Читайте также:
|
Причинение—это действие по созданию эффекта, уничтожению эффекта, знанию или незнанию. То, что создается, уничтожается, известно или неизвестно, называется эффектом.
Таким образом жизнь во всех своих проявлениях—это причина.
Причинение—это общий знаменатель всех устремлений жизни.
Причинение осуществляется постулатами. Постулат—это причиняющее соображение. Соображение определяется как мысль или идея.
Жизнь может считать себя эффектом, но само это убеждение—причиняющее соображение.
Ответственность—это готовность присвоить себе причинение.
Индивид может присвоить себе причинение чего угодно. Единственное неудобство в присваивании себе причинения—недостаток игр. Единственное неудобство в не присваивании себе причинения—избыток игр. Поэтому когда игры становятся все более навязчивыми, готовность присвоить себе причинение (ответственность) уменьшается*.
*Не сумев выйти из старых игр, индивид создает себе новые, еще более навязчивые игры за счет уменьшения ответственности.
Поэтому неготовность присвоить себе причинение показывает, насколько навязчивы игры индивида.
Дополняющие постулаты увеличивают симпатию; противоречащие постулаты уменьшают симпатию.
Таким образом симпатия—это готовность создавать дополняющие постулаты. Любовь—это выражение симпатии.
Реальность—это степень создания дополняющих постулатов. Поэтому когда игры становятся все более навязчивыми, вещи становятся все менее реальными. Вещи лишь настолько реальны для индивида, насколько он создает дополняющие постулаты по отношению к ним.
Общение—это действие по созданию дополняющих постулатов.
Когда два или более индивида принимают дополняющие постулаты по отношению к чему-то созданному, они разделяют между собой это создание, и оно становится их совместным созданием. Говорится, что они находятся в соглашении по отношению к этому созданию. Таким образом соглашение—это совместное создание.
С помощью готовности создавать дополняющие постулаты (симпатии) и с помощью создания дополняющих постулатов (общения) индивиды достигают совместного создания (реальности). Таким образом между индивидами достигается понимание.
Из-за того, что игры содержат противоречащие постулаты, они уменьшают понимание между индивидами.
Правильное действие—это приятное действие; это действие, с которым индивид готов создать дополняющие постулаты. Неправильное действие—это неприятное действие; это действие, с которым индивид не готов создать дополняющие постулаты.
Поэтому понятие правильного и неправильного создается играми. Нет абсолютно правильного и абсолютно неправильного. Что считается правильным и что неправильным, зависит от индивида и его игр. Поэтому то, что считается правильным в одном обществе, может быть тяжким преступлением в другом обществе.
Однако хотя предмет того, что считается правильным и что неправильным, находится внутри игр, есть более высокая этика, предмет того, как правильно играть в игры. Эта этика игр не зависит от индивида и его игр, и поэтому находится вне игр. Эта этика—“Кодекс этичного существа”. Когда игры играются в рамках внешней этики игр, они остаются такими же веселыми, но перестают быть ловушками, какими они были при играх без этой этики. Единственный безопасный способ играть в игры—играть в рамках внешней этики игр. Но индивид может играть в рамках этой этики только тогда, когда игры не навязчивы. Следовательно, ему нужно заняться играми, чтобы убрать из них навязчивость. После этого он сможет играть в рамках внешней этики игр, и вечно наслаждаться играми без угрозы его существованию.
Поговорим еще на тему внутренней этики игр. Правило игры—это соглашение индивидов о позволительной (правильной) игре. Игра не по правилам считается ошибочной, и потому несправедливой. Законы—это правила игр, указывающие на позволительные игры в обществе. Поэтому обвинять другого в неправильных действиях означает обвинять его в действиях не по правилам игры; это обвинение в неэтичном поведении.
Индивид, проиграв игру полностью в рамках правил, может либо принять проигрыш, либо намекнуть на то, что победитель играл нечестно. У него есть только две этих возможности. Если он сможет убедить своего противника в нечестной игре, победитель поверит, что вел себя неэтично, и выиграл игру несправедливо. Действие по приписыванию причинения неправильной (неэтичной) игры противнику называется обвинением. Если противник принимает обвинение, он чувствует вину.
Не желая вести себя неэтично, виноватый индивид решает больше так не играть. Это, конечно, именно то, что хотел обвинитель, который теперь ограничил готовность противника действовать и может легче подавить противника.
Поэтому обвинение—это попытка понизить готовность другого действовать, намекая на нечестную игру, и сделать его более подавляемым.
Механизм “Обвинение/Вина”—это чистейшая игра. Цель обвинения только в том, чтобы позволить обвинителю выиграть. Неспособный выиграть в игру всеми другими способами, и нуждаясь в выигрыше, обвинитель пускает в ход механизм обвинения, чтобы выиграть.
В связи с тем, что любая игра жизни содержит почти что бесконечное количество возможностей и явно невозможно установить для всех них правила игры, игрок всегда может использовать механизм “Обвинение/Вина”. Всегда есть какое-то действие, на которое он может указать пальцем и объявить его нечестным, и попытаться таким образом возбудить чувство вины у противника—и тогда противник будет использовать не все свои способности в игре.
Так как неправильное действие это в сущности неприятное действие, использование механизма обвинения—чистейший эмоциональный шантаж: “Я перестану тебя любить (симпатизировать тебе), если ты будешь продолжать так действовать, мешая мне выиграть”.
Однако обвинение опасно тем, что нужно убедить другого в неправоте. Обвинитель должен сохранять и поддерживать неправоту, чтобы убедить в ней другого. Поэтому оказывается, что обвинитель сохраняет и поддерживает целые отделы своего ума, чтобы убедить другого в том, что тот обманул обвинителя. Это ужасная цена за непреодолимое желание выиграть, но она ясно показывает, до чего могут дойти индивиды ради выигрыша.
Механизм “Обвинение/Вина” порождает навязчивые игры. Навязчивые игры порождают механизм “Обвинение/Вина”. Они неразделимы, где одно, там и другое. С помощью механизма “Обвинение/Вина” жизнь в конце концов вырождается в отчаянную попытку сделать других виноватыми, настолько же отчаянно сопротивляясь попыткам других сделать то же самое. На этом уровне жизнь кажется игроку огромным океаном неправоты, содержащим только один островок правоты—его самого. И он прежде всего убежден в том, что если он хоть на секунду перестанет приписывать другим неправоту (вину), его островок погрузится в океан, он утонет и будет навсегда потерян в этом океане неправоты. Не то чтобы навязчивый обвинитель был всегда прав, у него просто есть огромная потребность в правоте. Он всегда прав. Даже когда он неправ, он прав. И он будет продолжать заявлять о неправоте других, даже когда будут прибивать крышку его гроба. Потому что он знает, как выигрывать в игры: нужно всегда делать себя правым, а других неправыми. Это становится его надгробной надписью.
Вот так предмет правоты и неправоты попал в игры. И с тех пор игры изменились. У правоты и неправоты нет другого смысла. Когда этот предмет понят, его можно разобрать с помощью упражнений из раздела “Практика”. Когда игры становятся менее навязчивыми, необходимость в механизме “Обвинение/Вина” уменьшается и в конце концов исчезает. Этот механизм всегда был дрянным, и игры намного веселее и здоровее без него.
Стыд—это разоблаченная вина. Насмешка—это разоблачение вины. “Стыд/Насмешка” образуют пару, похожую на пару “Обвинение/Вина”, от которой они произошли.
Вся свобода находится в понимании свободы выбора. Когда кто-то уже не может выбирать, он потерял всю свободу. Основная свобода выбора—делать или не делать постулат. В жизни это свобода выбора—играть или не играть в игру. Поэтому свобода теряется в той степени, в которой игры становятся навязчивыми. Вся пойманность состоит в навязчивых играх. В таком случае, путь от пойманности к свободе состоит в восстановлении свободы выбора, играть или не играть в игры. Так как индивид сам себя поймал в эту ловушку, то только он сам может себя вытащить из нее. Один индивид может показать другому путь к свободе, но пойманный индивид должен сам выйти из ловушки. Поэтому один индивид не может освободить другого; он может только помочь ему освободиться. Свобода не находится “где-то там”; как бы тщательно вы ни рылись в этой вселенной, вы можете обнаружить только новые ловушки. На самом деле поиск свободы “там”—одна из основных ловушек вселенной. Вы можете сказать другому: “Освободи меня”, и с самыми лучшими намерениями он только сделает вас своим рабом. Самое лучшее, что он может сделать для вас—это показать вам природу жизни и игр, и указать путь из ловушки. Все остальное зависит от вас. Это основная истина в свободе. Вне этой истины находятся игры в свободу: игры, которые используют желание каждого навязчивого игрока быть свободным.
Мы часто преждставляем себе рабовладельца как мускулистого человека с большим кнутом в руке. Такой человек—даже еще не новичок в тонком искусстве создания рабов, потому что наилучшие рабы—добровольные рабы, которые ни за что не отдадут своего рабства. Они убеждены в том, что находятся на “дороге к свободе”, и не нужно кнутов, чтобы они шли по ней.
Ловить, обещая освободить—наверное, самая старая игра в этой вселенной. Это игра “освободителя”: он создает путь к свободе и превращает в своих рабов всех, кто по ней идет. Все самые лучшие ловушки в этой вселенной четко обозначены: “Путь к свободе”. Игра в “освободителя”—процветающий бизнес в этой вселенной, просто потому что добровольный раб, обманутый дорогой к свободе, всегда очень рад работать целыми днями почти что бесплатно, и создавать огромное богатство рабовладельцу. Места, где эти добровольные рабы тяжело трудятся на пути к “свободе”, можно назвать “фабриками свободы”. Вселенная полна этими фабриками. Целые планеты стали огромными фабриками свободы. Вполне возможно, что первым внеземным гостем этой планеты будет агент местной фабрики свободы—он будет разведывать обстановку, стоит ли открыть здесь свою лавочку. Вся техника “освободителя” состоит в том, чтобы повесить перед носом человека морковку под названием “свобода”. Морковка висит на веревочке и привязана к палке. Второй конец палки прикреплен к спине человека. Когда это устройство прилажено, человек вечно идет вниз по дороге к “свободе”, созданной “освободителем”.
Свобода—это единственная вещь, ради достижения которой индивид может согласиться на рабство. Размышляйте над этими словами, разыскивая свободу в этой вселенной, потому что ворота фабрик свободы всегда открыты, и нового раба всегда очень тепло приветствуют, подвешивая в это время морковку перед его носом.
Свобода всегда была даже более крупным бизнесом в этой вселенной, чем могущество. Это связано с тем, что морковка свободы всегда считается более сладкой, чем морковка могущества. Кто-то сказал, что человек готов продать свою душу в обмен на могущество. Ну а что он готов продать в обмен на обещанную свободу от навязчивого желания быть могущественным? Ну конечно, свою свободу! Это все, что он может предложить в обмен на такую ценную цель. Так возникает игра “освободителя” и фабрик свободы.
Обоснования для постулата всегда создаются после постулата. Постулат всегда возникает после желания сделать этот постулат. Последовательность всегда следующая: “желание”—“постулат”—“обоснования для постулата”.
Обоснования для постулата—это всего лишь оправдания для убеждения других в разумности постулата. Поэтому обоснования создаются только для того, чтобы оправдать постулат, и всегда возникают после постулата. В свою очередь постулат всегда возникает позже, чем желание достичь эффекта постулата.
Самое точное обоснование для постулата—то, что показалось хорошей идеей сделать этот постулат.
Мне это не приснилось после ночного чтения “Алисы в стране чудес”. Это оказывается правдой. (Я думаю, что талантливый математик, написавший “Алису в стране чудес”, тоже это подозревал.) То, что одно это предположение заставляет людей с механистическим взглядом на ум ползать по своим мозговым извилинам, показывает, насколько мало они знают об уме и насколько они пойманы в клетке обоснований и убеждений вообще.
Действительно правда, что индивид, чувствуя, что не может выдумать убедительные причины для оправдания постулата, не сделает этот постулат. Но это обоснования для того, чтобы не создавать постулат, а не обоснования создания постулата.
Истина состоит в том, что индивиду никогда не нужно обоснований, чтобы создать постулат. Когда он создал постулат, ему нужны убедительные обоснования, чтобы оправдать постулат перед другими. Его постулаты происходят от его желаний, его желания происходят от его стремления жить и играть в игру.
Легко увидеть, как возникло общее убеждение в том, что обоснования для постулата предшествуют постулату. Индивид, сделав постулат и выдумывая убедительные обоснования, чтобы доказать другим разумность постулата, клянется на стопке библий, что обоснования для постулата существовали до создания постулата. Признать обратное означает открыться для обвинений в том, что он делает постулаты без должных обоснований, а только потом их оправдывает. Единственный способ защиты разумности своих постулатов состоит в том, чтобы поклясться, что обоснования для создания постулата существовали до создания постулата. В конце концов он сам начинает верить в свою собственную ложь и ловится в “паутину обоснований”.
Если бы были нужны обоснования для постулатов, то первый постулат во вселенной никогда не был бы сделан, потому что тогда не существовало обоснований для постулатов. Этот первый постулат мог быть сделан только исходя из желания достигнуть определенного положения дел. Именно так это было тогда, и именно так оно с тех пор. Сначала возникло желание, а потом постулат—и только потом были изобретены обоснования, чтобы оправдать постулат и сделать его убедительным. Смотрите на обоснования как на чистейшие методы убеждения, и вы почувствуете весь вкус этого.
Таким образом ум наполнен убедительными обоснованиями, почему не нужно делать постулатов, но он не содержит ни одного обоснования, почему был сделан постулат. Конечно, всегда можно указать на какую-то часть ума и сказать, что это причина навязчивого желания, скажем, мучить кошек, но это обоснование возникает позже, чем постулат мучить кошек. Если вы хотите освободиться от навязчивого желания мучить кошек, вам нужно обратиться к этому постулату, и ко всей теме кошек и мучений. Здесь явно существует состояние навязчивых игр между вами и кошками. Обыскивание своего ума и обоснование своего навязчивого желания мучить кошек ничуть вам не поможет. Любой человек может сесть и придумать бесконечное количество обоснований того, почему он должен мучить кошек. Это очень интересное интеллектуальное упражнение, оно может помочь понять весь предмет оправданий и обоснований вообще, но не думайте, что оно как-то изменит навязчивое желание мучить кошек.
Оно может быть устранено только устранением навязчивого желания играть с кошками.
Поэтому ум устраняется только с помощью обращения к постулатам и предмету игр—то есть противоречащих постулатов. Обоснования для постулатов всегда возникают после постулатов, и поэтому ничего не дают в решении противоречия постулатов.
Когда вы полностью поймете это, вы прекратите рыться в своем уме в безуспешных попытках обнаружить обоснования вашего теперешнего умственного состояния. Потому что вы обнаружите только те обоснования, которые вы вносите сейчас, а все они возникли после самого события. Бесполезно искать в конюшне лошадь, если ее там нет; но смешно искать в конюшне лошадь, которой там нет, а потом убеждать себя в том, что найденная солома и является лошадью.
Только незнание правды по этоиу вопросу заставляет пациентов проводить годы с психотерапевтами в поисках обоснований своих неприятностей, и из-за этого психотерапевты растрачивают свое время и время пациентов в бесплодном поиске. Единственное оправдание этой деятельности в том, что она выгодна терапевту, и пациент живет с надеждой на то, что когда-то он чего-то достигнет.
Выросли целые “школы” психотерапии, которые утверждают, что они знают “настоящие” причины поведения, и они соревнуются друг с другом в убедительности. Поскольку можно изобрести тьму убедительных обоснований для любой грани ума, у этой деятельности есть неограниченные перспективы будущих игр, но слабые перспективы помочь людям избавиться от навязчивого желания играть в игры.
Когда вы понимаете правду о постулатах и обоснованиях, вы учитесь ясно видеть сквозь дымовые завесы обоснований других их неприкрытые желания и постулаты. Продавец может дать вам тысячи убедительных причин, почему вы должны купить его товар, но все они возникают позже желания продать вам товар.
Жизнь становится очень простой, когда вы понимаете правильную последовательность: желание—постулат—изобретенные обоснования для постулата.
Обоснования сочетаются с механизмом “Обвинение/Вина”. Человек может искать в своем уме обоснование какого-то нежелательного умственного состояния. Обнаружив (выдумав) убедительную причину, он сразу же обвиняет ее в нежелательном умственном состоянии. Получается еще большая ложь, и он еще больше застревает в механизме “Обвинение/Вина” и во всем предмете убеждения других и оправданий. Нежелательное умственное состояние—это в сущности постулат, который сохраняется из-за состояния навязчивых игр с противостоящим постулатом пакета целей. Только с учетом этого можно устранить нежелательное умственное состояние.
Некоторые современные “школы” психотерапии—так называемые “оценивающие” школы. Терапевт такого типа школы не ищет в уме пациента причин затруднений пациента, он считает, что знает “настоящую” причину всех неприятностей. Терапия (если ее можно так назвать) с такого типа терапевтом это не поиск чего-то, это просто убеждение пациента в том, во что верит терапевт. А поскольку некоторые из этих убеждений кажутся очень странными пациентам (и кстати, большинству людей), убеждение пациентов может занять годы. (Все трудности убеждения приписываютя сопротивлению пациента принять правду.) Даже после убеждения у пациента остается нежелательное состояние, но теперь у него также есть очень убедительное обоснование этого состояния. Эти школы далеко отошли от определения работоспособной психотерапии: психотерапия, которая может устранять нежелательные умственные состояния. Я думаю, что иметь набор убедительных обоснований умственного состояния лучше, чем не иметь его, но это совсем не освобождает индивида от этого состояния.
Если бы кто-то выяснял природу качества или способности, которая ближе всего к жизни, то он в конце концов пришел бы к знанию. Жизнь может знать. Все остальное—методы или системы знания.
Основной закон, или соглашение этой вселенной состоит в том, что можно знать только то, что создано для известности. Эта вселенная устанавливает ограничения на знание.
Этот закон свойственен этой вселенной. Индивид может действовать, то есть играть в этой вселенной только когда он находится в согласии с этим законом. Когда он начинает знать вне этого закона, он действует вне этой вселенной.
В этой вселенной знание ограничено теми вещами, которые созданы, чтобы быть известными. Но не нужно считать, что знание по своей природе ограничено этими вещами. Жизнь может знать; она может знать все, создано оно для известности или нет. Чтобы действовать в этой вселенной, жизнь считает, или соглашается, что она будет не знать, пока что-то не будет создано для известности.
Это ограничение знания—единственный основной закон, управляющий этой вселенной. Другие вселенные могут быть построены на основе других основных законов, но все равно там будут какие-то ограничения знания, потому что при неограниченном знании какая-либо вселенная или игра невозможна. Помните об основном законе этой вселенной, когда вы будете выполнять практические упражнения, потому что все игры, в которых вы когда-либо поймались, были основаны на основном законе этой вселенной.
Намерение, цель и постулат можно считать синонимами. Игра—это соревнование по убеждению.
Убеждение—это навязывание знания.
Навязанное знание называется важностью.
Намерения усиливаются, чтобы сделать их более убедительными. Поэтому важность это сила намерения; степень “долженствования” намерения. Когда сила, или важность, намерения приближается к нулю, само намерение приближается к нулю. Важность так же относится к намерению, как масляность к маслу: когда вся масляность устранена, масла нет тоже. Поэтому чтобы устранить намерение в уме, нужно только заняться важностью этого намерения; когда важность устранена, сама цель приблизится к нулю и в конце концов исчезнет. Это основа любой эффективной психотерапии.
Смысл—это соображение о природе намерения и его важности. Поэтому смысл тоже приближается к нулю, когда сила, или важность, намерения приближается к нулю. Поэтому важность—это основа любого смысла.
Итак, для существования какого-либо намерения ему нужна важность. Но важность—это навязанное знание, и когда важность уходит, намерение тоже пропадает. Поэтому все намерения—это системы или методы знания, незнания, делания известным или делания неизвестным.
Противостоящие намерения держат друг друга в уме в подвешенном состоянии. Поэтому намерение может быть устранено только вместе с противостоящим намерением; намерения не устраняются по отдельности. Пара противостоящих намерений называется проблемой. Проблемы—это основной строительный материал для игр.
Нужно четко различать довольно расплывчатый термин “противоречащий” и очень точный термин “противостоящий”. Например, противоречащим постулатом к “Знать” можно считать “Не знать”. Однако противостоящим постулатом к “Знать” является “Быть неизвестным”. Это логическая необходимость, а не предположение.
У жизни есть четыре основных способности. Каждое намерение в жизни проявляется в соответствии с одной из этих четырех основных способностей. Все эти проявления намерения мы называем пакетом целей этого намерения. Таким образом, все возможные проявления цели “Знать” находятся внутри пакета целей “Знать”.
Поэтому все возможные игры по отношению к какому-либо намерению находятся внутри его пакета целей. Все возможные не-игры (ситуации дополняющих постулатов) тоже находятся в рамках соответствующего пакета целей. Поэтому весь эмоциональный заряд (огорчение) по любой цели находится в ее пакете.
Одна из основных ошибок психотерапии—искать эмоциональный заряд вне пакета целей. Он всегда находится внутри пакета. Он не может быть где-то еще. Например: у клиента есть непреодолимое желание пить. Вся его проблема, и все другие его проблемы на тему пьянства, находятся в пакете “Пить”. Искать “обоснования” его неудержимого желания пить вне пакета целей “Пить” означает напрашиваться на неудачу. И все же некоторые “школы” психотерапии настаивают на том, что неудержимое желание человека пить (и, по-видимому, все остальное тоже)—связано с его сексуальной жизнью в детстве. Его сексуальная жизнь, детская и недетская, находится в пакете “Получать секс”. Его питье находится в пакете “Пить”. Это отдельные пакеты, и обращаться к одному в попытках разобрать другой означает грубо ошибаться. Это похоже на перевязывание ноги, когда порезан палец на руке. Некоторым психотерапевтам может быть необходимо разобрать свои собственные пакеты “Получать секс” прежде чем они смогут оценить эту простую истину. Ну что ж, так тому и быть.
В связи с природой убеждения (навязанное знание) основной пакет целей—это “Знать”. Все остальные пакеты целей находятся внутри этого пакета. Все остальные цели—это методы знания, незнания, делания известным или делания неизвестным.
(К этой истине можно также прийти, исследуя исходные намерения любого намерения. В конце концов вы придете к одной из опор пакета “Знать”. Дальше прослеживать уже некуда, потому что исходное намерение каждого из этих намерений—оно само.)
All goals packages are in exactly the same form as the ‘To know’ package.
All goals packages are addressed in exactly the same manner as the ‘To know’ package.
Цель может быть общей или конкретной. Например, “Выращивать”—это общая цель. “Выращивать тюльпаны”—конкретная. “Выращивать тюльпаны весной”—еще более конкретная. Все конкретные разновидности цели находятся внутри общего пакета.
Дата добавления: 2015-01-12; просмотров: 35 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |