Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Проблемы морали и нравственности в учениях моралистов- просветителей 18 в.

В дальнейшем эти три уровня существования морали в понима­нии Гоббса как бы сливаются в творчестве французских материалис­тов-просветителей XVIII в. -- Дидро, Гельвеция и Гольбаха, но на гораздо более радикальной основе, с более отчетливой антифеодаль­ной и антирелигиозной направленностью.

Этот радикализм, присущий французскому материализму, объяснялся тем, что во Франции конфликт набирающей экономичес­кую силу буржуазии с сохраняющими политическую власть и приви­легии феодальным дворянством и духовенством был острее, нежели в соседних странах, и в него были втянуты более широкие народные массы.

Исходный пункт их учения о человеке -- природный индивид, способный ощущать приятное и неприятное, испытывать удоволь­ствия или страдания. В соответствии с законами природы он есте­ственным образом стремится к удовольствиям и избегает неприят­ных ощущений и страданий, поэтому всеми его движениями, жела­ниями и помыслами руководит его интерес, т. е. "все, что доставля­ет удовольствие или избавляет от страдания".

Себялюбие есть "запечатленное в нас природой чувство", и по­добно тому, как "мир физический подчинен законам движения, так мир духовный подчинен законам интереса". От природы человек ни зол, ни добр -- он просто всегда следует своему самому сильному интересу.

Поэтому человеческий эгоизм и стремление к осуществлению своих интересов есть единственный подлинный мотив человеческих поступков. И когда негодующие моралисты обличают людские поро­ки, они ничего не могут изменить. Своими причитаниями они лишь показывают, как мало знают людей, саму человеческую природу.Следует жаловаться не на злобу и порочность людей, а на невеже­ство законодателей, которые своими законами противопоставляют частный интерес общему.

Добродетель, справедливость, честность -- это не отказ от эго­изма и собственного интереса, а редкое и счастливое совпадение его с интересами общественными.

Развивая гоббсовскую концепцию естественного морального за­кона, французские моральные философы наполняют его конкретным содержанием, подчеркивая, что именно общественное благо, обще­ственная польза, общественный интерес -- основной принцип всех человеческих добродетелей и основа морали.

Таким образом, их эгоизм есть не апология безнравственности, не конец, а лишь начало их этики. Опираясь на эту природную силу себялюбия, они стремятся найти возможность сделать человека об­щественно полезным существом, который, преследуя свой частный интерес, одновременно осуществлял бы общественное благо.

Именно "себялюбие есть единственное основание, на котором можно построить фундамент полезной нравственности". Для этого наука о нравственности должна стать наукой о законодательстве, ибо "реформу нравов следует начать с реформы законов", с создания та­ких законов, которые соединяли бы общественный и частный инте­ресы, вследствие чего людям просто было бы выгодно быть нрав­ственными.

Французские материалисты были убеждены, что эгоизм, лю­бовь к наслаждениям, с которыми боролась вся предшествующая этика, являются именно той уздой, посредством которой можно на­правлять к общему благу страсти отдельных лиц. Ибо неспособность большинства людей к нравственной и достойной жизни -- это не ре­зультат порочности их натуры, а проявление несовершенства законо­дательства. Бесполезно и даже несправедливо требовать от человека честности и добродетели, если они возможны для него лишь ценой отказа от собственного счастья. Раз порок делает человека счастли­вым, он должен полюбить порок.

На многочисленных исторических примерах они доказывали, что именно республика с демократической формой правления порож­дает такое совпадение интересов частных и общественных, а тем са­мым и многочисленных героев или просто добродетельных людей. В то же время тиранические и деспотические государства, опираю­щиеся на самовластие, произвол правителей и бесправие людей, по­рождают низких, лживых, пресмыкающихся и заискивающих инди­видов, ибо только с этими качествами они могут здесь выжить.

Таким образом, здесь впервые была предпринята попытка пре­одоления прямого морализирования, обращение этики непосредствен­но к моральному сознанию индивида с увещеваниями быть хорошим и не быть плохим. Вместо этого традиционного для всей предшествующей этики способа исправления нравов здесь формируется новая программа возрождения морали - за счет поиска и целенаправленного воздействия на детерминирующие нравственность факторы, в данном случае на законодательство.

А уже после этого этика все же должна показать человеку, при­выкшему переступать мораль всегда, когда это можно сделать без­наказанно, что быть добродетельным, в конечном счете, очень выгод­но и соответствует его интересу.

Конечно, человек -- эгоист, но ему следует быть разумным эго­истом и следовать не любому и всякому, а прежде всего "правильно понятому" интересу, удовлетворение которого не вызывает больше вреда, чем пользы. Для этого следует избегать излишеств и вожде­лений и уважать чужие интересы. Ибо стремление к удовлетворению"неразумного" интереса, например, быстрое обогащение путем обма­на, рано или поздно обратится вредом для совершившего его: он сам будет обманут.

Человек должен понимать, что добиться всего необходимого для счастья без помощи других людей невозможно. Но другие ста­нут помогать ему лишь при условии, что его поведение также пред­ставляет интерес для их благополучия.

Поэтому нужно стараться ве­сти себя так, чтобы снискать одобрение, расположение и доброжела­тельность других, а для этого необходимо разумное самоограниче­ние своего эгоизма и признание прав других эгоистов, их интересов.

Здесь создатели концепции "разумного эгоизма" фактически вернулись к критикуемому ими морализаторству и косвенным образом поставили под сомнение свои убеждения в том, что подлинная добродетель может опираться на эгоизм и расчетливую предусмот­рительность. Ибо рисуемый ими образ нравственного человека ока­зывается при ближайшем рассмотрении тщательно законспирирован­ным принципиальным эгоистом, прикрывающимся лицемерной личиной добродетели. Здесь ничего не остается от величия подлинной, проистекающей из бескорыстной самоотверженности добродетели.

Французские материалисты стремились даже человеческий эго­изм поставить на службу добродетели. Однако они не заметили, что эгоизм в принципе не может быть "разумен" в их смысле, ибо это есть непосредственное самоопределение "я". Будучи же опосредован разумом, он перестает быть эгоизмом, ибо выражает уже не интере­сы этого "я", а интересы другого субъекта -- общества.

Главной заслугой их учения стала постановка проблемы соот­ношения общественного интереса, общественной пользы и стремле­ний отдельного человека как действительного объекта моральной регуляции, а также идея о том, что для нравственного возрождения необходимы изменения условий жизни человека.

В натуралистической форме здесь проясняется понимание об­щественной природы нравственности, что знаменовало зарождение в этической теории принципиально нового подхода к морали -- соци­ально-исторического. Однако их натурализм в этике не позволял вы­явить и проанализировать специфику, несводимость морали к дру­гим сферам бытия и способам мотивации поведения человека.