Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Элеатская школа

Пушкин: «Движенья нет, сказал мудрец брадатый. Другой смолчал и стал пред ним ходить. Сильнее бы не мог он возразить; Хвалили все ответ замысловатый. Но, господа, забавный случай сей другой пример на память мне приводит: Ведь каждый день пред нами солнце всходит, Однако ж, прав упрямый Галилей».

Переформулировать проблему можно следующим образом: возможно ли описать движение на языке понятий или познаваемо ли движение! Иначе говоря, вряд ли философы отрицали движение как таковое, но, безусловно, они ставили под сомнение его всеобщность, а главное — возможность логического обоснования движения. Пушкин в стихотворении иронически отразил слабость («ответ замыслова­тый») наглядного обоснования движения (путем хождения), приведя соответствующее метафорическое рассуждение, говорящее о том, что из того, что каждый день «пред нами солнце всходит», мы, тем не менее, знаем, что на самом деле Земля совершает свои обороты вокруг Солнца. Истинное положение дел, установленное Галилеем, радикально расходится с данными наших органов чувств.

По разным источникам, в качестве участника указанной ситуации, отрицавшего движение путем хождения, быт Диоген Синопский. Гегель отмечает, что его опровержение (как и вообще опровержения подоб­ного типа) является вульгарным, «противопоставляет мышлению чувственное сознание.

Зенон, который утверждал, что движения нет, имел в виду вовсе не его существование как таковое, а лишь противоречивость самого оп­ределения движения и тот факт, что на языковом уровне мы можем давать движению самые разнообразные, в том числе и противополож­ные, определения. «Что существует движение, что оно есть явление, это вовсе и не оспаривается; движение обладает чувственной досто­верностью, оно существует, подобно тому, как существуют слоны; в этом смысле Зенону и на ум не приходило отрицать движение. Вопрос здесь вдет о его истинности». Дело в том, что проблема обоснования истинности утверждений о движении предстала как весьма сложная задача, так как на уровне его логического понимания наша мысль по­стоянно сталкивается с противоречиями. В частности, мыслить дви­жение оказывается принципиально невозможным без привлечения противоположной категории, а именно покоя.

Элеаты (Ксенофан, Зенон, Парменид) обратили внимание на мо­менты устойчивости в движении, которые при их абсолютизации мог­ли привести к выводам, отрицающим всеобщность движения. Так, например, у Парменид а бытие неподвижно и едино, оно замкнуто са­мо в себе «в пределах оков величайших».

Зенон разрабатывает целую систему обоснования того, что движения нет. Исходя из логи­ческой противоречивости движения, Зенон действительно делал вы­вод о том, что движение не обладает истинным бытием.

Согласно общей гносеологической позиции элеатов предмет, о котором мы не можем мыслить истинно, не может обладать истинным бытием. «С этой точки зрения мы должны понимать аргу­менты Зенона не как возражения против реальности движения, како­выми они представляются на первый взгляд, а как указание на необ­ходимый способ определения движения и на ход мысли, который необходимо соблюдать при этом определении».

Концентрированным выражением аргументов против существова­ния движения стали знаменитые апории Зенона, исходящего из того, что бытие едино и неподвижно.

· Первая апория: движение не может начаться, потому что движу­щийся предмет должен дойти до половины пути, а для этого пройти половину половины и так до бесконечности (дихотомия).

· Вторая апория гласит, что быстрое (Ахиллес) не догонит медлен­ное (черепаха). Ведь когда Ахиллес придет в ту точку, где была черепа­ха, она отойдет на такое расстояние от своего старта, насколько ско­рость медленного меньше скорости быстрого, и т.д.

· Третья апория утверждает, что движение невозможно при допущении прерывности пространства. Летящая стрела покоится, так как всегда занимает место, равное себе, т.е. покоится в нем. Но дви­жение не может быть суммой состояний покоя, ибо это самопротиворечиво. «Не все, что чувственно представляется нам реальным, существует на самом деле; но все, что истинно существует, должно под­тверждаться нашим разумом, где самое главное условие — соблюде­ние принципа формально-логической непротиворечивости» — вот ключевая мысль элеатов, против которой бессильны любые аргумен­ты, апеллирующие к чувственному опыту.

Не случайно завершением вышеприведенного анекдота о «мудреце брадатом» становится тот факт, что когда один из учеников Диогена посчитал, что тезис об отсутствии движения действительно опроверг­нут молчаливым хождением, то сам Диоген (который своим хождени­ем лишь обострил диалоговую ситуацию) побил его палкой, считая тем самым, что чувственная достоверность не есть еще доказательство или опровержение, а необходимы более основательные аргументы.

Можно указать и на еще один исключительно важный позитивный момент, который имела негативная диалектика Зенона. После его апо­рий, направленных против возможности логически непротиворечиво мыслить движение, стало понятно, что в мире существует целый класс объектов и явлений, которые только и могут быть постигнуты диалек­тически противоречиво, т.е. через синтез их противоположных мыс­ленных определений.

В самом деле, человек — это всегда единство ду­ши и тела, сознательного и бессознательного, биологического и социального начал. Жизнь, текущая вокруг нас, неотделима от смер­ти.

Попробуйте абстрактно запретить противоречия в познающем мышлении, и вам никогда не удастся осмыслить сущность света, ведь он — иное тьмы; звука, ведь он — иное тишины. Сущность подлинной человеческой индивидуальности состоит вовсе не в том, что она про­тивопоставляет себя всему родовому и общечеловеческому и всячески подчеркивает свои отличия от других людей, а в том, насколько орга­нично и творчески преломляются всеобщие родовые характеристики и универсальные ценности в ее уникальных поступках и чертах характера.