|
Читайте также: |
Сержант Джеймс Барнс
Лет
– Подполковник Френч, рядовой Джеймс Барнс по вашему приказанию прибыл! – отрапортовал Баки, вытягиваясь в струнку и приложив руку к краю пилотки. Подполковник, до этого что-то писавший на бумаге с гербом вверху листа, оторвался от своего занятия и поднял глаза на напряженного Баки.
– Вольно, солдат.
Баки тут же расслабился и опустил взгляд на подполковника. Руки ужасно захотелось сунуть в карманы, но здесь этого делать было нельзя, поэтому Баки просто сжал их в кулаки.
– Ответь мне, солдат, когда ты получил повестку, о чем ты подумал в первую секунду?
Вопрос застал Баки врасплох. Впрочем, как и сам вызов к подполковнику. Баки находился на тренировочной базе уже три недели и ничем особым от остальных новобранцев не отличался. Он не дрался ни с кем, не нарушал устава, не спорил с командованием. Он все еще до конца не верил, что его отправляют на войну. Все время казалось, что вот сейчас к ним приедет какая-нибудь большая шишка и скажет: отбой, ребята, Америка не будет ни с кем воевать.
Баки знал, что этому не бывать. Не после Перл-Харбор.
– Я не удивился, сэр, – осторожно ответил он на вопрос. – У меня подходящий возраст, отличное здоровье и хорошие спортивные показатели.
– То, что ты не удивился, я понимаю, но я о другом спросил. О чем ты подумал? – подполковник закончил писать и, отодвинув от себя бумагу, посмотрел на Баки. Тот прикусил губу, пытаясь вспомнить, но в голову ничего не шло. Кажется, в тот момент он вообще ни о чем не думал, только ощущал странную пустоту в груди и обреченность.
– О том, что мать расстроится, – выдал Баки, как ему показалось, нейтральный ответ. Но, видимо, подполковник уже успел сделать какие-то выводы. Он хмыкнул в рыжие усы, взгляд его изменился, став более заинтересованным.
– Не очень-то рвешься в бой, да?
– Я не трус, сэр, – сквозь зубы процедил Баки, почувствовав обиду из-за замечания.
– Я этого не говорил, – покачал головой подполковник. – Но ты не из тех, кто безрассудно лезет в пекло. Мой вопрос не случаен. Несколько дней назад я получил результаты твоих тестов и решил понаблюдать за тобой, это дало мне некоторую пищу для размышлений.
– Я не понимаю, сэр.
– Снайперы, рядовой Барнс. Что ты знаешь о них?
Баки на секунду задумался.
– Снайперы стреляют с дальнего расстояния из укрытия. Их задача – устранить как можно больше солдат неприятеля и не выдать своего месторасположения.
– Верно, – кивнул подполковник. – Некоторые считают такое ведение боя трусостью. А ты как думаешь?
– Если снайпер эффективен, то это не имеет значения, – ответил Баки, уже понимая, к чему идет разговор.
– Это правда. Но снайпер эффективен только тогда, когда у него холодная голова. Намного легче убивать в горячке боя, а не лежа на земле в сотнях метрах от цели. Тяжело быть спокойным, когда твоих товарищей рвут на куски. Но снайперу необходимо управлять своими эмоциями, только тогда у него есть шанс выжить и убить столько чертовых ублюдков, сколько возможно. Ты же понимаешь, к чему я это говорю?
– Да, сэр.
– Завтра у тебя начнутся индивидуальные тренировки. Через месяц ты будешь сдавать тесты лично мне. Все понял?
– Так точно, сэр!
– Есть вопросы?
– Нет, сэр! – Баки снова вытянулся в струнку и сжал челюсти так, что на лице заходили желваки. – Разрешите идти, сэр?
– Вольно. Ступай.
Баки снова отдал честь и резко развернулся на каблуках, собираясь уходить. Однако у самых дверей голос подполковника догнал его:
– Ах да, забыл сказать. Тренировать тебя будет русский офицер, имей в виду. У них там снайперское дело лучше развито.
– Есть, сэр, – без особого энтузиазма отозвался Баки. Подполковник хмыкнул и указал на дверь:
– Иди.
Баки кивнул и вышел из кабинета.
Снайпер, значит. Что ж, Баки, в принципе, было по барабану. На войне не было безопасных специальностей. Снайпер, танкист, медик, связист, кок – умирали все. Кто-то позже, кто-то раньше, Баки не испытывал на этот счет иллюзий. Когда ему пришла повестка, мать прорыдала три дня, а отец ходил мрачнее тучи. Только Стив отреагировал иначе, и от одного лишь воспоминания об этом Баки начинал заводиться. Не стоило сейчас об этом думать. Баки нужно было сосредоточиться на том, чтобы получить как можно больше навыков выживания, а потом постараться не сдохнуть.
Отличный план.
***
Заканчивалась уже вторая сигарета, и на этом следовало бы остановиться. Баки не курил два месяца, это был отличный шанс бросить, но тогда у него не было бы повода торчать напротив входа в их со Стивом квартиру, сверля дверь тяжелым взглядом. Следовало поехать к родителям. У Баки было две недели до назначения и распределения, которые ему разрешили провести дома, в Бруклине. Он был бы идиотом, если бы отказался, хотя считал, что есть в этом что-то извращенное – дать солдату снова пожить нормальной жизнью, чтобы потом отправить в самое пекло.
В любом случае в эти две недели Баки не собирался думать или говорить о войне. И хоть дома с этим было бы намного проще, он все равно пришел к Стиву. Прошло два месяца, а Баки до сих пор в деталях помнил, как они поругались почти перед самым отъездом в тренировочный лагерь. Каким упрямством горели глаза Стива, когда он говорил о своем намерении идти на войну с Баки, и какую бессильную злость чувствовал тот, слушая это. Он не боялся за Стива, о нет. Баки знал, что никто в здравом уме не признает Стива годным к службе. И не ошибся в этом. Но энтузиазм Стива, видимо, подействовал слишком сильно на выбитого из колеи Баки, и его сорвало. Когда он узнал, что Стив пошел в призывной пункт еще раз, соврав о своем местожительстве и об астме, то Баки просто перестал с ним разговаривать. А потом уехал в Висконсин.
Сейчас Баки понимал, что отреагировал слишком остро. Стив лишился обоих родителей за совсем короткий срок, одного за другим. Сначала отец погиб от рук нацистов, потом мать угасла от туберкулеза, Стив остался один. Наверное, он просто устал терять близких людей и ощущать собственную беспомощность. Баки – единственный, кто у него остался – и тот уходил на войну.
Вторая сигарета закончилась, и Баки достал из пачки третью, когда дверь квартиры открылась и Стив появился на пороге.
– Ты еще долго будешь здесь сидеть?
Баки вздрогнул, чувствуя себя так, будто ему снова пятнадцать, и быстро спрятал пачку обратно в карман.
– Как давно ты знаешь, что я здесь? – недовольно спросил он, поднимаясь.
– Минут пять, – пожал плечами Стив, глядя на приближающегося Баки. – Как доехал?
– Нормально.
Баки остановился в шаге от него, ощущая себя странно под пристальным взглядом. Все казалось неправильным: и формальный вопрос, и собственный пустой ответ. Они со Стивом никогда раньше так не ругались, и для Баки стало сюрпризом, как ужасно он себя при этом чувствовал.
– Разрешишь войти?
Стив вскинулся, услышав вопрос, взгляд его изменился, став растерянным, плечи дрогнули и вдруг расслабились, на губах появилась осторожная улыбка.
– Иди сюда, – сказал он, протягивая руку.
Тяжелый рюкзак соскользнул со спины на пол, и Баки шагнул к Стиву, обнимая его.
– Придурок, – фыркнул Стив ему в ухо.
– Тупица, – отозвался Баки забытой присказкой. Когда-то в детстве они так мирились после редких споров и ссор. Это было как заклинание, которое означало наступивший мир. Сейчас им было по двадцать пять, но это снова сработало.
В квартире за время отсутствия Баки ничего особо не изменилось, только стало чуть светлее из-за того, что Стив снял шторы с окон. Видимо, так было нужно для его рисунков, Баки в этом не разбирался. Однако Стив никогда не делал что-то просто так, на все была причина. Бросив рюкзак у стены, Баки подошел к своей кровати, застеленной свежим бельем, – Стив готовился к его приезду – и упал на нее, раскинув руки и ноги. После его лежанки в казарме она казалась удивительно мягкой. Стив сел напротив, на свою кровать, и уставился перед собой. На какое-то время в комнате воцарилась оглушительная тишина, прерываемая только громким тиканьем часов.
Тик. Так.
Тик. Так.
Тик. Так.
– И насколько ты здесь?
– На две недели.
Тик. Так.
Тик. Так.
– Ты уже знаешь, куда тебя…
– Нет.
Тик. Так.
– Пойдешь сегодня куда-нибудь?
Баки перевел взгляд на Стива, с удивлением и любопытством спросил:
– Есть куда?
– В «Джимбо» сегодня какие-то тематические танцы.
– А ты пойдешь?
Стив пожал плечами, уголки его губ дрогнули.
– Если ты хочешь.
– Хочу, – уверенно ответил Баки. Настроение резко подскочило вверх. Надо же, Стив предложил ему пойти на танцы. Кажется, Земля остановилась, а потом решила покрутиться не в ту сторону. И всего-то нужно было стать призывником. Почувствовав прилив сил, Баки вскочил с кровати и стал быстро раздеваться, намереваясь принять душ. Стив наблюдал не отворачиваясь – они не испытывали смущения друг перед другом. В какой-то момент его взгляд стал удивленным, и Баки знал почему. Еще два месяца назад снятые вещи валялись бы по всей кровати, а то и на полу, сейчас же все было сложено в аккуратную стопочку. Армия научила Баки собранности.
– Ты изменился, – спокойно заметил Стив. Баки пожал плечами и подошел к шкафу, чтобы положить туда вещи и взять полотенце с чистым бельем.
– Там это практически неизбежно.
Собрав все необходимое, он снова повернулся к Стиву. Тот продолжал внимательно смотреть на него, потирая подбородок длинными пальцами. Без зависти – эта эмоция была ему чужда, – без какого-либо другого подтекста, просто подмечая детали взглядом художника. Баки было интересно, что он видел перед собой, но спросить не решился, молча отправившись в душ.
Стоя под теплыми струями воды, Баки думал, что сам Стив в армии бы не изменился. Он и без того аккуратный, дисциплинированный, исполнительный, внимательный. И в то же время он мог бы стать хорошим командиром, потому что в нем был стержень. Стальной, несгибаемый, заметный всем, у кого есть глаза. И Стив так хотел на войну… В этом была какая-то ирония. Стив стремился к тому, чего получить не мог; Баки же, наоборот, боялся и не желал того, что было ему навязано. И они оба никак не могли друг друга понять. В школе было намного проще. Баки помнил, каким эгоистичным ублюдком он был, да и сейчас, что бы Стив ни говорил, он мало изменился. Если бы кто-нибудь предложил ему поменяться со Стивом местами, смог бы он отказаться? Нашел бы в себе силы и достаточно совести? Баки не задавал себе этого вопроса, потому что боялся ответа.
Чертова война.
У Баки осталось две недели, прежде чем она поглотит его, и он собирался провести их с пользой.
***
В «Джимбо» на этот раз были танцы в стиле двадцатых годов: перья, меха, блестки – у девушек; строгие костюмы, шляпы, сигары и прилизанные гелем волосы – у парней. Это сильно походило на маскарад, но Баки нравилось. И хоть никакой особой атрибутики у него не было, он успешно изображал из себя гангстера, пародируя известные фильмы. Девчонки смеялись и просили продолжать, а парни аплодировали и покупали ему выпивку. Они рады были его видеть – бывшие одноклассники и коллеги, хотя не со всеми он был в хороших отношениях. Новость о том, что он идет на войну, почему-то многое поменяла.
Хотя тут почти никто не говорил о войне. Только пара человек, сидящих за барной стойкой и уже порядком набравшихся. Стив тоже сидел там, не говорил, но слушал и мучил уже час одну кружку пива. Баки несколько раз подходил к нему, но его почти сразу утягивали на танцпол. Стива же вытащить туда смогло бы, наверное, лишь заявление, что это как-то остановит войну. В конце концов Баки решил его не трогать, позволяя слушать пьяные бредни о фронте тех, кто пока там не был. Сам же он предпочитал веселиться и в итоге умудрился даже слегка перебрать.
– Скучаешь, – чуть обвинительным тоном произнес Баки, садясь рядом со Стивом на высокий стул. Его тут же повело в сторону, и он вцепился Стиву в плечо, пытаясь удержаться на сидении.
– Ну почему же, – хмыкнул Стив. – Я очень повеселился, глядя, как ты танцуешь чарльстон после пяти стаканов виски.
– Боже, надеюсь, утром я об этом забуду, – застонал Баки, утыкаясь горячим лбом в барную стойку.
– Надеюсь, ты не забудешь этого никогда.
– Ты жестокий человек, Стивен Роджерс.
Стив снова усмехнулся, но оставил это заявление без ответа. Вместо этого он спросил:
– Нам не пора домой?
Баки поднял ставшую тяжелой голову и, привалившись плечом к Стиву, ответил:
– Ты в любой момент можешь уйти.
– И оставить тебя в таком состоянии? Вот уж нет.
– Думаешь, мне никто не поможет? – фыркнул Баки, опершись подбородком на плечо Стива. Так разговаривать было почему-то удобнее. Только глаза непроизвольно закрывались. Может, правда стоит пойти домой?
– Не хочу это проверять. Я тебя сюда привел, я тебя и отведу домой.
– Я не ребенок, Стиви. Я воевать пойду.
Стив замер, даже, кажется, дышать перестал. А потом повернул к нему чуть голову, так, что их лица вдруг оказались близко-близко, и даже в полумраке помещения глаза Стива сверкали ярко.
– Это будет потом. А пока дай мне о тебе позаботиться.
– Ты всегда обо мне заботился, – пробормотал Баки, уже даже не соображая, что говорит. Веки стали почти неподъемными, в голове поселился туман, Баки слегка мутило. – А я не всегда отплачивал тебе добром.
– Это ложь, придуманная тобою для себя же, – ответил Стив, прикоснувшись прохладными пальцами к виску Баки.
Что было дальше, Баки почти не помнил.
Проснулся он в своей кровати, когда часы уже пробили полдень. На табуретке рядом стоял стакан воды и лежала таблетка. Обычная, белая, без опознавательных знаков, но Баки выпил ее, не сомневаясь. Стив всегда лучше знал, что ему нужно. Ну ладно, почти всегда.
Кстати, о Стиве.
Баки огляделся и выяснил, что в комнате он один, и судя по тому, какая стояла тишина, Стива не было ни на кухне, ни в ванной. Нахмурившись, Баки попытался вспомнить, какой на календаре был день недели, и вроде получалось, что выходной. Так куда Стив мог деться? Вчера он, кажется, ничего не говорил о своих планах. Впрочем, Баки не стал бы утверждать со сто процентной уверенностью, воспоминания о вечере местами были довольно туманны. Ох и нажрался же он! Баки усмехнулся. Удивительно, что Стив ему это позволил. Наверняка решил, что Баки сейчас это нужно. Может, и так. Пей-не пей, утро все равно наступит, и придет время справляться с проблемами. Такими, как посещение родителей, например. И жаль, что Стив ушел, Баки было бы легче, если бы они пошли вдвоем, может, тогда мама бы сдержалась, а так не существовало ни шанса, что она не будет рыдать. Застонав, Баки потер лицо руками и осторожно выбрался из кровати. Холодный душ – вот что отлично помогает от похмелья, а после можно определиться с планами на день.
***
Вечер с самого начала был дерьмовым. У родителей встреча прошла именно так, как Баки боялся: со слезами, истериками, хмурыми взглядами. Хотя стоило признать, мать держалась долго, отец явно проводил с ней воспитательную беседу, но в итоге они все равно пришли к тому же, что и два месяца назад, когда Баки пришла повестка.
Дерьмовый вечер плохо начался и плохо закончился. Баки сбежал из родительского дома. Психанул, наговорил всякого и вылетел на улицу быстрее, чем отец успел сказать его имя. На часах была почти ночь – Баки хотел остаться у родителей, но вот не сложилось. И сигареты закончились. В их со Стивом квартире, Баки помнил, была заначка. Он шел по темным бруклинским улицам и думал об этом, потому что о чем-то еще думать просто не мог. Не хотел. Встреча с родителями словно выжгла что-то внутри, и снова появилось это чувство.
Он не вернется домой.
Материнское сердце ведь не обманешь, многие так говорят. И мать чувствовала, что Баки не вернется. И смотрела так на него, будто все закончилось. Будто знала наверняка.
Дерьмовый вечер.
Хорошо только, что до квартиры идти недолго. А там заначка. Вот только где же Баки ее оставил? Он нашел ее во втором ящике тумбочки при входе. Обрадовавшись, потянулся к пачке и заметил еще кое-что. Кажется, заначка здесь была не у него одного. Только были это не сигареты, а билеты из кинотеатра. Одни и те же фильмы, которые Стив смотрел по несколько раз на неделе. Впрочем, он вряд ли оставался до конца, уходил сразу после агит-роликов про войну. Тратил половину своей зарплаты на кино, все два месяца. Чокнутый придурок. Баки фыркнул и покачал головой, беря в руки какую-то бумажку, лежащую в углу ящика. Это был сертификат пригодности к службе с пометкой 4F. Не тот, что Баки видел раньше. Город другой и дата… сегодняшняя.
Справа раздался шорох, Баки обернулся и увидел сонного лохматого Стива, кутающегося в одеяло. Он выглядел так забавно, так знакомо, так по-домашнему, что Баки словно кипятком обожгло изнутри. Он выглядел так, будто не было никакой войны.
– Баки? – удивленно позвал Стив. – Я думал, ты остался у родителей.
– Ты был сегодня в Нью-Хейвене?
Взгляд Стива метнулся к бумажке, которая все еще была у Баки в руках; пальцы, поддерживающие одеяло, сжались сильнее.
– Там сейчас набирают добровольцев, – ответил он, упрямо вздернув подбородок. Баки усмехнулся, сминая в руках несчастную бумажку. Его посетило чувство дежавю. Они уже это проходили два месяца назад, и Баки казалось, что он уже успокоился на этот счет. Но нет, закипало, разгоралось внутри яростное пламя обиды, горечи, страха. Война забирала у него все: его жизнь, его будущее и Стива.
Стива она уже забрала, а он сначала даже не заметил.
– Две недели, Стив, ты не мог подождать? Тебе именно сегодня туда нужно было? – Баки знал уже ответ на этот вопрос, но не мог не спросить.
– Сто седьмой еще не сформирован, я хочу успеть.
– Успеть куда? На тот свет? Господи, Стив, очнись, – губы растянулись в злой улыбке, – ты можешь хоть сто раз пройти комиссию, тебя не возьмут. И правильно сделают. Знаешь, сколько солдат умирает, не дожив до первого боя? Тысячи, десятки тысяч. Знаешь, сколько ты протянешь без своих лекарств и ингалятора? Максимум неделю. Ты хочешь так бездарно сдохнуть?
– Не хочу, – спокойно ответил Стив, – но и тут отсиживаться не буду, пока ты…
– Не делай вид, будто это ради меня, – перебил Баки, четко выговаривая каждое слово. – Не смей взваливать на меня эту ответственность!
– Не смею, ты не при чем. Это мое решение.
Его решение. И снова в голове возник тот дурацки вопрос: если бы был шанс поменяться со Стивом местами, то воспользовался бы Баки им? Сейчас он знал ответ: да. Но забрал бы он не букет болезней, не низкий рост и маленький вес, он бы забрал у него эту уверенность, которой светились глаза Стива, эту веру в правое дело. Баки подобного так не хватало. У него самого в глазах были только отчаяние и страх. Какая ирония.
– Твое. А вот мое. Я лучше каждый день буду выслушивать истерики матери и бесконечные советы отца, чем смотреть на то, как ты кладешь свою жизнь на алтарь этой дурацкой войны.
Баки быстро прошел мимо Стива за своим так и не разобранным рюкзаком, а потом повернул обратно к выходу. Уже у самого порога он услышал:
– Не будь эгоистом.
Фыркнув, Баки обернулся и на ощупь нажал на ручку, открывая дверь:
– Ты не того просишь, Стиви, пора бы это уже понять.
Не дожидаясь ответа, он вышел из квартиры.
***
Жить у родителей оказалось не так паршиво, как Баки представлял. Мать взяла себя в руки, почти не плакала, иногда даже улыбалась, и казалось, что все снова стало как прежде. Вот только никто не говорил о будущем. Раньше Баки злился, когда родители начинали давить на него, заговаривая о дальнейшей учебе (будто он мало учился), о перспективной работе, о женитьбе. Баки жениться не собирался в ближайшее время, да и учиться тоже. Это Стив был любителем книжек, а Баки и школы хватило. Все говорили, что он умный парень, перспективный, мог бы добиться успеха, но Баки устраивала работа на заводе, которую пришлось бы бросить, если бы он пошел в колледж. А сейчас вместо колледжа он пойдет на войну. Впрочем, о ней он почти не думал – все его мысли занимала ссора со Стивом. Глупая, дурацкая ссора, почти такая же, как и два месяца назад, она заставляла чувствовать вину и злость. Вот ведь какой парадокс, а? Все-таки Баки считал себя хорошим парнем. Он не был злым или завистливым, помогал родителям, когда они в этом нуждались, не бросал друзей в беде, никогда не обижал девушек и не говорил о них ничего плохого (даже если они этого заслуживали), но появлялся Стив, и Баки чувствовал себя самым последним мудаком мира. И несмотря на то, что Баки себя очень любил, он понимал: таких, как он, – полно на свете, и даже если его грохнут на войне, мир не станет хуже. А вот таких, как Стив, – единицы. Он же почти уникальный с этими своими идеалами, верой в справедливость и надеждами на то, что все можно исправить, если захотеть. Стиву не место на войне. Она его сломает, перемелет, пропустит через себя и выплюнет то, что осталось. Баки не хотелось бы допустить подобного, но был ли он вправе решать за Стива?
Я с тобой до конца.
Однажды Баки сказал это. Сказал, чтобы показать Стиву, что он не один. Даже теперь, когда оба его родителя мертвы, у него оставался Бак, его старый друг.
А сейчас, господи, что Баки делает сейчас?
Он продержался три дня. Совершенно бестолковых и пустых. Баки даже пожалел, что после тренировочного лагеря его не отправили сразу на войну. Безделье выматывало почище многокилометрового марш-броска. Все эти три дня Стив исправно звонил ему каждый вечер. И каждый же вечер получал от отца Баки вежливый ответ, что нет, Джеймс не может подойти к телефону. Баки всегда вздрагивал, когда отец клал трубку на рычаг. Хорошо хоть никак не комментировал его упрямство, Баки было достаточно и просто осуждающих взглядов.
Однако на четвертый день Баки понял, что так не может. Не хватало ему сил на то, чтобы вариться в собственных тяжелых мыслях и чувстве вины в одиночку. Поэтому он послал самого себя к черту, взял ключи от квартиры Стива и вышел из родительского дома, не забыв оставить матери записку о том, что ночевать не придет.
В этот раз Баки слабости себе не позволил и, оказавшись перед знакомой дверью, даже не стал тянуться за сигаретами. Стучать не стал, открыл замок сам и тут же понял, что Стива дома нет: ключ провернулся два раза. Когда кто-то был в квартире, можно было ограничиться и одним оборотом. Баки не мог понять, расстроился он или нет. Объяснение со Стивом откладывалось на неопределенный срок. Тот ведь мог не просто задержаться на работе, а рвануть в соседний город проходить медкомиссию. Тогда ждать его следовало только к ночи. В любом случае к родителям Баки сегодня возвращаться не собирался.
Бросив ключи на тумбочку в коридоре, Баки стянул с плеч легкую летнюю куртку и, повесив ее на вбитый в стену гвоздь, прошел на кухню. Немного хотелось есть. Торопясь уйти из дома до прихода родителей, Баки не поужинал. Хотя глупо было надеяться, что у Стива что-то было из съестного: для себя одного он редко готовил. Но Баки ждал сюрприз. В холодильнике обнаружился сверток с курицей и запиской: «Можешь всю ее доесть».
Стив знал, что Баки вернется.
Курица оказалась немного пережаренной и оттого суховатой, но Баки не испортило это настроения. Он срубил почти половину, когда во входной двери заворочался ключ – один оборот – и в квартиру зашел Стив. Меньше минуты он возился в коридоре, а потом появился на кухне слегка взъерошенный и грязный. Причина его позднего прихода оказалась проста, как один цент. Стив опять ввязался в неприятности.
– Знаешь, Стиви, – невнятно произнес Баки, слизывая с большого пальца куриный жир, – если тебя все-таки возьмут на войну, то кто же будет спасать всех несчастных от местных хулиганов, ты думал об том?
Стив, услышав это, замер настороженно и посмотрел на Баки внимательно, словно пытаясь определить, в каком он настроении, а потом несмело улыбнулся.
– Я надеюсь выиграть войну как можно быстрее.
Баки хмыкнул, что-то подобное он и ожидал услышать, а потом вернулся к курице.
– Разрешишь присоединиться? – спросил Стив.
– Кажется, ты написал, что я могу доесть ее всю, – Баки облизнул губы и широко улыбнулся. Стив закатил глаза.
– Не жадничай.
Баки не стал. Пододвинул к противоположному краю небольшого стола остатки птицы и потянулся к полотенцу, чтобы вытереть жирные руки. В принципе, он уже наелся и теперь хотел лишь пить. Пива, к сожалению, в холодильнике не оказалась, потому пришлось заваривать ромашковый чай – единственное, что завалялось на полках. Пока Баки возился с чаем, Стив быстро поглощал курицу, всем своим видом демонстрируя, что обед он пропустил. Баки отметил то краем сознания, но никак комментировать не стал, хотя в другое время обязательно прошелся бы по этому поводу. Сейчас же он просто налил чай в две чашки и, поставив обе на стол, сел напротив Стива. Какое-то время они молчали, бросая друг на друга настороженные взгляды, Баки заговорил первым:
– Ты оставил записку. Так был уверен, что я вернусь? – ему почему-то хотелось прояснить этот вопрос.
Стив пожал плечами.
– Я знаю тебя.
– Я сам решил, что приду, только ближе к вечеру.
– Значит, я знаю тебя лучше, чем ты сам.
Баки замер, услышав эту простую в общем-то фразу, не зная, что ответить. Возможно, Стив был прав. Или был просто излишне наивен. Баки понятия не имел почему, но Стив верил в него. Скорее всего, он был уверен, что Баки вернется с войны. Баки даже представил эту картину. Как заходит в квартиру, видит свежее белье на постели, ужин на столе и улыбающегося Стива, который обязательно скажет что-то типа «я знал, что ты выживешь». И тогда Баки поймет, что да, Стив действительно в него верил. Единственный, кто. И тогда Баки, наверное, осознает, что он смог, прошел через ад и вернулся.
Баки моргнул. Картинка, вставшая перед глазами, была такой яркой, что понадобилось время, чтобы возвратиться в реальность. В ту самую реальность, в которой он еще не ушел на войну, а Стив сидел напротив него, смотрел внимательно и серьезно, грея руки о края чашки с ромашковым чаем.
– Может, ты прав, – сказал наконец Баки. – Но есть еще кое-что. Я тоже хорошо тебя знаю. Ты не сдашься. Будешь пробовать снова и снова, как бы я ни был против. Даже если тебе каждый раз будут отказывать.
Стив осторожно кивнул и по-птичьи наклонил голову. Шея его – и так длинная – стала казаться еще длиннее. Он смотрелся сейчас так забавно, немного несуразно из-за следов уличной потасовки на одежде и лице. Ничего серьезного, просто грязь, как будто кто-то толкнул его в лужу. И все же он не выглядел униженным. Его били, макали в самое вонючее дерьмо, оскорбляли, пытались растоптать. И он расстраивался, каждый долбанный раз, но никогда не выглядел униженным. Баки понятия не имел, почему эта мысль пришла к нему именно сейчас. Он даже забыл, о чем говорил.
– Так что я пытаюсь сказать, – пробормотал Баки, отвлекаясь. – Так вот я не идиот, или не совсем идиот, я знаю, что ты всегда давал мне выбор, предоставляя право самому решать, как мне жить и с кем общаться, хотя, возможно, тебе не всегда все нравилось. Например моя дружба с Джексом или желание идти работать, а не продолжать учебу в какой-нибудь Академии или колледже. Так что сейчас, кажется, моя очередь.
Баки замолк, уткнувшись взглядом в свою кружку. Ему было чертовски неловко, потому что он вообще-то совсем не умел извиняться. Но он надеялся, что Стив поймет то, что он хотел донести. Да, ему все еще трудно было понять бешеное желание Стива попасть на фронт, но имело ли это значение, когда до войны оставалось чуть больше недели?
– Спасибо, Бак.
– Но не думай, что я не попытаюсь снова тебя отговорить.
Протянувшись через стол, Стив сжал рукой запястье Баки, и только тогда тот смог поднять взгляд.
– Попытайся.
Стив улыбался.
***
Оставшиеся дни до назначения пролетели почти незаметно. Дня за два Баки получил по почте требование явиться в штаб в назначенный срок. Тогда он четко и ясно осознал, что все, время пришло. Удивительно, но страха он больше не чувствовал, только волнение. Ему было интересно, куда его распределят: в сто седьмой, как он и просил, или в другой полк? Баки понял, что ему не все равно. Родителям и Стиву он ничего об извещении не сказал, хотя они и так знали, что время выходит. И все же он промолчал, собрал заранее сумку, спрятал ее под свою кровать в родительском доме и, никому ничего не сказав, отправился в штаб.
Его распределили в сто седьмой и дали сержанта. Баки не знал, что чувствует по этому поводу, пока не увидел свою форму. Она была совсем новой, чистой, выглаженной, почти хрустела в руках. Баки погладил кончиками пальцев шевроны на плечах кителя и наконец ощутил то, что не ожидал ощутить никогда.
Гордость.
Он сержант Джеймс Барнс из сто седьмого пехотного, и он завтра идет на войну. Больше никакого страха. Потому что есть люди, которые в него верят, он не должен их подвести.
И он вернется. Рано или поздно.
Дата добавления: 2014-12-20; просмотров: 83 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |