной правовой философией, которая иным может показаться отмеченной печатью мистицизма. Вряд ли стоит в этой ситуации напоминать, заключает Дж. Холл, что традиционный формально-юридический догматизм занимает столь прочные господствующие позиции в юриспруденции, что отпадают все сомнения в том, что создание адекватной юриспруденци предстает в сравнении «более рискованным предприятием» (the more venturesome endeavor).18

В работах американского историка права и правовых теорий имеется немало других наметок, связанных с обеспечением большей открытости юриспруденции в ее взаимоотношениях с другими общественными дисциплинами, например, с политической теорией. Он обращает также внимание на новые возможности современного сравнительного правоведения, которому стал вполне доступным сравнительный анализ правового опыта Запада и стран Дальнего Востока, в том числе перспектива oti 1скания черт сходства в этом опыте еще до того периода, когда некоторые из стран стали реципировать европейское кодифицированное право (Япония, Корея и др.).

Своеобразной позиции в вопросе о путях созидания современной интегративной (синтезируемой) юриспруденции придерживается Г. Дж. Берман. Размышляя над этими вопросами на протяжении длительного времени и делая это, по его собственному признанию, параллельно с усилиями Дж. Холла и даже не ведая, что термин «интегративная юриспруденция» уже был введен, он приходите 1988 г. к убеждению, что синтезируемая юриспруденция должна представлять собой «философию, объединяющую три классические школы: правовой позитивизм, теорию естественного права и историческую школу», так как «каждая из этих трех конкурирующих школ выделила одно из важных измерений права, исключив прочие, и... смешение нескольких измерений в одном фокусе, во-первых, возможно, и, во-вторых, важно».19

В настоящее время интегральная юриспруденция может быть представлена в двух вариантах ее восприятия и истолкования — в узком и широком смыслах. Под интегральной юриспруденцией в узком смысле следует подразумевать интегральную (т. е. прежде всего — объединяющую и упорядо­чивающую в некоем варианте урегулированного поведения участников правового общения) функцию правового знания и интегрирующую способность самого права (в виде правового обычая либо закона), а также аналогичную функцию просвещающего либо практикующего правоведения как определенного способа упорядочивания знаний и сведений о праве, законах и правовых обычаях.

В широком смысле — это синтезирующее правоведение, существующее благодаря упорядочению наиболее полезных и перспективных способов приобщения к юридическому знанию, юридическому воспитанию и мастерству в пользовании правами, включая пользование текстами законов, процедурами и важнейшими принципами и аксиомами правопонимания. В таком правоведении вновь будет поставлена (вслед за Вл. Соловьевым) и разъяснена проблема непременного присутствия в правовом требовании некоего «минимума добра» или (вслед за английским правоведом Г. Л. Хартом) «минимума естественного права». Эта своего рода обобщенная юриспруденция призвана вполне определенно ориентировать начинающего знатока законов в тех знаниях и умениях, которые наиболее полезны и необходимы не только в момент обучения и приобщения к практике, но и в последующем, например, через десять—двадцать лет после учебы.

Современное правовое мышление отмечено усложнением своих свойств и характеристик не только под влиянием обилия дисциплин и отраслей, но также множащихся уровней упорядочивающей и проясняющей мысли. По обобщению Вернера Кравеца из Мюнстерского университета, совре­менное правовое мышление может быть измерено семью уровнями анализа и обобщений, которые пребывают в определенной логической и отчасти иерархической связи между собой. Вот эти уровни: 1) правовая практика; 2) практическая (догматическая) правовая наука; 3) юристическое (догматическое) учение о методе; 4) всеобще учение о праве (теория права); 5) лингвистика, правовая лингвистика, социолингвистика; 6) социология, правовая социология; 7) философия, правовая, политическая, социальная философия, новая онтология, деонтология, эпистемология, лингвистическая философия, правовая логика. Все эти семь рядов-уровней пребывают в определенной взаимосвязанности и взаимозависимости на двусторонней и многосторонней основе.20

Крупнейшими проблемами и необходимейшими сведениями в рамках обобщенной (интегральной, синтезированной) юриспруденции в настоящем и предвидимом будущем могут считаться такие, которые проясняют юристам-профессионалам и простым гражданам причины и следствия бездействия принимаемых в большом количестве законов — начиная от общеустроительных (конституционных) и заканчивая отраслевыми законами и подзаконными актами. Здесь уместны также здравые и реалистические суждения (наряду с комплексными междисциплинарными обобщениями) относительно причин и следствий несовершенства законодательной техники и политики, о взаимосвязи несовершенств законодательства с уровнем правосознания либо с определенной и не всегда бескорыстной заинтересованностью различных слоев и классов общества. Ибо, как уже неоднократно было подмечено классиками теории и практики законодательного искусства, — «люди не ангелы» (Дж. Мэдисон). Особенно велика стабилизирующая, внушающая уверенность в защитном действии принятых законов роль исторически сложившейся правовой культуры или, напротив, деструктивная сила правового бескультурья, проявляемых на уровне лиц и коллективов, а также полномочных держателей власти из числа работников государственных и иных социально-обремененных учреждений.

Следующей крупной и остающейся не проясненной должным образом проблемой современного теоретического и практического правоведения является проблема взаимосвязи права и морали. Необходимо также более тщательно обсудить сложившееся разделение труда между философией права и теорией права. По мнению профессора юриспруденции Оксфордского университета Р. Дворкина, «философии права являют собой... обычно несбалансированные теории права; они сосредоточены обычно на структурных элементах и почти ничего не сообщают о силе права».21

Юриспруденция, измеряемая в традиционном ракурсе исторического, теоретического и практического правоведения, может быть дополнена такими характеристиками, которые выглядят оправданными лишь с позиций целостного социокультурного и тем самым междисциплинарного подхода к изучению права и правоведения. С этих позиций вполне оправданным становится изучение права в его взаимосвязи с культурно-философским, социолингвистическим, литературно-художественным и эстетическим контекстом формирования и применения права, не говоря уже о связи права с политическим и политико-информационным контекстами его существования и распространения.

Здесь особенное значение приобретают современные тенденции и традиции в области изучения права, просвещения его пользователей или начинающих профессионалов в области надлежащего исполнения предписаний закона или правовых требований. Особенно неприглядна ситуация, при которой наставники в правоведении довольствуются лишь сиюминутными выгодами от повышенного спроса на учебную или практическую рекомендательную литературу. Обнадеживающих перспектив в этом деле ожидать пока не приходится, а госбюджетное финансирование и соответствующие гарантии выглядят явно недостаточными в сопоставлении с учетом действительно назревших потребностей в литературе подобного жанра. Подобному направлению исследований нет поддержки ни в среде меценатов, ни в сколько-нибудь авторитетных суждениях так называемого общественного мнения. Как уже было подмечено еще в самом начале современной эпохи потребительства и всяческого гедонистического практицизма, «век рыцарства канул в прошлое; мы живем в век софистов, экономистов и счетных машин» (Э. Берк).

Обновленная юриспруденция может быть охарактеризована, таким образом, как упорядоченное представление о происхождении и назначении правовых обычаев и законов, избираемых в течение времени людьми и обществом в целях обеспечения в настоящем и будущем прав и обязанностей людей в процессе их заинтересованного лично-имущественного и политического общения в обстановке гарантированного равноправия его участников, а также в обстановке порядка, согласия, благосостояния и справедливости.

Оживленная работа над концепцией интегральной юриспруденции приходится на периоды особой интенсивности в жизни самой науки либо под влиянием иных обстоятельств. Первая волна социологизации юридической науки в конце XIX — начале XX в. прошла со значительными синтезаторскими последствиями для общественного статуса теории естественного права и юридического догматического позитивизма (Вл. Соловьев, А. С. Ященко, П. Г. Виноградов, П. А. Сорокин и др.). Вторая волна, навеянная подъемом бихевиоризма и психоанализа, а также мрачным опытом тоталитарных режимов, вызвала очередные перемены во взаимоотношениях позитивистских юридических теорий и философии права. Эти перемены отчасти приняты во внимание при выдвижении Дж. Холлом аргументации в пользу интегративной юриспруденции.

Опыт философов-системосозидателей всех исторических эпох убеждает в том, что широта взгляда на ту или иную комплексную проблему право­ведения уменьшает остроту конфликтности противоположных мнений, и потому у одного и того же мыслителя-системосозидателя можно встретить не только обособленный анализ, но и примиряющий синтез таких мнений. Если мы обратимся к анализу способов истолкования противоположности позитивных и естественных законов, права и морали в обобщающих трудах Аристотеля или Фомы Аквинского, Ф. Бэкона или И. Канта, то без особого труда обнаружим эту тенденцию к сближению и синтезаторскому истолкованию самых отдаленных тем или проблем.

В настоящее время потребность в новом осмыслении сложившейся ситуации в правоведении вызывается совокупностью запросов и ожиданий, более настоятельных и драматичных, чем прежде. Предоставим возможность высказаться по этим вопросам известному у нас благодаря переводам американскому историку и философу права Г. Дж. Берману. В предисловии к русскому изданию своей фундаментальной работы «Западная традиция права» он позволил себе сделать такое обобщение: «Мысль, что западная традиция права в XX в. переживает кризис, равного которому еще не было, никак нельзя научно доказать. Это интуитивное ощущение. Я могу только засвидетельствовать, что я чувствую, что человек Запада находится в гуще беспрецедентного кризиса правовых ценностей и правовой мысли».22

Следует обратить внимание, что критическая ситуация в праве и культуре западных обществ была зафиксирована давно и современное течение событий в этой области лишь подтверждает самые, казалось бы, радикальные критические обобщения. Еще в 20-е годы П. А. Сорокин резюмировал, что каждый значительный аспект жизни, организации и культуры западного общества находится в чрезвычайном кризисе и мы, резюмировал ученый, живем, по-видимому, между двумя эпохами — «умирающей чувственной (секулярной) культурой нашего великолепного вчера и наступающей (новой) культурой творческого завтра». Обращаясь к осмыслению ситуации, сложившейся к середине века в области этической и политической жизни, он еще раз констатировал эту кризисную тенденцию: «Если ни религиозные, ни этические, ни юридические ценности не контролируют наше поведение, что тогда остается? Ничего, кроме голой силы и обмана. Отсюда современный моральный цинизм, нигилизм и принцип "сила есть право"».23

В оценке ближайших перспектив позиция Г. Дж. Бермана выглядит еще более пессимистичной. Он резюмирует складывающиеся тенденции в правоведении в таких словах: «...право все меньше воспринимается с точки зрения истории и все больше — с точки зрения политики или нравственности, в то время как историческая юриспруденция, которая одна способна объединить юридический позитивизм и теорию естественного права, почти исчезла из нашей философии права».24

Новые грани кризисной ситуации в условиях исторической стадии, именуемой постмодернизмом, выявляет возникшее в конце 70-х годов идейное движение, известное как «Движение за критическое исследование права» (Critical Legal Studies Movement). Один из тезисов этого весьма скептического и нередко нигилистического подхода к праву сводится к следующему: поскольку социальная жизнь в гораздо большей степени усложнилась и стала гораздо более иррациональной, чем это предполагает существующая манера ее законодательного регулирования, то все соответствующие юридические доктрины и теории обречены на весьма поверхностные суждения и обобщения.25

П. А. Сорокин, как и некоторые другие высокоавторитетные исследователи истории культуры и цивилизаций, обретают надежду на лучшие времена в результате размышлений над всемирно-историческим опытом преодоления кризисов. Они также принимают во внимание необыкновенную жизнеспособность некоторых культурных обретений и традиций.26 Перечислив основные проявления нарастающего распада «чувственного морального строя» с его прогрессирующей релятивизацией и атомизацией всех этических ценностей и правовых норм, П. А. Сорокин, тем не менее, заключает свой анализ констатацией наличия тенденции «воссоздания и нового подтверждения вечных, универсальных и безусловно обязывающих моральных ценностей и норм. Эти ценности и нормы так же хорошо сформулированы в Нагорной проповеди, как и в основных моральных наставлениях всех великих религий, этических систем и всеми великими апостолами неэгоистической созидательной любви».27

Возникающий новый строй он именует интегральным строем в области этики и права. Слово «интегральный» в данном случае означает не какой-либо новый проект общественных отношений и институтов, а нечто уже присутствующее в строе общественной и нравственной жизни. Такое же значение предстоит придать и концепции интегральной юриспруденции, которая не есть некий сплав бытующих правовых философий и позиций, но вполне определенное измерение существующих и перспективных направлений обобщенного правоведения с названием «интегральная юриспруденция». В этом смысле термин «интегративная юриспруденция» означает прежде всего открытость юриспруденции синтезу и синтезаторским усилиям, тогда как «интегральная юриспруденция» предстает завершающей или уже завершившей этот синтез. Понятное дело, что подобная синтезаторская работа может быть проведена только после того, как будет проделана необходимая подготовительная работа по снятию и разрешению традиционных дискуссионных вопросов и тем (соотношение права и морали, права и закона и т. д.). Основными областями такой синтезаторской работы всегда были и остаются философия права, теория права и социология права, историческая юриспруденция (история права и правовой мысли).

В своем анализе изменчивости социальной культуры на протяжении длительных исторических периодов П. А. Сорокин обнаружил, во-первых, их циклический и волновой характер и наряду с этим характерную закономерность, которую он назвал «поляризацией», имея в виду складывающиеся позитивные и негативные тенденции с сопутствующими изменениями в социокультурных нормах и ценностях.28

С учетом этой особенности протекания кризисных процессов можно утверждать, что в период благоденствия люди в большинстве своем выглядят уверенными и умеренными в своих моральных, религиозных и юридических ожиданиях и надеждах и в соответствующих разновидностях общения. Однако во времена кризисов происходит, с одной стороны, позитивная поляризация религиозных, моральных и законопослушных ожиданий и настроений, а с другой стороны — негативная поляризация, которая предстает в виде возросшей преступности и аморальности, а также религиозной нетерпимости.

В современном кризисе чувственной моральной культуры эта поляризация также имеет место и наряду с кристаллизацией и поляризацией негативных элементов односторонне прагматичной (чувственной) культуры имеет место поляризация элементов интегральной культуры. Распознавание этих новых моментов в области правовой культуры и составляет предмет интегральной (по-новому — синтезированной) юриспруденции.

*Доктор юрид. наук, профессор, ведущий научный сотрудник Института государства и права РАН.

©В. Г. Графский, 2000.

1Классический образец трактовки универсальной юриспруденции как философии естественного права см.: PufendotfS. Elementorum jurisprudentiae universalis libri duo. 1660.

2Подробнее см.: Тарановский Ф. В. Энциклопедия права. Берлин, 1923. С. 27 и сл.

3Dworkin R. Taking Rights Seriosly. 7th impression. London, 1994. P. IX.

4Аристотель. 1) Большая этика // Аристотель. Собр. соч.: В 4т. Т. 4. М., 1983. С. 269—297; 2) Политика // Там же. С. 380.

5Аристотель. Никомахова этика // Там же. С. 291-293.

6Бэкон Ф. Великое восстановление наук //Бэкон Ф. Соч.: В 2т. Т. 1.М., 1971. С. 507—509.

7Гроций Г. О праве войны и мира. М., 1956. С. XXXI, XXXVII.

8Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990.С. 67.

9Мальцев Г. В. Понимание права: Подходы и проблемы. М., 1999. С. 394.

10Ященко А. С. Философия права Владимира Соловьева. Теория федерализма. Опыт синтетической тео-рии права и государства. СПб., 1999. С. 41.

11Ященко А. С. Синтетическая теория права в юридических науках // Журнал Министерства юстиции. 1912. Январь. С. 3.

12Там же. С. 5.

13Ященко А. С. Философия права Владимира Соловьева…С. 122.

14Тамже. С. 123.

15Там же. С. 16-17.

16Сорокин П. А. Элементарный учебник общей теории права в связи с теорией государства. Ярославль, 1919. С. 31.

17Austin J. The Province of Jurisprudence Determined / Ed. by W. E. Rumble. Cambridge, 1995. P. XIII.

18Hall J. Integrative Jurisprudence //Studies in Jurisprudence and Criminal Theory. New York, 1958. P. 47, 7, 25, 39.

19Берман Г. Дж. Вера и закон: примирение права и религии. М., 1999. С. 340.

20Подробнее см.: Krawetz W. Recht ohne Staat? // Rechtstheorie. Berlin, 1993. B. 24. S. 107.

21Dworkin R. Law's Empire. London, 1986. P. 111.

22Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М., 1994. С. 13.

23Сорокин П. А. Главные тенденции нашего времени (1964). М., 1997. С. 16, 61. — О современной трак-товке темы «моральность права» подробно см.: Козлихин И. Ю. Право и политика. СП б., 1996. С. 90-93.

24Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. С. 13.

25Подробно см.: Morrison W. Jurisprudence: from the Greeks to Post-Modernism. London, 1997. P. 449-477.

26Подробно о концепции П. А. Сорокина см.: Интегративная юриспруденция // Политические и право-вые учения: Политические и правовые идеи XX века. М., 1995. С. 704-707; Графский В. Г. 1) Общая теория пра-ва П. А. Сорокина: на пути к интегральному (синтезированному) правопознанию // Государство и право. 2000. № I. С. 111 — 120; 2) Право, мораль и политика в социологизированной юриспруденции П. А. Сорокина // Пра-во и политика. 2000. №2. С. 41-53.

27Сорокин П. А. Главные тенденции нашего времени. С. 62.

28Подробно об этой стороне творчества выдающегося мыслителя см.: Васильева Т. С. Социология Пи-тирима Сорокина // Сорокин П. А. Главные тенденции нашего времени. С. 326-348.