Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Теория деструктивности Э. Фромма

Читайте также:
  1. A. теория познания
  2. I БӨЛІМ. КЛАССИКАЛЫҚ ЭКОНОМИКАЛЫҚ ТЕОРИЯНЫҢ НЕГІЗДЕРІ
  3. I. Общая теория статистики
  4. I. Теория государства и права как наука. Ее место в системе юридических наук.
  5. I. Теория государства и права как наука. Ее место в системе юридических наук.
  6. I. Теория предпринимательской деятельности
  7. I. Экономика и экономическая теория
  8. I. ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ
  9. II. Теория разделения властей
  10. IV. Методология и теория исторической науки.

На протяжении всей творческой жизни Фромма привлекала тема антропологических оснований зла. Подобно мыслителям прошлого, он видел в зле одно из неустранимых проявлений самой жизни, в которой, наряду с совершенством и гармонией, всегда присутствуют проявления несовершенства и дисгармонии. Принимая метафизические и этические предпосылки классической философии в объяснении истоков зла, Фромм, однако, предпочел идти своим путем, исследуя антропологические, психические и социально-психологические истоки деструктивных форм социального поведения людей.

Книга "Анатомия человеческой деструктивности", опубликованная, когда автору было уже за семьдесят, стала своеобразным итогом научного творчества выдающегося исследователя. Как признается автор, материал для этого издания он собирал более сорока лет. Сопереживание человечеству подвигло ученого взяться за решение столь сложной проблемы: "Я занялся изучением агрессии и деструктивности не только потому, что они являются одними из наиболее важных теоретических проблем психоанализа, но и потому еще, что волна деструктивности, захлестнувшая сегодня весь мир, дает основание думать, что подобное исследование будет иметь серьезную практическую значимость". В фундаментальном труде "Анатомия человеческой деструктивности" Фромму удалось провести глубокое исследование проблем агрессивности.

Более полувека Фромм находился под сильным влиянием идей. Фрейда. Однако в 50-х он начинает переосмысливать многие положения фрейдизма, в том числе одно из краеугольных - о биологической, инстинктивной сущности человеческой агрессивности. Исследователь приходит к выводу, что основоположник психоанализа не столько прояснил, сколько завуалировал феномен агрессии, распространив это понятие на совершенно разные типы агрессии, и таким образом свел все эти типы к одному-единственному инстинкту. Поэтому фрейдовский физиологический принцип объяснения человеческих страстей Э. Фромм заменяет эволюционным социобиологическим принципом историзма.

Исходной посылкой фроммовской теории деструктивности является положение о некорректности сравнения человека с животным. Э. Фромм далек от того, чтобы льстить современному человечеству: "Человек отличается от животных именно тем, что он убийца. Это единственный представитель приматов, который без биологических и экономических причин мучит и убивает своих соплеменников и еще находит в этом удовольствие". Ученый вынужден открыть человечеству нелицеприятную правду: "По мере цивилизационного прогресса степень деструктивности возрастает (а не наоборот). На самом деле концепция врожденной деструктивности относится скорее к истории, чем к предыстории. Ведь если бы человек был наделен только биологически приспособительной агрессией, которая роднит его с животными предками, то он был бы сравнительно миролюбивым существом; и если бы среди шимпанзе были психологи, то проблема агрессии вряд ли беспокоила бы их в такой мере, чтобы писать о ней целые книги".

Э. Фромм достаточно убедительно критикует два крайних научных направления: инстинктивизм и бихевиоризм. По мнению исследователя, одинаково заблуждаются как те, кто видит истоки агрессивности лишь в биологических инстинктах, так и те, кто отрицает значимость этих инстинктов и интерпретирует человека как марионетку социальной среды. Ученый считает, что агрессивность - достаточно сложный феномен, компоненты которого имеют разную генетическую природу и различную причинную обусловленность: "Если обозначать словом "агрессия" все "вредные" действия, т.е. все действия, которые наносят ущерб и приводят к разрушению живого или неживого объекта (растения, животного и человека в том числе), то тогда, конечно, поиск причины утрачивает свой смысл, тогда безразличен характер импульса, в результате которого произошло это вредное действие. Если назвать одним и тем же словом действия, направленные на разрушение, действия, предназначенные для защиты, и действия, осуществляемые с конструктивной целью, то, пожалуй, надо расстаться с надеждой выйти на понимание "причин", лежащих в основе этих действий".

Дифференцируя исследуемый феномен, Э. Фромм выделяет поведение, связанное с обороной, ответной реакцией на угрозу. Это поведение он называет агрессией (или доброкачественной агрессией). Механизм доброкачественной агрессии передается человеку генетически, у человека и у Диких зверей он практически аналогичен. Эту агрессию ученый называет доброкачественной потому, что смысл, сверхзадача, заложенная в нее природой, заключается в сохранении жизни. Согласно наблюдениям биологов, данный вид агрессии достаточно редко ведет к уничтожению соперника, т.к ее главная функция в отпугивании нападающего.

Вторая разновидность агрессии, проявляющаяся в формах немотивированной жестокости и деструктивности, называется у Фромма злокачественной. Сопровождающаяся стремлением к максимально возможному разрушительному эффекту, она отсутствует у животных и свойственна только человеку. Злокачественная агрессия не способствует биологическому приспособлению, выживанию и продолжению рода и является, по сути, аномалией. Но, будучи аномальной, она, тем не менее, составляет важную особенность человеческой психики и характерологии. Способная порождать чувство удовлетворения и даже удовольствия у тех, кто мучает или убивает, она представляет собой страсть как биосоциальный феномен, возникающий в результате взаимодействия человеческих потребностей с социальными условиями.

Для обоснования своей концепции Э. Фромм использует обширную аргументацию из самых различных областей науки: нейрофизиологии, психологии животных, палеонтологии, антропологии. К данным нейрофизиологии ученый прибегает для того, чтобы опровергнуть сложившееся под влиянием фрейдизма расхожее мнение, будто имеющийся у человека инстинкт агрессивности является, наряду с сексуальностью, главным, и попытки ограничить этот инстинкт с помощью культурных импульсов часто оказываются обреченными на неудачу (отсюда изобилие насильственных преступлений). Опираясь на исследования нейро-физиологов, Э. Фромм опровергает данное положение. Экспериментальные исследования особенностей функционирования различных зон мозга показывают, что как реакция на угрозу мозгом генерируются не только импульсы агрессивности, но и импульсы бегства. Существенным оказывается и то, что бегство является более распространенной формой реагирования на опасность (не считая тех случаев, когда возможность бегства исключена и животное вступает в бой ради выживания). "На уровне физиологии мозга оба импульса имеют совершенно одинаковую степень интеграции, и нет никаких оснований предполагать, что агрессивность является более естественной реакцией, чем бегство. Почему же исследователи инстинктов и влечений твердят об интенсивности врожденных рефлексов агрессивности и ни словом не упоминают о врожденном рефлексе бегства? '

Опираясь на данные нейрофизиологии, человека в одинаковой степени правомерно оценивать как агрессивное существо и как существо, уклоняющееся от конфликтов: "Если рассуждения этих "теоретиков" о рефлексе борьбы перенести на рефлекс бегства, то едва ли не придется констатировать следующее: "Человека ведет по жизни врожденный рефлекс бегства; он может попытаться взять его под контроль, но это даст лишь незначительный эффект, даже если он найдет способы для приглушения этой "жажды бегства". Импульсы агрессивности преобладают над импульсами бегства у хищников. Однако к хищникам относятся лишь представители семейства кошек, гиен, волков и медведей. Ни человек, ни его предки, ни приматы вообще к хищникам не относятся. Палеонтологические исследования также не дают никаких оснований считать первобытного человека хищником.

Исследователи психологии животных констатируют весьма значимый научный факт: "Нет ни одного доказательства того, что у большинства млекопитающих якобы существует спонтанный агрессивный импульс, который накапливается и сдерживается до того момента, пока "подвернется" подходящий повод для разрядки". ' "Человек - это единственная особь среди млекопитающих, способная к садизму и убийству в огромных масштабах".

Дифференцированное исследование феномена агрессии позволило ученому доказать, что биологически запрограммированной у человека является лишь оборонительная агрессия. Наиболее крайние проявления жестокости - деструктивность - социальный продукт. Этот вывод имеет огромное методологическое значение для всех социальных наук, в том числе и криминологии: если злокачественная доля агрессии не является врожденной, значит, она не может считаться неискоренимой.

Кроме того, исследователю удалось обнаружить еще один факт, имеющий важное методологическое значение: проявление доброкачественной агрессии у человека гипертрофировано социальными условиями бытия. Изменение этих условий также может значительно снизить уровень агрессивности.

46. Мише́ль Поль Фуко́ (15 октября 1926, Пуатье - 25 июня 1984, Париж) французский философ, теоретик культуры и историк.

«История безумия в классическую эпоху» (1961)

«История безумия в классическую эпоху» (Histoire de la folie à l’âge classique, 1961) — первая книга, где Фуко излагает свои взгляды. Написана она была в тот период, когда автор возглавлял Дом Франции в Швеции. Первое издание книги вышло под названием «Безумие и неразумие. История безумия в классическую эпоху» в парижском издательстве «Pion» в мае 1961 года. Английский перевод её сокращённого варианта, выпущенного на французском языке в 1964 году с её выходом в карманном формате, появился в 1965 году под названием «Безумие и цивилизация: История сумасшествия в век разума» с предисловием Дэвида Купера в серии «Исследования по экзистенциализму и феноменологии», составителем которой был Рональд Лэйнг.

В своей книге Фуко на обширном документальном материале исследует социальные процессы и культурный контекст, в рамках которых происходило возникновение и становление психиатрии, в частности формирование учреждений, явившихся непосредственными историческими предшественниками современных психиатрических больниц. Фуко подвергает анализу социальные представления, идеи, практики, институты, искусство и литературу, существовавшие в западной истории и имевшие отношение к формированию в ней понятия безумия.

Фуко начинает свое описание с эпохи Средневековья, обращая внимание на практику социального и физического изгнания прокаженных, принятую в обществе того времени. Автор утверждает, что с постепенным исчезновением проказы безумие заняло эту нишу.

Начиная с эпохи Высокого Средневековья и до конца Крестовых походов количество проклятых селений — лепрозориев по всей Европе неуклонно росло. Согласно Матвею Парижскому, в христианском мире в целом их насчитывалось до 19 тысяч. На исходе Средних веков западный мир избавляется от проказы. Поначалу проказа передает эстафету венерическим болезням. В конце XV в. они, словно законные наследники, приходят на смену лепре. На самом деле истинными наследниками лепры выступают не они, а другой, весьма сложный феномен, который войдет в сферу медицинских интересов ещё очень нескоро. Этот феномен — безумие. Однако для того, чтобы это новое наваждение заняло место проказы в ряду многовековых страхов и стало, подобно ей, вызывать по отношению к себе реакцию отторжения, исключения, очищения — ему, впрочем, очевидным образом родственную, — потребуется длительный, продолжающийся около двух столетий, латентный период.

Очевидным свидетельством отторжения являются «корабли безумия», на которых в открытое море отправляли сумасшедших в XV веке. В XVII же веке имел место процесс, который Фуко называет «великим заключением» — на смену «кораблям безумия» приходят «дома умалишенных», то есть признаваемые душевнобольными граждане подвергаются заключению в специальных институционализированных учреждениях. Как поясняет Фуко, изоляция возникла как явление европейского масштаба, порождённое классической эпохой (Новым временем) и ставшее её характерной приметой:

Классическая эпоха изобрела изоляцию, подобно тому как Средневековье изобрело отлучение прокаженных; место, опустевшее с их исчезновением, было занято новыми для европейского мира персонажами — «изолированными». Ибо изоляция оказалась явлением европейского масштаба. Огромные богадельни и смирительные дома — детища религии и общественного порядка, поддержки и наказания, милосердия и предусмотрительности властей — примета классической эпохи: подобно ей, они явление общеевропейское и возникают с ней почти одновременно[6].

Далее Фуко очерчивает предпосылки появления изоляции, связывая их прежде всего с возникшей перед властями задачей принудить изолированных к труду и обеспечить надлежащий общественный порядок:

Прежде чем изоляция приобрела тот медицинский смысл, какой мы придаем ей сейчас — или, во всяком случае, какой нам угодно ей приписывать, — она преследовала цели, весьма далекие от врачевания. Необходимость в ней была продиктована императивом обязательного труда. Там, где наша филантропическая душа жаждет увидеть знаки доброты и заботы о больных, на деле обнаруживается лишь одно — осуждение и обвинение праздных. Вернемся к самому началу «Заточения», к тому королевскому эдикту от 27 апреля 1656 г., которым был основан Общий госпиталь. Перед этим учреждением сразу ставилась задача препятствовать «нищенству и праздности как источнику всех и всяческих беспорядков»[6].

По словам Фуко, изоляция использовалась с двумя различными целями, которые были обусловлены социально-экономическими причинами, однако так и не были достигнуты:

Классическая эпоха использует изоляцию двояко, отводит ей двойную роль: с одной стороны, она должна способствовать уничтожению безработицы либо по крайней мере её наиболее очевидных социальных последствий, а с другой — сдерживать цены, когда их рост становится угрожающим. Изоляция призвана воздействовать поочередно то на рынок рабочей силы, то на цену продукции. В действительности же смирительные дома, по-видимому, не дали ожидаемого результата. Поглощая безработных, они главным образом маскировали их нищету и позволяли избежать социальных и политических неудобств, причиняемых их волнениями; однако, распределяя их по принудительным мастерским, дома эти способствовали росту безработицы в прилегающих регионах или в соответствующих секторах экономики. Что же касается их влияния на цены, то оно не могло не быть искусственным, ибо рыночная цена произведенных в них продуктов никак не соотносилась с себестоимостью — если учитывать затраты на содержание пансионеров[6].

Неразумные подвергаются исключению от имени Разума, который берёт на себя полномочия по сохранению социального порядка.

Безумцами считались лица, понесшие поражение в своих гражданских правах. До XVIII века не проводилось более детального различения в области неразумия. Поэтому в число безумцев, или неразумных, включались преступники, тунеядцы, извращенцы, больные венерическими заболеваниями и, наконец, помешанные. Основанием для внутренней дифференциации в области неразумия стала практика исправительных работ.

В следующем столетии сумасшествие начинает рассматриваться как противоположность Разума. То есть медицинское знание оказывается способным сформулировать представление о безумии лишь к концу XVIII века. До этого времени не существовало никакого теоретического рассмотрения психических заболеваний. И, наконец, в XIX веке безумие стало рассматриваться, как психическое расстройство. Безумцы стали постепенно превращаться в больных.

Социальная практика изоляции неразумия лишает безумие присущего ему места в культуре. Фигура безумца исчезает с рынков и площадей. Важнейшим инструментом медицинской объективации безумия становится взгляд психиатра. Вторым важным фактором становится новый режим, применяемый теперь в лечебницах, в котором труд помешанных становится ведущим элементом. Авторитет врача укрепляется, и он уже начинает играть роль Отца для своих пациентов.

Фуко также утверждает, что безумие потеряло свою функцию определителя границ общественного порядка и указателя истины, будучи заглушенным Разумом. Автор изучает научные и «гуманные» подходы к лечению сумасшествия, в частности, Филиппа Пинеля и Самуэля Тьюка. В работе заявляется, что эти методы ничуть не в меньшей степени носят характер контроля, чем те, что использовались в предыдущие века. В «убежищах» Тьюка подвергались наказаниям до тех пор, пока не научались действовать «разумно». Также и подход Пинеля подразумевал широкое использование аверсионной терапии, включая такие приемы, как холодный душ и использование смирительной рубашки. По мнению Фуко, такие методы основываются на повторении актов насилия до тех пор, пока модели надзора и наказания не усваиваются пациентом.

Интерес Фуко к психиатрии не ограничивался рассмотрением её исторических и теоретических вопросов. Фуко принимал участие в конкретных действиях по преобразованию системы психиатрической помощи. В частности, в 1971 году Фуко примкнул к группе итальянских психиатров, сделавших психиатрические больницы предметом критики и полемики, и написал статью для сборника «Беспорядки»[7] с целью поддержать Франко Базалью, столкнувшегося с итальянским правосудием[5][8].

47. Гетман Пилип Орлик — создатель первой в мире демократической конституции.

История рождения первого в мире государства с демократической формой правления и её конституцией началась на Запорожской Сечи. На протяжении тысячелетий Европа, как и все государства мира, состояла из феодально-крепостнического государства, во главе которых стояли влюблённые в себя князья, короли, цари и прочая братия, которые изначально получали власть как наследие — то есть власть, как семейная частная собственность, передавалась сыну от отца. Такое положение дел вполне устраивало господствующую верхушку и никак не соответствовало социальным, экономическим, духовным и политическим интересам народов этих государств.

В конце 15-го века началась колонизация Среднего Приднепровья феодалами Литовского, Русского и Жемантийского княжеств, что привело к распространению крепостничества и национального гнёта украинского народа. Чтобы сохранить свою свободу и независимость, свободолюбивые украинские казаки (т.е. свободные вооружённые люди) и крестьяне, отступив на юго-восток, создают там Запорожскую Сечь — государство Войска Запорожского. Располагалась Сечь за порогами Днепра в среднем его течении и низовьях.

В только образованной казацкой республике не было ни феодальной собственности на землю, ни крепостного права. Экономические отношения между людьми основывались на принципе найма, а не на феодальном принуждении. Впервые в истории человечества именно украинский народ, вопреки всем существующим на то время диктаторским режимам, создал новое государство с демократической формой правления, о чем писали, в частности, в своих трудах историки С.Мишецкий, С.Нарижный, М.Слабченко и другие.

Власть в новом государстве принадлежала всем казакам, независимо от имущественного состояния, т.е. гражданскому обществу. Для осуществления повседневного правления община выбирала старшину, которая осуществляла административную и судебную власть, распоряжалась финансами, и руководила военными делами, а также представляла Запорожскую Сечь в международных отношениях. Старшину избирали на военной казацкой Раде, которая была высшим органом власти на Запорожской Сечи, причём в выборах имели право участвовать все казаки.

Украинская государственность на Сечи формировалась на основе обычного права — на то время более известного как «казацкое право» — совокупность правовых обычаев. Разбор разнообразных дел казацкими судами на основании норм обычного права постепенно закреплялся соответствующими законами.

Сформировавшись в условиях военного и политического противостояния, Запорожская Сечь была вынуждена на протяжении веков своей истории почти систематически вести борьбу с окружающими её диктаторскими режимами. Запорожские казаки были ведущей силой в борьбе народа Украины против феодально-крепостнического и национального гнёта: в восстаниях под руководством Косинского (1591—1593 гг.), Наливайко (1594—1596 гг.), Павлюка и Скидана (1637 г.), Дмитрия Гуни (1638 г.), а с 1648 года по 1654 год казаки вели освободительную войну против захватчиков Украины под руководством Богдана Хмельницкого. Крупнейшие битвы под его руководством прошли с войсками феодальной Польши под Жёлтыми Водами (1648 г.) и Корсунем (1648 г.), под Пилявцами (1648 г.), под Збаражем (1649 г.), под Берестечком (1651 г.), под Кнутом (1652 г.). Под руководством гетмана Ивана Выговского украинские войска одержали победу над царскими войсками крепостнической Московии в Конотопской битве (1659 г.). Вынуждены были казаки также воевать и против турецко-татарских захватчиков, осуществляя неоднократно походы на побережье Крыма, Малой Азии и Фракии с целью освобождения рабов и ослабления сил агрессора.

Диктаторы тех времён не могли не видеть угрозы своим режимам в самом факте возникновения и существования государства с новой демократической формой правления. Поэтому, несмотря на существующие между ними военные конфликты и политические споры, они, договорившись о разделе Украины по линии Днепра (правобережная постепенно была захвачена Польшей, а левобережная — Россией), совместными усилиями начали процесс оккупации украинских земель и порабощения украинского народа.

Ликвидация самостоятельности Запорожской Сечи состоялась в 1709 г. после Полтавской битвы. В этой битве гетман Иван Мазепа вместе со значительной частью запорожских казаков, которые не могли мириться с ущемлением своих прав, постепенным закрепощением украинских крестьян и игнорированием демократических свобод Запорожской Сечи диктаторской Россией, выступили на стороне шведского короля Карла ХII против войск самодержца Петра Первого.

Потерпев поражение от численно превосходящих войск Петра, казаки, которые оставались верными Мазепе, вынуждены были отойти на юг в турецкие владения и временно обустроились в Бендерах на Днестре. Так в истории Украины возникла первая украинская политическая эмиграция. В сентябре 1709 г. в возрасте 70-ти лет умирает Иван Мазепа и казаки избирают гетманом Пилипа Орлика, который был единомышленником и продолжателем дела своего предшественника. Имея высокое образование и обладая тонким умом, он достойно отстаивал права и претензии украинского казачества к российскому самодержавию. Новоизбранного гетмана сразу признал турецкий султан и шведский король, с которым Орлик заключил соглашение о продолжении совместной борьбы против царя Петра Первого до полного освобождения Украины.

Однако, с точки зрения истории возникновения и развития демократического общества, гораздо важнее было принятие созданной Филиппом Орликом первой конституции Украины, которое состоялось в день его избрания гетманом Украины — 5 апреля 1710 года.

Конституция была создана Орликом на основе традиционного казацкого права и вместе с тем смысл её статей гласит, что идея парламентаризма зародилась в среде украинских политиков уже в начале XVIII века. Конституция Орлика впервые не только в истории Украины, но и в истории человечества законодательно утверждала существование демократического общества.

Согласно конституции, законодательная и исполнительная власть были разделены: законодательные функции предоставлялись Генеральной Раде, которая выполняла роль парламента, а высшую исполнительную власть осуществлял гетман. В Генеральную Раду избирались генеральные старшины, гражданские полковники от городов, делегаты от полков, сотники и представители от Запорожской Сечи (статья 6).

Генеральной Раде предстояло работать сессионно, собираясь раза в год. Она рассматривала вопрос безопасности государства, заслушивала отчёты гетмана, по представлению гетмана избирала генеральную старшину, а в случае необходимости, рассматривала вопрос о недоверии гетману и другие общественные дела.

Высшая исполнительная власть принадлежала гетману. В период между сессиями Генеральной Рады гетман исполнял её полномочия. Права гетмана были чётко определены и ограничены: он не имел права распоряжаться государственным сокровищем, землями, проводить собственную кадровую политику (полковая и сотенная старшина свободно избиралась, а гетман только утверждал её), не мог применять наказание к виновным (этим занималась судебная ветвь власти). Конституция также чётко определяла материальное обеспечение гетмана, но только на период пребывания его в должности.

Утвердившись на посту гетмана, Орлик, собрав войско, в состав которого вошли 16 тысяч казаков, шведские инструкторы, польский отряд И. Потоцкого и татарская конница, в 1711 г. начал наступление на Киев. Начало похода было удачным, но, при отсутствии артиллерии, войска Орлика не смогли быстро овладеть Белой Церковью и перешли к длительной осаде этого хорошо укреплённого города. Время было потеряно. Царь Пётр Первый, спешно собрав свои многочисленные войска, заставил гетмана второй раз отступить на территорию турецких владений. Преследуя Орлика, Пётр вторгся на территорию Молдовы, где попал в окружение турецких войск. За своё освобождение Пётр Первый вынужден был заключить с Османской империей мирный договор, по которому Азов и прилегающие к нему местности возвращались туркам, а Правобережье, которое, по международным договорам, входило в состав Речи Посполитой, Османской империей признавалось свободными казацкими землями.

В феврале 1713 года войска Орлика вновь заняли Правобережье. Однако через год турки заключили мирный договор уже с польским королём, признав за ним право на Правобережную Украину. Оказавшись в окружении войск русского царя с востока, а с запада — польского короля, не имея военной поддержки со стороны ослабленной Швеции, Орлик был вынужден прекратить дальнейшую войну за возрождение казацкого государства и вместе с Карлом XII отправился в Швецию. В 1718 г. погиб самый надёжный союзник гетмана король Швеции Карл XII, в порядочности которого Орлик никогда не сомневался.

Швеция, оказавшись в затруднительном положении, обратилась за помощью к Англии и Австрии. У Орлика возникает масштабный план образования антирусской коалиции при участии Швеции, Англии, Австрии, Польши и Турции, для реализации которого он отправился в путешествие по столицам Европы. Для убеждения лидеров европейских государств в идее воссоздания украинского государства он писал и рассылал им петиции и меморандумы, а также свой трактат «Вывод прав Украины». Этот проект не нашёл политической поддержки у европейских монархов.

В 1721 г. между Швецией и Россией был заключён мирный договор, после чего Орлик вернулся в Османскую империю и на долгие годы поселился на берегу Эгейского моря. Он умер в молдавской столице Яссах 24 мая 1742 г. На землях под Парижем, которые во времена гетманства Орлика принадлежали его старшему сыну Григорию, в ХХ в. построили аэропорт, в названии которого звучит фамилия украинского гетмана: Орли.

Прогрессивное человечество хранит память о Пилипе Орлике, прежде всего, как об авторе первой в истории человечества конституции демократического общества. В настоящее время оригинал конституции, как памятник украинской политико-философской и правовой мысли, хранится в государственном архиве Швеции. Она появилась на 66 лет раньше американской «Декларации независимости» и почти на 80 лет — французской «Декларации прав человека и гражданина».

48. Преступление и наказание в произведениях Достоевского

Тема уголовного деяния у Достоевского тяготеет к теме убийства. Убийство довлеет нал героями, независимо от того, свершилось ли оно уже или только ожидается. Убийство провоцирует, сталкивает, раскрывает, превращает героев. Этой теме отданы у Достоевского "Преступление и наказание", "Идиот", "Бесы", "Братья Карамазовы". В убийстве право преступается не в одном из своих моментов, а целиком. Воля индивида представляет исток всей правовой системы. Уничтожение индивида, следовательно, есть уничтожение самой возможности права. Убийство поэтому считается самым тяжким преступлением в любой исторической и национальной форме права. В убийстве искусство находит универсальную и самую развитую преступную коллизию.

Художественное преимущество темы убийства состоит еще и в том, что убийство дает основание для дальнейшего развития коллизии в направлении ее интериоризации. В убийстве право и его отрицание воплощаются вот в этом единичном человеке. Непосредственное столкновение жертвы и убийцы открывает для последнего их тождественность в человеческой сущности. Свое действие преступник осознает не как отрицание чего-то внешнего, а как отрицание своей всеобщей природы. Внешняя коллизия превращается в коллизию совести убийцы.

Криминальная тема развивается у Достоевского в следующих направлениях:

а) Вскрывается объективное основание преступления: несовершенство права. Правопризнанность субъекта не определяется тем, насколько он духовно развит и насколько осуществилась в мире его добрая воля. Принадлежность к знатной и богатой фамилии, изощренное манипулирование правом ради собственной выгоды поднимают человека к вершине социальной пирамиды. Мир, созданный Богом, в себе не имеет Бога (справедливости), и поэтому не должен быть признан. (Бунт Ивана Карамазова).

б) Общество, несправедливо оттесняя людей на периферию, порождает армию потенциальных преступников. Это - униженные и оскорбленные, социальную биографию, мироощущение, образ мыслей, поведение и перспективы которых Достоевский скрупулезно исследовал во всех своих произведениях. В эту армию входят беглые каторжники, готовые убить из-за куска хлеба; лакеи, презирающие свое лакейство; незаконнорожденные гимназисты, алчущие социальною реванша; отставные офицеры, родительским произволом лишенные состояния; проститутки из-за сострадания ближним; студенты-интеллектуалы, стремящиеся любой ценой осчастливить пренебрегающее ими общество.Этот ряд завершают персонажи, униженные и оскорбленные априори, метафизически. Персонажи, которых унижает и оскорбляет сам факт существования такого общества. Внешне это вполне благополучные типы. Например, Ставрогин, Иван Карамазов. Всех представителей этой армии объединяет одно; ущемленное самолюбие. Нечто в себе они полагают как достоинство, как то, что имеет объективную и даже абсолютную ценность. Они считают себя вправе требовать от общества, чтобы оно разделило их любовь к себе. Но общество не разделяет их любви и тем самым вызывает их ненависть. Различаются эти люди тем, что берут за меру своего достоинства, а соответственно, и формами проявления своей ненависти. Это различие определяется, в конечном счете, степенью развитости души.

в) Достоевский исследует преступную волю в ее в-себе-бытии, когда она удерживается от преступного деяния ценой отчуждения от общества. Неразвитая воля становится в изоляцию общественным принуждением. Место этой изоляции - "мертвый дом". Рефлектирующая воля может сама изолироваться, методично искореняя в себе действенность, подменяя ее рассудком и фантазией. Она строит внутреннюю тюрьму, которую Достоевский назвал "подпольем". "Записки из мертвого дома" и "Записки из подполья" - эти две пенитенциарные повести - открывают криминологический цикл Достоевского.

г) Воля - страсть. Поскольку в тотальной сфере преступная воля выступает только отрицательно, то ее положительный момент, утверждаемое в себе достоинство, разворачивается в локальной сфере. Преступление сопряжено со страстью. Во-первых, преступника охватывает вещная страсть. Герои Достоевского не довольствуются единичными вещами, им нужен всеобщий эквивалент вещей. Деньги - эта "чеканенная свобода" - становятся предметом преступных домогательств. Во-вторых - любовная страсть. (Рогожин, Дмитрий Карамазов). С одной стороны, красота, воплощаясь в конкретном человеке, соблазняет своей доступность. С другой стороны, оставаясь красотой, она придает предмету домогательств метафизическую ценность, несравненно возвышая и самомнение домогателя. Деньги теперь теряют самоценность и значимы только как путь к красоте.

д) Воля - идеал. Если преступная воля не полагается действием ни в тотальной, ни в локальной сфере, то она переводится в сферу теории, где, сохраняя отрицательную природу, приобретает форму скептической мысли. Воля может, во-первых, удовлетвориться этим: скептицизм есть форма свободы. (Ставрогин, Иван Карамазов). Скептическая мысль, объективируясь в слове, становится идеологией, порождающей преступление в действиях другого человека. (Петр Верховенский, Смердяков). Во-вторых, идейная воля пытается выработать и положительную мысль, имеющую значение истины для общества, а значит - цели для любого действия. (Раскольников). Эта истина привносится в общество извне. За последним не оставляется никакой разумности, никакой внутренней целесообразности, а значит - никакого права. Оно - только средство для этой цели. Всякое действие с этой позиции также приводит к преступлению.

49. Творчество Федора Михайловича Достоевского (1821—1881), одна из вершин истории не только русской, но и всей мировой литературы. Он необъятно раздвинул границы изображения действительности в искусстве слова, обогатил самые его возможности. Под пером Достоевского литература, в особенности роман, обрели новые масштабы. Если в конце XVIII в. даже такие выдающиеся умы, как Гете и Шиллер, еще были склонны считать романиста лишь «наполовину» братом гомеровского певца, то о Достоевском можно сказать, что он подвел итоги тому историческому перевороту в развитии литературных жанров, который начался в России и за рубежом с начала XIX в.. Это имело определяющее значение для дальнейших исторических судеб литературы также и в нашем XX веке.

Достоевский рано почувствовал под влиянием еще утопической социалистической мысли своего времени, с которой он познакомился в молодые годы, что современная ему культура стоит на пороге великого исторического перелома, равного по значению крушению античной цивилизации, а может быть, и превосходящего его. Зачатки этой идеи, ставшей во многом определяющей для творчества великого русского писателя, можно уловить в тревожных размышлениях о грядущих судьбах Западной Европы. Они получили отражение в показаниях Достоевского на процессе петрашевцев, по делу которых он был осужден в 1849 г. Но особенно отчетливо мысль об историческом рубеже, перед которым стоит старая цивилизация, возникла перед Достоевским в 60-х гг., после его возвращения из Сибири.

Сознание необходимости коренного перелома в социальных и нравственных судьбах человечества, ощущение исчерпанности его прежних исторических путей, насущности утверждения новых социальных и нравственных норм, которые сдвинули бы человеческое общество с мертвой точки, по-разному испытывают и выражают герои романов Достоевского: Раскольников в «Преступлении и наказании»; Мышкин, Ипполит Терентьев, Лебедев в «Идиоте»; Кириллов и Шатов в «Бесах»; Версилов и Аркадий Долгорукий в «Подростке»; старец Зосима, Дмитрий, Иван и Алексей Карамазовы в последнем романе писателя.

В своих романах и повестях Достоевский разработал особый тип философского, психологически углубленного реализма, основанного на обостренном внимании к наиболее сложным и противоречивым формам бытия и общественного сознания его эпохи, на умении достоверно раскрыть в них отражение ее основных, глубинных противоречий. Подвергая беспощадному анализу болезни ума и совести индивидуалистически настроенного интеллигента, преступника, самоубийцы, Достоевский гениально умел проследить в любых самых сложных и «фантастических» (по его определению) фактах душевной жизни отражение общих процессов исторической жизни человечества, обусловленных развитием буржуазного общества в России и Западной Европе.

При этом очень рано Достоевский верно понял, что восстание против старой буржуазной морали посредством простого выворачивания ее привычных ценностей наизнанку никогда не вело и не может привести ни к чему хорошему. Призывы «убей!», «укради!», «всё дозволено» могут быть субъективно, в устах тех, кто их проповедует, направлены против лицемерия буржуазного общества, превращающего человека в ничтожную «вошь». Но объективно все эти и другие подобные лозунги представляют собой апологию зла, т. е. еще более злобную и агрессивную форму той же буржуазности, глубоко враждебной трудящемуся человеку. Поэтому один из величайших поэтов человеческой личности в мировом искусстве - Достоевский стал не менее страстным обличителем своеволия буржуазной личности, любых - пусть самых утонченных - форм индивидуализма и анархизма. Великий русский писатель верно почувствовал, что для честного и мыслящего человека нет и не может быть иной исторической программы действий, кроме пути воссоединения с широкими массами, с народом, хотя в условиях своей эпохи Достоевский и не мог предугадать те реальные пути, которые могли и могут на деле привести к их единению.

Достоевский жил в переходную эпоху, которой, по словам Маркса, несмотря на блестящие успехи промышленности и культуры, были свойственны признаки «упадка, далеко превосходящего все известные в истории ужасы последних времен Римской империи». Нужен был талант, равный Шекспиру, чтобы ощутить и адекватно выразить на языке искусства эти черты новой, буржуазной эры. Особые свойства дарования Достоевского, его отмеченные еще Белинским чуткость к трагическим сторонам жизни и отзывчивость к человеческому страданию сделали русского писателя Шекспиром своего времени. В созданном им жанре романа-трагедии Достоевский воплотил для будущего с потрясающей силой многие трагические черты русской и западноевропейской жизни не только своей эпохи, но и последующих десятилетий.

Как свидетельствуют романы и повести Достоевского, его внимание как человека и художника с первых шагов литературной деятельности и вплоть до конца жизни было обращено к центральным вопросам общественной жизни его эпохи. Достоевский называл себя художником, одержимым «тоской по текущему», его романы были неизменно обращены к современности. И вместе с тем — «текущая» действительность рассматривалась Достоевским как критическая, переломная эпоха в жизни России и Европы, эпоха, подводящая итоги одной и служащая прологом другой, новой эпохи общественно-исторического и культурного развития.

Достоевский не стоял на той точке зрения, модной в наше время среди философов общественной реакции и регресса, что история человечества не имеет единого общего направления, что она состоит из ряда повторяющихся, неизменных в своей основе явлений. Великий русский романист, был горячо убежден, что основной смысл его эпохи состоит в перерождении: «человеческого общества в совершеннейшее», т. е. в поисках путей и форм осуществления таких реальных, земных форм человеческого общежития, которые были бы основаны на справедливости и братстве. В этом отношении общественный идеал Достоевского, как верно понял осудивший его за это К. Н. Леонтьев, до конца жизни писателя совпадал с общим идеалом социалистов и революционеров его и нашей эпохи, а не с воззрениями представителей тогдашней и современной реакции.

 

50.Лев Толстой: идея непротивления злу насилием.

Русская литература 19-го века названа философствующей литературой. В ней раскрывались темы ценности человеческого достоинства, милосердия, справедливости как высочайших ступеней нравственности в нашем далеко не совершенном человеческом мире.
Центральными в религиозно-философском учении Льва Николаевича Толстого поставлены идеи любви и непротивления злу насилием. Он называет их «истинной основой жизни человека и всего мира», специфическим человеческим свойством, поднимающим его над миром животных и соединяющим его с Богом, с истиной.

Вот слова самого Льва Толстого: «Закон жизни человеческой есть закон любви, дающей высшее благо как отдельному человеку, так и всему обществу»….. Это «универсальный космологический закон духовной жизни». Но чувство любви обретает нравственный смысл только тогда, когда побуждает «делать дела любви», то есть действовать во благо других, и основывается на самопожертвовании, самоотречении, всепрощении, смирении, милосердии».

«Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью?» — Лев Толстой считает, что жизнь человека наполняется смыслом в той мере, в какой он подчиняет ее исполнению воли Бога, а воля Бога дана нам как закон любви, противостоящий закону насилия.

Закон любви запечатлен в человеческом сердце. Он отражён в заповедях Христа, осмыслен основателями религий и выдающимися философами. Лев Толстой раскрывает эту тему: “. Чтобы спасти себя, свою душу от тлена, человек должен перестать делать зло, совершать насилие, в том числе и прежде всего тогда, когда он сам становится объектом зла и насилия. Не отвечать злом на зло, не противиться злу насилием” — такова основа жизнеучения Толстого.

Религии и этике непротивления в той или иной форме посвящено все творчество Льва Толстого.

Лев Толстой обладал даром провидения: за 100 лет до принятия Европой моратория на смертную казнь он ставил вопрос об её отмене, уже тогда, когда убийство преступника всем обществом считалось абсолютно оправданным. Он же прозрел и безнравственность праздной охоты, любимого занятия дворянства в России. Убийство животных на охоте он тоже расценивал как большой грех.

Лев Толстой предупреждал об опасности гонки вооружений: «Никто также не сомневается и в том, что взаимное вооружение народов приводит к ужасающей резне, к разорению и вырождению всех народов, порабощённых этим кругом взаимного вооружения. Наконец, никто не сомневается в том, что, если нынешние порядки продолжатся ещё несколько десятков лет, - всё это приведёт к общей катастрофе». Ближайшая история человечества после его смерти подтвердила эти его опасения.

В советские времена идеологами атеизма толстовские идеи непротивления злу расценивались как «бессилие моральной проповеди»(Л. Шестов), как «юродство во Христе» (В. Ленин),» как мораль бегства»(И. Ильин). А Лев Толстой был уверен, что это путь преодоления зла в нашем материальном мире. Превращаясь из личного поведения в закон общественной жизни, он мог бы открыть новую перспективу духовной эволюции человека.

Значительная часть взглядов Льва Толстого не могла получить открытого выражения в России, и только в заграничных изданиях была изложена в полном виде.

Махатма Ганди говорит о Толстом следующее: «Больше всего меня поразило в Толстом то, что он подкреплял свою проповедь делами и шёл на любые жертвы ради истины… Он был самый честный человек своего времени. Вся его жизнь — постоянный поиск, непрерывное стремление найти правду и воплотить её в жизнь. Толстой никогда не пытался скрыть правду, приукрасить её, не страшась ни духовной, ни светской власти, он показал миру вселенскую правду, безоговорочную и бескомпромиссную».

 

51.

52. П.А.Кропоткин об анархизме и государстве.

По мнению П. А. Кропоткина, анархизм происходит из того же революционного протеста, того же людского недовольства, что и социализм; и результатом революции он видит установление «безгосударственного коммунизма», новый общественный строй виделся ему как вольный федеративный союз самоуправляющихся единиц (общин, территорий, городов), основанный на принципе добровольности и «безначалья». Предполагалось коллективное ведение производства, коллективное распределение ресурсов и вообще коллективность всего, что относится к экономике, к сфере услуг, к человеческим взаимоотношениям. Коллектив представлял бы собой группу заинтересованных в своей деятельности людей, которые понимали бы, зачем и для кого они все это делают, чего было бы достаточно для их добровольной деятельности.

Будучи пытливым учёным, талантливым историком, высокообразованным человеком, П. А. Кропоткин пытался подвести под анархизм какую-либо научную основу и аргументированно показать его необходимость, для него анархизм представлялся философией человеческого общества. Метод познания П. А. Кропоткина основан на едином для всех законе, законе солидарности и взаимной помощи и поддержки. Он стремился доказать, что дарвиновское положение о борьбе за существование следует понимать как борьбу между видами и взаимопомощь внутри видов. Взаимная помощь и солидарность — двигатели прогресса.

Им была исследована взаимопомощь среди племен бушменов, готтентотов, эскимосов, выявлена её роль в создании таких форм человеческого общежития как род и община; в период Средневековья — цехи, гильдии, вольные города; в новое время — страховые общества, кооперативы, объединения людей по интересам (научные, спортивные и др. общества). В таких человеческих организациях отсутствуют начальники, отсутствует какая-либо принудительная власть, как мы сейчас понимаем это слово, а все основано на необходимости, понимании, увлеченности людей своим делом. Нередко возникает такая ситуация, что человек не может развить свои способности и склонности, либо вообще не имеет представления о том, что ему дается лучше всего. Все это происходит оттого, что государство ориентировано скорее на интересы некой идеальной, несуществующей в реальности личности, а не на людей, способности которых различны, что естественно.

В Германии существовала школа писателей, которая смешивала государство с обществом, которая не могла представить себе общества без государственного подавления личной и местной свободы, отсюда и возникает обычное обвинение анархистов в том, что они хотят разрушить общество и государство и проповедуют возвращение к вечной войне каждого со всеми. Но государство — лишь одна из форм, которые принимало общество в течение своей истории.

Кропоткин П. А. Государство и его роль в истории (изд. 1921).

По мнению П. А. Кропоткина, совершенно недопустимо отождествлять правительство и государство, ведь последнее включает в себя не только существование власти над определённой частью общества, но и сосредоточение управления, общественной жизни в одном центре. Наличие государства, помимо всего прочего, предполагает возникновение новых отношений как между различными группами населения, так и между отдельными членами общества.

П. А. Кропоткин смотрит на историю как на две параллельные «враждебные традиции: римская и народная, императорская и федералистская, традиция власти и традиция свободы, — и когда возникает вопрос о выборе, — мы пристаём к тому течению, которое ещё в XII веке привело людей к организации, основанной на свободном соглашении, на свободном почине личности, на вольной федерации тех, кто нуждается в ней. Пусть другие стараются удержаться за традиции канонического императорского Рима»!

В обосновании этого он отмечает, что в XII—XVI веках Европа была покрыта множеством богатых городов, их ремесленники, учёные, зодчие производили чудеса искусства, открывали многое в различных областях знаний, их университеты закладывали основу науки, караваны, пересекая океаны, не только пополняли казну, но и возлагали новые знания на алтарь географии. Современное же искусство, по мнению П. А. Кропоткина, превосходит средневековое только в скорости, в динамике своего развития, а отнюдь не в качестве.

Характерной чертой всех работ П. А. Кропоткина является придание единичной человеческой личности особого значения. Личность — душа революции, и только учитывая интересы каждого отдельного человека и давая ему свободу самовыражения, общество придёт к процветанию.

Народные массы всегда склонны к взаимопомощи, в рамках одной формации постоянно создаются, воспроизводятся и поддерживаются горизонтальные связи и соответствующие учреждения, основанные на координации и на согласовании интересов: род, обычное право, средневековый город, гильдия.

История не представляет собой непрерывной линии развития, скорее неизбежную цикличность. Египет, Азия, берега Средиземноморья, Центральная Европа — поочередно пребывали ареной исторического развития, и каждый раз по одному и тому же сценарию. Всё начиналось с первобытного племени, затем перерастало в стадию сельской общины, далее следовал период вольных городов, а затем государство, во время которого развитие продолжалось недолго, а потом и вовсе замирало…

Например, Древняя Греция: первобытно-племенной период, медленная смена на общинный строй, период республиканских городов, сопровождавшийся расцветом, но «с Востока повеяло дыханием восточных деспотических традиций», и войны поспособствовали построению Великой Македонской империи Александра. «Водворилось государство, которое начало выжимать жизненные соки цивилизации, пока не настала смерть» — писал П. А. Кропоткин, — и таких примеров бесчисленное множество: Древний Египет, Ассирия, Персия, Палестина и т. д.

Обосновывая тенденции, характерные для народных масс, П. А. Кропоткин говорит о крестьянах, сельской общине, где имеется тысяча общих интересов: хозяйственные, соседские; объединение с целью совместного орошения, осушения болот, пахотных работ и т. д. И, соответственно, данные проблемы проще решать сообща. Аналогичная ситуация с гильдиями купцов, цехами ремесленников. Анархическая теория П. А. Кропоткина очень интересно критикует капитализм и поведение государства в таком состоянии экономики. Традиционно считают, что государство есть утверждение идеи высшей справедливости в обществе и что капитализм привносит теорию невмешательства пусть делают, что хотят. Но в той же революционной Франции правительство позволяет нажиться за счёт рабочих, попросту не вмешиваясь. Якобинский конвент: за стачку, за образование государства в государстве — смерть!

Из ситуации возникает неизбежная дилемма, как пишет П. А. Кропоткин: «Или государство раздавит личность и местную жизнь, завладеет всеми областями человеческой деятельности, принесёт с собой войны и внутреннюю борьбу из-за обладания властью, поверхностные революции, лишь сменяющие тиранов, и — как неизбежный конец — смерть. Или государство должно быть разрушено, и в таком случае новая жизнь возникнет в тысяче и тысяче центров, на почве энергической, личной и групповой инициативы, на почве вольного соглашение… Если вы хотите, как мы, чтобы полная свобода индивидуума и его жизни были уважаемы — вы поневоле принуждены будете отвергнуть владычество человека над человеком, какого бы вида оно ни было; вы будете принуждены принять принципы анархизма, которые вы так долго отвергали».

В своих философских воззрениях Кропоткин был последователем Огюста Конта и Герберта Спенсера. Критически относился к «метафизической» традиции. Упрекал в «схоластике» представителей немецкого классического идеализма, в первую очередь Гегеля. На смену «отвлечённому философствованию», считал Кропоткин, должен прийти «истинно научный метод». Общественным идеалом Кропоткина был анархический (безгосударственный) коммунизм, в котором революционным путём (социальная революция) будет полностью ликвидирована частная собственность. Будучи убеждённым противником любой формы государственной власти, Кропоткин не принимал идею диктатуры пролетариата.

 

53. В философии Соловьева, как и в учении Гегеля, онтология и гносеология, бытие и познание неразделимы и опираются на единую основу.

Идея всеединства является центральной в философии В. Соловьева, поэтому всю его систему часто называют философией всеединства.

В философии всеединства речь шла о единении Бога и человека; идеальных и материальных начал; единого и множественного; рационального, эмпирического и религиозно-мистического знания; нравственности, науки, религии, эстетики.

Создавая новую синтетическую философию, Соловьев обратился к анализу предшествующей философской.

Философия, по мнению Соловьева, возникает в период напряженного кризиса, когда религиозная социальная роль не разрывает человеческое общество, сознание. Идея всеединства есть та цементирующая основа, которая предает целостность всей философии, несмотря на ее бесконечную вариативность и разнообразие.

Его философия начинается с понятия не бытия, а сущего. Абсолютном сущем, по мысли Соловьева, содержаться два центра – абсолютное начало, как таковое, и первоматерия. Для первоматерии, выражающей начало многообразия, вводится понятие София (мудрость). В Философии Соловьева человек “совечен” Богу, он говорит о человеке как идее бытия, которая заложена в самой основе мира в целом. Софийный идеальный человек принадлежит вечности, а она ему, поэтому он едино с Богом.

Принципы онтологии, которые лежат в основе философской концепции Владимира Соловьева неразрывно вязаны с его гносеологическим учением. В своей основе единство онтологии и гносеологии у Соловьева базируется на платоновской идее единства истины, добра и красоты. На основе этой идеи Соловье разрабатывает концепцию целостного знания, которое предполагает постепенный синтез религии, философии, науки.

Познание у Соловьева связано с этикой, с эстетическими чувствами, но, главным образом, с реальным “собирательным творчеством”. В реальном творчестве преобразуются общество, земная природа, универсум. Средством для решения этих колоссальных проблем Соловьев предлагает единение свободно-нравственного человечества, развивающегося благодаря нравственному совершенствованию каждой личности и всего общества.

 

54. В начале ХХ века многими правоведами и философами права формулируется задача по созданию науки о праве. Б. Кистяковский подчеркивал, что для развития науки о праве большое значение имеет направление, темп и интенсивность философского мышления. Он разделял мнение И. Канта о том, что определение понятия и предмета права является сложным, ведь оно относится к философским понятиям. Поэтому, анализируя труд И. Канта «Критика чистого разума», Б. Кистяковский отмечал, что определение права является философским, в основу которого положен принцип свободы. «В современных терминах это определение обычно выражают в формуле: право есть совокупность норм, которые устанавливают и разграничивают свободу лиц». И. Кант подчеркивал, что дать определение достаточно «приятно, но нередко очень трудно. Юристы до сих пор ищут дефиницию для своего понятия права». Довольно часто этому придавали другое значение. По Канту понятие права относится к философским понятиям и касается предмета права. В частности он отмечал относительно характера понятий, «выражаясь точно, ни понятия, данное a priori, например: субстанция, причина, право, справедливость и т. д., также не поддается дефиниции».

Б. Кистяковский подчеркивал, что через шестнадцать лет в работе «Метафизика нравов» Кант дал определение права. Это определение сформулировано так: «право – это совокупность условий, при которых произвол одного лица совместим с произволом другого с позиции всеобщего закона свободы». Т. е. право является совокупностью норм, которые устанавливают и разграничивают свободу лиц на основании требований категорического императива нравственности. Право не только определяет границы свободы, но и оберегает и обеспечивает ее и противостоит насилию. Здесь прослеживается чисто философское определение права, где принципиальным также является разграничение сферы морали и права.

Б. Кистяковский проанализировал труд Р. Еринга «Цель в праве» (1893), которая не завершена и в которой нечетко выяснены методы научного исследования права. Хотя сам автор утверждал, что не разрабатывал догматические вопросы, но на самом деле, его исследования основываются на юридической догматике. Из названия труда следует, что автор хотел раскрыть и установить цели, которые определяют суть права. Р. Еринг самостоятельно пытался раскрыть эту проблему. Так, цель он воспринял за психические причины, которые отображаются в сознании. Телеологическое понимание права, кроме Р. Еринга, также исследовал Р.Штаммлер. Б. Кистяковский отмечал, что Р. Штаммлер объяснял социальный процесс монистически, социально-научное познание права совмещал с социально-философским, а право раскрывал как внешнюю регулирующую форму. Такой подход также не раскрывал пути и методы научного познания права. Р. Штаммлер использовал метод противопоставления для определения понятия права. Он противопоставил праву произвол, в котором видел видовое отличие правовых норм от конвенционных правил. Определить понятие права через произвол невозможно. Г. Радбрух подчеркивал, что произвол не является противоположностью права, произвол – это неправильное право, или же – противоправное поведение. Также Б. Кистяковский критиковал односторонний подход Р. Штаммлера, который не давал научного познания права и не раскрывал методы его создания. Для научного познания права нужно проанализировать его как телеологическое явление, то есть искать цель в самом праве, следовательно, раскрыть цель, которая действует в праве и определяет его суть. В научной литературе уже известны главные пути об определении истинного знания о праве. Нужно установить и определить методы, которые использует наука о праве. Философ права выделил главные задачи:

-строго разграничить юридически догматическое и научно-теоретическое изучение права;

-объяснить право в причинной и телеологической зависимости;

-исследовать трансцендентальные и эмпирические цели;

- проанализировать разумность как интеллектуальную цель, нравственность как этическую цель;

- раскрыть этические цели – свободу и справедливость.

По убеждению Б. Кистяковского, исследовать право как причинно-обусловленное явление можно в двух аспектах: социальном и психологическом. Общая теория права исследует причинную обусловленность права как социального явления. Изучаются причинные социальные отношения между индивидами и социальными группами, их интересы, борьба, компромиссы, примирения, чтобы проанализировать и установить те элементы, которые связаны с императивно - атрибутивной природой правовых переживаний. Исследовать их нужно в динамике, т.е. в причинно - обусловленных действиях. Только так будет познана психическая природа права. Благодаря социальным и психологическим методам исследования право познается как психическое социальное явление. Достаточно сложно исследовать право как явление телеологическое. Именно оценка человеком целей осложняется многообразием и разносторонностью права. Выделяют следующие цели для определения сути права:

-эмпирические (гетерогенные) цели, которые организуют совместную жизнь людей;

-трансцендентальные цели, принадлежащие разуму (интеллектуальному сознанию);

-рациональные цели, которые обусловливают суть права, потому что в нем воплощается все разумное в совместной жизни людей;

-этические цели, как носители свободы и справедливости.

Как отмечал Б. Кистяковский, важное значение придается единой этической цели – свободе, которая предопределяет природу права. Такая этическая суть права не сводится к одной или многим этическим целям. В частности философы XVIII века считали, что в праве осуществляется одна цель – свобода.

Для того, чтобы теоретически получить научное знание о праве, нужно определить его как понятие: социально-научное, психологическое, нормативное и государственно-организационное. Определив эти понятия отдельно, надо систематизировать и объединить их в одно. Тогда мы получим синкретическое понятие права. Б. Кистяковский отмечал, что в науке о праве являются наиболее противоречивые теории, даже исключающие друг друга. В частности «главные вопросы о сущности и неотъемлемые свойства права решаются представителями науки о праве совершенно по-разному». Теоретики права спорят о той сфере явлений к которой принадлежит право. Поэтому возникают различные юридические направления и школы.

Б. Кистяковский выделил четыре направления. Так, одно из направлений связывает право с государством и его принудительной властью. Теоретики права выделяют характерные черты действующего правопорядка: монополию государства на установление норм права и надзор за их осуществлением, право состоит из приказов, выполнение которых гарантируется государством, право является государственным по своей природе, значение элемента принуждения в раскрытии сущности права. Этот подход определяет право как «императивное или государственно-повелительное явлени.

Вторым является социальное направление. Многие правоведы указывают на то, что «право есть явление социальное и выражает определенные отношения между людьми, которые охраняются самим обществом». Б. Кистяковский выделял характерные особенности данного направления: право возникает раньше государства, может существовать вне его; вмешательство государства в добровольное осуществление правовых норм может не играть никакой роли; процесс правотворчества осуществляется не в законодательных учреждениях, а в обществе, где право формируется, зарождается и зреет; деятельность государства основывается на правовых нормах, которые устанавливаются конституциями. Осуществления норм права не является прямым следствием регулирующей и надзорной деятельности государственной власти. Деятельность государства – внешняя оболочка существующего правопорядка, не касается сущности права.

Третьим направлением в Б. Кистяковского является психологический. Представители третьего направления критикуют предыдущие направления за внешние характеристики права, не раскрывают его внутреннюю суть. Они подчеркивают, что «право – явление нашего внутреннего, психического мира». Характерные черты психологической теории: право – явление волевое, и исключительно психическое; в основе права – душевные переживания, которые обладают определенными свойствами.

Эти направления характеризуются непримиримыми противоположными взглядами на сущность права, а также на сферу явлений, к которой принадлежит право. Различные подходы в научно-правовой и философской литературе раскрывают «глубокие противоречия во взглядах на суть права и его основные характеристики». Поэтому противоречия, которые будут еще более многочисленным в учении о праве, могут вызвать пессимистическое отношение к самой науке о праве. Нужно установить причину неудовлетворительного состояния научного знания о праве, чтобы отбросить пессимизм.

Социально-научное, психологически-научное понятие дает знания о праве как причинно обусловленом явлении. Нормативное понятие определяет знания о праве как телеологическом явлении (обусловленного трансцендентальными целями), то есть разумное и этически ценностное. Такие знания о праве научно систематизируются и определяются понятийно. Б. Кистяковский отмечал, что в социально-научном, психологическом и нормативном понятиях родовые признаки и видовые различия утверждаются в качестве необходимо надлежащих праву не как формально-логические обобщения, а как причинная и как телеологическая закономерности. Такое надлежащее знание является научным, так как основывается на конститутивных категориях мышления.

Философ права отмечал, что общая теория права не соглашается с таким сведением различных результатов, получаемых различными способами в объединенное понятие. Такие результаты получаются искусственным разделением права в действительности. Право как реальное явление никогда не бывает только социальным явлением, или только психологическим, или только организационным.

По убеждению Б. Кистяковского, тот порядок, который устанавливает право, всегда умный, справедливый и гарантирует свободу. Также право обусловлено одновременно и причинно, и телеологично. Вообще право как явление, несмотря на многообразие, единственное. Итак, все знания о праве нужно синтезировать. Результатом такого синтетического познания права должно быть раскрытие и понимание сути права. Здесь не идет речь об определении какого-то одного понятия права. В своем выступлении на защите диссертации Б. Кистяковский отмечал, что для выработки целостного знания о праве «нужны особые синтетические формы познания, они должны привести к познанию не понятия, а сути права». Общая теория права должна более полно и всесторонне синтезировать (сочетать) научные знания о праве. В таком синтезе, раскрывается суть права, а общая теория права пересекается с философией права. Путь к синтезу, как отмечал Б. Кистяковский, общая теория права ищет не в отдельных гуманитарных науках, а в философии культуры.




Дата добавления: 2015-01-30; просмотров: 44 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав




lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.033 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав