Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Кофейная банка

Читайте также:
  1. VI. Кредитная деятельность банка
  2. X. Работа банка с клиентами
  3. Активные операции коммерческих банков. Оценка структуры активных операций банка с позиции ликвидности, доходности и риска банка. (20 баллов).
  4. Активы коммерческого банка
  5. Анализ кредиторской и дебиторской задолженности банка.
  6. Анализ материалов внутреннего контроля банка по проверке кассовых опраций.
  7. Анализ структуры пассива баланса «Москомприватбанка» за исследуемый период.
  8. Аналитический и синтетический учет использования прибылей в банках
  9. Аналитический и синтетический учет расходов банка по основным видам деятельности
  10. АУДИТ ОПЕРАЦИЙ НА ПРОЧИХ СЧЕТАХ В БАНКАХ

 

--------------------------------

<*> При подготовке статьи использовались СПС "КонсультантПлюс" и "Гарант".

 

Асосков А.В., доктор юридических наук, доцент юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, профессор Российской школы частного права, арбитр МКАС при ТПП РФ.

 

В статье проводится детальный анализ изменений и дополнений, внесенных в раздел VI "Международное частное право" ГК РФ Федеральным законом от 30.09.2013 N 260-ФЗ. Автор поясняет основные причины и содержание наиболее важных законодательных новелл.

 

Ключевые слова: международное частное право, коллизионное право, коллизионная норма, отношения с иностранным элементом.

 

A detailed analysis of the amendments to the Division VI "International Private Law" of the Russian Civil Code made by the Federal Law N 260-FZ of 30 September 2013 is conducted in the article. The author explains the main reasons and content of the most important legislative novelties.

 

Key words: international private law, conflict of laws, conflict-of-law rule, relationships with foreign element.

 

Основные вехи реформы российского

международного частного права

 

Реформа раздела VI "Международное частное право" ГК РФ является составной частью большого амбициозного проекта по радикальному реформированию российского гражданского законодательства. Формальной отправной точкой для начала работы над этим общим проектом послужил Указ Президента РФ от 18.07.2008 N 1108 "О совершенствовании Гражданского кодекса Российской Федерации". Указ предусмотрел два этапа реализации проекта: во-первых, разработку концепции развития российского гражданского законодательства и, во-вторых, подготовку на основе этой концепции законопроектов о внесении изменений в ГК РФ. Реализация проекта была поручена Совету при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства (далее - Совет по кодификации) и Исследовательскому центру частного права при Президенте РФ.

В целях реализации поставленных задач Советом по кодификации было образовано несколько рабочих групп, которые сконцентрировались над составлением предложений по реформированию различных разделов и глав ГК РФ. Рабочую группу по законодательству о международном частном праве (далее - Рабочая группа) возглавил профессор И. Зыкин. Она состояла из следующих специалистов, представлявших ведущие российские научные и учебные заведения: А.В. Асосков, А.Н. Жильцов, В.П. Звеков (на этапе работы над Концепцией), А.С. Комаров, А.Л. Маковский, Н.И. Марышева, А.И. Муранов, М.Г. Розенберг, М.В. Суспицына (секретарь).

На первом этапе Рабочей группой была подготовлена Концепция совершенствования раздела VI ГК РФ "Международное частное право", которая содержала оценку действующего российского законодательства о международном частном праве и формулировала основные предложения по модернизации раздела VI ГК РФ <1>. С небольшими сокращениями этот документ стал составной частью сводной Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации, которая была одобрена Советом по кодификации 7 октября 2009 года <2>. Данный документ имеет важное практическое значение в рамках толкования законодательных поправок, помогая уяснить необходимость и направленность внесенных изменений и дополнений.

--------------------------------

<1> Полный текст Концепции совершенствования раздела VI ГК РФ "Международное частное право" доступен на интернет-сайте Исследовательского центра частного права при Президенте РФ (http://www.privlaw.ru/vs_info7.html).

<2> Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации / Вступ. ст. А.Л. Маковского. М.: Статут, 2009.

 

Результатом второго этапа стала подготовка в сжатые сроки (с сентября по декабрь 2010 года) законопроекта о внесении изменений и дополнений в раздел VI ГК РФ <3>. Однако после завершения Советом по кодификации работы над сводным проектом модернизации ГК РФ этот проект был подвергнут критике, в частности, со стороны Министерства экономического развития РФ и Рабочей группы по созданию международного финансового центра в Российской Федерации. 2011 год прошел в бурных дискуссиях относительно судьбы реформы и текста конкретных законодательных новелл. В целях разрешения возникших противоречий при Министерстве юстиции РФ была образована согласительная комиссия, которая сформулировала компромиссные формулировки законопроекта. Раздел VI ГК РФ имел уникальную судьбу, поскольку это единственный раздел Кодекса, в отношении которого согласительной комиссией было принято решение сохранить нормы законопроекта без каких-либо изменений в тексте, подготовленном Рабочей группой.

--------------------------------

<3> Текст законопроекта о внесении изменений и дополнений в раздел VI ГК РФ, подготовленного Рабочей группой, доступен на интернет-сайте Исследовательского центра частного права при Президенте РФ (http://www.privlaw.ru/files/pr_t6.doc).

 

3 апреля 2012 года сводный проект Федерального закона N 47538-6 "О внесении изменений в части первую, вторую, третью, четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации" был внесен в Государственную Думу РФ и уже 27 апреля 2012 года принят в первом чтении. Однако после этого (впервые в практике работы российского парламента) было принято решение о разделении единого сводного текста изменений в ГК РФ на несколько отдельных законопроектов. После разделения законопроект, касающийся поправок в раздел VI "Международное частное право", превратился в отдельный законопроект N 47538-6/6 "О внесении изменений в часть третью Гражданского кодекса Российской Федерации", который 20 сентября 2013 года в несколько измененном виде был принят Государственной Думой, 25 сентября 2013 года одобрен Советом Федерации и 30 сентября 2013 года подписан Президентом РФ в качестве Федерального закона N 260-ФЗ <4>. В соответствии со ст. 2 Федерального закона от 30.09.2013 N 260-ФЗ поправки вступили в силу с 1 ноября 2013 года и применяются к правоотношениям, возникшим после этой даты <5>.

--------------------------------

<4> Более подробно о прохождении законопроекта через Государственную Думу РФ см. карточку законопроекта N 47538-6 на интернет-сайте Государственной Думы РФ (http://asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/(Spravka)?OpenAgent&RN=47538-6).

<5> В ст. 2 Федерального закона от 30.09.2013 N 260-ФЗ намеренно изъято привычное для переходных положений гражданского законодательства указание на возможность применения поправок к новым правам и обязанностям, которые появились в рамках "старых" правоотношений, возникших до 1 ноября 2013 года. Это сделано в целях исключения возможности изменения применимого права по ранее возникшим правоотношениям. Аналогичный подход был применен при введении в действие с 1 марта 2002 г. первоначальной редакции раздела VI ГК РФ. См. ст. 5 Федерального закона от 26.11.2001 N 147-ФЗ "О введении в действие части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации".

 

Причины реформирования раздела VI

"Международное частное право"

 

Раздел VI "Международное частное право" имеет относительно небольшую историю - изначально он был введен в действие с 1 марта 2002 года в составе новой части третьей ГК РФ. Тем не менее глобальная реформа российского гражданского законодательства не могла не затронуть и эти довольно молодые нормы российского международного частного права. Так, появление в сводном проекте новых материально-правовых институтов (например, обязательств, возникающих вследствие недобросовестного ведения переговоров, которые часто обозначаются латинской формулой culpa in contrahendo) требовало введения их адекватной коллизионно-правовой регламентации. Перед Рабочей группой также стояла задача обобщения сложившейся российской судебной и арбитражной практики в целях выявления тех вопросов, которые вызывают существенные затруднения.

Важно отметить, что в последние годы законодательство о международном частном праве довольно динамично развивалось во многих странах мира. На уровне Европейского союза был принят ряд новых документов, имеющих непосредственное отношение к международному частному праву. Следует особенно отметить Регламент Европейского союза от 17.06.2008 N 593/2008 "О праве, применимом к договорным обязательствам" (далее - Регламент Рим I), и Регламент Европейского союза от 11.07.2007 N 864/2007 "О праве, применимом к внедоговорным обязательствам" (далее - Регламент Рим II). На национальном уровне были приняты новые законы о международном частном праве в Бельгии (2004 г.), Болгарии (2005 г.), Китае (2011 г.), Турции (2007 г.), Украине (2005 г.) и ряде других стран. Рабочая группа старалась учитывать новый иностранный опыт в целях формулирования таких положений российского международного частного права, которые отвечали бы новейшим тенденциям развития международного частного права.

В то же время необходимо подчеркнуть, что мандат Рабочей группы был ограничен внесением изменений в раздел VI ГК РФ. В связи с этим Рабочая группа не обсуждала целесообразность принятия специального закона о международном частном праве, который мог бы объединить материально-правовые и процессуальные нормы международного частного права, рассредоточенные по различным российским законодательным актам. По указанной причине Рабочая группа не имела возможности формулировать свои предложения по совершенствованию коллизионных норм из других российских законов (Семейного кодекса РФ, Кодекса торгового мореплавания РФ, Трудового кодекса РФ и др.), а также норм процессуального законодательства (Гражданского процессуального кодекса РФ, Арбитражного процессуального кодекса РФ, Закона РФ от 07.07.1993 "О международном коммерческом арбитраже"). Вместе с тем нельзя недооценивать значение реформы раздела VI ГК РФ, который в российском международном частном праве играет стержневую роль.

 

Изменения общих положений о международном частном праве

 

Глава 66 "Общие положения" раздела VI ГК РФ претерпела относительно небольшие изменения. Это свидетельствует о том, что проведенная реформа не имела целью радикальное изменение основ российского международного частного права. Правоприменительная практика последних десяти лет показала эффективность основополагающих принципов, заложенных в первоначальной редакции раздела VI ГК РФ в начале 2000-х годов.

Статья 1191 ГК РФ, посвященная вопросам установления содержания иностранного права, делает непростой выбор между обязанностью суда применять иностранное право ex officio и возложением на стороны обязанности по оказанию содействия суду в этом вопросе. Как и большинство стран континентальной Европы, Россия традиционно рассматривает применение иностранных норм в качестве правового вопроса (для которого характерен принцип jura novit curia - "судья знает право"), а не в качестве фактического обстоятельства дела, бремя доказывания которого лежит на сторонах судебного разбирательства <6>.

--------------------------------

<6> Подробнее о данном вопросе см.: Хоцанов Д.А. Установление содержания иностранных правовых норм в международном частном праве. М., 2012; Тимохов Ю.А. Иностранное право в судебной практике. М., 2004.

 

В первоначальную редакцию ст. 1191 ГК РФ была включена новая норма (абз. 3 п. 2), согласно которой в качестве исключения по требованиям, связанным с осуществлением сторонами предпринимательской деятельности, бремя доказывания содержания норм иностранного права может быть возложено судом на стороны. Эта норма доказала свою эффективность на практике: судам позволено не отказываться от применения иностранного права в условиях недостатка в России компетентных организаций, способных быстро и точно предоставить необходимую суду информацию о содержании применимого иностранного права. В частности, в Обзоре судебной практики по некоторым вопросам, связанным с рассмотрением арбитражными судами дел с участием иностранных лиц (утвержден информационным письмом Президиума ВАС РФ от 09.07.2013 N 158, далее - Обзор N 158), высшая судебная инстанция пояснила, что стороны могут предоставлять суду информацию о содержании иностранного права в форме заключений, составленных лицами, обладающими необходимыми познаниями о соответствующей правовой системе, причем арбитражный суд вправе считать содержание иностранного права установленным, если предоставленное одной из сторон заключение по вопросам содержания иностранного права имеет необходимые и достаточные сведения и не опровергнуто другой стороной путем представления сведений, свидетельствующих об ином содержании иностранного права (п. п. 19 и 20). Президиум ВАС РФ также пояснил, что бремя представления сведений о содержании норм иностранного права не может считаться возложенным на стороны автоматически - арбитражный суд должен вынести на этот счет соответствующее процессуальное определение (п. 17 Обзора N 158).

В новой редакции абз. 3 п. 2 ст. 1191 ГК РФ изложенная идея полностью сохраняется, меняется лишь терминология: вместо бремени доказывания содержания иностранного права говорится об обязанности по предоставлению сведений о содержании иностранного права, что соответствует свойственному российскому международному частному праву пониманию применения иностранного права как правового вопроса, а не вопроса факта. Изменение формулировки также устраняет сомнения по поводу того, что и после возложения судом на стороны обязанности по предоставлению сведений о содержании норм иностранного права суд не лишается права самостоятельно предпринимать меры по установлению содержания иностранного права, описанные в иных положениях ст. 1191 ГК РФ.

Изменение терминологии произошло и в ст. 1192 ГК РФ, где речь идет об особой группе императивных норм, которые вследствие указания в самих нормах или ввиду их особого значения регулируют отношения независимо от подлежащего применению права и, в частности, независимо от того, что сторонами соответствующих отношений избрано в качестве применимого иное право. В прежней редакции ст. 1192 ГК РФ был задействован термин "императивные нормы". Однако этот термин несколько раз используется в ГК РФ в широком значении, согласно которому императивная норма - это норма, не являющаяся диспозитивной (см. ст. ст. 421 и 422) <7>. Но ст. 1192 ГК РФ имеет в виду значительно более узкое понятие, в соответствии с которым только небольшая группа императивных норм может претендовать на свое применение к отношениям, осложненным иностранным элементом, независимо от подлежащего применению права. Эта узкая группа норм известна в российской доктрине и судебной практике под названием "сверхимперативные нормы" <8>. О применении отмеченной группы норм говорится, в частности, в п. 16 Обзора N 158, где особо подчеркнуто, что не все императивные нормы российского законодательства могут квалифицироваться как сверхимперативные нормы. Для примера приводится императивная норма ст. 196 ГК РФ о трехлетнем сроке исковой давности, которая не может рассматриваться в качестве сверхимперативной нормы в значении ст. 1192 ГК РФ несмотря на то, что ст. 198 Кодекса прямо предусматривает, что сроки исковой давности и порядок их исчисления не могут быть изменены соглашением сторон.

--------------------------------

<7> Необходимо отметить, что многозначность термина "императивная норма" была свойственна и зарубежному международному частному праву: например, английский текст Римской конвенции 1980 года о праве, применимом к договорным обязательствам, также использовал один и тот же термин mandatory rules для обозначения различного по содержанию круга императивных предписаний (ср. п. 3 ст. 3 и ст. 7 Римской конвенции). Однако в Регламенте Рим I, который пришел на смену Римской конвенции, европейским законодателем проводится четкое различие между различными группами императивных норм (ср. п. 3 ст. 3 и ст. 9 Регламента Рим I).

<8> См.: Жильцов А.Н. Применимое право в международном коммерческом арбитраже (императивные нормы): Дис.... канд. юрид. наук. М., 1998; Асосков А.В. Основы коллизионного права. М., 2012. С. 139 - 212.

 

В новой редакции ст. 1192 ГК РФ используется термин "нормы непосредственного применения". Он синонимичен по отношению к термину "сверхимперативные нормы" и отражает правовую природу этой особой категории норм, которые применяются "непосредственно", то есть минуя коллизионные нормы и соглашение сторон о выборе применимого права <9>. Обращение к специальному термину помогает подчеркнуть, что во всех иных случаях употребления выражения "императивные нормы" в разделе VI ГК РФ (п. 5 ст. 1210, п. п. 1 и 4 ст. 1212, п. 1 ст. 1214, п. 2 ст. 1223.1) законодатель имеет в виду императивные нормы в широком значении (используемом в ст. 422 ГК РФ), а не в узком значении норм непосредственного применения. Таким образом, поставлена точка в дискуссиях относительно смысла некоторых из перечисленных норм <10>.

--------------------------------

<9> Данный термин особенно распространен во французской литературе (regles d'application immediate), которая оказала большое влияние на становление концепции сверхимперативных норм в середине XX века.

 

КонсультантПлюс: примечание.

Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть третья: Учебно-практический комментарий (под ред. А.П. Сергеева) включен в информационный банк согласно публикации - Проспект, 2011.

 

<10> В качестве примера некорректной трактовки термина "императивные нормы" можно привести высказывавшуюся в российской литературе точку зрения, согласно которой в п. 5 ст. 1210 ГК РФ якобы имеются в виду императивные нормы в значении ст. 1192 ГК РФ. См., например: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (постатейный). Часть третья / Под ред. А.П. Сергеева. М., 2002. С. 251.

 

Вплоть до последнего времени российские суды нередко чрезмерно расширительно толковали категорию публичного порядка, которой посвящена ст. 1193 ГК РФ. Особенно актуален этот вопрос для сферы признания и приведения в исполнение иностранных судебных и арбитражных решений, где ссылка на нарушение публичного порядка становится для ответчика едва ли не единственным материально-правовым основанием для блокирования действия иностранного решения на территории России. Важную роль в формировании правильных стандартов толкования понятия публичного порядка сегодня играет Обзор практики рассмотрения арбитражными судами дел о применении оговорки о публичном порядке как основания отказа в признании и приведении в исполнение иностранных судебных и арбитражных решений (утвержден информационным письмом Президиума ВАС РФ от 26.02.2013 N 156).

В целях реализации практики ограничительного толкования оговорки о публичном порядке во многих зарубежных странах предлагается проводить различие между публичным порядком для внутренних целей и для целей международного частного права (так называемым внутренним и международным публичным порядком) <11>. Рабочая группа решила зафиксировать данную идею в новой редакции ст. 1193 ГК РФ не путем введения нового термина "международный публичный порядок", который пока не нашел широкого распространения в российской доктрине и судебной практике, а с помощью прямого указания на то, что российские суды при обращении к категории публичного порядка должны учитывать характер отношений, осложненных иностранным элементом.

--------------------------------

<11> Понятие "международный публичный порядок" используется, в частности, в Рекомендациях Ассоциации международного права 2002 года по применению публичного порядка в качестве основания для отказа в признании или приведении в исполнение международных арбитражных решений (см. русский перевод документа: Международный коммерческий арбитраж. 2004. N 3. С. 48 - 50). Международный публичный порядок (international public policy), охватывающий фундаментальные основы национального права того или иного государства, необходимо отличать от транснационального или действительно международного публичного порядка (transnational or truly international public policy), который обозначает общепризнанные принципы международного права (о данном различии подробнее см.: Lalive P. Transnational (or Truly International) Public Policy and International Arbitration // Comparative Arbitration Practice and Public Policy in Arbitration / Ed. P. Sanders. ICCA Congress Series, 1986. New York. Vol. 3. Kluwer Law International, 1987. P. 258 - 318.

 

Наконец, исключение в п. 2 ст. 1190 ссылки на ст. ст. 1195 - 1200 ГК РФ, по мысли разработчиков, должно открыть возможность для применения института обратной отсылки к российскому праву по вопросам определения правового положения физического лица в сфере не только гражданского, но и семейного права (например, для вопросов определения способности лица к вступлению в брак).

 

Юридические лица

 

В последние годы активно дискутируется вопрос о возможности и целесообразности установления изъятий из традиционного для российского международного частного права правила, согласно которому личным законом юридического лица считается право страны, где юридическое лицо учреждено (зарегистрировано) <12>. Данный вопрос особенно актуален в отношении так называемых "псевдоиностранных" компаний, зарегистрированных преимущественно в офшорных юрисдикциях, которые лишь формально учреждены в определенной стране, но фактически осуществляют свою предпринимательскую деятельность на территории другого государства <13>.

--------------------------------

<12> Подробнее о понятии личного закона юридического лица и подходах к его определению в разных странах мира см.: Асосков А.В. Правовые формы участия юридических лиц в международном коммерческом обороте. М., 2003.

<13> О проблеме "псевдоиностранных" компаний и зарубежном опыте их правового регулирования см.: Асосков А.В. Определение личного закона офшорных компаний в России // Закон. 2011. N 7. С. 52 - 58.

 

В новой редакции ст. 1202 ГК РФ такое изъятие установлено для достаточно узкой группы случаев, привлекающих тем не менее большое внимание судебной практики. Речь идет о вопросах ответственности по долгам юридического лица учредителей (участников) и других лиц, которые формально или фактически могут определять действия юридического лица. В практике ВАС РФ и доктрине эти разноплановые ситуации зачастую объединяются под единым названием "снятие корпоративных покровов" (piercing the corporate veil) <14>. Из нового подп. 9 п. 2 ст. 1202 ГК РФ следует, что, как правило, вопросы ответственности учредителей (участников) юридического лица по его обязательствам относятся к сфере действия личного закона юридического лица. Вместе с тем если юридическое лицо формально учреждено за границей (то есть имеет иностранный личный закон), но фактически преимущественно осуществляет свою предпринимательскую деятельность на территории России, то при определении права, применимого к вопросу возложения ответственности по его долгам на других лиц, кредитору дается возможность выбора между применением личного закона юридического лица (права страны формальной регистрации) и применением российского права (права страны, где такое юридическое лицо преимущественно осуществляет свою деятельность) <15>. Важно обратить внимание на то, что речь идет о возможных случаях ответственности не только тех лиц, которые формально управляют делами юридического лица (акционеры, участники, директора), но и лиц, которые фактически любым образом имеют возможность определять действия юридического лица. При формулировании новой нормы п. 4 ст. 1202 ГК РФ учитывалось, что во многих ситуациях структура управления и контроля иностранных компаний предусматривает наличие как номинальных (формальных) директоров и акционеров, так и фактических (бенефициарных) владельцев, которые могут быть скрыты путем использования различных видов трастовых и иных конструкций.

--------------------------------

<14> Подробнее о данном понятии и его использовании в рамках международного частного права см.: Асосков А.В. Коллизионное регулирование снятия корпоративных покровов // Вестник гражданского права. 2013. N 5. С. 120 - 144.

<15> Аналогичный подход используется в швейцарском праве: несмотря на то, что ст. 159 Закона Швейцарии 1987 года о международном частном праве буквально предусматривает применение только швейцарского права, в судебной практике эта норма толкуется как предоставляющая кредитору право выбора между обращением к швейцарскому праву или личному закону юридического лица.

 

Ранее на практике большие сложности вызывал вопрос о допустимости подчинения иностранному праву акционерных соглашений и иных договоров из сферы корпоративного законодательства. Практика российских судов, сложившаяся в отношении прежней редакции раздела VI ГК РФ, однозначно исходила из правовой позиции о невозможности подчинения иностранному праву акционерных соглашений в российских акционерных обществах <16>. В то же время судебная практика большинства развитых стран по этому вопросу характеризуется значительно большей гибкостью.

--------------------------------

<16> См., например: Постановления ФАС Западно-Сибирского округа от 31.03.2006 по делу N А75-3725-Г/04-860/2005 и ФАС Поволжского округа от 25.05.2011 по делу N А57-7487/2010.

 

Объективная сложность коллизионного регулирования данных вопросов связана с тем, что они находятся на стыке, с одной стороны, договорного права, для которого характерно предоставление возможности выбора применимого права самим участникам оборота, а с другой стороны, корпоративного права, где господствует императивное применение личного закона юридического лица. Проблема состоит в том, что в личном законе юридического лица могут быть сформулированы императивные запреты, которые специально предназначены для регулирования содержания и правовых последствий заключения соглашений участников юридического лица. Примером служат многие нормы ст. 32.1 "Акционерное соглашение" Федерального закона от 26.12.1995 N 208-ФЗ "Об акционерных обществах" (например, правило п. 2 о том, что предметом акционерного соглашения не могут быть обязательства стороны акционерного соглашения голосовать согласно указаниям органов управления общества, или правило п. 3 о том, что акционерное соглашение должно быть заключено в отношении всех акций, принадлежащих стороне акционерного соглашения).

По мнению Рабочей группы, было бы неверным обеспечивать преимущественное действие этих норм через их квалификацию в качестве норм непосредственного применения в значении ст. 1192 ГК РФ, поскольку они не обладают признаками, свойственными подобным нормам. Квалификация таких норм об акционерных соглашениях в качестве норм непосредственного применения представляется опасной, поскольку она открывает для судов возможность необоснованно расширительного толкования сферы применения ст. 1192 ГК РФ. Именно поэтому в новой редакции п. 1 ст. 1214 ГК РФ выбран своеобразный механизм, который основан на наложении двух коллизионных правил <17>: за сторонами соглашения признается возможность выбора применимого права, но при этом императивные нормы права страны места учреждения юридического лица получают приоритет, если они относятся к вопросам, охватываемым сферой действия личного закона юридического лица (п. 2 ст. 1202 ГК РФ). Важно отметить, что новая редакция п. 1 ст. 1214 ГК РФ имеет широкую сферу применения: она касается также договоров о создании юридических лиц (которые по прежней редакции ст. 1214 ГК РФ императивно подчинялись личному закону юридического лица) и любых договоров, связанных с осуществлением прав участника юридического лица.

--------------------------------

<17> Подробнее о теоретической конструкции наложения нескольких коллизионных норм см.: Асосков А.В. Основы коллизионного права. С. 250 - 257.

 

Пункт 2 ст. 1214 ГК РФ предусматривает, что при отсутствии соглашения сторон о подлежащем применению праве к договорам в сфере корпоративного права применяется личный закон юридического лица. Таким образом, сформулировано исключение из общей нормы п. 1 ст. 1211 ГК РФ, в соответствии с которой при отсутствии соглашения сторон о выборе права подлежит применению право страны, где находится место жительства или основное место деятельности стороны, осуществляющей исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора.

 

Вещные права

 

Прежняя редакция раздела VI ГК РФ отличалась некоторой непоследовательностью: в ней определялась сфера действия наиболее важных коллизионных статутов (личного закона юридического лица в п. 2 ст. 1202, договорного статута в ст. 1215, деликтного статута в ст. 1220), однако отсутствовало аналогичное правило для одной из ключевых сфер - вещного права. Отмеченный пробел был восполнен путем включения новой ст. 1205.1. В приведенном в этой статье неисчерпывающем перечне вопросов, охватываемых вещным статутом, следует обратить внимание на отдельные аспекты, которые имеют непосредственное отношение к области международных контрактов, - это вопросы оборотоспособности объектов вещного права, а также возникновения и прекращения вещных прав, в том числе перехода права собственности.

По последнему вопросу в ходе реформы произошли существенные изменения. В прежней редакции п. 1 ст. 1210 ГК РФ присутствовало правило, согласно которому право, выбранное сторонами в договоре, применялось к возникновению и прекращению права собственности и иных вещных прав на движимое имущество. Иными словами, по старой редакции в случае заключения сторонами соглашения о выборе права, применимого к договору, договорный статут автоматически распространялся на такой вещно-правовой вопрос, как переход права собственности на движимое имущество по сделке. Этот подход, который на первый взгляд имеет целью обеспечение регулирования единым правом всего комплекса отношений сторон по договору, способен породить существенные практические сложности. Дело в том, что выбранный договорный статут мог связывать только стороны договора, но не третьих лиц, которые не участвовали в согласовании применимого права, на что недвусмысленно обращалось внимание в п. 1 ст. 1210 ГК РФ ("применяется... без ущерба для прав третьих лиц"). Таким образом, если появлялось третье лицо, которое утверждало, что оно в действительности является собственником проданной вещи (в то время как продавец выступал всего лишь незаконным владельцем вещи), иски такого третьего лица к покупателю об истребовании вещи (или иные вещно-правовые иски третьего лица) подчинялись вещному статуту, то есть праву по месту нахождения спорного имущества. Однако тот же вещно-правовой вопрос о возможности перехода к покупателю права собственности на проданную вещь в отношениях между сторонами договора (продавцом и покупателем) следовало разрешать уже на базе иного применимого права (выбранного сторонами договорного статута). В результате интересы покупателя могли серьезно пострадать, если договорный статут признавал его собственником вещи, но по вещному статуту требования третьего лица подлежали удовлетворению (например, вещь должна быть изъята у покупателя) <18>.

--------------------------------

<18> Подробнее о проблемах применения прежней редакции раздела VI ГК РФ по анализируемому вопросу см.: Зыкин И.С. К вопросу о соотношении вещного и обязательственного статутов // Гражданское право современной России. Liber Amicorum Е.А. Суханову / Сост. О.М. Козырь и А.Л. Маковский. М., 2008. С. 45 - 57.

 

В целях устранения автоматического применения выбранного сторонами договорного статута к вопросу возникновения и прекращения вещных прав из п. 1 ст. 1210 ГК РФ исключено второе предложение. В то же время в п. 3 ст. 1206 ГК РФ о праве, подлежащем применению к возникновению и прекращению вещных прав, включено новое правило, которое сохраняет за сторонами договора возможность достигнуть отдельного соглашения о том, что выбранное ими право будет регулировать не только их договорные обязательства, но также (без ущерба для прав третьих лиц) будет распространяться на регулирование вопросов возникновения и прекращения права собственности и иных вещных прав на движимое имущество <19>. Имеется в виду, что, формулируя подобное отдельное соглашение, стороны сознательно пойдут на риск возникновения тех осложнений с участием третьих лиц, которые были описаны ранее.

--------------------------------

<19> Следует отметить, что, хотя зарубежному международному частному праву не свойственно предоставление сторонам договора возможности влиять на определение вещного статута, такие примеры встречаются в законодательстве некоторых стран. В частности, в соответствии со ст. 104 Закона Швейцарии 1987 года о международном частном праве стороны договора могут подчинить приобретение и утрату вещных прав на движимое имущество праву страны отправления или страны назначения имущества либо праву, применимому к основной сделке. Однако в отношениях с третьими лицами ссылки на сделанный сторонами выбор права не допускаются.

 

Форма сделки

 

Российское (ранее советское) международное частное право традиционно отличалось чрезвычайно консервативным отношением к вопросу регулирования формы внешнеэкономических сделок. В подавляющем большинстве случаев на рассмотрение российских судов попадали споры из договоров, в которых хотя бы одной из сторон выступало российское юридическое лицо или российский индивидуальный предприниматель. В таких ситуациях в соответствии с п. 2 ст. 1209 ГК РФ к вопросам формы внешнеэкономической сделки подлежало обязательному применению российское право. Эта односторонняя коллизионная норма обеспечивала применение российскими судами правила п. 3 ст. 162 ГК РФ, согласно которому несоблюдение простой письменной формы внешнеэкономической сделки влекло недействительность сделки. Последняя норма в российской судебной практике и доктрине квалифицировалась в качестве сверхимперативной <20>.

--------------------------------

<20> См., например, решение МКАС при ТПП РФ от 17.12.2007 по делу N 35/2007.

 

Такое жесткое регулирование вопросов формы внешнеэкономических сделок на практике приводило к злоупотреблениям со стороны некоторых недобросовестных участников международного оборота. В качестве примера рассмотрим ситуацию, когда в отношении заключенного в письменной форме договора с участием российской компании обе стороны в последующем своими конклюдентными действиями выражали согласие на изменение его условий.

Например, в рамках устных договоренностей несколько первых партий товара отгружались продавцом на другом базисе поставки или другим видом транспорта, причем товар принимался покупателем без каких-либо возражений. Несмотря на это при очередной поставке товара по тому же договору на аналогичных условиях покупатель заявлял о существенном нарушении договора со стороны продавца, ссылаясь на то, что никакие изменения договора не имеют юридической силы, поскольку они не оформлены в письменной форме <21>. Важно отметить, что, если в описанной ситуации спор попадал на рассмотрение не российского суда, а иностранного суда или международного коммерческого арбитража, результат его разрешения мог быть совершенно иным, поскольку суд или арбитраж не обязан принимать во внимание иностранные сверхимперативные нормы <22>.

--------------------------------

<21> В соответствии с п. 1 ст. 452 ГК РФ соглашение об изменении или о расторжении договора совершается в той же форме, что и договор, если из закона, иных правовых актов, договора или обычаев делового оборота не вытекает иное.

<22> Аналогичное правило, в силу которого суд вправе, но не обязан принять во внимание иностранные сверхимперативные нормы, см. в п. 2 ст. 1192 ГК РФ.

 

Характерно, что даже в период действия норм п. 3 ст. 162 и п. 2 ст. 1209 ГК РФ в прежней редакции российская судебная практика демонстрировала примеры расширительного толкования правил о письменной форме внешнеэкономической сделки в целях исключения недобросовестного поведения российских компаний.

Так, при рассмотрении дела N А56-17111/2009 суды столкнулись с ситуацией, когда российское акционерное общество по факсу направляло испанскому производителю заявки на поставку продукции с указанием наименования и количества продукции, а испанский продавец в ответ направлял по электронной почте подтверждения заказов вместе со счетом на соответствующую партию товара, который содержал наименование и количество продукции, ее стоимость, условия поставки и условия оплаты. Суд кассационной инстанции пришел к выводу о том, что содержание указанных документов не противоречит признакам оферты и акцепта (Постановление ФАС Северо-Западного округа от 17.06.2010). Коллегия судей ВАС РФ (Определение ВАС РФ от 02.11.2010 N ВАС-9900/10) дополнительно отметила, что даже если считать подтверждения заказов и счета не акцептом, а встречной офертой (поскольку они содержали дополнительные условия в сравнении с исходными заявками российского общества), то в качестве акцепта следует квалифицировать конклюдентные действия российского покупателя по принятию товара и его частичной оплате <23>.

--------------------------------

<23> В соответствии с п. 3 ст. 434 и п. 3 ст. 438 ГК РФ письменная форма договора считается соблюденной, если лицо, получившее письменную оферту, в срок, установленный для ее акцепта, совершает действия по выполнению указанных в ней условий договора (отгрузка товаров, предоставление услуг, выполнение работ, уплата соответствующей суммы и т.п.).

 

В соответствии с Федеральным законом от 07.05.2013 N 100-ФЗ с 1 сентября 2013 года признан утратившим силу п. 3 ст. 162 ГК РФ, а согласно Федеральному закону от 30.09.2013 N 260-ФЗ с 1 ноября 2013 года действует новая редакция ст. 1209 ГК РФ. На смену жесткому положению о применении российского права и обязательной письменной форме любой внешнеэкономической сделки с участием российских лиц пришли либеральные правила новой редакции п. 1 ст. 1209 ГК РФ, в основе которых лежит хорошо известный за рубежом принцип favor negotii ("в пользу (формальной действительности) соглашения") <24>. Теперь сделка не может быть недействительной вследствие несоблюдения формы, если соблюдены требования к форме сделки, установленные хотя бы в одном из трех потенциально применимых правопорядков: во-первых, права, подлежащего применению к самой сделке (то есть договорного статута или статута односторонней сделки), во-вторых, права страны места совершения сделки и, в-третьих, российского права, если хотя бы одной из сторон сделки выступает лицо с российским личным законом. Таким образом, в новой редакции п. 1 ст. 1209 ГК РФ зафиксирована альтернативная коллизионная норма, направленная на сохранение действительности сделки <25>. При этом одной из альтернативных коллизионных норм выступает акцессорная привязка к праву, регулирующему содержание самой сделки, которое в силу ст. ст. 1210 и 1217 ГК РФ может быть выбрано самими участниками сделки. Таким образом, согласно новой редакции раздела VI ГК РФ стороны сделки, осуществляя выбор договорного статута или статута односторонней сделки, одновременно влияют на решение вопроса о праве, применимом к форме этой сделки <26>. Что же касается места совершения сделки, то в соответствии с п. 1 ст. 1187 ГК РФ толкование юридических понятий (так называемая квалификация) осуществляется, как правило, на основании российского права. В силу ст. 444 ГК РФ если в договоре не указано место его заключения, договор признается заключенным в месте жительства гражданина или месте нахождения юридического лица, направившего оферту.

--------------------------------

<24> Важно отметить, что с исключением из ГК РФ п. 3 ст. 162, а также п. 2 ст. 1209 в старой редакции из российского гражданского законодательства исчезли нормы, которые использовали бы понятие внешнеэкономической сделки. В этой связи будет правильным поставить вопрос о полном отказе от использования этой специфической категории в судебной практике и доктрине, поскольку данная категория зародилась в советском международном частном праве в силу особой исторической ситуации (государственной монополии внешней торговли) и не знакома зарубежным правовым системам (подробнее о понятии внешнеэкономической сделки и проблемах четкого определения этого понятия см.: Зыкин И.С. Внешнеэкономические операции: право и практика. М., 1994; Зыкин И.С. Договор во внешнеэкономической деятельности. М., 1990). На смену понятию внешнеэкономической сделки должны прийти категории "международный контракт" или "трансграничная сделка", обозначающие любую сделку (договор) с иностранным элементом (подробнее см.: Асосков А.В. Коллизионное регулирование договорных обязательств. М., 2012. С. 6 - 8).

<25> Об альтернативных коллизионных нормах подробнее см.: Асосков А.В. Основы коллизионного права. С. 232 - 242.

<26> Если стороны осуществляют выбор права, применимого к договору, не в момент заключения договора, а на более поздней стадии, то такой выбор применимого права, сделанный после заключения договора, не может приводить к недействительности договора с точки зрения соблюдения требований о форме, если по первоначально применимому к договору праву формальные требования были соблюдены (новая редакция п. 3 ст. 1210 ГК РФ). Это означает, что фактически речь должна идти даже не о трех, а о четырех альтернативных коллизионных привязках: 1) право, которое первоначально было применимо к существу договора в момент его заключения; 2) право, которое было выбрано сторонами к договору на более поздней стадии; 3) право страны места совершения сделки; и 4) российское право, если хотя бы одной из сторон сделки является российское лицо.

 

При подготовке проекта изменений ГК РФ высказывались опасения относительно того, что отказ от правила об обязательной письменной форме внешнеэкономических сделок приведет к дезорганизации системы российского валютного и таможенного контроля. Данные опасения следует признать преувеличенными, поскольку при совершении внешнеэкономических операций, влекущих пересечение товаром границ или совершение денежных платежей, на практике, как правило, оформляются коммерческие документы, фиксирующие информацию, которая необходима для целей осуществления публично-правового контроля (оформляются бланки заказов, счета на оплату, накладные, упаковочные листы, иные документы, подтверждающие отгрузку товара) <27>. Вместе с тем российским участникам международного оборота рекомендуется и после 1 сентября 2013 года учитывать требования российского валютного и таможенного контроля (в частности, правила оформления паспортов сделок) и принимать меры к обеспечению такой формы фиксации условий международных контрактов и последующих изменений к ним, которая не вызовет вопросов у уполномоченных российских банков и таможенных органов. Следует помнить и о том, что если международный контракт заключен в России и к нему применимо российское право, то общие правила применимого российского гражданского законодательства все равно будут предусматривать необходимость совершения сделки в письменной форме <28>. При этом в соответствии с п. 1 ст. 162 ГК РФ несоблюдение письменной формы сделки будет лишать сторону в случае спора возможности ссылаться в подтверждение сделки и ее условий на свидетельские показания.

--------------------------------

<27> В данном случае можно обратить внимание критиков на то, что таможенный контроль существует во всех странах мира, но требование об обязательной письменной форме международных контрактов установлено в гражданском законодательстве небольшого числа развивающихся стран.

<28> См. п. 1 ст. 161 ГК РФ, в соответствии с которым в письменной форме должны совершаться сделки юридических лиц между собой и с гражданами, а также сделки граждан между собой на сумму, превышающую десять тысяч рублей.

 

При присоединении к Венской конвенции ООН 1980 года о договорах международной купли-продажи товаров Россия (СССР) сделала оговорку в порядке ст. ст. 12 и 96 Конвенции, в силу которой либеральные нормы о форме сделки из ст. ст. 11, 29 и части II Конвенции не подлежат применению к договорам, в которых хотя бы одна из сторон имеет свое коммерческое предприятие в России. Следует признать, что отмена п. 3 ст. 162 ГК РФ автоматически не влечет отказ России от применения данной оговорки, поскольку для осуществления подобного отказа необходимо соблюсти формальную процедуру подачи соответствующего уведомления депозитарию Конвенции <29>.

--------------------------------

<29> Формальная процедура уведомления об отказе от применения ранее сделанной оговорки по ст. ст. 12 и 96 Конвенции была осуществлена Эстонией и Китаем. Подробнее об оговорке см.: Асосков А.В. Венская конвенция ООН 1980 года о договорах международной купли-продажи товаров: Постатейный комментарий к положениям, определяющим сферу ее применения. М., 2013. С. 215 - 218.

 

Последствия применения оговорки в порядке ст. ст. 12 и 96 названной Конвенции понимаются иногда не вполне верно. Так, в российской судебной практике широкое распространение получила точка зрения, в соответствии с которой ст. 12 Конвенции якобы сама вводит правило об обязательной письменной форме заключения, изменения и прекращения договора <30>. В то же время за рубежом преобладает подход, основанный на буквальном толковании ст. ст. 12 и 96 Конвенции, согласно которому применение оговорки делает невозможным обращение к либеральным нормам о форме сделки из ст. ст. 11, 29 и части II Конвенции и создает пробел в правовом регулировании, который в соответствии с п. 2 ст. 7 Конвенции должен быть восполнен правилами национального права, определенными с помощью применимых норм международного частного права (в России такими применимыми нормами международного частного права являются коллизионные нормы из ст. 1209 ГК РФ) <31>.

--------------------------------

<30> См., например, Постановление Президиума ВАС РФ от 25.03.1997 N 4670/96 и п. 2 Обзора судебно-арбитражной практики разрешения споров по делам с участием иностранных лиц (утвержден информационным письмом Президиума ВАС РФ от 16.02.1998 N 29) ("Конвенция содержит норму императивного характера о форме сделки - статья 12.

При этом в указанной статье оговаривается обязательность письменной формы сделки").

<31> Подробнее о различных подходах к толкованию ст. 12 Конвенции см.: Асосков А.В. Венская конвенция ООН 1980 года о договорах международной купли-продажи товаров: Постатейный комментарий к положениям, определяющим сферу ее применения. С. 154 - 161.

 

В то же время Рабочая группа посчитала необходимым сформулировать несколько исключений из описанных либеральных правил п. 1 ст. 1209 ГК РФ. По п. 2 ст. 1209 ГК РФ если личный закон юридического лица содержит особые требования в отношении формы договора о создании юридического лица или сделки, связанной с осуществлением прав участника юридического лица, то форма сделки подчиняется праву этой страны. В качестве примера таких особых требований можно привести нормы п. 11 ст. 21 Федерального закона от 08.02.1998 N 14-ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью", согласно которым по общему правилу сделка, направленная на отчуждение доли или части доли в уставном капитале российского общества с ограниченной ответственностью, подлежит нотариальному удостоверению.

Пункт 3 ст. 1209 ГК РФ включает новую одностороннюю коллизионную норму, в силу которой форма сделки подчиняется российскому праву, если сделка либо возникновение, переход, ограничение или прекращение прав по ней подлежит обязательной государственной регистрации в Российской Федерации. Необходимо обратить внимание на то, что к таким сделкам относятся не только сделки в отношении недвижимого имущества (к которым применяется специальное правило п. 4 ст. 1209 ГК РФ), но и сделки в отношении так называемых объектов промышленной собственности (товарных знаков, изобретений и т.п.), зарегистрированных в Роспатенте.

 

Договорные обязательства

 

В рамках подготовки изменений раздела VI ГК РФ ко второму чтению в новой редакции был изложен п. 5 ст. 1210, который ограничивает возможность сторон выбирать применимое право для особой разновидности договоров. По всей видимости, законодателя беспокоила возможность необоснованно расширительного толкования этой нормы, которое встречалось в судебной практике. В прежней редакции нормы речь шла о договорах, которые "реально" связаны только с одной страной. В некоторых делах российские суды применяли эту норму в том числе к международным контрактам с участием иностранных контрагентов, лишая, таким образом, стороны полноценной возможности выбора права, применимого к договору <32>.

--------------------------------

<32> Так, в Постановлении ФАС Дальневосточного округа от 03.08.2010 N Ф03-792/2010 п. 5 ст. 1210 ГК РФ был применен к договору подряда между германским заказчиком и российским подрядчиком, в котором стороны выбрали английское право.

 

Новая редакция п. 5 ст. 1210 ГК РФ ужесточает условия применения этой нормы: требуется не просто "реальная" связь договора только с одной страной, но наличие ситуации, когда "все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства связаны только с одной страной". Очевидно, что при наличии в договоре иностранной стороны <33> или иного релевантного (значимого) объективного иностранного элемента правило п. 5 ст. 1210 ГК РФ применяться не должно. Таким образом, установленное этой нормой ограничение в основном ориентировано на так называемые чисто внутренние договоры <34>.

--------------------------------

<33> Под иностранной стороной в данном случае понимается лицо, имеющее основное место деятельности (коммерческое предприятие) за рубежом. В литературе ведутся споры относительно того, можно ли в качестве достаточного иностранного элемента рассматривать гражданство юридического лица или формальное место государственной регистрации (инкорпорации) юридического лица, если место жительства физического лица или основное место деятельности юридического лица расположены в другой стране, где аккумулированы также все иные объективные элементы соответствующего договора. См.: Асосков А.В. Коллизионное регулирование договорных обязательств. М., 2012. С. 236 - 238.

<34> Подробнее о проблеме разграничения внутренних и трансграничных договоров, а также критериях, используемых для такого разграничения, см.: Асосков А.В. Коллизионное регулирование договорных обязательств. С. 232 - 259.

 

Важно также отметить, что если прежняя редакция п. 5 ст. 1210 ГК РФ ориентировала на анализ элементов отдельно взятого договора (поиск "реальной" связи договора только с одной страной), то новая редакция нормы говорит о необходимости анализа всех "обстоятельств" в целом <35>. Это открывает возможность для признания полноценного выбора применимого права в отношении таких договоров между российскими контрагентами, которые тесно связаны с другими международными контрактами. В качестве примера можно привести ситуацию, когда в обеспечение исполнения обязательств по договору займа, заключенному между российским займодавцем и иностранным заемщиком, оформляется договор поручительства, сторонами которого являются российский заимодавец (кредитор) и российский поручитель. Хотя договор поручительства, рассматриваемый изолированно, сам по себе не содержит объективного иностранного элемента, к нему в анализируемой ситуации было бы неоправданно применять п. 5 ст. 1210 ГК РФ, поскольку договор поручительства порождает акцессорное обязательство по отношению к договору займа, имеющему ярко выраженную международную окраску, а потому касающиеся существа отношений сторон "обстоятельства" связаны не с одной, а с несколькими странами.

--------------------------------

<35> Ср. с формулировкой п. 3 ст. 3 Регламента Рим I, где требуется учет "всех элементов, относящихся к ситуации" (where all other elements relevant to the situation), а не к отдельно взятому договору.

 

Достаточно серьезные изменения претерпела конструкция ст. 1211 ГК РФ о праве, подлежащем применению к договору при отсутствии соглашения сторон о выборе права. В центре внимания находился вопрос об оптимальном балансе между, с одной стороны, четкими коллизионными привязками, помогающими обеспечить предсказуемость и определенность коллизионного регулирования, и, с другой стороны, дискрецией суда в части применения права другой страны, имеющей более тесную связь с договором <36>. В прежней редакции ст. 1211 право суда отклониться от заданных презумпций (например, от применения к договору купли-продажи права страны по месту нахождения продавца) было сформулировано сложным юридико-техническим образом. Это право суда проистекало из оговорки "если иное не вытекает из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела", которая повторялась в нескольких пунктах названной статьи. Недостатком такой конструкции выступало то, что суд не был обязан аргументировать, что иное право имеет значительно более тесную связь с договором, нежели то право, на которое прямо указывали нормы ст. 1211 ГК РФ. Кроме того, возникали вопросы о том, имеют ли данные оговорки в разных пунктах ст. 1211 ГК РФ различное смысловое наполнение.

--------------------------------

<36> Большинство четких коллизионных привязок в ст. 1211 ГК РФ основано на применении так называемой теории характерного исполнения, в соответствии с которой подлежит применению право страны, где на момент заключения договора находится место жительства или основное место деятельности стороны, осуществляющей значение, имеющее решающее значение для содержания договора (продавца в договоре купли-продажи, подрядчика в договоре подряда и т.д.). Таким образом, с теоретической точки зрения проблема заключается в нахождении оптимального баланса между применением теории характерного исполнения, с одной стороны, и принципа наиболее тесной связи, с другой стороны. Подробнее о теории характерного исполнения и ее взаимодействии с принципом наиболее тесной связи см.: Асосков А.В. Коллизионное регулирование договорных обязательств. С. 368 - 439.

 

В новой редакции ст. 1211 ГК РФ соотношение между рассматриваемыми элементами отражено более простым и понятным способом. Пункты 1 - 8 ст. 1211 формулируют четкие коллизионные привязки для большинства поименованных в гражданском законодательстве видов договоров. А затем специальный п. 9 предусматривает, что суд может применить к договору право иной страны, с которой договор более тесно связан, но только при условии, что суд в решении обоснует, что из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела явно вытекает, что договор более тесно связан с правом иной страны, чем та, которая указана в п. п. 1 - 8 ст. 1211 ГК РФ. Смысловой акцент в новой норме сделан на слове "явно", из чего следует, что отказ суда от применения общих правил п. п. 1 - 8 ст. 1211 ГК РФ должен превратиться в достаточно редкое исключение.

В качестве примера такой ситуации, когда суд может задуматься над оправданностью применения п. 9 ст. 1211 ГК РФ, следует привести заключение договора через филиал, представительство или иное коммерческое предприятие, расположенное в другой стране. Допустим, российский покупатель заключает договор купли-продажи с продавцом, головной офис которого расположен в Германии, но заключение договора происходит через филиал германской компании, находящийся в Финляндии, причем условия договора предусматривают отгрузку товара со склада этого филиала в Финляндии. В этом случае вполне обоснованным будет вопрос о том, не имеет ли такой договор более тесную связь с Финляндией, а не с Германией <37>.

--------------------------------

<37> Следует отметить, что в Регламенте Рим I (п. 2 ст. 19) прямо предусмотрено, что в описанной ситуации подлежит применению финское право (право по месту нахождения коммерческого предприятия продавца, через которое заключается и исполняется договор).

 

В новой редакции ст. 1211 ГК РФ существенные изменения также претерпело коллизионное регулирование договоров о распоряжении исключительными права на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации. По старой редакции к таким договорам применялась теория характерного исполнения, а потому в договоре коммерческой концессии презюмировалось применение права по месту нахождения правообладателя, а в лицензионном договоре - права по месту нахождения лицензиара. В результате возникали довольно странные ситуации, когда к заключенному между кипрским лицензиаром и российским лицензиатом лицензионному договору в отношении товарного знака, имеющего правовую охрану только на территории России, презюмировалось применение кипрского права <38>.

--------------------------------

<38> В российской практике распространены именно договоры, в которых правообладателями (лицензиарами) выступают иностранные компании, а пользователями (лицензиатами) - российские организации. Связано это не только с потребностью российских организаций в использовании иностранных технических новшеств и хорошо знакомых потребителю мировых брендов, но и с тем, что подобные договоры нередко используются для "оптимизации" налогообложения в форме осуществления лицензионных платежей в пользу иностранных компаний, расположенных в низконалоговых (офшорных) юрисдикциях.

 

Анализ зарубежного законодательства, судебной практики и доктрины показал, что во многих странах подвергается критике применение теории характерного исполнения в отношении договоров о распоряжении исключительными правами <39>. В ситуации, когда соответствующий результат интеллектуальной деятельности или средство индивидуализации имеет правовую охрану только в одной стране (а это свойственно многим объектам промышленной собственности) либо когда по условиям договора лицензиату разрешается использование объекта на территории только одной страны (например, право на распространение программы для ЭВМ, пользующейся правовой охраной на территории всех стран - участниц Бернской конвенции по охране литературных и художественных произведений, предоставлено лицензиату только в отношении территории России), более оправданным выглядит применение права такой страны. И лишь в тех случаях, когда указанные привязки не работают (например, речь идет об отчуждении исключительного права, действующего на территории одновременно нескольких стран, или о предоставлении лицензии в отношении территории одновременно нескольких стран), следует обратиться к коллизионным нормам, которые использовались в прежней редакции ст. 1211 ГК РФ (применение права по месту нахождения правообладателя или лицензиара). Именно в этом ключе сформулированы новые п. п. 6 - 8 ст. 1211 ГК РФ.

--------------------------------

<39> Так, соответствующая норма о применении к лицензионному договору права по месту нахождения лицензиара была отвергнута в итоговом тексте ст. 4 Регламента Рим I.

 

В новой редакции п. п. 3 - 8 ст. 1211 нет специального указания на то, что эти коллизионные нормы могут применяться только при отсутствии соглашения сторон о выборе применимого права. Вместе с тем данное обстоятельство не должно толковаться как желание придать рассматриваемым нормам императивный характер. При этом нужно обратить внимание на название ст. 1211, из которого недвусмысленно следует, что все коллизионные нормы из ст. 1211 применяются только в том случае, если стороны не воспользовались возможностью выбора применимого права, предоставляемой положениями ст. 1210 ГК РФ.

В новой редакции п. 1 ст. 1211 ГК РФ также уточняется, что место жительства или основное место деятельности стороны, осуществляющей характерное исполнение, необходимо определять на момент заключения договора. Поэтому если соответствующее место изменится после заключения договора (например, сторона - физическое лицо переедет на постоянное место жительства в другую страну), такое изменение по общему правилу не должно влиять на определение права, применимого к договору <40>. Очевидно, что отмеченный подход можно задействовать и при толковании других норм ст. 1211 ГК РФ, в которых используются привязки к месту жительства или основному месту деятельности стороны по договору (например, п. п. 6 - 8 ст. 1211 ГК РФ). Данный подход обусловлен стремлением не допустить последующего изменения договорного статута, которое было бы неудобным по крайней мере для одной из сторон и противоречило бы ее разумным ожиданиям. По всей видимости, тот же принцип суду следует учитывать в рамках применения п. 9 ст. 1211 ГК РФ: при определении тесной связи договора с правом определенной страны рекомендуется по общему правилу принимать во внимание только те обстоятельства, которые сложились на момент заключения договора, а не появились на более поздней стадии.

--------------------------------

<40> Равным образом перемена лица в обязательстве по общему правилу не должна влечь применения права страны места жительства или основного места деятельности новой стороны.

 

В центре внимания в новой редакции ст. 1212 ГК РФ, посвященной особенностям определения права, подлежащего применению к договору с участием потребителя, находится вопрос о защите потребителя как слабой стороны договора, которой более сильная профессиональная сторона может навязать применение невыгодного применимого права. Механизм защиты потребителя строится различным образом для двух видов потребительских договоров. Первый вид договоров описан в п. 1 ст. 1212 ГК РФ: предполагается, что именно профессиональная сторона вышла на потребителя в месте его жительства и убедила заключить договор (то есть речь в данном виде договоров идет о так называемых пассивных потребителях). Вслед за подходом, используемым в странах ЕС (п. 1 ст. 6 Регламента Рим I), в новой редакции п. 1 ст. 1212 ГК РФ применены более гибкие критерии для определения условий отнесения потребительских договоров к договорам первого вида, которые могут быть эффективно применены, в частности, в сфере электронной торговли, то есть той области, где трансграничные потребительские договоры заключаются чаще всего на практике. Речь идет о применении концепции "нацеленной деятельности" (directed activity, targeted activity), в соответствии с которой достаточно установить, что профессиональная сторона осуществляет свою деятельность в стране места жительства потребителя либо любыми способами направляет свою деятельность на территорию такой страны или нескольких стран, включая территорию страны места жительства потребителя, при условии, что спорный договор связан с такой деятельностью профессиональной стороны <41>. Соответственно, при наличии описанных условий выбор применимого права в потребительском договоре не может повлечь за собой лишение потребителя защиты его прав, предоставляемой императивными нормами права страны места жительства потребителя.

--------------------------------

<41> Подробнее о концепции "нацеленной деятельности" и ее применении к интернет-торговле см.: Асосков А.В. Коллизионное регулирование договорных обязательств. С. 177 - 184.

 




Дата добавления: 2014-12-15; просмотров: 84 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
А.В. АСОСКОВ| Лекция 19. Сопряжение процессорных средств с объектом управления. Интерфейсные схемы. Программируемый параллельный периферийный адаптер. Программируемый связной адаптер.

lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.04 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав