Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Серапионовы братья 3 страница

Читайте также:
  1. Азақстан территориясындағы қола дәуірі 1 страница
  2. Азақстан территориясындағы қола дәуірі 2 страница
  3. Азақстан территориясындағы қола дәуірі 3 страница
  4. Азақстан территориясындағы қола дәуірі 4 страница
  5. В зависимости от их юридического значениявсе договорные условия можно свести к трем основным группам: существенные, обычные и случайные. 1 страница
  6. В зависимости от их юридического значениявсе договорные условия можно свести к трем основным группам: существенные, обычные и случайные. 2 страница
  7. В зависимости от их юридического значениявсе договорные условия можно свести к трем основным группам: существенные, обычные и случайные. 3 страница
  8. В зависимости от их юридического значениявсе договорные условия можно свести к трем основным группам: существенные, обычные и случайные. 4 страница
  9. В зависимости от их юридического значениявсе договорные условия можно свести к трем основным группам: существенные, обычные и случайные. 5 страница
  10. Возможности мультимедиа на WEB-страницах - пользовательский сервис, файловые форматы, программная реализация, достоинства и недостатки.

В Париже в ноябре 1925 она закончила поэму (авторское название — "лирическая сатира") Крысолов на сюжет средневековой легенде о человеке, избавившем немецкий город Гаммельн от крыс, выманив их звуками своей чудесной дудочки; когда скаредные гаммельнские обыватели отказались заплатить ему, он вывел, наигрывая на той же дудочке, их детей и отвел на гору, где их поглотила разверзшаяся земля. Крысолов был опубликован в пражском журнале "Воля России". В истолковании Цветаевой, крысолов олицетворяет творческое, магически властное начало, крысы ассоциируются с большевиками, прежде агрессивными и враждебными к буржуа, а потом превратившимися в таких же обывателей, как их недавние враги; гаммельнцы — воплощение пошлого, мещанского духа, самодовольства и ограниченности.

Во Франции Цветаева создала еще несколько поэм. Поэма Новогоднее (1927) — пространная эпитафия, отклик на смерть немецкого поэта Р.-М.Рильке, с которым она и Пастернак состояли в переписке. Поэма Воздуха (1927), — художественное переосмысление беспосадочного перелета через Атлантический океан, совершенного американским авиатором Ч.Линдбергом. Полет летчика у Цветаевой — одновременно символ творческого парения и иносказательное, зашифрованное изображение умирания человека. Была также написана трагедия Федра (опубликована в 1928 парижском журнале "Современные записки").

Во Франции были созданы посвященные поэзии и поэтам циклы Маяковскому (1930, отклик на смерть В.В.Маяковского), Стихи к Пушкину (1931), Надгробие (1935, отклик на трагическую смерть поэта-эмигранта Н.П.Гронского), Стихи сироте (1936, обращены к поэту-эмигранту А.С.Штейгеру). Творчество как каторжный труд, как долг и освобождение — мотив цикла Стол (1933). Антитеза суетной человеческой жизни и божественных тайн и гармонии природного мира выражена в стихотворениях из цикла Куст (1934). В 1930-х Цветаева часто обращалась к прозе: автобиографические сочинения, эссе о Пушкине и его произведениях (Мой Пушкин, опубликовано в № 64 за 1937 парижского журнала "Современные записки"), Пушкин и Пугачев (опубликовано в № 2 за 1937 парижско-шанхайском журнала "Русские записки").

Во второй половине 1930-х Цветаева испытала глубокий творческий кризис. Она почти перестала писать стихи (одно из немногих исключений — цикл Стихи к Чехии (1938-1939) — поэтический протест против захвата Гитлером Чехословакии.

 

21. Общественно-литературная ситуация конца 1920-х начала 1930-х годов. Первый съезд писателей.

Литература 30-х годов развивалась в иной общественно-исторической ситуации, нежели литература 20-х. Был ликвидирован НЖП, началась индустриализация и коллективизация, а главное – началось возвращение методов гражданской войны в руководство внутренней жизнью страны. В 1929 г. на Пленуме ЦК, посвященному «правому уклону», Сталин провозгласил тезис «обострения классовой борьбы» по мере успешного наступления социализма. Это было, в сущности, идеологической подготовкой «большого террора».

Для судеб многих писателей это обернулось нравственным сломом и гибелью. В 1929 г. был приговорен к трем годам лагерного заключения за распространение так называемого «ленинского завещания» Варлам Шаламов. В 1931 г. началась травля Андрея Платонова за публикацию повести «Впрок». В том де году вынужденно уезжает за границу Евгений Замятин. В марте 1934 г. выслан в Западную Сибирь Николай Клюев, а в мае арестован Осип Мандельштам.

Сталин хорошо понимал, что поскольку в России писатель традиционно обладает общественным авторитетом, литературу нужно сделать проводником государственной идеологии. Чтобы управлять человеческим сознанием через литературу, требовалась более гибкая политика. Сталин начал с постановления ЦК ВКПб) «О перестройке литературно-художественных организаций», упраздняющего РАПП, которое было встречено писателями с восторгом и вызвало прилив доверия к власти. В постановлении был пункт об объединении всех творческих сил «в единый союз советских писателей с коммунистической фракцией в нем».

Сталин выманил из эмиграции Горького и сделал его почетным председателем Организационного комитета по созданию единого союза писателей и подготовке Первого съезда. В 1932 Сталин провозгласил тезис об искусстве социалистического реализма

1934 г. оказался для литературы переломным. В июле было создано единое Государственное издательство художественной литературы, закрепляющее монополию власти в издательском деле. В августе открылся Первый Всесоюзный съезд советских писателей. Охваченная одной организационной рамой, литературы должна была превратиться в отрасль государственной идеологии. 1 декабря 1934 г. был убит.Киров, и это создало благоприятнейшие условия для полной ликвидации свободы творчества.

Анна Ахматова вспоминала, что, когда ей прислали анкету для заполнения, она произвела такое впечатление, что у поэтессы рука не поднялась, чтобы ее заполнить.

Жданов говорил, что литература демонстрирует «отставание сознания от экономики» и поэтому должна поставить себе целью адекватно отражать политическую и экономическую жизнь страны. Горький сосредоточился на мысли о том, что советская литература должна, в первую очередь, изображать трудовую деятельность масс, коллектива, народа, революционное преобразование действительности.

О достижениях предписывалось говорить как можно громче, об их цене – молчать. Литературе была задана одна тема – тема человека труда, изменяющего мир.

В августе 1931 г. Андрей Платонов отправился в командировку по совхозам Средне-Волжского края. Увидел отвратительную организацию труда, нехватку строительных материалов, рабочих без зарплат, доярок, бегущих от тяжелых условий труда и насильно возвращаемых к месту работы. Этой реальности в советской литературы 30-х года места быть не могло.

Остались неизвестными тогдашнему читателю «Котлован» Платонова, «Погорельщина» Клюева, стихи о Сталине и голодных украинских крестьянах Мандельштама, «Реквием» Ахматовой, «Мастер и Маргарита» Булгакова.

Остальная советская литература развивалась в отведенном ей русле, хотя и пыталась – в границах дозволенного – рассказать о том, что было увидено писателями в многочисленных творческих командировках. Правда о жизни в литературе 30-х годов оказалась существенно урезанной, но все-таки какую-то существенную часть происходящего в стране удалось отразить.

 

22. Проза 1930-х годов (общая характеристика).

Начавшаяся индустриализация, цель которой состояла в превращении огромной крестьянской страны в военно-промышленную сверхдержаву, втянула в свою орбиту литературу еще в самом начале десятилетия. Широко практикуются писательские командировки на крупнейшие стройки страны, результатом чего становится появление так называемой «производственной» прозы. В этой прозе нет биографии как основы повествования, нет героя в привычном смысле слова – частной личности, ищущей смысл своего существования в «общей жизни».

«Общая жизнь» в прозе 30-х годов дана как огромный трудовой процесс, а психология человека изображалась как производное от того дела, которым он занят. Классическими образцами «производственной прозы» считаются «Гидроцентраль» (1931) Мариэтты Шагинян и «Время, вперед!» (1932) (металлургический завод) Валентина Катаева.

Герой прозы 30-х годов был обобщен и суммирован самой действительностью и становился героем постольку, поскольку принимал участие в акте творения нового мира. Мандельштам: «Человека разрабатывают, как тему с вариациями, ловят его на длину волны».

С одной стороны, литература подтверждала диагноз, сделанный Замятиным в «Мы»: начиналось строительство тотального государства, подчиняющего личность и упрощающего его до функции. С ругой – следует учесть степень напряжения страны, мобилизованной в огромную трудовую армию, которая должна была в кратчайшие сроки создать целые отрасли промышленности.

Идея человека, разрабатываемого подобно «теме с вариациями» породила е только «производственную прозу», но и жанр, который можно назвать романом воспитания. Теме такого воспитания была посвящена «Педагогическая поэма» А.Макаренко, печатавшаяся на протяжении 1933-1934 годов. В ней рассказывалось, как из беспризорных и малолетних преступников вырабатывается новый человек. Убедительность «Педагогической поэмы» была не в ее художественных достоинствах, а в том, что за ней стоял реальный практический опыт. Макаренко был убежден, что воспитание нового человека должно начаться с создания коллектива, перед которым стоят общие цели и который организован общей трудовой деятельностью.

Если в литературе 20-х годов речь шла о рождении «штучных» лидеров (Чапаевых, Левинсонов), то в 30-е г говорилось о новом типе массового человека.

Было бы ошибочно думать, будто литература не пыталась разобраться в сложности общественно-исторической ситуации 30-х годов. В романе Леонида Леонова «Соть» (1930) была сделана заявка на художественный анализ взаимоотношений действительности и идеи. Конфликт романа внешне полнее производственный. В глухих лесных местах по реке Соть, где стоит монашеский скит, начинается строительство целлюлозного комбината. Начальник стройки Увадьев намерен построить в лесу новую жизнь по плану. Увадьев – носитель идеи переустройства природы и человека, ее проводник и исполнитель, но не автор самого плана. Целлюлозный комбинат спроектировал Потемкин – далекий от природы, кабинетный человек. Потемкин – рациональное начало, Увадьев – физическая сила. Главный конфликт романа – противостояние природы и идеи. Леонов задает вопросы, на которые сам не знает ответов, и в этом отличие «Соти» от «Гидроцентрали» и других образцов «производственной прозы». Наиболее неудобные и неразрешимые вопросы были отданы отрицательным персонажам. Право на сомнение и сложность советскому писателю приходилось маскировать.

Эта маскировка заметна и в романе Шолохова «Поднятая целина». Шолохов отрицательно относился к коллективизации, но обязан был написать панегирик коллективизации в обмен на печать «Тихого Дона».

В основу «Поднятой целины» легла совершенно иная концепция, нежели в «Тихом Доне». В «Тихом Доне» изображена жизнь, способная на самосозидание, тогда как в «Поднятой целине» ее строят по плану, извне.

Роман предупреждал, что коллективизация поставила деревню на грань новой войны. Казацкая жизнь наэлектризована враждебностью и недовольством, которые грозят смести хуторских коммунистов.

В структуре романа очень важна фигура деда Щукаря. Он появляется в тех сценах романа, где пахнет кровью и где необходима разрядка смехом. Его появление снимает напряженность и сигнализирует о вере самого автора в принципиальную разрешимость острых социальных конфликтов.

Наиболее значительные произведения 30-х годов были созданы в первой половине десятилетия. Вторая полвоина, ознаменовавшаяся политическим террором, последовавшим за убийством Кирова в декабре 1934 г., оказались для литературы крайне неблагоприятный. В ней преобладали схематизм и чрезвычайно упрощенный подход к реальности. Например, «Танкер «Дербент» (1938) (приходит большой руководитель Басов и перевоспитывает коллектив, внедряя идеи социалистического творчества в массовый труд) Юрия Крымова.

К концу 30-х годов советская проза зашла в тупик. Действительность слишком не соответствовала тому, что о ней предлагалось писать. Говорить правду о жизни становилось опасно, а любые недостатки ее художественного изображения могли быть квалифицированы как политические ошибки. Литература попала под идеологический пресс.

 

+ Для литературы 30-х годов становилось актуальным осмысление исторического опыта России, ибо стоящееся государство все больше напоминало о теократических устремлениях Московской Руси. Не случайно широкое распространение получает жанр исторического романа, в котором отчетливо выдвинуты на передний план две темы: народные восстания и сильная государственная власть. «Емельян Пугачев» Шишкова, «Разин Степан» Чапыгина, «Петр Первый» Толстого + Тынянов.

 

23. Поэзия 1930-х годов (общая характеристика).

Поэзия 30-х годов парадоксальным образом оказалась богаче прозы этого же периода.

Представление о том, что поэт должен быть «мастером», в 30-е годы оставалось в силе довольно долго. Именно оно помогло сохранить достаточно высокий уровень поэтический культуры. Однако общие идеологические и эстетические установки этого десятилетия осложняли поэтическое развитие, навязывая поэзии совершенно чуждые ей критерии. Так, например, предлагалось следовать в русле, проложенном «политической лирикой» Маяковского, т.е. по существу, уйти на газетную полосу, стать очерковой и репортажной.

Этот путь поэзия 30-х годов пыталась опробовать. Илья Сельвинский написал поэму-репортаж о производстве электроламп, а Ал-р Безыменский – «стихи-отчеты» со Сталинградского тракторного завода. Книга стихов Ярослава Смелякова «Работа и любовь» (1932) стала визитной карточкой комсомольского поколения 30-х годов. В стихах Смеляков выражает чувство радости социального существования. Разговор о работе перерастал в разговор о любви. Молодой человек был влюблен в замужнюю женщину, соперник оказывался классово чужим. Выходом из любовного треугольника становилась работа, благодаря которой должно приблизиться их общее счастье. Разрешение любовной коллизии мыслится в сфере общественной практики, поскольку личное счастье каждого запланировано в общей жизни всей страны.

Молодые поэты 30-х годов обладали резко выраженной индивидуальностью, несмотря на то, что эпоха обобщала и суммировала их судьбы. Стихи Смелякова мало походили на стихи его друга Бориса Корнилов, который принес в лирику 30-х годов буйный и размашистый характер, чем-то напоминающий Есенина. В лирическом герое Корнилова ощущалось неистребимое желание и жажда деятельности. Он знает о своей силе и ищет точки ее приложения. Хотя формула работа и любовь применима и к Корнилову. Только у него, в отличие от Смелякова, оно наполнялось телесным, физиологическим содержанием – от работы шел запах разгоряченного тела, пропитанного солью. Драма Корнилова заключалась в том, что этому телесному переживанию мира в рамках 30-х годов было тесно и он так и не смог его «опереть на сколько-нибудь прочный фундамент социальности» (Лев Анненский).

В поэзии и судьбе Корнилова много общего с Павлом Васильевым (оба были репрессированы). Поэмы: «Песнь о гибели казачьего войска» - 1930, «Соляной бунт» - 1933, «Кулаки» - 1934). Для воплощения мира в жанре эпической поэмы 30-е годы оставляли только два возможных сюжета – гражданская война или коллективизация, и в обоих случаях речь могла идти только о его гибели. Сюжетно поэмы Васильева и говорили об этом.

Крестьянский мир был психологической основой их творчества, но эстетика и традиции этого мира в эпоху коллективизации подлежали уничтожению.

Совершенно иной тип крестьянского сознания и иной образ деревенской жизни эпохи коллективизации выразила лирика Михаила Исаковского. Он был безоговорочным певцом новой колхозной жизни. Его стихи тяготели к так называемой «ролевой лирике», где носителем поэтической речи выступал не автор, но один из его героев. Лирика Исаковского стремилась выражать не столько индивидуальное «я», сколько типовой характер человека новой колхозной деревни.

В жанре массовой песни работали многие поэты 30-х годов, но особое место здесь занимал Василий Лебедев-Кумач, сотрудничавший с композитором Исааком Дунаевским. Его «Песня о Родине» («Широка моя страна родная», 1935) стала как бы неофициальным «общественным» гимном советской страны.

Массовая лирическая песня 30-х годов утверждала миф о светлой, радостной, счастливой жизни советских людей в «своей стране»». Спущенный сверху идеологический миф о единственной в мире стране, «где так вольно дышит человек», соответствовал низовой, массовой потребности в идеале.

Тоталитарное государство, построенное в 30-е годы, имело своим фундаментов «коллективное бессознательное», и дело не только в так называемой многовековой привычке русского человека беспрекословно подчиняться сильной централизованной власти. Нация, слишком долго находившаяся в состоянии разброда и распада, теперь снова ощутила себя в фазе исторического строительства. Массовая песня точно соответствовала этой фазе, апеллируя к фольклору как исконной форме национального самовыражения.

Стремление к слиянию идеологии с фольклором через литературу своего рода психологическая защита от всего страшного и жестокого, что несло с собой время. Один из наиболее показательных примеров тому – «Страна Муравия» (1936) Ал-ра Трифоновича Твардовского.

«Страна Муравия» - поэма о том, как крестьянская печта о «муравской стране» становится исторической реальностью. Ее герой Никита Моргунок, не желая вступать в колхоз, в разгар сева отправляется на поиски вымышленной Муравии. Но проездив «уйму дней, открывает для себя, что лучше колхозной жизни ничего найти невозможно. В сознании Моргунка живет не только утопический крестьянский идеал, но и утопическая мечта о Хозяине страны, который, подобно рачительному мужику, объезжает на вороном коне свои владения и готов выслушать любую просьбу.

Парадокс заключается в том, что автором поэмы был сын раскулаченного крестьянина, так называемого спецпереселенца Трифона Твардовского. Но его сыну Александру ссылка отца, матери и братьев за Урал казалась нетипичной, а намерение Моргунка вступить в колхоз, весьма характерным. Утопия, с одной стороны, и заслонила для Твардовского реальный смысл происходящего, с другой – оказалась языком, которым выражало себя «коллективное бессознательное» крестьянской России. Потребуется несколько десятилетий трагического опыта, чтобы в поэме «По праву памяти» Твардовский переосмыслил судьбу отца и пересмотрел свое отношение к коллективизации.

 

24. Исторический роман 1930-х годов (А.Толстой, Ю. Тынянов).

Для литературы 30-х годов становилось актуальным осмысление исторического опыта России, ибо стоящееся государство все больше напоминало о теократических устремлениях Московской Руси. Не случайно широкое распространение получает жанр исторического романа, в котором отчетливо выдвинуты на передний план две темы: народные восстания и сильная государственная власть.

А.Н.Толстой.

К 1917 г. молодой граф Толстой - уже сложившийся писатель. Цикл рассказов "Заволжье", роман "Хромой барин". В 1919 г. он увидел в этой борьбе угрозу самому человеческому бытию (в т. ч. Собственному, т.к. был за белых). Жизнь в эмиграции была самым тяжелым временем для него - чувство потери почвы для жизни и творчества. Интерес к русскому национальному характеру, судьбам российского государства, - его постоянное свойство еще в дооктябрьское время. Тяга в бури отечества сочеталась в нем с тягой к жизни с удобствами, которая сначала толкнула его на эмиграцию, а теперь - назад. Но и художественная позиция тоже сказалась здесь. Из Париже, где жили непримиримые, он переезжает в Берлин и сотрудничает в сменовеховском органе "Накануне". В 1923 году он вернулся в СССР (по элегантному выражению его жены Натальи Крандиевской - "сораспинаться с Россией". - А.С.) и здесь начал старательно врастать в советскую литературу. Он послушно усваивает советскую идеологию и уже через 10 лет становится ведущим сов. писателем. Эти изменения показательны для самого беспощадного характера советской эпохи, предъявлявшей св. требования всем и каждому. Анна Ахматова писала: "Меня, как реку, повернула жизнь - и я не знаю своих берегов". Толстой "сменил русло" без всякой горечи.

Податливость, стремление приспособиться, подчинить образную структуру св. пр-в. "Хождение по мукам" - постарался дать образцовое, угодное властям истолкование темы "человек и революция". Повесть "Хлеб" прямо вх. сюжетно, но у Т. хватило совести не включать это уже абс. лживое сочинение, предст. битву за Царицын, в которой красными командовал Иосиф Сталин, как центральное событие гражданской войны. Все это не должно заслонять его выдающееся дарование, позв. худ-венно уходить идеологии и вносить добротный вклад в житницу русской литературы.

Петр давно интересовал. "День Петра" и "Наваждение" - 1917. Но там Петр предстает как трагически одинокая фигура, обреченная на неудачу. 1922 г. - "На дыбе" - зд. почти то же понимание Петра. Трудовые низы - против его государства. "Я давно нацеливался на Петра. Я знал каждое пятнышко на его кафтане. Я слышал запах его табака". "Петр Первый". 1-я книга - по стрелецкую казнь ("на этом кончается 17 век),..., 2-я... ок. в 1934 г., 3-я, "самая главная часть романа" - оставлена недописанной в 1944 г. (В 1945 г. умер писатель.)

Именно в Петре Первом раскрылся незаурядный талант Т. Искусство живописать, в т. ч. людей. И-во колоритного, сочного портрета. Блестяще разработанные характеры, говорит о том, что русскому характеру свойственна одаренность, способность к напряжению, взлету сил в ответственные моменты. Очевидны достоинства романа. В Петре Перв. увидено и сказано очень много, живописно и точно, о нашем прошлом и национальном характере.

Не следует соглашаться со всем в авторской концепции. Главная сторона, представленная в центре романа - это эпоха становления сильной государственности. Петр - разносторонне одаренная личность, хочет поднять отсталую Русь на уровень мировых стандартов. Он не идеализирует Петра. Петр человек св. времени, дальновидной и беспощадно жестокий. Пушкин говорил, что достойна удивления разница между замыслами Петра, являвшими величие для вечности, и его указами, которые вырвались у нетерпеливого помещика и написаны будто кнутом. Т. извиняет Петру кнут, жестокость, самовластие.

Преобразование России - дело всего народа. Показано участие низов в стр-ве государства. Судьбы народа не1значн., не1цв. Соц. бедствия, контрасты. Драматич. судьбы людей соц. протест, бродивший низах. Через весь роман проходит не бросающийся в глаза, но символичный образ "Федьки Умойся-грязью". В конце книги он - строитель Петербурга, в кандалах забивающий сваи под основание города. В цепях - но строит, участник общего дела, сохранивший силы орудовать кувалдой. Главный акцент на участии всей нации в стр-ве государства. Федька тоже не избежал.

Что важно здесь - при всей прогрессивности реформы Петра не так уже много изменили в России. Он надел европейское платье на правящее сословие, но усилил экономический гнет. Изобретательность в введении новых налогов, 21-летняя война и тяжелая трудовая повинность привели к тому, что население России в царствование Петра сократилось на 20%. К чести Т. служит то, что он показал и эту сторону. Т. любуется Алексашкой Меншиковым, но не скрывает его отрицательных качеств. Его храбрость, сметливость отражают запросы эпохи, но мздоимство и корыстолюбие воплощают неправедное государство... Т.: "Роман хочу довести до Полтавы, м.б. до Прутского похода. Не хочу, чтобы у меня люди состарились, что мне с ними, старыми, делать". Дело не только в этом - прогрессивный характер царствования сильнее выразился в его первую половину, 1710-е гг. и Т. сам об этом пишет в св. рабочих тетрадях: "К сожалению, это продолжалось недолго". В последние годы преобладают черты угнетательского строя. Это не хотелось изображать...

В значительной мере, это было выполнением социального заказа. Власть Сталина, единодержавное государство нуждалось в исторически укорененном основании. Сталинская идеология поощряла изображение сильных властных деятелей русской истории как "отцов нации". Блеск изобразительного таланта А.Т. скрадывает эти недостатки. А вот "Хождение по мукам" Т. разрушил, уступив идеологическим требованиям привести сюжет к заданной развязке. Из-за этого ложного замысла пропало обаяние, произошло обеднение художественной ткани, которое все усиливалось к концу этой трилогии. В "Петре Первом", поддаваясь требованиям идеологии, он сохранил художественную ткань и художественные ценности.

Одновременно Тынянов воссоздавал образ Грибоедова в исторических романах "Кюхля" (1925) и "Смерть Вазир-Мухтара" (1927-28). "Первый роман Тынянова был беллетристикой, соседствующей с наукой, второй - беллетристикой, подменяющей науку, третий - беллетристикой, дополняющей науку [...]", по определению М. Л. Гаспарова.

В последние десятилетия литературоведы не раз обращались к проблеме соотношения "научного" и "художественного" в обеих сферах тыняновского творчества и связанному с нею вопросу об "историчности" исторической прозы Тынянова.

Дискуссия, тем не менее, далека от завершения, во многом потому, что не найден адекватный язык описания тыняновских текстов и каждый исследователь рассматривает их сквозь призму своих представлений о литературе и литературоведении. Поэтому глубоко закономерна полемика о том, подтверждает ли статья "Безыменная любовь" построения романа "Пушкин" (Эйхенбаум), или роман убедительнее статьи (Гаспаров), или они представляют собой совершенно различные модусы (Левинтон). Вероятно, сама возможность дискуссии показывает неразрывность научного и художественного текстов.

Покажем это на нескольких примерах, связанных с тыняновскими трактовками образа Грибоедова.

Эпиграфом к роману "Смерть Вазир-Мухтара" стало восьмистишие Баратынского:

 

Взгляни на лик холодный сей, Взгляни: в нем жизни нет / Но как на нем былых страстей/ Еще заметен след!/ Так ярый ток, оледенев,/ Над бездною висит, / Утратив прежний грозный рев/ Храня движенья вид.

 

Исследователи обратили внимание на то, что стихотворение "Надпись" не имеет прямого адресата: подзаголовок "А. С. Г." имеется только в одной из рукописных копий. Так уже в эпиграфе задана двойственность, неопределенность, пронизывающая роман, установка на трансформацию исторического, бытового и собственно-литературного материала. Эпиграф к первой главе продолжает развитие этой линии и доводит ее до предела: письмо Грибоедова Катенину превращено автором в письмо к Булгарину. Ошибка, несомненно, исключена, поскольку в первых изданиях "Вазир-Мухтара" эпиграф был дан на языке оригинала (арабском), что требовало непосредственного обращения к письму.

Повествовательный, объективно-эпический тон здесь вовсе отсутствует: вместо него либо внутренние монологи, либо диалог, либо лирический комментарий автора. Все усилия Тынянова направлены здесь на то, чтобы преодолеть традиционную систему "повествования", традиционный "плотный и тесный язык литературы", смешать "высокий строй и домашние подробности",

дать вещь в ее соотнесенности с миром, дать человека и явление в процессе, в протекании. Происходит полное смещение традиций -- и "Слово о полку Игореве" входит в роман на правах нового строя художественной речи: "Встала обида, вступила девою на землю -- и вот уже пошла плескать лебедиными крылами... Ярославна плачет в городе Тебризе на английской кровати". Это подготовлено статьей о Хлебникове: "Перед судом нового строя Хлебникова литературные традиции оказываются распахнутыми настежь. Получается огромное смещение традиций, "Слово о полку Игореве" вдруг оказывается более современным, чем Брюсов".

Торжествуя свою победу над инерцией, над "плотным и тесным языком" прежней прозы, Тынянов вводит в роман вое, что ему нужно, не боясь ни быта, ни истории, ни экзотики, ни поэзии.

В "Смерти Вазир-Мухтара" все случайное становится обязательным, необходимым. Здесь всем владеет история, потому что каждая вещь существует не сама по себе, а в соотнесении. Отсюда обилие самых неожиданных и сложных метафор, сравнений, образов, часто создающих впечатление стиховой речи. Весь роман построен на "сопряжении" человека и истории - на извлечении исторического корня из любого эпизода, из любой детали. Роман начинается не с детства или юности Грибоедова, а с того момента, когда он теряет власть над своей жизнью и биографией, когда история решительно вступает в свои права. Это не "фатализм", а диалектика свободы и необходимости, трагически переживаемая Грибоедовым. Первая фраза романа: "Еще ничего не было решено" – определяет границу и раскрывает сюжетную перспективу. На самом деле все решено, потому что "время вдруг переломилось", "отцы были осуждены на казнь и бесславную жизнь". Отныне все решается помимо воли Грибоедова - и он с изумлением и ужасом, а под конец и с холодным презрением смотрит на собственную жизнь. Роман недаром назван так, как будто речь идет не о жизни и не о Грибоедове, - "Смерть Вазир-Мухтара". "Смерть Вазир-Мухтара" следует назвать научным романом, содержащим новую концепцию и разгадку личности Грибоедова и его судьбы. В романе "Смерть Вазир-Мухтара" Тынянов писал: "Людям двадцатых годов досталась тяжелая смерть, потому что век умер раньше их. У них было в тридцатых годах верное чутье, когда человеку умереть. Они, как псы, выбирали для смерти угол поудобнее. И уже не требовали перед смертью ни любви, ни дружбы". С середины 30-х годов Тынянов отдается полностью огромному замыслу -- роману о Пушкине. Весь конец жизни становится борьбою с неумолимой болезнью во имя работы над "Пушкиным", во имя окончания эпопеи, которая стала заключительным периодом творчества Тынянова. Содержанием романов Тынянова служит трагедия человека эпохи декабристов. Герои Тынянова складываются как характеры до восстания 1825 года. Они переживают его. Они гибнут в николаевскую эпоху. Такова судьба Кюхельбекера и Грибоедова. Очевидно, что такова судьба Пушкина. По жанру Тынянов, как никто другой из наших романистов, дал законченный образец биографического романа. Больше всего это относится к первым двум. "Пушкин" открывал для Тынянова новые горизонты. В этой эпопее мы находимширокое живописание картин быта и фиксацию общественных интересов пушкинского окружения. Здесь Тынянов гораздо более историчен. Он оценивает прошлое глазами настоящего, объясняет эпоху с помощью нашего мировоззрения. Он резко отходит от приемов "Вазир-Мухтара", где история дается как содержание психологии героя. Он перекидывает мост назад, к своему "Кюхле". Он отказывается от той яростной борьбы за свою прежнюю специфику стиля,какой отдавал силы в романе о Грибоедове. Этот отказ является новым достижением, потому что освобождает все силы писателя для решения проблемы, состоящей в том, чтобы возвысить роман-биографию до романа-истории. Тынянов, сделавшись романистом прежде всего, не перестал быть ученым. В самом характере его творчества лежат особенности походки ученого. Документ поет в тексте художника, растворяясь и дыша своим значением, но не заглушая искусства, а только устраняя малейшее сомнение в подлинности исторического факта. Ученый как бы говорит в романе Тынянова: за точность факта не беспокойтесь. И правда, мы не помним ни одного упрека Тынянову в неверной документации.

 




Дата добавления: 2015-04-12; просмотров: 17 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

1 | 2 | 3 | 4 | <== 5 ==> | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |


lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.013 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав