Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Концепция мира и человека в поэзии декабристов: К.Ф. Рылеева, В.К. Кюхельбекера, А.И. Одоевского, В.Ф. Раевского.

Читайте также:
  1. I Концепция «конца истории» Ф. Фукуямы
  2. I. Преображение Человека – социальный заказ общества
  3. II Классификация хромосом человека
  4. II поколение прав человека, история появления, характеристика.
  5. II. Концепция Школы Духовного Синтеза
  6. II. Речевая деятельность человека. Создание текста. Коммуникативные качества хорошей речи и способы их достижения
  7. III поколение прав человека, история появления, характеристика
  8. III. Благополучие человека сквозь призму его психической эволюции
  9. Lt;question> Деятельность по преобразованию человека или группы людей называется
  10. Quot;Изображение человека, который, испытав тщетность усилий

Наряду с психологическим течением русского романтизма возникло и гражданское, социальное, течение. Его ядро составляли литераторы-декабристы. Поэтому гражданский романтизм часто принимают за декабристский романтизм. Однако, декабристский – только часть гражданского, ведь понятие гражданского намного шире. Декабристы отводили литературе служебную роль и рассматривали её как средство агитации и пропаганды своих взглядов. Это, однако, не отменяло внимание за качеством лит. продукции. Разнообразие литературных вкусов и дарований. не мешает выделить общие тенденции декабристского романтизма. Задачи дек. Литературы состояли в воспитании гражданских чувств и взглядов читателей. С позиции декабристов, чувства эти воспитываются не в узком семейном кругу (Жуковский), а общественном, на конкретных исторических примерах. Историческое прошлое разных народов становится наиболее частым объектом изображения. Главным в деятельности этого общества было воспитание любви к отечеству. Члены этой организации были страстными патриотами России.

Путь национального развития декабристы видели в том, чтобы обратиться к русским или общеславянским сюжетам. Некоторые эпизоды, с позиций декабристов, вообще являются ключевыми, например, гибель вечевых республик (Одоевский).

Одними из самых выдающихся поэтов декабристов стали Катенин. Глинка, Рылеев.

Катенин дебютировал в 1810 году. его лирический герой наделяется автобиографическими чертами. («Певец Услад», «Грусть на корабле»). Естественная мужественность интонации, необычная аллитерация стиха, жизнеутверждающий финал свидетельствуют о самобытном взгляде поэта. Баллады Катенина являются своеобразной реакцией на произведения Жуковского. Его сюжеты так же восходят к западноевропейским источникам - балладам Бюргера, Гёте, Шиллера, но поэт сознательно придаёт им иное звучание, связав с конкретными событиями русской истории. Автор широко использует народные фольклорные мотивы, включает в повествование просторечия, лишает сюжеты мистики.

Одним из самых ярких поэтов-декабристов младшего поколения был Кондратий Федорович Рылеев. Первоначально в его поэзии соседствую два жанра – ода и элегия. Особенность его творчества заключается в том, что Рылеев сочетает традиции гражданской поэзии прошлого столетия и достижения новой, романтической поэзии Жуковского и Батюшкова. Герой элегий обогащается чертами общественного человека, гражданские же страсти получают достоинства живых эмоций. Так рушатся жанровые перегородки.

В. К. Кюхельбекер был одним из активнейших деятелей декабристского движения. До 1825 г. он выступал преимущественно как поэт-лирик и как критик, теоретически и практически пропагандируя высокую и национально-самобытную поэзию. В качестве драматурга Кюхельбекер стремился создать трагедию в духе гражданского романтизма («Аргивяне»).

В поздней лирике Кюхельбекера иногда слышатся ноты трагической безнадежности и религиозного примирения. Но дух протеста сохранился у Кюхельбекера до последних его дней.

Наряду с лирикой (в которой теперь над одой преобладает элегия) Кюхельбекер создает исключительный по своим масштабам и форме цикл романтических поэм. Условия времени и обстоятельства личной жизни вносили в эпос Кюхельбекера трагедийное начало. И все же его поэмы проникнуты духом высокого героизма и тяготеют к эпической монументальности. Как и прежде, Кюхельбекер прибегает к исторической символике.


На основе анализа статей А. А. Бестужева. К. Ф. Рылеева, П. А. Катенина, В. К. Кюхельбекера в разделе доказывается, что декабристы вносят существенный вклад в формирование представления о литературных жанрах, органичного романтической эпохе. Так, они начинают воспринимать жанровые формы как явления динамические. В ряде статей ("Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов" и "О романе Полевого "Клятва при гробе Господнем"" А. Бестужева, "Несколько мыслей о поэзии"
К. Рылеева и др.) предпринимается попытка рассмотрения истории литературы как процесса развития, модифицирования и смены жанровых форм, обусловленного потребностями меняющегося общественного сознания.
Критики-декабристы пытаются осмыслить своеобразие жанровых процессов и в "текущей" литературе. Наиболее четко и последовательно этот принцип выдержан в статье В. К. Кюхельбекера "О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие" (1824). Автор статьи полагает, что главное "направление" в развитии русской лирики рубежа 1820-х гг. определяется своеобразием функционирования трех магистральных, по его мнению, жанров: оды, элегии, дружеского послания. На характеристике современного состояния этих жанров критик и сосредоточивает свои усилия.
Декабристам близка общеромантическая мысль об значении индивидуальной личности художника, ее внутреннего содержания и специфики ее отношения к миру. Тем самым на первый план выдвигается субъективный фактор, ставящий эстетическую значимость поэтических жанров в зависимость от возможностей, которые они дают для раскрытия внутреннего мира личности. Так, Кюхельбекер сознательно выдвигает в качестве критерия для разграничения жанров оды, элегии и дружеского послания характер отношений между личностью и миром (ст. "О направлении нашей поэзии..."). Важнейшим из жанровых признаков оды нового времени, по Кюхельбекеру, становится специфический субъект переживания и поэтического высказывания - избранная личность поэта-пророка, выражающая неповторимо индивидуальные чувства, что решительно разводит Кюхельбекера-романтика с классицистами. В то же время критик с большим вниманием относится к мысли классицистов о непосредственности и предельной напряженности переживания как одном из специфических признаков оды. Из всех лирических жанров именно ода, по его мнению, может в максимально полной мере выразить величие человеческой души, "одна совершенно заслуживает название поэзии лирической". В ряде статей критик открыто высказывает сожаление о том, что в современной поэзии ода утратила доминирующее положение, а другие жанры (элегия, дружеское послание) слишком далеко "ушли" от нее, целиком сосредоточившись на художественном освоении частных, камерных аспектов внутренней жизни человека. Из контекста литературно-критических рассуждений Кюхельбекера становится ясно, что он понимает оду двояко: с одной стороны, как конкретный лирический жанр, с другой - как некое жанровое образование, способное притягивать к себе и другие жанры.
Кюхельбекер сознательно стремится вернуть оде утраченный к началу XIX века статус "старшего жанра".
Почему же именно ода должна взять на себя функции "старшего" жанра у романтиков-декабристов? Ответ находим у того же Кюхельбекера, наиболее четко осознавшего и сформулировавшего позицию, к которой интуитивно тяготели и его соратники. В его статьях просматривается близкое шеллинговскому понимание произведения искусства и как продукта деятельности индивидуального гения, и как результата воздействия на его сознание Абсолютного духовного первоначала. Поэт, по Кюхельбекеру, - одновременно и индивидуальная, уникальная, и универсальная личность, вбирающая в себя все "естество" мироздания, а потому он может испытывать только необыкновенные чувства, в момент вдохновения изливающиеся в непосредственном лирическом высказывании. Романтическая концепция творческого акта находит, таким образом, органическое художественное воплощение в оде с ее восторгом в качестве психологической доминанты. Наконец, декабристы были убеждены в осуществимости романтического идеала, верили, что мир можно переделать, переустроить на лучших началах, благодаря усилиям избранных, пророков и героев. Задача искусства, по их мнению, - внести идеал в жизнь через образное его воплощение. Так своеобразный подход к решению проблемы романтического двоемирия снова обращает декабристов к жанру оды, изначально имеющему целью не только воспевание идеала, но и изображение его уже осуществленным, воплощенным в специфических художественных образах (идеальный герой, монарх и т. п.). Однако успешное решение такой задачи было возможно лишь при условии обновления жанровой модели в соответствии с духом новой, романтической эпохи.

Прежде всего, бросается в глаза определенная разница в облике лирических героев од Рылеева и Кюхельбекера. Герой Рылеева погружен в коллизии "рокового времени", его мышление подчеркнуто исторично. Он четко выделяет "наш век" из бесконечной вереницы эпох и пытается угадать смысл происходящего в современном мире, ждет некоего срока, часа, когда произойдет резкий слом исторической ситуации:
Затмится свод небес лазурных
Непроницаемою мглой;
Настанет век борений бурных
Неправды с правдою святой ("Видение").
Лирический герой стремится "угадать" свое место в исторических катаклизмах, делает свой выбор, осознавая причины и следствия происходящего (по крайне мере, он в этом убежден). Заметна определенная умозрительность мирообраза в рылеевских одах. Поэту дорога идея бесконечного изменения и обновления бытия, но его не интересует конкретика этих изменений. Поэтому его стихотворения бедны описаниями, в них отсутствует пластика, живопись. Рылеев предпочитает оперировать абстрактными определениями и понятиями, активно обращаясь к приемам метонимии, эмблемы. Лирический герой Рылеева оказывается своего рода "генератором идей" "рокового времени". Главное для поэта - четко и точно сформулировать идею, мысль, лозунг, его лирический герой - мастер убеждать призывать, объяснять:
Старайся дух постигнуть века,
Узнать потребность русских стран,
Будь человек для человека,
Будь гражданин для сограждан ("Видение").
Жесткий синтаксис призван передать логику его мысли. Рылеев избегает неожиданных ассоциаций, ему не по вкусу "лирический беспорядок". Сила таланта Рылеева - в умении превратить рациональную идею в источник эстетического наслаждения, его ясные, законченные формулировки привлекают читателя афористической броскостью и точностью.
Таким образом, Рылеев весьма избирателен по отношению к стилевым традициям XVIII века. В его творчестве мы встречаемся с сильно модифицированной под влиянием романтического мироощущения, но все же узнаваемой традицией стилевой "ясности и простоты" сумароковской оды. Именно Сумароков в период своей творческой зрелости отрицательно относился к перегруженности оды тропами, проповедуя принцип "неукрашенной" речи. Сближает поэта-декабриста с Сумароковым и высокая степень откровенности поэтических высказываний. В лирике Рылеева старая стилевая традиция, столкнувшись с новым, романтическим мироощущением, актуализируется, давая неожиданный эффект. Сумароковская открытость и ясность мысли и чувства, соединившись с рылеевской открытостью души поэта-пророка, приводят к резкому усилению исповедального пафоса оды.
Совсем иной вариант стилевой модификации одического жанра мы обнаруживаем в лирике В. К. Кюхельбекера. Здесь образ лирического героя не только доминирует в структуре образа одического миропереживания как сгусток эмоциональной субъективности, но и представлен читателю в зримом, чувственно воспринимаемом облике:
В моих руках трепещут струны;
Блестит огонь в моих очах,
И веет буря в волосах,
И с уст моих падут перуны ("Пятая заповедь").
Внешне герой подчеркнуто необычен, грандиозен, отсюда - мотив перевоплощения, преображения героя в божественную духовную субстанцию, сквозной в одах Кюхельбекера. Такая личность мыслима только в масштабах космических, общемировых. Если герой Рылеева погружен в социально-исторические драмы современности, поглощен перипетиями общественной борьбы, то герой Кюхельбекера устремлен к общению с мировыми стихиями. Если художественное мышление Рылеева исторично, то мышление Кюхельбекера космично. Если источником одического восторга у Рылеева является причастность героя к тайне "рокового времени", то у Кюхельбекера - прикосновение к Абсолютному божественному первоначалу. Универсализм поэтической души достигает у Кюхельбекера максимально широких масштабов. Такой герой осознает себя не просто участником общественной борьбы в данную историческую эпоху, как у Рылеева, но защитником мирового Добра, именно поэтому он и не провозглашает конкретных политических лозунгов, их масштабы слишком тесны для него. Но он ничуть не менее героичен и активен, чем лирический субъект Рылеева, - настоящий титан, равновеликий миру и дерзающий осуществлять свою творческую миссию в космических масштабах. Интонация кюхельбекеровских од отличается повышенной экзальтированностью: герой не поет, но "воспевает", не мечтает, но "дерзает", не повествует, но исступленно "пророчествует":
Да смолкнет же передо мною
Толпа завистливых глупцов,
Когда я своему герою,
Врагу трепещущих льстецов,
Свою настрою громко лиру
И расскажу об нем внимающему миру! ("Ермолову")
Ему важно не убедить в своей правоте (как рылеевскому герою), но вдохновить, привести читателя в то же состояние восторга, в котором находится он сам. Отсюда - выбор способов воздействия на сознание читателя: чувство, эмоция, а не идея доминирует в кюхельбекеровском образе миропереживания. На помощь приходит описание. Бури, грозы, грандиозные картины природных катаклизмов - естественная среда для его лирического героя. Заметна высокая субъективность: картина мира динамична, поскольку динамично состояние души героя. Авторское сознание у Кюхельбекера одновременно и выражается через описание, и растворено в нем, поскольку само это описание - "сердца грезы мятежные", рождающиеся в момент прикосновения души к тайнам "надзвездной бездны".
Элегия была востребована декабристами как жанр, который позволяет отрефлектировать принципиально важный для них тип мироотношения, определившийся и нашедший наиболее полное выражение в оде.


15.​ Творчество К.Ф. Рылеева («Думы», поэмы «Наливайко», «Войнаровский»).

Кондратий Федорович Рылеев (1795 — 1826). Громкую известность доставило ему сатирическое послание «К временщику» (1820). Оно бесстрашно направлено против царского любимца — всемогущего графа Аракчеева. В стихотворном цикле «Думы» (печатались частями с 1821 г., целиком — в 1825 г.) поэт пытался пробудить в своих современниках гражданскую доблесть примерами, почерпнутыми из русского исторического прошлого. При этом верность исторической действительности отступает в «Думах» на второй план. Главная цель Рылеева — создать идеальный образ «верного сына отчизны», «друга народа», «вольного славянина». Пафосом «борьбы свободы с самовластьем» проникнута романтическая поэма Рылеева «Войнаровский» (1825). Пушкин ставил эту поэму в художественном отношении выше «Дум». Образы людей, жертвующих жизнью за свободу родины, поэт рисует всегда с особенной любовью. Таков и герой его неоконченной поэмы «Наливайко» (1824 — 1825).

Тема этой поэмы — борьба за национальную независимость украинского казачества с панской Польшей в конце XVI века. Герой поэмы Наливайко — избранный народом гетман, который «поднял меч за край родной». —

Но вековые оскорбленья

Тиранам родины прощать

И стыд обиды оставлять

Вез справедливого отмщенья —

Не в силах я: один лишь раб

Так может быть и подл и слаб.

Могу ли равнодушно видеть

Порабощенных земляков? Нет, нет!

Мой жребий: ненавидеть

Равно тиранов и рабов.

Пропагандируя идею вооружённой борьбы, Рылеев в то же время как будто предвидел трагический исход её, однако это не останавливало его. В поэме мы находим такие как бы пророческие слова главного её героя:

Известно мне: погибель ждёт

Того, кто первый восстаёт

На утеснителя народа —

Судьба меня уж обрекла.

Но где, скажи, когда была

Без жертв искуплена свобода?

Погибну я за край родной, —

Я это чувствую, я знаю.

Поэма «Наливайко», как и другие поэмы Рылеева, — произведение, написанное в духе революционного романтизма. Оно прославляет борьбу за свободу народа, романтически рисует образ основного героя, даёт яркую романтическую картину воинского поединка Наливайко с польским паном. Романтически изображена и природа, тесно связанная с переживаниями и настроениями людей.

Для Рылеева, как и для других поэтов-декабристов, характерен образ героя-одиночки. В его поэзии отразились сила и слабость дворянской революционности. Сила — в самоотверженном патриотизме, в беззаветном служении идее свободы; слабость — в недооценке исторической роли народа. Нужды его декабристы очень хорошо понимали, но опереться на народные массы не решались. Это и предопределило их поражение.

Биография Рылеева была во многом типична для декабристов.

1801-1814 гг. – обучался в петербургском Первом кадетском корпусе

С февраля 1814 г. – в действующей армии. Побывал в Германии, Швейцарии, Франции.

В декабре 1814 г. - возвратился в Россию.

В апреле 1815 г. - отозван обратно на фронт после бегства Наполеона с Эльбы.

В декабре 1815 г. - вернулся домой окончательно.

В Петербурге поселился в 1820 г., осенью 1823 г. стал членом и одним из руководителей Северного общества. Входил в число активных организаторов и участников восстания на Сенатской площади. По итогам следствия, проведенного после провала восстания, стал одним из пяти приговоренных к смертной казни.

Цикл «Думы»:

Цикл создан в период с 1821 по 1823 гг.

Первая дума написана в 1821 г. – это дума «Курбский».

1822 г. – вышли из печати 13 дум.

1825 г. – отдельное издание 21 думы.

Еще 4 думы («Владимир Святый», «Яков Долгорукий», «Царевич Алексей Петрович в Рожествене», «Видение Анны Иоанновны») не вошли в отдельное издание. 7 дополнительных дум остались неоконченными.

Проблема жанра:

Сам Рылеев в предисловии к циклу описал истоки жанра: «Дума, старинное наследие от южных братьев наших, наше русское, родное изобретение. Поляки заняли ее от нас. Еще до сих пор украинцы поют думы о героях своих…»

На самом деле жанр «дум» у русских отсутствует, т.е. Рылеев, вольно или невольно, мистифицировал своего читателя, вводя в заблуждение относительно существования соответствующей жанровой традиции в отечественной литературе.

Жанровая природа цикла вызвала у современников жаркую полемику. Было предпринято множество попыток охарактеризовать «думы» с точки зрения жанровой поэтики.

Версии жанровой принадлежности «дум»:

- гибридный жанр: элегия + героида (античный жанр, прославляющий героев)

- историческая песня

- элегия на историческую тему

Бесспорно присутствует в произведениях смешение лирического и эпического начала. По сути, это лирические стихотворения на историческую тему. Действующими лицами являются реальные исторические личности: Олег Вещий, княгиня Ольга, Дмитрий Донской, Иван Сусанин, Курбский, Борис Годунов, Димитрий Самозванец, Богдан Хмельницкий и пр. При этом думы отличаются наличием отчетливо выраженной авторской позиции и субъективной интерпретацией исторических фактов. Сам жанр можно охарактеризовать как авторский, не имеющий прямых аналогов в мировой литературе.

Проблема историзма:

В начале XIX в. формируется понятие историзма как «портрета эпохи». Большой вклад в эту концепцию внес Н. М. Карамзин со своей «Историей государства Российского». Согласно этой концепции, каждая эпоха имеет свою «физиономию».

Но Рылеев демонстрирует свое собственное понимание историзма. В его «Думах» бесполезно искать достоверное описание прошлого. «Думы», с точки зрения профессионала, полны исторических ошибок и неточностей. Зато они дают представление об идеях декабристов. Цель создания «Дум» соответствует основным пунктам программы декабристов:

- проведение параллелей между прошлым и настоящим для извлечения уроков;

- утверждение основных для декабристов ценностей – демократии, равенства, патриотизма (просветительская функция литературы);

- воспитание чувства гордости за свою страну посредством описания героических деяний исторических лиц;

- утверждение неизменности русского национального характера.

Особенности построения:

Все думы выстроены по единой схеме:

Историческая справка, составленная по просьбе Рылеева историком П. М. Строевым. Содержит краткую исторически точную информацию о том лице, которому посвящена дума.

Стихотворный текст, который распадается на три части:

- вступление, где кратко характеризуется место действия;

- основная часть, наиболее пространная, как правило, представляющая собой монолог героя или рассказчика либо диалог действующих лиц;

- заключение, где сообщается об исходе событий либо формулируется авторская точка зрения на происходящее, своеобразная «мораль».

Поэма «Войнаровский».

Задумана в 1823 г., закончена весной 1824 г., вышла в марте 1825 г.

Это первая поэма Рылеева. Современники оценили поэму как своеобразный «шаг вперед» по сравнению с «Думами». Однако поэма теснейшим образом связана с циклом и по сути вырастает из него.

Малороссийская тематика, представленная в поэме, пользовалась особой популярностью в русской литературе первой половины XIX в., особенно в 1810-1820-е гг. В цикл «Думы» Рылеевым уже были включены произведения, имеющие отношение к Малороссии («Богдан Хмельницкий» и «Петр Великий в Острогожске»). Также малороссийская тематика представлена в незавершенной поэме Рылеева «Наливайко». Поэма «Войнаровский» целиком посвящена одному из эпизодов малороссийской истории – заговору гетмана Мазепы против Петра I во время Северной войны (1700-1721). Кульминационной точкой в поэме становится Полтавская битва 1709 г.

Проблема историзма:

В поэме представлено то же самое отношение к истории, что и в цикле «Думы». С точки зрения исторической достоверности, хотя Рылеев и использовал в качестве источников «Историю Малой России» (изд. в 1822 г.) Д. Н. Бантыш-Каменского и неформальные беседы с историком-любителем, тоже декабристом А. О. Корниловичем, во многих местах он погрешил против исторической правды. В поэме прошлое изменено с целью проведения более четких параллелей с настоящим. Основная декабристская идея, которая реализуется в поэме – идея борьбы с тиранией. Для большей наглядности при воплощении данной идеи Петр I показывается как тиран, Мазепа и особенно его соратник Войнаровский воплощают в себе принцип бескорыстной борьбы за национальную независимость.

Особенности построения:

Структура поэмы полностью повторяет структуру «дум», отличается только объем произведения (по сути, «Войнаровский» - это развернутая дума).

Вступительные заметки документального характера: «Жизнеописание Мазепы», составленное А. О. Корниловичем, и «Жизнеописание Войнаровского», составленное А. А. Бестужевым.

Стихотворный текст, который распадается на три части:

- вступление, где описывается место действия (побережье р. Лены и Якутск, куда сослан Войнаровский);

- основная часть, представляющая собой монолог Войнаровского, описывающего свои злоключения историку Миллеру;

- заключение, где сообщается о смерти Войнаровского на могиле жены.

Поэма «Войнаровский» повлияла на возникновение замысла поэмы А. С. Пушкина «Полтава». Пушкин использовал в качестве основы своего сюжета историю заговора Мазепы против Петра I и эпизод, который у Рылеева является второстепенным – взаимоотношения Мазепы и Кочубея, увенчавшиеся казнью Кочубея по оговору Мазепы.

 

16.​ Комедия А.С. Грибоедова «Горе от ума»: система образов, конфликт, художественное новаторство.


Комедия Александра Сергеевича Грибоедова “Горе от ума” была написана накануне восстания декабристов, в 1824 году. Это реалистическое произведение, основной конфликт которого заключается в столкновении “века нынешнего” и “века минувшего”, то есть двух эпох русской жизни, двух мировоззрений.

Важное место в ней занимает изобличение пороков современного писателю общества, главную ценность для которого составляют “душ тысячи две родовых” и чин. Недаром Фамусов пытается выдать Софью за Скалозуба, который “и золотой мешок, и метит в генералы”. Его мало волнует счастье дочери, вернее сказать, он уверен, что счастье - в деньгах и высоком положении в обществе. Словами Лизы Грибоедов убеждает нас, что не один Фамусов придерживается такого мнения: “Как все московские, ваш батюшка таков: желал бы зятя он с звездами и с чинами”. Отношения в этом обществе складываются на основе того, насколько богат человек. Фамусов ставит в пример Чацкому Максима Петровича, который, чтобы достичь высокого положения, “сгибался вперегиб”. В этом обществе такие низкие люди, как Молчалин, “дойдут до степеней известных”, потому что угождают “всем людям без изъятья”.

Один из важнейших пороков фамусовского общества, против которого восстает Чацкий, - крепостное право. Это ужасающая социальная несправедливость, когда “арапка-девка” да собачка значат приблизительно одно и то же, когда людей, которые не раз спасали и честь, и жизнь хозяина, меняют “на борзые три собаки”, когда детей отрывают от родителей для участия в крепостном балете, а потом распродают за долги. Крестьяне абсолютно бесправны по отношению к своим владельцам: их могут продать, проиграть в карты, подарить. Дворяне же имеют власть, соответствующую их богатству, и могут творить все, что угодно, безнаказанно, потому что “защиту от суда в друзьях нашли, в родстве”. Они служат не для блага России, а для пополнения кошелька и приобретения полезных знакомств. К тому же, на службу поступают не благодаря личным качествам, а благодаря семейному родству.

Члены фамусовского общества не признают книг: “Ив чтеньи прок-от невелик”. Собственно говоря, они и не понимают смысла книг. Они боятся просвещения, так как оно внесло бы изменения в застойную жизнь. Зато фамусовское общество слепо подражает французской культуре, перенимая его поверхностные атрибуты.

В комедии автор высмеивает и осуждает ряд образов: Фамусова, Скалозуба, Молчалина, Репетилова. Но всем этим героям противостоит главный герой комедии — Александр Андреевич Чацкий. Он один выступает против этого фамусовского общества, начиная борьбу за новую жизнь и за свою любовь. Чацкий спорит с Фамусовым по поводу образа жизни. На все советы брать пример с отцов Чацкий отвечает:

Служить бы рад, прислуживаться тошно.
Фамусов не понимает главного героя, который требует “службы делу, а не лицам”. На балу Чацкий обращает против себя всех собравшихся, потому что существование его с фамусовским обществом невозможно. И общество это почувствовало, осмеяв его и объявив сумасшедшим.

Комедия написана в 1824 году, за год до восстания декабристов. Пороки общества, показанные в комедии, отражают его состояние накануне восстания и проливают свет на причины последнего. Косное общество “века минувшего” не желает признать изменения, происходящие в мире, оно непримиримо к свободной жизни. Столкновение неизбежно.

МИЛЬОН ТЕРЗАНИЙ.

Размышляя над особенностями комедии “Горе от ума”, И.А. Гончаров отметил, что в группе действующих лиц “отразилась, как луч света в капле воды, вся прежняя Москва,...тогдашний ее дух, исторический момент и нравы”. Он отметил также, что комедия осталась бы лишь картиной нравов, не будь в ней Чацкого, вдохнувшего живую душу в действие от первого своего слова до последнего. Без фигуры Чацкого, без его страстных монологов пьеса не обрела бы такой популярности, не стала бы одним из самых любимых произведений подлинных патриотов России.

Но если Чацкий — один умный человек на 25 глупцов, почему в последнем действии он является перед нами растерянным, с “мильоном терзаний” в груди? Он кипит негодованием, окунувшись в мир “нескладных умников, лукавых простаков, старух зловещих, стариков...” Словом, под град его стрел попадает уходящий век и его принципы, тянущие свои щупальцы к новому. Последнее действие лишь подводит итог столкновениям на этой почве между фамусовским обществом и главным героем.

Главный конфликт, на котором построена пьеса, - противостояние “века нынешнего” и “века минувшего”. Над литературой того времени еще имел власть классицизм эпохи Екатерины Великой. Но устаревающие каноны ограничивали свободу драматурга в описании реальной жизни, поэтому Грибоедов, взяв за основу классицистическую комедию, пренебрег, по мере необходимости, некоторыми законами ее построения.
Любое классицистическое произведение (драма) должно было строиться на принципах единства времени, места и действия, постоянства характеров.
Первые два принципа довольно строго соблюдены в комедии. В произведении можно заметить не одну, как было принято, любовную интригу (Чацкий — Софья, Софья — Молчалин, Молчалин - Лиза, Лиза — Петруша), но все они как бы выстраиваются “в одну линию”, не нарушая единства действия. В классицистических произведениях любовной паре господ соответствовала пара слуг, их пародирующая. В “Горе от ума” эта картина смазана: сама хозяйская дочь влюблена в “слугу” (Молчалина). Таким образом Грибоедов хотел показать реально существующий тип людей в лице Молчалина, которого Фамусов “безродного пригрел и ввел в секретари...” (а теперь Молчалин готовится стать дворянином, женившись на его дочери).
Большинство классицистических произведений было построено на принципе: долг выше чувства. В комедии “Горе от ума” важную роль играет любовный конфликт, который перерастает в социально-политический.
Все герои классицистических произведений были четко разделены на положительных и отрицательных. Этот принцип соблюдается только в общих чертах: так называемое “фамусовское общество” противопоставляется герою, выражающему новые, прогрессивные взгляды. Но если рассматривать каждого представителя этого общества в отдельности, то выяснится, что каждый из них не так уж плох. Например, в образе Фамусова (главного антипода Чацкого в общественном конфликте) вырисовываются вполне понятные положительные человеческие черты: он любит дочь, желает ей добра (в своем понимании), а Чацкий для него - родной человек (после смерти отца Чацкого Фамусов стал его опекуном и воспитателем) в начале комедии. Фамусов дает Чацкому вполне дельные советы:

...Во-первых, не блажи,
Именьем, брат, не управляй оплошно,
А главное — поди-тка, послужи...

Образ же положительного героя, прогрессиста Чацкого, отмечен некоторыми отрицательными чертами: вспыльчивостью, склонностью к демагогии (не зря А. С. Пушкин недоумевал: зачем главный герой произносит пламенные речи перед этими тетушками, бабушками, репетиловыми), чрезмерной раздражительностью, даже злобой. (“Не человек - змея” - это оценка Чацкого бывшей возлюбленной Софьей). Такой подход к главным героям свидетельствует о появлении новых, реалистических тенденций в русской литературе.
В классицистической комедии обязателен хороший конец, то есть победа положительных героев и добродетели над отрицательными героями, над пороком. В “Горе от ума” количество отрицательных героев во много раз больше количества положительных (к положительным героям можно отнести Чацкого и еще двух внесценических персонажей — родственника Скалозуба, о котором он говорит: “Чин следовал ему, он службу вдруг оставил, в деревне книжки стал читать”; и племянник княгини Тугоуховской, о котором она с пренебрежением сообщает: “...он химик, он ботаник, князь Федор, мой племянник”). А из-за несоответствия сил положительные герои в пьесе терпят поражение, “они сломлены силой старой”. Фактически же, Чацкий уезжает победителем, так как он уверен в своей правоте. Кстати, использование внесценических персонажей - также новаторский прием. Эти герои помогают осмыслить происходящее в доме Фамусова более широко, в масштабах всей страны; они как бы расширяют, раздвигают рамки повествования.
По законам классицизма жанр произведения строго определял его содержание. Комедия должна была быть либо юмористической, фарсовой, либо носить сатирический характер. Комедия Грибоедова не только сочетает в себе два этих типа, но еще вбирает в себя чисто драматический элемент. В комедии есть такие герои, как Скалозуб и Тугоуховские, смешные в каждом своем слове и действии. Или такие, как княжны, которым даже не дали имена (пародия на всех московских барышень) Платон Го-рич, “муж-мальчик, муж-слуга из жениных пажей, высокий идеал московских всех мужей”; безымянные господа N и П, необходимые, чтобы показать жестокий механизм распространения сплетни в светском обществе (элементы сатиры). В комедии использованы и другие приемы комического изображения: говорящие фамилии (Скалозуб, Молчалив, Репетилов, Горич, Тугоуховские, Фамусов), “кривое зеркало” (Чацкий-Репетилов).
Так же, как и все произведение сочетает в себе юмор и сатиру, главные герои его (Чацкий и Фамусов) неоднозначны. Над главой семейства и хозяином дома, Фамусовым, мы весело смеемся, когда он заигрывает с Лизой, из кожи вон лезет, чтобы выдать свою дочь за нелепого Скалозуба, но задумываемся над устройством общества того времени, когда он, взрослый и уважаемый всеми человек, опасается, “что станет говорить княгиня Марья Алексевна”.
Чацкий еще более неоднозначный герой. Он в чем-то выражает точку зрения автора (выступает резонером), сначала иронизирует над московскими жителями, укладом их жизни, но, мучаясь от неразделенной любви (герой-любовник), озлобляясь, начинает обличать всех и вся (герой-обличитель).
Итак, Грибоедов хотел высмеять пороки современного ему общества в комедии, построенной в соответствии с канонами классицизма. Но, чтобы более полно отразить реальную ситуацию, ему пришлось отступить от канонов классицистической комедии. В итоге, мы можем сказать, что в комедии “Горе от ума” сквозь классицистическую форму произведения, построенного по принципам “века минувшего”, проглядывают черты нового литературного направления, реализма, открывающего для писателя новые возможности изображения реальной жизни.


17.​ Поэзия и литературная критика П.А. Вяземского.


В поэзии Вяземского можно различить три направления.

Первое сложилось под силь­ным воздействием французской так называемой легкой поэзии XVIII в. и усовершенство­валось под влиянием творчества Батюш­кова и Пушкина. Песни, мадригалы, эле­гии, стихи в альбомы, послания, эпиграм­мы характерны особенно для первых деся­тилетий творчества поэта, хотя он писал их и позднее. Он воспевает эпикурейские идеалы, использует мифологические образы, имена и атрибуты, создает условные образы автора-певца, его друзей и возлюб­ленной, окружающей его «толпы» и при­роды. Но в этот выработанный легкой поэзией стиль он вносит сплошь и рядом реалистические, бытовые детали, народ­ные обороты и выражения, а главное — острую мысль, облеченную и в острую словесную форму. Лучшими образцами этого направления можно назвать «Про­щание с халатом» (1817), написанное перед отъездом в Варшаву и высоко оцененное при чтении в «Арзамасе», и «Первый снег» (1819). В пятой главе «Онегина» Пушкин упомянул о поэте, который «роскошным слогом»

Живописал нам первый снег

И все оттенки зимних нег.

«Описательная» поэзия особенно богато представлена в литературном наследии второй половины жизни Вяземского.

Значительный вклад в историю русской поэзии внесли стихи поэта, выразившие его активный интерес к современной общест­венно-политической и литературной жиз­ни. Эпоха его близости с декабристами и подъема освободительных идей нашла отражение в стихотворениях «Петербург» (1818) и «Негодование» (1820). Если в первом он, еще веря в либеральные намерения царя, обращался к нему с призывом освободить крестьян, уничтожить цензуру, ограни­чить «самовластье» и, введя конституцию, из подданных «образовать граждан», то во втором он гневно обличал в стиле оды XVIII в. насилие и ложь, которые прони­зывают весь строй России и призывал сво­его кумира — свободу — отомстить за стра­дания народа, казня его угнетателей. По силе выраженного в нем протеста и обли­чения «Негодование» можно поставить в ряд с одами Радищева и Пушкина о вольности. Большую политическую роль играли также сатирические произведения Вяземского «Язвительный поэт, остряк замысло­ватый» (Пушкин о Вяземском), «Асмодей» (про­звище Вяземского в «Арзамасе») неутомимо разил в сатирических песнях, посланиях, бас­нях и особенно эпиграммах и бюрократи­ческую верхушку, и спесивых аристокра­тов, и крепостников-помещиков, и тупых цензоров, и литературных староверов общества «Беседа», врагов Карамзина, Жу­ковского и Пушкина

«Сравнение Петер­бурга с Москвой» (1810),

«Сибирякову» (1819),

«Послание к Каченовскому» (1820),

«Поздравление В. Л. Пушкину на Новый Год» (1820),

«Зимние карикатуры» (1828) и многое другое.

Его сатира «Русский бог» (1828) была впервые напечатана Герценом в Лондоне в 1854 и была переведена на немецкий язык для Маркса. Борьбу Вяземского в эпиграммах против Булгарина несколько раз сочувственно отмечал в статьях Белинский. Во вторую половину жизни сатирическое жало Вяземского было направлено против представителей революционной демократии и передовой журналистики, которая высмеивала его как явный анахронизм. Преследовал Вяземский и славянофилов и Каткова, в особенности в связи с внешнеполитическими события­ми 1860 —70-х гг.

Третье направление поэзии Петра Андреевича сказа­лось в ряде его интимных лирических стихотворений, отразивших его песси­мистический взгляд на свой жизненный путь, сознание своего одиночества и по­стоянную неудовлетворенность собой. В го­ды старости и болезни интимная лирика Вяземского, запечатлевшая его скорбные пережи­вания этого времени, достигла высокого совершенства.

Критическая деятельность Петра Андреевича Вяземского началась в эпоху «Арзамаса» и была направлена против архаической «Беседы», в защиту школы Карамзина. Он выступал защит­ником драматургии Озерова и поэм моло­дого Пушкина, как борец против клас­сицистических традиций и пропагандист романтизма.

В 1825—27 он сотрудничал в журнале Полевого «Московский телеграф» и поместил в нем статьи о Пушкине, Мицке­виче, Жуковском, Козлове, а также об отдельных деятелях французской литера­туры, которую прекрасно знал.

Порвав в конце 1820-х гг. с Полевым, в 1830-х гг. Вяземский стал сотрудником «Литературной газе­ты» Дельвига и «Современника» Пушки­на. Критические суждения его в основе своей исходят из субъективных оценок. Содержащие отдельные интересные мыс­ли, статьи В. много теряют от тяжелого, устарелого языка.

С ранней молодости для Вяземского был харак­терен интерес к истории русской литера­туры и русского общества. Он собирал сведения о писателях и выдающихся лю­дях XVIII в., записывал рассказы о них, разыскивал и хранил архивные материа­лы.

Он занялся изучением жизни и твор­чества Фонвизина, написав ценную моно­графию, не потерявшую значения до на­ших дней. Она является первым русским историко-литературным исследованием творчества, поставленного в связь с жиз­ненным путем писателя, его окружением, эпохой и современным состоянием литера­туры. Интерес к людям и общественной жизни прошлого нашел выражение в соз­дании Вяземского многочисленных очерков исторического характера, написанных на осно­вании личных воспоминаний и рассказов представителей старших поколений

«До­потопная или допожарная Москва» (1865),

«Иван Иванович Дмитриев» (1866),

«Грибоедовская Москва» (1878),

«Московское семейство старого быта» (1877) и другие.

Богатый материал для этих поздних очерков давали Вяземскому его записные книжки, которые он начал заполнять в 1813 своими наблюдениями, размышле­ниями, услышанными рассказами, заме­чаниями и отдельными удачными выраже­ниями и словами. В них он вносил и особо поразившие его отрывки из прочитанно­го, а иногда и наброски своих стихотворе­ний и статей.

В его архиве сохранилось более 30 таких книжек, небольшие вы­держки из которых он начал печатать уже в 1820-х гг., а в 1870-х гг. в издательстве П. И. Бартенева «Русский архив» и «Де­вятнадцатый век» он ежегодно помещал подборки этих записей анонимно, под общим названием «Старая записная книж­ка. Начата в 1813 г. в Москве. Заметки биографические, характеристические, ли­тературные и житейские».

Записные книжки Вяземского, написанные свое­образным, колоритным, острым языком, в полной мере отразили богатство его ин­тересов, энциклопедическую образован­ность, живую отзывчивость мысли и чувств как на современные, так и на исто­рические события. Они до сих пор представляют увлекательное чтение, а для исследователей истории европейской куль­туры в них обилие свидетельств и мате­риалов из области политики, социологии, быта и литературы. С ними может срав­ниться по блеску изложения и содержа­тельности только эпистолярное наследие Вяземского П.А., написавшего за свою восьмидесятилет­нюю жизнь тысячи писем к сотням кор­респондентов.


18.​ Лирика Д.В. Давыдова.


Литературная деятельность Давыдова выразилась в целом ряде стихотворений и в нескольких прозаических статьях.

Успешные партизанские действия в войну 1812 прославили его, и с тех пор он создает себе репутацию «певца-воина», действующего в поэзии «наскоком», как на войне. Эта репутация поддерживалась и друзьями Давыдова, в том числе и Пушкиным. Однако «военная» поэзия Давыдова ни в какой мере не отражает войны: он воспевает быт тогдашнего гусарства. Вино, любовные интриги, буйный разгул, удалая жизнь — вот содержание их.

В таком духе написаны «Послание Бурцову», «Гусарский пир», «Песня», «Песня старого гусара». Важно заметить что именно в вышеперечисленных работах своих Давыдов проявил себя как новатор русской литературы, впервые использовав в рассчитанном на широкий круг читателей произведении профессионализмы (например в описании гусарского быта используются гусарские названия предметов одежды, личной гигиены, названия оружия). Это новаторство Давыдова напрямую повлияло на творчество Пушкина, который продолжил эту традицию.

Наряду со стихотворениями вакхического и эротического содержания у Давыдова были стихотворения в элегическом тоне, навеянные, с одной стороны, нежной страстью к дочери пензенского помещика Евгении Золотаревой, с другой — впечатлениями природы. Сюда относится большая часть лучших его произведений последнего периода, как-то: «Море», «Вальс», «Речка».

Кроме оригинальных произведений, у Давыдова были и переводные — из Арно, Виже, Делиля, Понс-де-Вердена и подражания Вольтеру, Горацию, Тибуллу.


В степных пензенских краях вместе с ощущением беспредельной воли и простора к Денису Васильевичу совершенно нежданно пришла и на целых три года закружила, как ослепительно-лихая весенняя гроза, его последняя, неистовая, самозабвенная, безрассудная, счастливая и мучительная любовь...
Все случилось как-то само собой. Однажды на святочной неделе он, заснеженный и веселый, примчался за двести верст в село Богородское навестить своего сослуживца и подчиненного по партизанскому отряду, бывшего гусара-ахтырца Дмитрия Бекетова и здесь встретился и познакомился с его племянницей, 22-летней Евгенией Золотаревой, приходившейся через московское семейство Сонцовых дальней родственницей Пушкину. Живая, общительная, легкая и остроумная, с блестящими темными глазами, похожими на спелые вишни, окропленные дождевой влагой, в глубине которых, казалось, таилась какая-то зазывная восточная нега, она буквально в одно мгновение очаровала славного поэта-партизана. К тому же, как оказалось, Евгения хорошо знала о всех его подвигах по восторженным рассказам дяди и была без ума от его стихов, особенно от любовных элегий, которые прекрасно читала наизусть...

Обоюдный интерес с первой же встречи обернулся взаимной симпатией. Дальше — больше. Воспламенившиеся чувства вспыхнули с неудержимой силой.

Денис Васильевич, конечно, помнил о том, что стоит на пороге своего пятидесятилетия, что давным-давно женат, что у него уже шестеро детей и репутация примерного семьянина, и тем не менее ничего не мог поделать с нахлынувшим на него и яростно захлестнувшим все его существо любовным порывом, который по своему прямодушию он не собирался скрывать ни от любимой, ни от всего белого света:

Я вас люблю так, как любить вас должно:

Наперекор судьбы и сплетней городских,

Наперекор, быть может, вас самих,

Томящих жизнь мою жестоко и безбожно.

Я вас люблю не оттого, что вы

Прекрасней всех, что стан ваш негой дышит,

Уста роскошествуют и взор Востоком пышет,

Что вы -- поэзия от ног до головы!

Я вас люблю без страха, опасенья

Ни неба, ни земли, ни Пензы, ни Москвы, --

Я мог бы вас любить глухим, лишенным зренья...

Я вас люблю затем, что это -- вы!..

Любовь к Евгении Золотаревой явилась для Давыдова великой бедой и великим, ни с чем не сравнимым счастьем. Три года этой любви, как сам он говорил впоследствии, были краткими, как три мгновения, но вместили в себя три нескончаемые, заново прожитые жизни. Все, что выпало ему, он испытал полной мерой -- и восторженное упоение юной красотой, и тяжелый гнев и ледяной холод оскорбленной жены; и мечтательный полет души и змеиное шипение сплетен; и головокружительное кипение страсти и горько-трезвое осознание непреодолимости суровых жизненных обстоятельств... Пожалуй, никогда прежде он не испытывал и такого бурного прилива творческих сил, как в эти три года.

«Без шуток, от меня так и брызжет стихами, — признавался он в одном из писем Вяземскому. — Золотарева как будто прорвала заглохший источник. Последние стихи сам скажу, что хороши, и оттого не посылаю их тебе, что боюсь, как бы они не попали в печать, чего я отнюдь не желаю... Уведомь, в кого ты влюблен? Я что-то не верю твоей зависти моей помолоделости; это отвод. Да и есть ли старость для поэта? Я, право, думал, что век сердце не встрепенется и ни один стих из души не вырвется. Золотарева все поставила вверх дном: и сердце забилось, и стихи явились, и теперь даже текут ручьи любви, как сказал Пушкин. A propos 1, поцелуй его за эпиграф в «Пиковой даме», он меня утешил воспоминанием обо мне...»

Последний, неистовый и страстный роман Давыдова, конечно, с самого начала был обречен на печальную развязку. Так он и закончится. Не в силах ничего изменить в их отношениях, они будут рваться друг к другу и понимать, что соединение двух сердец невозможно, будут писать пылкие сбивчивые письма, мучиться разлукой и ревностью. Наконец Евгения в отчаянии выйдет замуж за немолодого отставного драгунского офицера Василия Осиповича Мацнева. А Денис Васильевич, как говорится в таких случаях, смиренно возвратится в свое твердое семейное лоно.

Но памятью об этой любви останется большой лирический цикл стихотворений, искренний, пылкий и нежный, посвященный Евгении Дмитриевне Золотаревой, о котором восхищенный Белинский впоследствии напишет:

«Страсть есть преобладающее чувство в песнях любви Давыдова; но как благородна эта страсть, какой поэзии и грации исполнена она в этих гармонических стихах. Боже мой, какие грациозно-пластические образы!»…

Представленный Давыдовым гусар – это был, собственно, первый в русской литературе живой образ воина, воссозданный путём словесного творчества. В стихах «поэта-воина» фактически нет ни одного описания сражения (какие есть у «невоинов» Батюшкова или Пушкина). Он часто ограничивается упоминанием неких «опорных» деталей военного быта («Сабля, водка, конь гусарский…») и охотнее воспевает не «сечу», а «биваки»…

Использовались Давыдовым и гиперболы, например, с непременной «водкой», столь «ухарски» потребляемой на пирушках: «Ставь бутылки перед нами…». Усы – с самых ранних стихов поэта – стали своеобразным символом гусара – «честью гусара»: «С закрученными усами…», «И с проседью усов…». Ещё более пестрят этими самыми «усами» стихотворные послания к Давыдову: «усатый запевала», «и закрутив с досады ус», «усатый воин». Благодаря этому образу понятие «гусар» стало нарицательным и даже расширительным: в обиход вошли слова «гусарить» («молодцевать из похвальбы, франтить молодечеством». – Вл. Даль) и «гусаристый»… Козьме Пруткову принадлежит шутливый, но очень глубокий афоризм: «Если хочешь быть красивым, поступи в гусары».

Денис Васильевич был отнюдь не прочь «погусарить» и в стихах, и в прозе. Стихи свои он сам называл «крутыми», что проявлялось в особенной «взбалмошности» их языка и стиля: «понтируй, как понтируешь, фланкируй, как фланкируешь… («Гусарский пир», 1804). В «Песне старого гусара» (1817), упрекая гусар молодого поколения в отступлении от былых идеалов, автор восклицает: «Говорят: умней они.… Но что слышим от любого? Жомини да Жомини! А об водке – ни полслова!».

Лирика Давыдова по интонации стремительная, темпераментная, по речи непринуждённая, нарочито огрублённая гусарским жаргоном, - реакция на гладкопись салонной поэзии сентиментализма. Яркий её образец – стихотворение «Решительный вечер», (1818), в котором есть такие выражения: «как зюзя натянуся», «напьюсь свинья свиньёй», «пропью прогоны с кошельком». Давыдов в начальную поэтическую пору воспевал безудержное разгулье с легкомысленно резвыми харитами: «Пей, люби да веселися!» («Гусарский пир», 1804).

«Солдатская» лексика производит в такого рода стихах впечатление условности, благодаря тому, что бытовые словечки, реалии взяты не всерьёз, а стилизованы под «солдатскую» песню: «Между славными местами устремимся дружно в бой!». До Давыдова в «распашных» стихах отсутствовало героическое начало. У Давыдова гусарские пиры не имели самодовлеющего интереса, они всегда приподнимались над уровнем бытовых «шалостей», отсутствовали описания сражений: «Выпьем же и поклянёмся, что проклятью предаёмся…» («Бурцову»).

Б.М. Эйхенбаум, рассматривая давыдовскую «гусарщину» с т. зр. развития батального жанра, указал на появление «личностной позы», конкретной фигуры «поэта-воина» в стихах Давыдова. К этому можно добавить, что новизна давыдовских стихов заключалась в новой мотивировке героики. В его стихах впервые делается упор на личный склад характера, на то, что можно назвать натурой. Для Давыдова главное – не поразить эффектом «военных» словечек, а блеснуть «натурой» гусара, умеющего мертвецки пить и жизнерадостно умирать, лихого забияки и в то же время героя.

«Отчаянность» характера воспринималась после стихов Дениса Давыдова как нечто неотделимое от военной героики. Вот почему и Давыдов, и его друзья и почитатели упорно стремились к отождествлению давыдовского гусара с самим поэтом. Давыдов даже несколько стилизовал свою жизнь под свои песни, всячески культивировал представление о себе как о «коренном гусаре» («Песня старого гусара»). Грибоедов, восторженно отзываясь об уме Давыдова, не забывает упомянуть и об его «гусарской» натуре: «Нет здесь, нет эдакой буйной и умной головы, я это всем твержу; все они, сонливые меланхолики, не стоят выкурки из его трубки».

Создавал свои первые гусарские стихотворения задолго до того, как в России начались дебаты о романтизме. Когда уже в первой половине 1820-х годов «парнасский атеизм», как называл его Пушкин, стал предметом горячих споров, Давыдов, в отличие от Пушкина, Вяземского, Кюхельбекера, Рылеева и многих других, не проявил интереса к теоретической стороне вопроса. Практически же его поэзия развивалась в русле романтического движения. Давыдов имеет право считаться одним из создателей русского романтизма.

Удивительно у Давыдова то, что самыми «экзотическими» оказываются в его поэзии вещи простые и обыкновенные. Этим Давыдов открыл доступ в лирику реалиям жизни.

Узость «гусарского» взгляда на мир компенсируется плотностью бытовой основы, в которой крайне нуждалась лирика («Бурцову. Призывание на пунш»). О Давыдове можно сказать, что он не всегда отдыхал на «кулях с овсом» и не всегда гляделся, вместо зеркала, в сталь своей «ясной сабли». Но кули с овсом, лошади, стаканы с пуншем, кивера, доломаны, ташки и даже усы, которые полагались гусару по форме, были непреложными реалиями гусарского образа жизни.

Множество эпигонов подхватили давыдовскую манеру, перепевая усы и кивера, трубочные затяжки, фланкировку и пунш. У Давыдова слова не подчиняются друг другу: в контексте не происходит взаимодействия лексических тонов. Этот поэт – противник однотонности, по-разному свойственной Батюшкову и Жуковскому.

У Давыдова колорит одних слов не оказывает влияния на другие; для него существует принципиальная разница между словами разного стиля и она. Он даже стремится к тому, чтобы контрасты были заметны: «Ради Бога и… арака //Посети домишко мой!». В этом послании к Бурцову Давыдов тремя точками разделяет «бога» с «араком» (водкой). Во втором послании парадоксальность давыдовских словосочетаний выступает уже как безоговорочная закономерность его стиля: «В благодетельном араке //Зрю спасителя людей». Героические маршевые интонации сменяются шутливыми или эпикурейскими. Неровность стиля резко подчёркивается:

 

Пусть мой ус, краса природы,

Чернобурый, в завитках,

Иссечётся в юны годы

И исчезнет, яко прах!

(«Бурцову. В дымном поле, на биваке…»)

 

Соседство «усов» и «бога», «бога» и «водки» не преследует сатирических или «богоборческих» целей, как, например, в героико-комических поэмах XVIII века. У Давыдова цели иные. Стилистические толчки отражают душевную порывистость «автора» и острые изломы его жизни: «Он часто с грозным барабаном // Мешает звук любовных слов…» («Гусар»).

Давыдов очень часто применяет в лирике разностопный стих, гораздо чаще, чем Батюшков, Жуковский и Пушкин. Поэтический синтаксис Давыдова, его интонации также отличаются разнообразием переходов, переключений из одной тональности в другую. Уравнивание слов несвойственно методу Давыдова и в лучших его произведениях применяется в особых целях. Этот принцип Давыдову чужд, как чужды ему гармоничность и поэтизация. Он дорожит лексической окраской «простонародных» слов. Позиция Давыдова была близка крыловской.

Одна из основных особенностей стихов Дениса Давыдова состоит в том, что они основаны на принципе «устной» речи. Устная интонация и лексика определяют специфику Давыдова и отличие его от Батюшкова и Жуковского. Принцип устной речи впервые Давыдовым был применён в «гусарских» стихах, первоначально и не претендовавших занять место в литературе.

Само по себе наличие разговорной – «гусарской» или «простонародной» - лексики ещё недостаточно для обновления содержания лирики. Новое содержание, концепция действительности осуществляется в лирике непременно и как новая конструкция, новое соотношение значащих форм. Очень велика при этом роль интонации и поэтического синтаксиса.

В позднем творчестве Давыдова есть несколько чисто лирических стихотворений, по своей художественной силе не уступающих его прославленной «гусарщине». Это другой полюс поэзии Дениса Васильевича, где нет «экзотики» и иронии, а также внешних эффектов. Здесь господствует простота, выразительные средства очень скупы. Глубоко звучат песенные интонации:

 

Не пробуждай, не пробуждай

Моих безумств и исступлений

И мимолётных сновидений

Не возвращай, не возвращай!

(Романс «Не пробуждай, не пробуждай…»)

Поэзия Давыдова оказала влияние на многих поэтов первой трети XIX века: А.С. Пушкина, П.А. Вяземского, Н.М. Языкова. По свидетельству Юзефовича, Пушкин говорил, что Денис Давыдов «дал ему почувствовать ещё в лицее возможность быть оригинальным». В свою очередь поэзия Пушкина оказала большое влияние на развитие творчества Давыдова, которого справедливо относят к поэтам пушкинской плеяды.

 




Дата добавления: 2015-01-29; просмотров: 85 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав




lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.044 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав