Читайте также:
|
Но это не все. До настоящего времени мы рассматриваем положение человеческой техники в общем потоке жизни и через него в том смысле, который, вероятно, ставит перед современным мышлением космическая реальность. Здесь несомненно сосредоточены основные философские интересы, но к ним мы должны добавить те, которые определяются новым аспектом: техникой, рассматриваемой изнутри человеческого опыта, в котором она существует.
В этом смысле техническое действие представляет собой основной источник вдохновения как для представления человека о себе самом, так и для его понимания природы. В значительной мере мир открывается нам через технические категории, которые Хайдеггер выделил в сфере мирского — орудие, инструмент, нахождение под рукой в качестве объекта господства и трансформации.
Кроме того, опыт творчества, осознание себя творцом в основном переживаются человеком на поэтическом — в самом широком смысле — и на техническом уровнях. Это внутренне связанные формы нашего опыта. Хотя иногда их и стремятся искусственно разделить, противопоставив утилитарную технику незаинтересованному искусству, мы не должны забывать об их конечной связи; как первоначальной — тотемное искусство, — так и вновь актуальной. Вспомним красоту, заключенную в определенных технических завоеваниях и трансформирующую направленность некоторых эстетических кредо. И прежде всего поразмыслим над общностью их утвердительного смысла: распространением человеческого на окружающую реальность и ее завоеванием. Здесь человек погружается в переживание своей способности творить новые реальности, в возможность демиургического.
Пребывание в этой зоне нашей действительности представляет собой грандиозный, решающий для всей нашей духовной деятельности опыт. Особое сознание могущества и энтузиазма, который неизбежно отразится в философии. В активистской направленности современного мышления, в той идее, что человек выковывает себя сам, среди всего прочего звучат отголоски того кругового духовного движения, которое, начиная с греков и кончая нашими днями, искало свое подтверждение в техническом порядке. Звучат они и в самом разрыве связей в некоторых областях нашего мира, который вызван разочарованием в этой внутренней творческой уверенности, в этом пути спокойного и покорного созерцания происходящих изменений как высших выражений человеческой жизни.
В центре этой духовной эволюции стоит постепенное развитие самоосознания нашей изобретательности, способности к творчеству как сущности человека в отличие от взгляда на изобретение как на удел богов. И хотя это может показаться парадоксальным, в западной истории в мотивации этого эволюционного процесса решающую роль сыграло христианство и его библейская основа.
Отношению греков к технике были свойственны некоторые ограничения. Они объясняются предпочтением логоса действию, важной социологической ролью рабства, связанной с презрением к механическому труду, но, кроме того, на более глубоком уровне определяющую роль играет почитание космоса, свойственное натуралистическому пантеизму, который оставил такой заметный след в греческом мышлении. Отсюда подчиненное положение произведения человеческих рук перед произведением природы. Природа представляется непревзойденной реальностью, местами сверкающей, местами с темными сторонами — рок, иррациональность, риск, — но во всяком случае всегда независимой от человека, который, как трагический герой, вынужден подчиняться слепым высшим силам, не имея никакой возможности к мятежу, кроме своего внутреннего мира.
От этой позиции весьма отличается представление о человеке как образе и подобии Творца, призванном трудиться, следуя библейской заповеди работы. Рядом с диктатом судьбы или циклическим характером вечного возвращения назад и во внутреннем единстве с ними возникает понимание открытой истории, в которой наши заслуги или недостатки образуют нашу конечную реальность.
Когда этот импульс к творчеству действует на расширенном современной наукой горизонте, где реальность обыденной жизни только один из моментов, и когда ритм истории ускоряется, перед нами появляется современный человек со своим ненасытным «пафосом» изобретательского совершенства. А вместе с ним новый способ ощущать наше собственное существование, ключ для современных антропологических концепций.
Раньше мы говорили, что в технике содержится также решающий опыт контакта с природой. Он включает в себя такой способ связи с последней, который первичен по сравнению со всеми остальными формами отношения к природному. Эта первичность определяется не только постоянным присутствием этого способа со времени появления человека, но и тем, что он встречается на первоначальных уровнях, связанных с биологическими потребностями нашего существования. Эта связь с природным через технику частично является компромиссом, а частично — защитой. Компромиссом, когда человек в своей борьбе открывает природу, буквально проникает в нее, погружаясь в ее недра — как водолаз или шахтер — или поднимаясь в пространство, чтобы вернуться к своему привычному состоянию, неся на своей плоти следы спора: соль, излучения, руду. Это защита уже не в поверхностном смысле, потому что мы вынуждены защищаться не только от непогоды, но и от разрушительного вторжения сферы нечеловеческого. Мы должны сохранять дистанцию между нами и космосом, возникшую с самим появлением человека. Так компромисс и защита отражают парадоксальное существование человека, принадлежность миру и трансцендентность, материю и дух, соединенные в одном и том же существе.
Итак, в этом огромном опыте удивительным образом слитых погружения и подъема неизбежно возникает целый ряд понятий, сыгравших решающую роль в самой возможности человека думать о природе. Наше представление о космосе — если не в полной мере, то, несомненно, в значительной степени — было внушено уровнем и формой нашего технического опыта в каждый истерический момент.
Это утверждение можно подтвердить некоторыми по необходимости краткими размышлениями.
При рассмотрении курса западной натурфилософии становится ясно, каким образом кустарная техника, столь характерная для Греции, наиболее там ценимая и нашедшая внешнее выражение в труде скульпторов, вдохновила некоторые категории греческой философии природы.
В «Тимее» Платона отчетливо выступает такое понимание реальности на основе кустарного опыта. Оно воплощается в образе демиурга и, участвуя в создании им космоса, отражается на всем организме философии природы. Как известно, Аристотель разъясняет свои идеи, обращаясь к опыту ремесленника.
Славное ремесло средневековья верно продолжает тот же вид технического опыта, а в науке одновременно поощряется гиломорфизм, энергично вытесняющий другие эллинистические космологические воззрения. Но концептуальное вдохновение современной науки вскоре найдет пищу в крепнущей силе технических форм, оценка которых выступает на первый план. На смену труду ремесленника приходит точная машина как канон, модель технифицированной реальности. Речь идет не о внешнем сходстве между строгими уравнениями современной механики, от Галилея до Лапласа, с одной стороны, и механическим космологическим мышлением — с другой, но о столь же явном и неприкрытом появлении упоминания о технике — о часах как образе природы, неоднократно встречающемся у мыслителей XVII и XVIII веков.
И весьма примечательно, что последующее достижение технической революции — двигатель — вдохновит появление созвучных философских форм в космологии XIX века, энергетизма.
От этих несложных и поэтому убедительных доказательств мы могли бы двинуться дальше. В сложной и захватывающей реконструкции эпохи, предшествовавшей письменной истории, нам пришлось бы восстановить связь между охотой как техническим опытом, играющим огромную роль в человеческой жизни, и миром тотема и одушевленной природы как представлением о физической реальности. После кризиса этих героических этапов установление новых жизненных форм, сосредоточенных в земледельческой технике неолита, станет основой такого представления о космосе, в котором центральное место занимает гармония между периодичностью небесных явлений и земными растительными циклами. Отсюда берут начало решающие догадки о регулярности, динамическом порядке природы. Предвосхищающие научную идею закона, они образуют основу китайского мышления, несущего в себе столь явные следы этой жизненной ситуации в своем начальном представлении «дао». И, переводя наш исторический взгляд от отдельных форм прошлого на будущее, мы думаем, что кибернетика освещает сейчас еще неизвестные возможности, которыми должна будет воспользоваться философия природы.
Наши рассуждения подходят к концу, но мы, чтобы избежать возможного недопонимания, не можем избежать некоторых заключительных уточнений о том, какую роль играют в области философии наши утверждения.
Во-первых, очевидно, что мы хотели только отметить явное вдохновляющее влияние некоторых господствующих форм технического опыта на понятия, используемые в некоторых крупных системах философии природы. Не вызывает сомнений, что в каждом случае различные формы космологического мышления и технического осуществления сосуществуют, и их нельзя толковать каким-либо одним определенным образом. И, естественно, здесь речь не идет о том, чтобы свести философию природы к принятию категорий, являющихся слепком с мира техники, который философия пыталась бы обобщить или абсолютизировать.
С точки зрения эмпирических основ мышления техника не может быть и действительно не является единственным идеологическим источником. Более или менее развитый научный опыт, поэтическое воображение, религиозное чувство вносят собственный вклад. Кроме того, философия природы помимо своих эмпирических вех предполагает особую дискурсивную игру, освещенную общими метафизическими и гносеологическими требованиями философской систематики. Мы даже можем сказать, что само развитие техники дополнительно побуждается теми возможностями, которые открывает в динамике человеческой культуры философская спекуляция.
Философская мысль, как и научная теория, — наука в своей «теоретической объяснительной стадии» — имеет свои собственные взлеты. Она не является, собственно говоря, голым опытом, не прошедшим предварительную фильтрацию фактов через теорию. Когда мы говорим об опытном, мы тем не менее предполагаем включение в сам опыт определенной концептуальной игры. Наша защита неотчуждаемости опытного весьма далека от эмпиризма как философской системы.
Кроме того, наши простые примеры не являются данью никакому историцизму. То, что мы обращаем внимание на существование исторического разнообразия концептуальных оснований различных философских систем, не означает признания относительности философии природы. Речь просто идет о том, чтобы понять работу нашего мышления во всей полноте человеческой реальности. Это требование приблизится к пониманию вещей, каковы они есть. Только догматический рационализм, настоящая утопия в царстве нашего знания, чуждая подлинному переживанию философствования, может проявить враждебность к этой элементарной попытке опереться на реальность. Но такое понимание философии в наше время уже отодвинулось на задний план.
Человеческое мышление с самого начала обусловлено, включено в опытный и концептуальный мир каждой исторической ситуации. Творческая задача философии — вырвать формы мышления из обстоятельств, в которых они зародились, чтобы их сопоставить, обсудить и использовать как можно шире, стремясь приблизиться к абсолютной истине, хотя и сознавая, что она недоступна нам как людям, находящимся в пути. Но в стремлении к этой цели мы не должны забывать о реальности субстратов, вдохновивших наш концептуальный мир.
Вслед за интеллектуальной наивностью рационализма приходи время нюансов и равновесия, постижения разума в реальности его человеческого существования. Для того чтобы вдохнуть в философию новые силы, необходимо обратиться к тем важным источникам, из которых вечно пьет сама возможность мышления. Необходимо связать философию со всем богатством человеческого опыта, в сфере которого находится техническое действие, чтобы философия смогла ступить на твердую землю и чтобы это нисхождение в жизнь прежде всего означало бы освещение проблем современного человека.
1 Сокращенный перевод по кн.: Paris С. Tecnica у filosofia // Paris С. Hombre у naturalesa-j Madrid, 1970. Н.Г. Кротовская, перевод на русский язык, 1994.
2 Paris С. Mundo tecnico у existencia autentica. Madrid, 1955.
Дата добавления: 2014-12-18; просмотров: 38 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |