Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Структурализм

Читайте также:
  1. Генетический структурализм в и.с. Гольдман Л.
  2. Глава 3. Критика структурализма и функционализма
  3. Другие категории генетического структурализма
  4. Основные направления: структурализм (Титченер Э.), Вюрцбургская школа (Кюльпе О., Бюлер К., Зельц О.), функционализм (Брентано Ф., Штумпф К., Джеймс У., Вудвортс Р.).
  5. Си как единство стр-ры и элем-в. Сущность структурализма.
  6. Структурализм (Э. Титченер)
  7. Структурализм в философии
  8. Структурализм и развитие его идей в трудах Э.Титченера.
  9. Структурализм. Социокультурная ситуация на рубеже веков и философия постмодернизма

Корнем слова структурализм является понятие структуры. В латинском языке слово "стуо", как ко­рень структуры, означало "класть рядами одно на дру­гое, строить, располагать в порядке". С этой, этимоло­гической точки зрения, структура – строение, пост­ройка. В научной литературе выделяется полтора де­сятка значений этого понятия, которые являются как бы вариациями латинской мелодии. В философии по­нятие структуры, начиная еще с античности, использо­валось как нестрогий синоним слова "форма". Строгое научное значение оно получило в химии в процессе разработки теории химического строения вещества. Говоря о химических соединениях, русский ученый А.М. Бутлеров уже пользовался этим понятием. В XIX веке понятие структуры приобретало общенауч­ный статус.

В культуре XX века возникают предпосыл­ки для синтеза философских и конкретно-научных значений понятия структуры. В наши дни философ­ское понятие структуры рассматривается как обозначе­ние совокупности устойчивых, иногда добавляют, внутренних, существенных связей объекта как целого и тождественного самому себе. В буквальном смысле понятие структурализма обозначает учение, объясняющее мир с помощью понятия "структура". Перспективность такого учения и мировоззрения сна­чала удалось показать не в философии, а в конкрет­ных, прежде всего гуманитарных науках.

Ростки структурализма как научно-исследователь­ской программы появились не в работах знакомых с понятием структуры химиков, а языковедов. В частно­сти, швейцарский лингвист Ф. де Соссюр (1857-1913) в посмертно изданной работе "Курс общей лингвистики" обосновал необходимость рассмотрения языка как знаковой структуры. Согласно Соссюру, язык – явление социальное и принудительное для отдельного человека. От языка как репрессивной структуры отли­чается речь как свободный акт человеческого творчест­ва. Речевое высказывание (la parole), по Соссюру, явля­ется также "индивидуальным актом воли и понима­ния". Различая язык ("ля лег") от речи (ля пароль"), Соссюр сравнивал его с шахматами, в которых каждая фигура, как знак в языке, имеет свое значение, опре­деляемое заранее установленными правилами. Иссле­дователями структурализма широко используются ил­люстрации, в которых роль структур в познании мира раскрывается на примере светофора, каждый знак ко­торого имеет особое значение благодаря месту, зани­маемому им в его структуре.

Из языкознания и литературоведения в пятидеся­тые годы идеи структурализма были перене­сены в ан­тропологию (этнологию) французским ученым Леви-Строссом (род. 1908). В работах "Структурная антропология","Мифологики","Структурная антропология-два" и др. он изложил основные идеи структура­листской методологии. Коротко их можно представить следующим образом: 1) изучая явления культуры, следует обратить преимущественное внима­ние не на их элементы, а на структуры; 2) исследуя культурные феномены, следует главным образом изу­чать их синхронно (от греч."син"– вместе и "хронос"– время), т.е. их совпадении во времени, од­новре­менности, а не в диахронии, т.е. последова­тельной смене явлений; 3) приоритет в исследовании принад­ле­жит структурам, а не субъектам. Взгляды французского академика базировались на изучении многообразного эмпирического (этнографического антропологического) материала. Леви-Стросс внес зна­чительный вклад в изучение мифов и ритуалов разных первобытных народов мира – тотемизма, брачно-родственных отношений. Важно под­черкнуть, что структу­ры, этнографически изучавшиеся Леви-Строссом, были структурами сверхчувственными, постигае­мыми абст­рактно-логически. Применяя методологию структура­лизма к первобытным культурам, Леви-Стросс получил несколько результатов, имеющих широкое философско-мировоззренческое значение. В частности, ему удалось показать, что в мифах народов, никогда не контакти­ровав­ших друг с другом, отра­жаются одни и те же структуры, что первобытное мышление по своей струк­туре не отличается от мышления современного. Впол­не вероятно, говорил Леви-Стросс, что "одна и та же логика характеризует и мифическое, и научное мыш­ление". Отсюда выте­кало, что особого рода структуры, или надиндивидуальные отношения между знаками, опре­деляют не только древнее и современное мышле­ние, а и любое мышле­ние вообще, следова­тельно, и человеческую культуру в целом.

В работах французского литературоведа и семиолога Ролана Барта (1915-1980) идеи структурализма получили дальнейшее развитие. В его программных статьях "Воображение знака", "Структурализм как деятельность", книге "Система моды" и др. проводилась идея о том, что преодоление ложного и иллюзорного сознания должно основываться на расшифровке и познании его структур. Будучи выстав­ленными на всеобщее обозрение, структуры мышления утрачивают свою принудительную силу и поддаются деконструкции. Главным предметом изучения в струк­турализме для Барта была письменная речь, которую он понимал достаточно широко, как всю выраженную в знаках человеческую культуру. Эта культура именовалась им также письмом, текстом. Отталкиваясь от факта, что так называемая девственная природа фактически не­доступна нашему современнику, что все нас окружающее уже "пропитано человеческим началом – вплоть до лесов и рек, по которым мы путешествуем", Барт приходил к выводу об универсальном характере структуралист­ского мировоззрения. Для него письменно-текстовые структуры являются самодостаточным способом суще­ствования всего массива человеческой культуры.

Структурами Барт называл не любые отношения знаков, а лишь такие, которые определяют лицо ве­щей. Например, красный цвет сам по себе запрета не означает. Его запретительное значение формируется в отношениях лишь к зеленому и желтому «цвету свето­фора. Такой тип структурных связей Барт называл па­радигматическим, считая его тем порогом, с которого собственно и начинается струк­турализм. Предметом структуралистского, в собственном смысле этого слова, анализа являются также структуры, которые детерми­нируются определенными правилами. Например, в со­ответствии с этикетом или модой мы можем, идя куда-то, надеть свитер и кожаную куртку. По Барту, это оз­начает, что мы выразили свою принадлежность к опре­деленной знаковой структуре (моде) как единству оз­начающего и означаемого. Тем самым структура отде­ляется от истории и осуществляется преодоление по­следней через признание приоритета синхронии над диахронией. Структуралист, или "структуральный человек" Барта, по характеру своей деятельности вроде бы не отличается от любого другого аналитика. Он бе­рет некоторый предмет (вещь), расчленяет его и затем соединяет разделенное в единое целое. Но эта сборка–разборка имеет тот маленький, являющийся структура­листским секрет, что в ее процессе появляется нечто новое – структура, структура умопостигаемая.

Глубокое философское осмысление структурализма было развито Мишелем Фуко (1926-1984), французским историком и философом, в работах Слова и вещи. Археология гуманитарных наук", "Археология знания" и проиллюстрировано в многотомной истории сексуаль­ности в Европе. Философ М. Фуко всегда дополнял М. Фуко – исто­рика. Последний изучал историю живого, экономики и языка. В этих трех разных областях исследования он подметил наличие структурного подобия, состоявшего в том, что изучавшие живое натуралисты, язык грам­матики, а производство и обмен – экономисты приме­няли одинаковые правила исследования и построения своих теорий. Однако самими биологами и экономи­стами эти правила выявлены не были, и задача фило­софа состоит в том, чтобы реконструировать эти фун­даментальные структуры цивилизации. Эти структуры не имеют автора, они бессубъектны. Фуко интересова­ло не то, что говорили Линней, Петти или Арно как ученые, а то, что в культуре говорилось как бы само собой. Следовательно, он изучал не то, что считал не­кий X, а то, что как бы само собой Считалось (с боль­шой буквы).

Для обозначения этого "считавшегося" Фуко ис­пользовал понятия "эпистема" и "дискурс". Эпистемы, по его определению, есть "основополагаю­щие коды любой культуры, управляющие ее схемами восприятия, ее обменами, ее формами выражения и воспроизведения, ее ценностями, иерархией ее прак­тик". Из этой характеристики вытекает, что проще перечислить то, что эпистема не определяет, чем то, на что она влияет. Эпистема – скрытая универсальная модель (структура) построения человеческой культуры и цивилизации. В европейской истории М. Фуко выделил три эпи­стемы: возрожденческую, классическую, современную – в зависимости от того, как в них понималось отноше­ние слов и вещей. Факторами, причинно обуславли­вающими отношение слов и вещей, он считал труд, жизнь, язык. Первая эпистема, определявшая процесс развития культуры от эпохи Возрождения до Нового времени, предполагала сходство слов и вещей. В клас­сический период слово становится репрезентацией ве­щи и, наконец, современная эпистема порождает такое отношение слов и вещей, которое опосредствовано ис­торией. Тремя науками, знаменовавшими историче­ский тип связи вещей и слов, стали политическая эко­номия, биология и филология. Движущей силой совре­менной эпистемы, ее "трансцендентами" становятся труд, жизнь, язык. Находясь вне сознания людей, они определяют возможности как их сознания, так и по­знания. Эпистемы и дискурсы, описываемые Фуко, "изгоняли" слабого, конечного и смертного человека из истории. Фуко был солидарен со словами Ницше о вытеснении человека сверхчеловеком, он развивал идею "смерти человека" как центра культуры, полагая, что в нашем столетии все проблемы культуры враща­ются вокруг вопроса, что есть язык, а человек, точнее его следы, исчезают из ее тела. Знамениты слова Фуко: "Человек исчезает, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке".

С этой точки зрения, будущее че­ловечества не связано с гуманизмом и человеком. Надо сказать, что сама по себе здравая идея об определяю­щем характере структуры в познании и преобразова­нии мира в структурализме доводится до крайнего предела – теоретического антигуманизма, безсубъектной культурологии, антиисторизма. Свойственный структурализму как философии антигуманизм, антиис­торизм является продолжением достоинств структура­листской методологии. Выделяя эти черты структура­листской философии, которые отчасти объясняются своеобразной философской культурой ученых-структу­ралистов, важно не забывать о том, что структурный метод изучения культуры столь же правомерен и неза­меним на своем месте, как и любой другой. Что же ка­сается структурализма как набора стереотипов мышле­ния, т.е. как идеологии, то ее несостоятельность была продемонстрирована в работах Л. Альтюссера (род. 1918), Э. Балибара, соединявших структурализм с марксизмом, а также Ж. Моно, Л. Себага и других, видевших в струк­турализме теоретический антимарксизм. Методологи­ческая ограниченность идеологии структурализма про­являлась с разной степенью глубины у разных авторов. У одних из них – Леви-Стросса, Фуко, Барта, Ж.Лакана она отчасти компенсировалась скрупулезным и тща­тельным анализом различных явлений человеческой культуры, у других, там, где структурализм оставался чистой идеологией, вырождалась в громкую, но мало­содержательную фразу. Вот почему попытки сохранить рациональное зерно структурализма, освободив его от не выдерживающих критического испытания абсолю­тизаций, приводят часть философов к превращению структурализма в постструктурализм и постмодернизм.

 

Постмодернизм

Рассматривая творчество поздних Р. Барта, М. Фуко и Ж. Лакана пристрастно, можно заметить в нем отказ от многих идей, составляющих мировоз­зренческое ядро структурализма. В 70-ые годы Р. Барт переключает свое внимание с проблем функциониро­вания текстов на проблемы их порождения, на изучение множественности текстового смысла. Фуко, изучая историю "технологии власти", начинает подходить к пониманию историчности техник власти, а Лакан – основатель парижской школы фрейдизма – раскрывает сложную диалектику влияния системы "реальное – во­ображаемое – символическое" на человеческую культу­ру.

Если взгляды поздних Барта и Фуко можно отнести к постструктурализму, то постмодернизм как относительно новый этап постструктурализма начина­ется в работах французских мыслителей Жака Дерриды (род. 1930), Жиля Делеза (род. 1926) др. Первую собст­венно философскую работу, в названии которой присут­ствовало понятие постмодернизма, написал Ж.-Ф. Лиотар (род. 1924). Ее название "Ситуация пост­модерна". В ней, не соглашаясь с идеями рационализма, в том числе, подчеркнем особо, струк­турализма, Лиотар отмечал, что закономерным плодом рационалистиче­ского индустриального прогресса стали тоталитаризм, противостояние севера и юга, безработица и Аушвиц. После Аушвица (Освенцима) мыслить так, как мысли­ли ранее, нельзя. Для Лиотара, постмодернизм был не только и не столько философией, сколько деятельно­стью. Не случайно он организовал в 1985 г. в Центре Помпиду в Париже выставку под названием "Иммате­риальное", целью которой было введение посетителя в драматургию постмодерна, в лабиринт стоянок, в кото­рых автор создает свои тексты.

Любой человек, задумывающийся о смысле термина "постмодерн", не может не заметить его парадоксальности. Буквально постмодерн означает "послесовременный". Напрашива­ется вопрос, а разве можно, живя в настоящем, быть сверхнастоящим? Известно, что представители футу­ризма в начале века уже пытались выпрыгнуть из на­стоящего времени. Безуспешно. Таким образом, по своему смыслу слово "постмодернизм" является как бы обозначением бегства человека – от – или – из – современ­ности. Для понимания постмодернизма поэтому не безразличен вопрос: "Куда идти – вперед, назад, к со­временности или?.."

Попытаемся определиться с на­правлением "движения", задаваемым постмодернизмом. Термин "постмодернизм" в культурный оборот был введен в 20-30-ые годы XX века в качестве обозначения литературы, идущей на смену литературе модернизма, и имел конкретно-исторический смысл: после или пост­модернизма. Однако широкого хождения в первой трети столетия рассматриваемый термин не получил, в том числе и в силу своей двусмысленности. Его нередко успешно заменяли другими синонимами, например, "ультрамодернизм" или сверхмодернизм. Последний также означал выражение претензии его представите­лей на исключительное обладание знанием современ­ности, умение предсказывать те ее тенденции, которые в будущем обязательно воплотятся в жизнь. В интел­лектуальном контексте 30-50-ых годов эти претензии, конечно, серьезно не воспринимались. Только в рабо­тах историков и литературоведов 60-ых годов им был придан вид более или менее определенной идейной программы, а термин "постмодернизм" был облечен в мировоззренческие одежды. У истоков мировоззрения постмодернизма стояли литературоведы Д. Анин, У. Спанос, И. Хассан, Л. Фридлер, которые стали рассматривать постмодерн в качестве особой парадигмы и эпистемы.

Филосо­фия постмодернизма, в собственном смысле этого сло­ва, возникла как внутри, так и на периферии указан­ной программы, а также в результате попыток одно­временно сохранить и преодолеть современный миро­воззренческий потенциал структурализма, марксизма, фрейдизма и ницшеанства. Для этих целей использовались и радикальная эклектика, и возрождение забы­тых дискурсов древности, например, софистического, а также социологизация философского знания и его психологизация и риторизация.

Выясняя идей­ные источники постмодернизма, имеет смысл остано­виться на своеобразии культурно-мировоззренческой программы постмодерна. Для этих целей ее полезно соотнести с модернистским мировоззрением, опредмеченным в романах Ф. Кафки, Р. Музиля, картинах П. Пи­кассо и В.В. Кандинского, музыке И. Стравинского и Арнольда Шенберга, архитектуре Шарля Ле Корбюзье, фильмах Альфреда Хичкока и Андрея Тарковского.

В основе модернизма как мировоззрения лежали принципы урбанизма (культа города), технологизма (культа индустрии), примитивизма (культа неразвитых образцов подражания), эротизма, дегуманизации и не­которые другие. Например, архитектурные сооружения Корбюзье (здание ЦСУ в Москве, городские ансамбли в индийском Чандигархе) раскрывали интимный смысл урбанизма, связанного с новым технологизмом, эро­тизмом и дегуманизацией.

В качестве преодоления модернизма постмодернизм не мог не быть отрицанием и пересмотром принципов первого. В частности, в постмодернизме культ города заменялся культом космоса (космизмом), идеа­лы индустриализма императивами экологизма и т.д. Космизм, экологизм, постгуманизм, новая сексуальность и другие принципы, составляют ядро постмо­дернизма как мировоззрения. Это ядро, конечно, возникло не в безвоздушном пространстве и во многом было ответом на ту новую ситуацию, которая складывалась в современном мире.

Среди объективных предпосылок формирования постмодернизма принципиальное значение имели три фактора.

Во-первых, возросшая исчерпанность управленческого потенциала государства вообще и тоталитарного государства, в особенности, в деле формирования безопасных условий человеческого существования.

Во-вторых, растущая антигуманность процессов техно­логического общения, выхолащивающих человеческое сердце и душу из процессов коммуникации.

В-третьих, активное включение в социальный процесс новых со­циальных групп, которые ранее были в нем аутсайде­рами. Речь идет, например, о всевозможных феминист­ских и экологических движениях. Понятно, что эти новые, постиндустриальные, неизвестные ранее объек­тивные условия человеческого бытия не могли не по­рождать потребности в новой адекватной философии и новом адекватном философском языке. Как бы то ни было, но идейная крыша, даваемая постмодернизмом феминизму и экологизму, вряд ли сама по себе может вызвать какое-либо возражение, как, впрочем, и развиваемая в нем справедливая критика издержек технологизации человеческой коммуникации. Что касается по­стмодернистских оценок роли государства в жизни со­временного общества, то с ними дело обстоит сложнее.

Хотя любое государство и является в принципе ре­прессивным по отношению к отдельной личности, вряд ли абсолютно верно утверждение, что ценности добра и красоты, сформированные у ребенка в госу­дарственной школе или у юноши в государственном университете, изначально ущербны. А, может быть, все-таки ущербны? В ответе на этот вопрос раскрыва­ются сильные, привлекательные и слабые стороны по­стмодернизма как философии. Как уже отмечалось, инициатором развития идей постмодернизма в фило­софии был Ж. Лиотар. Вместе с тем имеются веские ос­нования считать, что духовным отцом этой тенденции в философии правильно будет назвать Жака Дерриду, французского профессора Высшей школы общественных наук, автора "Грамматологии. Немного о графике", "Рассредоточения", "Похоронного звона", "Почтовой открытки", "О разуме. Хайдеггер и вопрос", "Призраки Маркса" и других работ.

Дерриде принадлежит разработка двух основных (онтологической и гносеолого - методологической) идей постмодернизма, которые составляют суть постмодернистской философии. К тому же Деррида провел,

во-первых, успешное диагностирование современной фи­лософии, определил ее патологию как лого-фоно-фалло-центризм и сформулировал задачу его преодоления, и,

во-вторых, разработал идею деконструкции как основ­ного метода освобождения человека от разрушающего и деформирующего влияния со стороны репрессивных структур государства.

Банкротство традиционного (в том числе и крити­ческого, функционального) рационализма, или фило­софия логоса и голоса, фона Деррида увязывал с разру­шением идейного заряда программ разума, звучащего голоса-слова и мужского начала. В самом деле, сегодня живое звучащее слово все активнее вытесняется визу­альными образами и звучащим "мертвым" словом. По­следнее, если речь идет о большинстве телевизионных передач, является писаным, перезаписанным, т.е. на самом деле умерщвленным словом.

С другой стороны, феминистки подкованный че­ловек, рассуждая об индивиде, не забудет вовремя до­бавить – она или он – с тем, чтобы словесно не вос­произвести логику и фигуру речи, свидетельствующей об агрессивности мужского шовинизма. Человек, бе­зусловно, всегда она или он, или даже она и он одно­временно, и, конечно, он никогда не будет адекватно представлен только мужским индивидумом.

Критикуя логофонофаллоцентризм, Деррида очень точно опреде­лил главный нерв современной интеллектуальной си­туации. Этим, кстати, и объясняется широкая попу­лярность постмодернизма как философии.

Новая фи­лософская онтология в ней дополнялась новой гносео­логией: для того, чтобы философски анализировать новое бытие – текст или их совокупность, необходимо иметь в своем распоряжении особый метод его иссле­дования. В герменевтике в качестве такого метода предлагалось понимание, в структура­лизме – структурно-функциональный анализ. Однако эти и другие методы, пропитанные духом логофоноцентризма, не годятся, по мысли постмодернистов, для преодоления горизонтов современности.

Вот почему деконструкция Дерриды, или, по выражению совре­менной исследовательницы, разборка-сборка текста – оказывается в постмодернизме большим, чем структу­ралистская процедура. По мнению современного исследователя, "постмодернизм является партизанским действием, демонтирующим логику репрессивного го­сударства, политических структур и организаций, ко­торые поддерживают его.

Визитной карточкой постмо­дернизма является деконструкция." Деконструкция постмодернизма – это одновременно письмо-чтение текста. А текст не статичная груда знаков, а процесс. Согласно постмодернистам, текст уже не текст, а эле­мент текстуальности. Постмодернистская де­конструкция была критически заострена как против рациональности, так и против создаваемых в границах традиционной рациональности философских текстов. Насколько такое понимание метода; философствования может быть плодотворным и серьезным?

Постмодернисты удачно обращают внимание на то, что текстуальность складывается из "множества ма­леньких нарраций", есть отрицание "Большой наррации" (Лиотар), что постмодернист-деконструкгивист должен быть странником-номадом, кочующим по дорогам вне границ репрессивного государства. Понят­но, что следы его маленьких нарраций (рассказов) имеют важное значение для понимания смысла тексту­альности, вообще. Отсюда вытекало то внимание, кото­рое в работе с текстом тем же Дерридой уделялось ана­лизу черновиков, пометок на полях, подчеркиваний и т.д. Постмодернистская деконструкция придает опре­деленность новой онтологии и завершенный характер гносеологии, логике, риторике и поэтике постмодер­низма. Например, критикуя логику монизма и диалек­тики, постмодернисты предлагают обоим читателям особую логику постмодерна. Тогда как в соответствии с монистической метафизикой и логикой, по каждому вопросу имеется одна-единственная истина и, соответ­ственно, один метод ее постижения, а, согласно диа­лектике, истина является единством противоположнос­тей, в логике постмодернизма признается существование более чем одной истины. Иначе говоря, в соответ­ствии с этой логикой имеется более двух истинных, а лучше сказать, убедительных ответов на один и тот же вопрос, более, чем два метода их получения.

Утверждение множественности, или плюрализма истин, точнее рассказов, текстов обосно­вывается в постмодернизме через принятие принципа радикальной эклектики, теоретической и мировоззрен­ческой всеядности, позволяющей если и не шагать, то, по крайней мере, ощущать себя шагающим в ногу с современностью. Философ-постмодернист, фактически, однако стоит как бы "около" современности. Его философия на самом деле является только около(пара)философией, логика – паралогикой, а риторика – парариторикой, Иначе, впрочем, и быть не может, ибо номадическое мышление, по Ж. Делезу, это не та игра в знания, которой занимались Маркс и Фрейд, а игра в авангардистское искусство в духе Ф. Ницше, образцо­вого номада (странника).

Номадизм – стержень социальной философии постмодернизма, указатель ее оппозиционности суще­ствующим социально-политическим системам. Пос­кольку объектом пристального внимания постмодер­низма является главным образом западный мир, то его декларируемая антикапиталистическая направленность вполне закономерна. Из этого однако не вытекает, что социализм постмодернизму предпочтительнее.

Оценивая постмодернизм как некоторое целостное явление, полезно иметь в виду, что присущая этой философской тенденции эклектичность не позволяет, с одной стороны, видеть в постмодернизме относительно самостоятельную философию, а, с другой, – позволяет в ней различать и постструктурализм, и неопрагматизм (Ж. Лиотара), и неомарксизм (Ф. Джеймсона, Т. Иглтона, Э. Сейда), и феминизм.

 




Дата добавления: 2015-04-20; просмотров: 33 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | <== 6 ==> |


lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.01 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав