Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

ФИЛОСОФИЯ ЧЕЛОВЕКА, ОБЩЕСТВА И ИСТОРИИ

Читайте также:
  1. D) Отечественная культура в условиях тоталитарного общества.
  2. D-mapping «Бал истории» в честь 250-летия Государственного Эрмитажа
  3. E) миф, религия, философия.
  4. I. Из истории развития методики развития речи
  5. I. Социальная дифференциация общества. Социальная стратификация и мобильность.
  6. I. Сущность социальной структуры общества.
  7. II. Методы и источники изучения истории; понятие и классификация исторического источника.
  8. II. Социальная стратификация современного российского общества.
  9. II. ФИЛОСОФИЯ ДРЕВНЕГО МИРА.
  10. II. Философия как специальность.

 

Преодоление дуализма является целью Гельмута Плесснера (1892-1985), которого можно также считать первопроходцем философской антропологии - его главный труд "Ступени органического и человек" вышел в 1928 г., т.е. в год смерти Шелера, а работал над ним Плесснер на протяжении ряда лет. Он полемизирует в своей работе не столько с Шелером, сколько с теми вариантами дуализма, которые имеют долгую историю: тело и душа, res cogitans и res extensa, психофизиологический параллелизм. Исходный принцип Плесснера таков: существует единая целостная структура человеческого существования, в нее входят и органическое тело, и специфическая для человека направленность на мир.

Плесснер детально описывает ступени органической жизни - миры растений, животных, человека - с их специфическим отношением к собственному "жизненному окружающему миру" (Lebensumwelt). Огромную роль в формировании этого подхода сыграли работы Я. фон Икскюлля, который показал, что у каждого животного имеется свой собственный окружающий мир, или среда (Umwelt). Плесснер стремится выяснить особенности того мира, который присущ человеку, сопоставляя его с мирам11 животных: "Представление о способе существования человека как события природы и продукта ее истории достижимо лишь на пути контрастирования этого способа существования с другими нам известными в живой природе. Этому служит путеводная нить, каковой является для меня понятие позициональности, которое, как я думаю, представляет собой фундаментальную черту, отличающую живые природные образования от неживых".

 

С помощью понятия "позициональность" Плесснер стремится уйти от дуализма как метафизики, так и картезианской науки. Не "дух", как у Шелера, а особая структура витальных взаимоотношений со средой отличает человека от существ на более низких ступенях жизни. Живые организмы вообще не являются чем-то замкнутым и самодостаточным; они находятся в постоянном и активном соотношении со средой. Позициональность означает прежде всего наличие поля таких взаимоотношений. Та позиция, которую занимает живой организм в этом поле, определяет его организацию, включающую в себя и его когнитивные структуры. Понятие позициональность психофизически нейтрально, а потому описание жизни любого организма осуществляется без употребления метафизических понятий ("дух", "душа", "тело"). Организм животного является "центрированной" формой жизни: животное как бы исходит из центра и в него возвращается, оно воспроизводит себя как систему органов, которая строится вокруг этой середины.

Поведенческие центры животного нацелены на внешний мир, но сами они животным не переживаются, не испытываются. "Пока животное остается самим собой, оно исходит из Здесь и Теперь. Это не становится предметом для него самого, из него самого не развивается, остается состоянием, опосредующим живой процесс. Животное живет из своей середины и в ней, но не переживает ее как середину. Оно переживает содержания из окружающего поля, переживает свое и чужое, оно даже способно достичь господства над собственным телом и выстраивает систему обратной связи с самим собою, но оно не переживает самого себя".

 

Иной является позициональность человека. Если животное соотносится с окружающим его миром из центра, то человек всякий раз покидает этот центр. Он уступает животному в витальности, поскольку у того нет разрыва между собой и миром, собой и своим телом. Человек испытывает свое тело, он живет в постоянном разрыве с самим собой, так как то он слит с телом, то переживает и осознает его как предмет. Эта двойственность образует ту структуру, которую Плесснер называет "эксцентричной позициональностью". Это особое отношение к миру, когда индивид испытывает себя то как переживаемую плоть (Leib), то как тело (Кбгрег), которое оказывается на дистанции и противостоит самосознанию. Возникновение этой структуры связано с онтогенезом и филогенезом, и в последующих работах Плесснер будет писать (уже вслед за Портманом, Геленом и др.) о неспециализированности органов, ослабленности инстинктов и т.п. Но в "Ступенях органического..." он дает феноменологи\565ское описание этой структуры, почти не прибегая к объяснениям такого рода.

Поскольку тело является некой объективированной данностью, то его можно инструментально направлять, контролировать, даже использовать как орудие. Язык и деятельность восходят к этому разрыву, "зиянию" (Hiatus) между плотью и телом. Отношение между ними не обязательно инструментально, поскольку первичным является отношение выразительности. В жестах, мимике, языке проступает переживание. Конечно, и жесты, и мимика, и тем более язык имеют инструментальные функции (прежде всего коммуникативные), но изначальной функцией является экспрессия, непосредственное и непроизвольное выражение переживаний. Эта выразительность не может быть передана другими средствами, ее нельзя целиком "перевести" на язык слов или, скажем, музыки. В мимике вообще отсутствует присущий языку когнитивный момент, психическое содержание и физическая форма, его передающая, здесь слиты настолько, что "мы не можем отделить их друг от друга и передать как отношение знака и обозначаемого без того, чтобы не разрушить их непосредственное и непроизвольное жизненное единство". В мимике мы имеем дело не с инструментальным действием субъекта, направляющего свое тело к какому-то действию. Мимика непроизвольна, она не находится под контролем сознания. Это - жизненное единство переживания и тела.

 

Особенность герменевтики Плесснера заключается в том, что основное внимание в ней уделяется не языку, который объективированно передает внутренние состояния, а потому способен создавать интерсубъективный мир коммуникации, но мимике, смеху, плачу.

В плаче и смехе мы подходим к границам экспрессии, поскольку они захватывают человека целиком, и он утрачивает сознательный контроль и "эксцентричную" позицию. Сходные с ними формы выразительности обнаруживаются там, где индивид не способен сознательно и однозначно реагировать своим поведением на многозначность и неопределенность ситуации. Происходит дезорганизация того равновесия "плоть-тело", которое лежит в основе языка, жестов, инструментальных действий. Там, где все они отказывают, человек реагирует на ситуацию всем своим существом.

В наибольшей мере название "биологическая антропология" подходит к учению Арнольда Гелена (1904-1976), которое было им сформулировано в статьях 30-х годов, а затем развито в книге "Человек. Его природа и положение в мире" (1940) Человек определяется Геленом как "действующее существо", т.е. "так физически устроенное, что оно способно выживать только действуя".Нам не обойтись без биологии, которая дает объективный анализ морфологии и физиологии человека, но свой подход Гелен не случайно определяет как "антропобиологический": природа человека уже на уровне морфологии принципиально отличается от организации всех прочих животных. "Биологическое рассмотрение человека заключается не в том, что его физическую природу мы сравниваем с природой шимпанзе, но в ответе на вопрос: как способно выжить существо, отличное от любого другого животного?". Биология помогает нам понять условия человеческого существования и иной чем у животных принцип организации. Именно особая биологическая форма делает необходимыми интеллект, труд, язык и прочие свойства человека.

Морфологические, психологические и социально-культурные стороны существования человека рассматриваются Геленом как подсистемы, или различные аспекты единого целого.

 

Эта целостность человеческой природы определяется прежде всего через ее биологическую недостаточность. Пользуясь выражением Гердера, Гелен говорит о человеке как "недостаточном существе" (Mangelwesen), отличающемся от всех млекопитающих уже на уровне морфологии и физиологии. Вслед за голландским анатомом Л. Болком, сравнивавшим эмбрион человека с эмбрионами других животных, Гелен пишет о "недоразвитости", архаичности, замедленном развитии человеческих органов. Человек рождается с органами, развитие которых остановилось на уровне эмбриона обезьяны. Кроме того, отсутствует специализация органов, они не приспособлены для выполнения жизненно важных функций нападения или защиты - у человека нет ни когтей, ни быстрых ног, ни волосяного покрова, способного защищать от холода, ни остроты чувств других млекопитающих. Если бы он жил только с этой "оснасткой" среди опаснейших хищников, то давно бы исчез с лица Земли. Поэтому Гелен отвергает тот вариант дарвинизма, который видит в человеке результат естественного отбора. Удлинившийся период детства или неспециализированность органов никак нельзя считать выгодными приобретениями с точки зрения "борьбы за существование", поскольку они делают человека более уязвимым. В онтогенезе человека мы обнаруживаем не дальнейшее развитие и совершенствование того, что было у человекообразных обезьян, но иную линию развития, причем многие органы и функции с чисто биологической точки зрения упрощаются, возвращаются к более ранним ступеням.

 

Гелен использует данные палеонтологии для того, чтобы обосновать следующий тезис: человек и современные человекообразные обезьяны происходят от одного общего предка, который был ближе человеку, чем нынешние шимпанзе и гориллы. Но у этого предка биологическое развитие прекратилось и произошел переход к собственно человеческому существованию. Гелен не уточняет, когда и как произошел этот переход, но в своих работах 50-60-х годов он ссылается на поиски missing link Лики и других палеонтологов. Он ссылается также на работы Л. Портманна, который писал о "преждевременном рождении" человека: он рождается с недоразвитыми органами, поскольку для достижения соответствующего другим млекопитающим уровня их развития ему требовалось бы еще год находиться в чреве матери. Портманн определял человека как животное, у которого "выкидыш сделался нормой". В результате первый год жизни протекает в мире с многообразием опыта, а не в материнском лоне, что принципиально меняет отношение к действительности. К этому добавляются необычайно долгое детство, замедленное развитие сексуальности, ее радикальная трансформация (исчезновение периодов течки) и еще ряд параметров, которые свидетельствуют об отличиях человека на биологическом уровне.

 

Главное для Гелена заключается в том, что человек совершенно не приспособлен к жизни, если следовать требованиям естественного отбора. То же самое можно сказать и о психическом аппарате: человек лишен инстинктивных реакций, которые способствуют приспособлению животных к окружающей среде. У человека нет среды (Umwelt), нет автоматического к ней приспособления, и это, поначалу, дает нам чисто негативное определение человека как "недостаточного существа". Но именно эта нехватка требует замещения инстинктов и специализированных органов интеллектом и рукой, способной к орудийной деятельности. "Лишенный органической специализации, человек открыт раздражителям, которые не приспособлены к какой бы то ни было специфической природной констелляции, но он сам себя поддерживает в любой такой констелляции с помощью планируемого изменения преднайденного и средств ориентации (толкований, интерпретаций, интерполяций, новых комбинаций представлений и т.д.). Поэтому у него имеется также субъективный мир, т.е. расширяющееся и лишь отчасти им осознаваемое целое, которое представляется им во времени и в пространстве". Долгое детство предполагает воспитание, социализацию, передачу навыков и умений по традиции, а не биологическим путем. Иначе говоря, эта "недостаточность" предполагает общество и культуру. "Второй природой" человека оказывается система орудийной деятельности и коммуникации, а это и есть культура; "мир культуры и есть человеческий мир"25. Без культуры у человека нет ни малейших шансов выжить, а потому не существует "естественного человека" - он изначально является социальным существом, и всякое общество предполагает свой язык, свою технику, формы общения, кооперации и т.д. Потому и нет смысла говорить о "среде" применительно к человеку, ибо он живет в мире культуры, опосредующей его приспособление к практически любой земной среде, независимо от климата или биогеоценоза.

Редукция инстинктов ведет к тому, что поведение человека в минимальной мере определятся врожденными схемами реакций. Между влечениями и действиями появляется "зияние" (Hiatus), в котором и возникает собственно человеческое отношение к миру. Он реагирует не на стимулы, а на предметы действительности, к которой относится и его внутренний мир. Животное есть замкнутая система, и у него нет "внутреннего" мира так же, как нет "внешнего" мира у человека; и человек и животное суть условия друг друга. Гелен пользуется выражением Новалиса "внутренний внешний мир" (innere Aussenwelt) для обозначения того, что обычно называется "душой". Изменяется отношение ко времени и пространству: животное живет в "здесь и теперь", тогда как человек открыт и тому, что лежит за горизонтом его видения, и будущему, т.е. тому, чего еще нет.

Не только человек живет в мире, но и мир проникает в человека, причем это всегда мир культуры. А потому у человека нет заданных лишь инстинктами влечений (Triebe), но имеются побуждения и стремления, в которых к остаткам инстинктов добавляются многообразные мотивы и потребности. Так как у нас исчезла инстинктивная регуляция поведения, то появляется "избыточность" возбуждения. Энергия, которая ранее направлялась инстинктами, теперь направляется на покорение мира умом и руками человека. Человек выступает у Гелена как Прометей, способный творить свой собственный мир, но это лишь обратная сторона его "недостаточности". Более того, человеческое существование всегда "рискованно", "небезопасно": утратив инстинкты, человек должен постоянно координировать изменения внешних и внутренних состояний, а избыточность раздражителей ведет к хаосу впечатлений. Одни из них нужно сдерживать и подавлять ради других. Стабильность мышления и деятельности возможна лишь за счет "разгрузки" сознания от избыточных впечатлении, отбора поступающих данных. Животное от природы гармонично, человек должен сам создавать гармонию и преодолевать угрозу хаоса. Как не устает повторять Гелен, человек является задачей для самого себя.

 

Упорядочение опыта достигается как за счет языка и понятийного мышления, так и с помощью социальных институтов. Стоит им ослабеть, и человеческое поведение становится примитивным, он начинает следовать непосредственным стимулам и впечатлениям. Теории, которые изображают человека как подчиненное инстинктам существо, отображают не вечную природу человека, но нынешнюю ситуацию распада традиционных институтов семьи, религии, собственности, нравственности и т.д. Различные группы потребностей автономизируются и вступают в противоречие с другими, завладевая сознанием человека как некое слепое влечение. Гелен использует данные этологов (Лоренц, Тинберген и др.), говоря об инстинкте агрессивности, но дает им иную трактовку. Животное устроено так, что агрессия против представителей своего вида ограничивается малым числом ситуаций (брачное соперничество, территория, ранг в стае) и редко ведет к истреблению противника. У человека нет врожденных "сдержек и противовесов", он не знает предела в проявлении своих стремлений, в том числе и агрессивности. В обществе, где рушатся институты, сразу же заявляет о себе "атомарная агрессивность", приобретающая характер "борьбы всех против всех". Ее нет в животном мире, и мы приписываем животным те черты, которые характеризуют человека определенной эпохи.

Социальные институты дают стабильность нашей психике, и даже душевное здоровье зависит от их прочности - они защищают нас от себя самих. Они необходимы уже для того чтобы у человека имелась идентичность: "Человек не знает, кем и чем он является, а потому он не может себя реализовывать непосредственно, он должен опосредовать себя институтами". Сама человеческая личность определяется Геленом как "институт в единственном числе". Не "искусственная" культура подавляет человека и "отчуждает" его от собственной "природы". Культура "естественна" для человека, а ее кризис ведет к примитивизации поведения и к варварству, которые являются прямыми следствиями отказа от традиции, распада системы норм и правил. Нравственность входит в природу человека. Уже для того чтобы подняться над уровнем каннибализма и упорядочить половую жизнь ради воспроизводства, человечеству понадобилась религия тотемизма с ее запретами. Человек дорого платит за распад институтов нравственности, семьи, религии.

Эти идеи Гелен развил в ряде работ - "Первочеловек и поздняя культура", "Мораль и гипермораль", "Душа в технический век" и др. Институты предстают в них как "грамматика и синтаксис" общественной жизни, которые придают стабильность как индивидуальной, так и социальной жизни. Доиндустриальные общества обладали стабильностью, поскольку в них традиция пронизывала все области жизни. В них имелось и нечто не подлежащее сомнению, а это создавало основу для взаимного согласия. В индустриальном обществе обособившаяся система инструментального действия начинает разрушать традицию. Современная культура уже на интеллектуальном уровне бомбардирует человека множеством бессвязных данных, которые он не успевает перерабатывать, а тем самым затруднительным оказывается принятие осмысленного решения. Освобождение от бремени тяжелого физического труда ("в поте лица своего") ведет к тому, что человеку некуда девать высвобожденную энергию, а потребительское общество не знает высших целей и "освобождается" от запретов и норм. Результатом оказывается "ужасающая естественность" человека, примитивизация его облика. Человеку современного мира требуется'аскеза ("не как sacrificium, но как disciplina"), поскольку он принужден к воспитанию, дисциплинированию и самодисциплине самими условиями своего существования. Он воспитывается другими, он принадлежит культуре с ее запретами, он формирует сам себя. А это означает, что ему нужно сдерживать одни влечения ради других, контролировать свое поведение, что невозможно без стабильных институтов. Сегодня они находятся в кризисе, а потому "право делается растяжимым, искусство нервным, религия сентиментальной", а "фигляры, дилетанты и безответственные интеллектуалы" с безоглядным безумием разрушают остатки этого фундамента.

Для Гелена как раз "незавершенность" человека представляет угрозу, ибо он способен утратить человеческий облик, ввергнуть себя в варварство или даже завершить свою историю самоуничтожением. Упорядоченному "космосу" всегда угрожает хаос, высокая культура менее вероятна, чем варварство или тенденция превращения потребительского общества в "колонию паразитов". Поэтому на место лозунга: "Назад к природе!" он предлагал поставить противоположный лозунг: "Назад к культуре!" Техническая цивилизация оказывается не только великим благом, но и огромным риском, она требует новых институтов, но возникнуть они могут только на фундаменте уже имеющихся, тогда как разрушение этого фундамента способно привести человечество к катастрофе.

Культурная антропология. -

Важнейшей задачей антропологии Эрих Ротхакер считал отход от первоначальной модели, в которой основное место занимало выяснение отличий человека от животного.

Культура не есть восполнение биологической недостаточности. "Человек не является сначала животным, которое лишь затем, постепенно, набирается ума и изобретает культуру, чтобы компенсировать свою недостаточность. Дух не присоединяется к телесности как некая надстройка... Скорее, человек запланирован самой природой как духовное существо. Соматическое своеобразие человека и его предназначенность духу и культуре образуют внутреннее единство". Дух пронизывает все человеческое бытие. Если Ротхакер следует за Геленом и говорит об ослабленности инстинктов у человека, то Ландманн вообще отрицает наличие инстинктов у человека: "Новым у человека является не сдерживание влечений, но отсутствие инстинкта. Влечение и инстинкт находят свою цель. На место инстинкта у человека становится творческая фантазия, которая изобретает цель и утопически ее предчувствует". Дух изначален, он принадлежит к человеческой природе и ее определяет, является конститутивным принципом.

Вильгельм Гумбольдт однажды сформулировал такой парадокс:

"Человек является человеком только через язык, но чтобы достичь языка, он у же должен был быть человеком". Это относится и ко всей культуре. С неспециализированными органами и редуцированными инстинктами человек просто не смог бы выжить без культуры. Но как возможно бытие существа, которое психосоматически уже является человеком, но еще не располагает культурой? Так как у человека нет возможности передавать культуру биологически, он изначально должен был передавать ее по традиции. Иначе говоря, нет человека до культуры, какого-то "дикого человека" без языка, орудий, воспитания и т. п., одним словом, без культуры. Ландманн обращает внимание на то, что уже в процессе эволюции культура играла немалую роль, воздействовала на формирование человеческого тела. Мозг австралопитека еще в 2-3 раза меньше, чем у homo sapiens, но австралопитек (или homo habilis) уже использует орудия, а синантроп пользуется огнем в борьбе за существование. Последние стадии биологического развития человека находятся под влиянием первых стадий развития культуры. Человеческая природа сформирована культурой.

 

Ротхакер следует за неокантианцами баденской школы в теории познания и даже пользуется их терминологией. Действительность бесконечно многообразна, неисчерпаема, причем кроме экстенсивной бесконечности явлений имеется и интенсивная бесконечность - каждое явление по-разному предстает в различных перспективах, а их число опять-таки бесконечно. Мы всегда начинаем познание с упрощения этого многообразия, и уже на уровне слова (а не научного понятия) осуществляем редукцию чрезмерной красочности и сложности бытия. Действительность Ротхакер отличает от мира. Действительность едина, мы догадываемся о ее существовании, и точка зрения наивного реализма отчасти верна: "вон тому дереву совершенно все равно, что мы о нем думаем, оно не подчиняется нашим мыслям и остается таким, как есть". Но нам дан всегда какой-то аспект дерева, Луны или былинки. И этот аспект нами творится, достраивается, а потому мы имеем дело с деревом или с Луной "для нас", а не "в себе". Те ландшафты, которые мы видим, суть человеческие творения: их нет без человека. Более того, в разных культурах и в разные эпохи одни и те же предметы видятся по-разному. Это не означает, что мы живем в мире иллюзий. Действительность всегда присутствует, но нам даны лишь частичные ее аспекты. Вслед за Зиммелем и Ортегой-и-Гассетом Ротхакер часто использует термины "перспектива", "ландшафт", "точка зрения" - он повторяет основные тезисы "перспективизма", согласно которому картина мира и наблюдатель коррелятивны, предмет всегда дан в какой-то перспективе и "на горизонте". Картина мира меняется в зависимости от смены позиции наблюдателя или от замены одного наблюдателя на другого: крестьянин, лесник и горожанин-турист поразному смотрят на один и тот же лес, не говоря уж о бизнесмене, торгующем лесом. Мир открывается нам через наши интересы, которые пришли на смену инстинктивным побуждениям животных.

 

Таким образом, на смену одному миру, явленному в "миро-открытости" Шелера, приходит множество миров, частичных аспектов таинственной действительности. Эти миры не исчерпывают действительность, но мы знаем о ней только в собственной перспективе, через свой мир. На место врожденных способов построения мира у животных, каждое из которых несет в себе и свой Umwelt (свой у муравья, свой у тигра), приходят человеческие миры (menschliche Umwelten), зависимые от эпохи, места в социальной иерархии, профессиональной деятельности и т.д. Потенциально человек может изменить перспективу: крестьянин может переселиться в город и тогда он постепенно начинает смотреть на лес и поле, как на место для прогулок. Но пока он остается крестьянином, он видит их в своей перспективе, и на практике мы всегда живем в своем мире. Это находит свое отражение в языке разных народов и групп. В языке скотоводов может быть до 200 наименований для окраски лошадей, но они знают лишь те травы, которыми питаются их стада. У современного горожанина в сравнении с индейцем лесов Амазонки крайне ограничен словарь отличий цветов и запахов. Каждая культура обладает своим языком, своим способом видения, своим "жизненным стилем" (Lebensstil). Это разнообразие было бы необъяснимо, имей мы шелеровский "дух", которому открыт один и тот же мир.

Упрощение мира - лишь одна сторона процесса познания; мы не только производим селекцию впечатлений, но и творим, достраиваем свои миры силой продуктивной способности воображения. "Окружающий мир" животного есть коррелят инстинкта, врожденной конституции. У человека миры суть корреляты интересов, а они принадлежат миру культуры. Потенциально человек наделен способностью подниматься над своей ограниченностью, он может входить в перспективы других людей и культур, может стать ученым, стремящимся постичь действительность как таковую, или философом, занятым поиском единого бытия. Но человека не следует путать с философом-созерцателем сущностей. Все люди дистанцированны от влечений, но это связано не с наличием шелеровского "духа", а с тем, что на место влечений пришли интересы. "Переживаемые образы мира" (gelebte Weltbilder) предшествуют теоретическому мышлению, не говоря уж об "идеации" философа.

 

Практическое действие также предшествует теоретическому созерцанию, причем действуем мы всегда с какой-то позиции. В ситуации нам дан не только внешний мир, но и наши тело и душа. "Ситуация изначально конституируется переживанием"42 и она тождественна Umwelt в деятельностном аспекте. Действие побуждает и принуждает человека вернуться в свой мир, а не "витать в облаках". Отличие теоретической установки от практической поясняется у Ротхакера на следующем примере: мы начинаем жить и постоянно живем в тех или иных ландшафтах, но иногда нам требуется географическая карта для лучшего понимания нашего местоположения. "Мысль о географическом пространстве все же есть нечто иное чем жизнь в ландшафте". Это не отменяет стремления ученого или философа постичь единство мира по ту сторону собственной исторически ограниченной перспективы. Но мир идей нужно понимать по-кантовски: идеи суть регулятивные принципы, цели и ориентиры бесконечного процесса познания.

Тем самым Ротхакер не отменяет шелеровскую "идеацию", но уже не она служит критерием отличия человека от животного и обоснованием дистанцированности человека от окружающего мира и от собственных влечений. Человек - не "аскет бытия", говорящий "нет": он всегда находится в ситуации и одновременно привязан к ней и свободен. Животное - раб ситуации, а человек, говоря словами Гердера, является "первым вольноотпущенником природы". Дистанция обнаруживается и в восприятии, и в действии, а потому между шелеровским духом и инстинктивными побуждениями возникает собственно человеческая реальность. К ней относится не только "практический интеллект", но и всякое человеческое переживание или созерцание. Ротхакер отличает "дистанцию созерцания" от "дистанции мышления" - это первая и вторая ступени дистанцирования, но даже любая научная картина мира всегда содержит в себе образные элементы и даже мифы. Человек пребывает на дистанции и по отношению к собственному телесному бытию-в-мире, а тем самым обладает свободой, которая не доступна ни одному животному.

 

Сходство с экзистенциализмом особенно заметно, когда Ротхакер обращается к теме конечности и смертности человека. Способностью трансцендировать свое наличное бытие обладает только конечное существо, но уже для того чтобы постичь свою ограниченность, нужно выйти за положенную границу. Человек живет в границах своих исторических обстоятельств, практических интересов, языка, традиций, стилей искусства и философских идей, но "человек есть конечное существо с сознанием собственной конечности, что с необходимостью предполагает его бесконечность, ибо обладать самосознанием значит одновременно его трансцендировать". Сущностью человека оказывается трансцендирование, т.е. выход за пределы каждой данной ситуации, но эта свобода всегда есть свобода не от ситуации, но в ситуации.

 

Поскольку все миры опосредованы языком, традицией, воспитанием и другими объективациями, то каждый такой мир выступает в качестве конкретного "жизненного стиля". Ротхакер использует выражение Гете - "запечатленная форма" ("Gepragte Form, die lebend sich entwickelt"). Такие формы-объективации человеческого творчества создают основу для совместной жизни людей. Они консервативны, в их развитии имеются перерывы постепенности, но даже всякая революция вынуждена говорить на языке традиции для критики и отрицания. Просветитель-атеист Продолжает пользоваться понятиями, выработанными христианской традицией, поскольку других у него нет. Новое вообще трудно изобретать, а еще труднее добиться того, чтобы это новое было принято другими.

Каждая культура остается неповторимым органическим целым, индивидуальностью, сопоставимой с индивидуальностью каждого человека. У каждой культуры имеется не только свое внутреннее членение: "Все люди и все культуры имеют строго коррелятивный своему так-бытию окружающий мир". Ни одну из них нельзя априори считать выше другой и каждая из них ведет "борьбу за место под солнцем" и стремится реализовать свои потенции.

 

Исторнцизм имеет своим последствием релятивизм, причем не только теоретико-познавательный, но и этический: то, что в одной культуре считается добром, в другой полагается злом, то, что сегодня считается основой социальной жизни, завтра может быть отвергнуто и даже объявлено нигилизмом. Попытка преодоления этого релятивизма содержится в учении о различных познавательных интересах. Отчасти Ротхакер следует здесь за Шелером, но он выстраивает иную иерархию суждений, направляемых интересами. Низшую ступень представляют практические интересы, коррелятом которых является наивнореалистический взгляд на мир (Satz der Sachlichkeit). Над ними возвышается научно-технический интерес, которому соответствует картина мира, предоставляемая естественными науками (Satz der Logizitat). Наконец, иерархию познавательных интересов завершает поиск смысла, который находит свое выражение в науках о духе и в философии (Satz der Bedeutsamkeit). Познание - как индивида, так и культурного сообщества - зависит от доминирующего интереса: "Между так-бытием человека итем, что его интересует, а потому и тем, что он воспринимает, т.е. какие миры явлений ему открываются, имеется настолько сильная связь, что здесь можно говорить скорее о тождестве, чем о взаимодействии". Высший познавательный интерес тем самым совпадает и с более высоким уровнем личностного существования, задает иные установки и стремления. Но если у Шелера Eriosungswissen четко задается предметом - духовным бытием, то у Ротхакера эта иерархия никак не обоснована. Эта теория интересов получила затем развитие в учениях Ю. Хабермаса и К.-О. Апеля, но уже с совсем иным философским (и политическим) обоснованием.

 

Признавая многообразие культур и перспектив, их самоценность, равно как и бесконечность перспектив и "человеческих окружающих миров", нет никаких оснований считать одну из перспектив занимающей более высокое место в иерархии познания. Если воспользоваться примером самого Ротхакера, точка зрения на лес (и коррелятивный ей ландшафт) у крестьянина, собирающего грибы и хворост из практического интереса, ничуть не лучше и не хуже, чем взгляд ботаника, изучающего растительность из научного интереса, или историка данной местности, знающего, что именно в этом лесу древние германцы истребили римские легионы, или у самого этого древнего германца, поклонявшегося священному дубу Вотана в этих местах.

У М. Ландманна культура тождественна объективному духу, компоненты которого входят в человеческую природу. Чтобы утверждать себя субъективно, требуется традиция, в которой рожден и которой вскормлен индивид. Человек является не только творцом, но и творением культуры. Она представляет собой орган человека, но и человек есть орган культуры, определенного человеческого сообщества (Gemeinschaft), выступающего условием возможности индивидуального существования. У человека нет какого-либо постоянного психобиологического бытия, которое одинаково во все времена. Лишь "безумие натурализма" заставляет искать постоянный "субстрат". Столь же "безумен" и супранатурализм, находящий повсюду либо универсальный разум, либо созданную Богом душу. Человек рождается не в культуре вообще, но в какой-то конкретной традиции, с данным языком, в таких, а не иных институтах. Эти культурные обстоятельства пронизывают человеческое бытие до самых глубин, а потому человек одновременно является историческим существом, принадлежащим своему времени.

 

Общее во всех культурах и у всех индивидов - это лишь общий структурный принцип: человек повсюду должен создавать культуру и жить ею. "Человек есть открытость, которую он сам заполняет, проблема, которую он сам решает. Но у нее нет единственного решения, их всегда тысячи. Подобно Протею, он принимает то одно, то другое решение и выступает всегда в исторически специфическом облике". Плюрализм культур и их равенство предполагаются уже тем, что человек принадлежит тому или иному сообществу и в нем творит свою историю: "Творческое существо неизбежно является исторически изменчивым существом". Если у человека и есть "среда", то ею служит его культура, в которой он живет и дышит - как "рыба в воде или птица в воздухе" - с тем отличием, что он эту "среду" продолжает творить. Мир культуры можно определить лишь как изменчивый мир, предстающий в многообразии обликов. Априорны не предсуществующие нормы, но функции, которые выполняет человек в качестве творца культуры ("лишь сила делать набросок культуры, а затем его осуществлять"). Но по содержанию мы совершенно свободны, ибо культура есть творческий ответ человека миру. Здесь царит "тотальное творчество", поскольку нет вечного образца, по которому строится культура.

ФИЛОСОФИЯ ЧЕЛОВЕКА, ОБЩЕСТВА И ИСТОРИИ




Дата добавления: 2014-12-18; просмотров: 30 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав




lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.013 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав