Студопедия
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Лет (часть I)

Читайте также:
  1. ГЛАВА 6. Канальное кодирование (часть 1).
  2. ГЛАВА 7. Канальное кодирование (часть 2).
  3. Домашнее задание №1 (часть 1).
  4. Домашнее задание №1 (часть 2).
  5. Лабораторная работа №1_2 (часть 2)
  6. Лет (часть II)
  7. Основы семейного права (Часть 2). Прекращение брака. Права и обязанности родителей и детей.

 

 

– Куда ты прешь с оптикой в окопы? – заорал на него Дум-Дум. – Заляг где-нибудь.

Баки чертыхнулся, но послушался, забыв, что он вообще-то старший по званию. Просканировал местность через прицел, вроде, нашел место, откуда было видно почти все поле. Оно было довольно очевидным, но искушение оказалось слишком велико, чтобы ему сопротивляться. Пробираться пришлось долго, Баки казалось, что он идет целую вечность. Совсем рядом раздался взрыв, земля под ногами дрогнула, Баки в это время полз по горе вверх и, чтобы не упасть, ухватился за траву. Сверху на него посыпались комья земли. Баки выругался еле слышно – земля попала ему за шиворот. До выбранной огневой позиции оставалось совсем чуть-чуть. Баки лег на живот и решил еще раз осмотреться. Это его и спасло.

У немца были очень белые зубы, и он улыбался после каждого выстрела так, будто стрельба по людям доставляла ему невероятное удовольствие. Баки замер, решая, как поступить. Стрелять? Звук передернутого затвора привлечет внимание немца, и тогда еще неизвестно, кто успеет выстрелить первым. У Баки было преимущество, пока враг не знал о его присутствии. Поэтому, не став трогать закинутую за спину винтовку, Баки вытащил спрятанный в голенище нож и быстро, согнувшись в три погибели, побежал к немцу.

Тот все-таки его услышал, хоть и слишком поздно. Баки прыгнул ему на спину, придавив к земле, приставил нож к горлу, но в это время немец обернулся, и лезвие чиркнуло лишь сбоку по шее. Неприятно, однако не смертельно. На землю хлынула первая теплая кровь. Немец боролся за свою жизнь отчаянно и сильно. В какой-то момент он смог сбросить Баки с себя и навалился сверху. Кровь, тонкой струйкой льющаяся из его шеи, попадала на лицо, заставляя жмуриться и отворачиваться. Баки бил ножом почти наугад, и в какой-то момент это сыграло с ним плохую службу: лезвие застряло в бронежилете немца. И застряло крепко, не вытащишь. Баки и не пытался, не было времени. Немец душил его, давил винтовкой на горло, все еще улыбаясь – это было видно даже в темноте. Время будто замедлилось. Где-то вдалеке до сих пор звучали выстрелы, от взрывов дрожала земля, кричали люди, но здесь и сейчас, на этом клочке земли, шла борьба молчаливая и страшная. На мгновение Баки захотелось перестать сопротивляться. Ведь что его ждало впереди? Еще десятки, сотни дней войны? Душной, жуткой, выматывающей. Нескончаемой. А там, за чертой, возможно, что-то есть. Покой. Смерть. Однако мгновение прошло, и Баки, разозлившийся на себя за слабость, стал бороться еще отчаянней.

Немец быстро терял силы из-за ранения, и Баки через какое-то время получилось опрокинуть его на спину. Чужая винтовка оказалась у него в руках, и через секунду деревянный приклад с силой опустился на лицо немца. Один раз, второй, третий. Баки бил и бил, чувствуя, как враг дергается под ним, умирая. Во все стороны брызгала кровь. Теплая и вязкая, она пачкала винтовку, из-за чего стали скользить руки. В какой-то момент Баки понял, что выдохся, чужое оружие тут же упало на землю, и он свалился рядом, дыша тяжело и часто. На немца Баки больше не смотрел. Тот был мертв. Он был мертв еще три или четыре удара назад. Огневая точка теперь принадлежала Баки.

 

 

***

 

 

В следующие два дня было затишье. В лагере Баки почти никто не трогал – все видели, каким он вернулся после последнего боя. Конечно, на войне разное случалось, здесь людей рвали на куски, и выживал лишь тот, кто рвал удачней всех, однако вид перемазанного кровью с ног до головы Баки впечатлил даже бывалых солдат. Командира вот тоже, он еще и додумался предложить психологическую помощь, но Баки только отмахнулся, криво усмехнувшись. В конце концов погибший фриц был не самым его страшным кошмаром. Больше этого Баки волновала собственная слабость, проявленная в момент драки с ним, но о ней говорить и вовсе не хотелось. Ни с кем. Наверное, даже со Стивом бы Баки на эту тему не стал распространяться, не то что с чужим человеком. К счастью, кроме командира в душу к нему никто лезть не пытался. Дум-дум только посмотрел один раз пытливо, но ничего не сказал, за что Баки был ему благодарен.

К третьему дню сидения на одном месте они даже заскучали. Единственным событием за все время стал приезд новеньких. После последнего боя их отряд слегка поредел, поэтому это было очень кстати. Новенькие была бодры, еще не сильно измучены и немного напуганы, однако всячески пытались это скрыть. Баки на них смотреть было почти неприятно, особенно когда он вспоминал, что еще совсем недавно был почти таким же. Среди всех выделялся только один парень – кажется, его фамилия была Джонс. Он был черным, что само по себе было удивительно, а еще он потрясающе играл на трубе. Несмотря на это, с ним предсказуемо никто не общался, хотя остальные новенькие старались держаться вместе. Баки даже не удивился, когда Дум-Дум взял парня под крыло. У этого здоровяка с пышными усами была тяга к исправлению несправедливости, совсем как у Стива. И Баки понятия не имел, почему с ним связался, не иначе как из ностальгии по дому. Впрочем, против Джонса он ничего не имел, его цвет кожи волновал не больше, чем усы Дум-Дума, а вот звуки трубы в душе что-то задевали. Что-то, что еще не было выжжено этой страшной войной. Джонс оказался не только талантливым, но и умным, до войны учился в Гарварде, говорил по-французски и мог общаться на такие темы, о которых Баки, закончивший только школу, имел слабое представление. Впрочем, общие интересы у них тоже были. В основном, конечно, оружие и слабый пол.

– Я вам говорю, целая толпа девчонок, все в коротким юбках вот до сюда, – Джонс ударил себя ребром ладони где-то посредине бедра, – скачут, поют, ноги задирают. И все, как на подбор, красавицы, глаз не оторвать. Один мой приятель, Клай, писал мне, что из города в город за ними ездит, только чтобы эти выступления смотреть. Совсем свихнулся, уже тонну денег потратил, но никак не успокоится. А вот мне довелось увидеть лишь однажды.

Фыркнув, Баки затянулся сигаретой – новенькие привезли с собой довольно много курева, и он на правах старшего по званию изъял пару пачек, подумав мельком, что Стив бы его за это непременно осудил. К счастью, Стива здесь не было.

– Тебе хорошо смеяться, – отреагировал на ухмылку Джонс. – У тебя наверняка девчонок было больше, чем я в жизни видел.

Баки пожал плечами, не собираясь ни спорить, ни хвастаться. Сколько бы в прошлом у него не было девушек, на войне с ними было довольно туго. Сейчас он и сам бы не отказался поездить по городам ради выступлений в пользу облигаций, если там были девчонки в коротких юбках. Дум-Дум, кажется, разделял его точку зрения.

– А я бабы уже больше полугода не видел, – заявил он с печальным вздохом. – А сколько не трахался, так и вообще лучше не вспоминать, чтобы не расплакаться. А тут еще и не подрочишь нормально, постоянно кто-то шныряет.

– А ты не стесняйся, как Васкес, – посоветовал Баки, потушив сигарету о каблук своего сапога. – Тот как под одеяло ложится, так давай наяривать. С ним рядом уже никто спать не хочет, парни жребий бросают, кому мучиться на этот раз.

– Правда, что ли? – расхохотался Джонс. – Неужели тут все так плохо?

– С уединением-то? Довольно туго.

– Черт, жаль. Я ведь с собой пару карточек захватил, думал, пригодятся.

Джонс заметно пригорюнился и не заметил, каким взглядом на него посмотрел Дум-Дум.

– И ты молчал? А ну доставай, показывай!

Дум-Дум предвкушающее потер руки и выжидающе посмотрел на ухмыляющегося Джонса. Тот медлил, оттягивая момент, и поочередно глядел то на Дум-Дума, то на Баки, который хоть и пытался казаться особо не заинтересованным, все равно косился выжидающе. На войне было не много вещей, на которые было бы приятно смотреть, сплошные кровь, смерть да немытые тела солдат. И все же, собираясь пялиться на карточки с полуголыми девицами, он чувствовал себя неудачником. К счастью ли к сожалению, таких неудачников тут был целый полк. У некоторых и вовсе от спермотоксикоза поехала крыша. В прошлом месяце произошел один отвратительный и трагичный случай. Двое солдат где-то отрыли чемодан с женскими шмотками и напялили часть на одного из своих – худощавого, кудрявого Эрика Ллойда. Баки как это увидел, думал, что его удар хватит от ярости. Он, конечно, их разогнал и вещи отобрал, но толку-то: на следующий день всё равно стало ясно, что парня хорошо попользовали. Жаловаться никому Эрик естественно не стал. Да и кто бы стал? За такое, во-первых, грозил трибунал, причем всем участникам, независимо от вины, во-вторых, было просто стыдно. Баки после этого трясло дня два, его Дум-Дум самогоном отпаивал из своих секретных запасов, но это почти не помогало. Перед глазами все равно стоял Эрик в этих дурацких шмотках и Эрик с нелепой утиной походкой, бледный до синевы. Да и не только Эрик. Баки мерещился Стив. Нелепый, мелкий Стив Роджерс, который так сильно хотел на фронт. А ведь когда Баки расписывал ему ужасы войны, то такого даже не предполагал.

Эрик, к слову, погиб через неделю. Подставился под пулю глупо и почти без пользы. Тех двоих, что его тронули, потом отметелили так, что еле живы остались, и Баки тут был почти не при чем. Вот только парня было уже не вернуть. Иногда Баки холодно задумывался, что мог бы в горячке боя найти через прицел знакомые макушки и спустить курок. Единственное, чего опасался, это того, что его поймают. Быть расстрелянным из-за таких ублюдков не хотелось.

Тряхнув головой, Баки постарался забыть об этом, хоть и понимал, что бесполезно. Такое не забывается. Хорошо, что Стива здесь не было. Если бы даже он не оказался на месте Эрика, эта история его все равно бы сломала.

– Где там твои карточки? Давай сюда, – потребовал Баки, стараясь отвлечься. Джонс тут же сунул ему под нос разукрашенную картонку, размером с почтовую открытку. Там действительно были изображены три девушки в одинаковых бело-красно-синих костюмах и в касках со звездой на лбу. Белая надпись внизу призывала помочь армии, купить облигации. – И что, ты их видел? Они так по сцене скачут? – ради интереса спросил Баки, отмечая про себя, что эти девицы походили на тех, которые выступали вместе с Говардом Старком на Ярмарке будущего. Возможно, это они и были.

– Видел, но всего две минуты, самое начало выступления. Только и успел схватить пару карточек, прежде чем мне пришлось уйти. Это было одно из первых их выступлений, Клай говорил, что потом их стало много, но я уже был в Европе.

– А это кто? – спросил Дум-Дум, ткнув пальцев в ту карточку, которую держал в руках. Джонс бросил на нее беглый взгляд и пожал плечами.

– Этого парня я не видел, но знаю, что он с ними выступает. Человек-скала. Под два метра ростом, а сила такая, что запросто поднимает мотоцикл.

Баки скептически приподнял брови и забрал у Дум-Дума карточку. А ней были изображены все те же девочки, но теперь там еще был и парень в нелепом красно-сине-белом костюме и в маске. Он действительно был высоким, девчонки еле достигали ему до плеча, и мускулистым. Изображение было мелким и нечетким, однако все равно было заметно, что с фигурой парню повезло. Но поднять мотоцикл?

– Меньше недоверия, друг мой. Клай не склонен к преувеличению. Говорит, поднимает мотоцикл с тремя девчонка на нем. Он слышал, в этого парня, Капитана Америку, угрохали кучу денег, то ли супер-солдата из него пытались сделать, то ли лечили от чего-то, не знаю, но сейчас он танцует кабаре с девчонками в коротких юбках. Отрабатывает вложенные денежки, – Джонс многозначительно подвигал бровями, и парни захохотали.

– Вот это работка! А что он там делает, а не здесь? У нас, конечно, есть и свои супер-солдаты, – Дум-Дум потрепал Баки по макушке, и тот от неожиданности не успел отвертеться и фыркнул, – но помощь бы не помешала.

– Да ладно тебе, Дум-Дум, – лениво заметил Баки, – каждый на войне делает то, что может. Кто-то из винтовки стреляет, кто-то еду морякам готовит, кто-то собирает металлолом в маленькую тележку, – Баки прикрыл глаза на секунду, вылавливая из памяти образ недовольного хмурящегося Стива, – а кто-то трясет ногами на сцене и лапает девчонок за кулисами. К тому же он ведь наверняка и винтовку-то в руках держать не умеет. Будет тут мешаться, притягивать к себе пули и жрать за троих.

– Сколько в тебе злости, сержант Барнс, – хмыкнул Дум-Дум, впрочем, без какого-либо осуждения.

– Я знаю парня, который бы пять лет жизни отдал бы, чтобы быть здесь, рядом со мной. Но у него нет такого тела и таких возможностей. Есть только пять листков с пометкой «негоден».

Баки откинул от себя карточку и потянулся за сигаретами. Снова захотелось курить. Дум-Дум и Джонс переглянулись, будто спрашивая друг друга, что это на Баки нашло, но говорить ничего не стали. Джонс, собрав карточки, спрятал их во внутренний карман куртки, а Дум-Дум забрал у Баки пачку и тоже закурил. Установившаяся тишина была очень кстати. Баки нужно было успокоиться или хотя бы понять, что же его так завело. Подумаешь, качок выступает на сцене вместо того, чтобы подставлять башку под обстрел. Кто бы его осудил за то, что он выбрал себе такую работу? Точно не Баки. Он еще помнил, как сам не мог смириться, что его отправляют на фронт. Может, дело было в том, что парень с карточки кого-то Баки напомнил. Совсем чуть-чуть, неуловимо. То ли наклоном головы, то ли еще чем. И эта ассоциация вызвала дурные эмоции. Черт. Наверное, он просто устал и немного соскучился по дому, вот и мерещится всякое.

Засиделись они в окопах. Засиделись. Пора в бой.

 

 

***

 

 

Через две недели Баки словил пулю. Сам он думал, что ничего серьезного в этом нет, но ему сказали, что пуля в нем застряла глубоко, для извлечения понадобилась операция, поэтому его на грузовике вместе с еще несколькими тяжело-раненными вывезли в лагерь, находящийся в восьми километрах от фронта. Говорили, там было хорошее оборудование и работали отличные врачи. Точнее так говорил Дум-Дум, а он мог и приврать ради того, чтобы Баки не сильно возмущался из-за перевоза.

– Да тебя немного подлатают да привезут обратно. Поверь мне, ты еще успеешь здесь сдохнуть, – хмыкнул он, когда Баки уже готовили к перевозке. Лейтенант Донован – их военный врач – давал последние инструкции туповатому медбрату из лагеря, в который им предстояло уехать. Других раненных уже загрузили в машину, оставался только Баки.

– А если вас перекинут, а меня решат отправить в другое место? – озвучил свои опасения Баки. Он не очень-то хотел себе в этом признаваться, но он привязался к некоторым ребятам в сто седьмом, в частности к Дум-Думу и даже новенькому Джонсу. Дружба с ними была единственным приятным моментом во всем этом непрекращающемся хаосе, без ребят Баки, наверное, давно бы полетел с катушек.

– Не решат, – уверенно ответил Дум-Дум. – Ты же наш парень.

Баки этот аргумент не сильно убедил, но в тот момент от него уже ничего не зависело. Наверное, он должен был быть польщен, что его не бросили умирать в каком-нибудь вшивом углу, но довольным Баки себя не чувствовал. Как и умирающим. Однако после, в лагере, ему сообщили, что он счастливый сукин сын: пуля попала ему в бок, но умудрилась не задеть никаких жизненно-важных органов. Если бы она не застряла в нем, то его бы никуда вести не пришлось.

Операция прошла успешно, пулю извлекли, и вот тогда-то Баки и почувствовал себя по-настоящему хреново. Ему казалось, что в него выпустили целую обойму разрывных, такая была адская боль. Его накачивали морфином, и это помогало, но ненадолго, потом боль возвращалась, казалось, с утроенной силой.

Когда ему стало лучше, медсестры стали таскать ему комиксы с Капитаном Америкой, которые сюда присылали пачками. Солдаты их почти не читали, некоторые только таскали листы для того, чтобы делать самокрутки. Бумага в этих комиксах была уж слишком хорошая. Баки тоже не собирался читать, но в медчасти заняться было особо нечем. Комиксы его не увлекли и не понравились. Скорее злили. На войне вели бой не супергерои, а обычные ребята. Без сверхспособностей и несокрушимого щита. Они брали в руки оружие и шли на врага, не имея ни гарантий, ни надежды на то, что доживут до вечера. Их друзья подрывались на минах или падали замертво от одной-единственной точно выпущенной пули, но они все равно шли вперед. Разве они не были героями, достойными комиксов во много раз больше, чем какой-то парень из подтанцовки?

Да, Баки определенно злился. То ли из-за ранения, то ли потому что устал. Иногда он вспоминал Стива и думал, читает ли он эти комиксы. Злится ли так же, как Баки, или скупает все выпуски, чтобы хоть как-то быть ближе к войне. В такие моменты Баки жалел, что Стив так далеко, ему хотелось бы поговорить с ним. Рассказать обо всем, что произошло за последнее время, выплеснуть накопившиеся горечь и злость, вспомнить немецкого снайпера, до смерти забитого прикладом, Эрика с кривой походкой, жгучую боль от попавшей в бок пули. Умом Баки понимал, что будь Стив действительно здесь, то он не сказал бы ему ничего из того, что хотелось. Но сейчас, когда между ними были тысячи километров, Баки говорил с ним. Говорил, сжимая пальцами дурацкий комикс, будто он как-то связывал их со Стивом. Бумага под пальцами смялась, и бравый Капитан Америка из-за этого стал почему-то выглядеть грустно.

Однажды ночью, почти перед самой отправкой обратно в сто седьмой, Баки приснился сон. В нем ему привиделся Капитан Америка в своем нелепом костюме: высокий, широкоплечий, настоящий гигант. Он был без маски и когда обернулся к Баки, то тот увидел, что у Капитана лицо Стива. Те же глубокие голубые глаза, те же упрямо поджатые губы, те же суровые морщинки на лбу. Вокруг Стива крутились ярко-накрашенные девчонки, они смеялись, что-то пели, хотя слов слышно не было, дергали Стива за руки, но тот не обращал на них внимания, только смотрел куда-то вдаль, Баки за спину.

Баки знал, что там. Там была война.

И Стиву хотелось туда, но что-то удерживало его на месте, Баки не видел и не мог понять, что. Он открыл рот, чтобы позвать Стива, но не смог, горло перехватило. Но он вдруг понял, что отчаянно желает, чтобы Стив на него посмотрел, чтобы заметил, вспомнил про него. Но голоса не было, и руки не двигались, а ноги словно приросли к полу.

«Стив, – думал Баки, глядя на застывшую фигуру Капитана Америки, – я здесь, Стив. Посмотри на меня, Стив. Ты очень нужен мне сейчас».

Но Стив не смотрел на него, он глядел ему за спину. На войну.

Позже, проснувшись и вспоминая сон, Баки думал, что есть нечто забавное в том, что его сознание совместило картонного супергероя и Стива. Ведь, по сути, он единственный из тех, кого Баки знал, кто был бы достоин сверхспособностей, потому что он был супергероем даже тогда, когда у него не было сил, доступных и обычному взрослому человеку. Такому, как Баки.

Стив был суперчеловеком всегда, и Баки ужасно его не хватало.

К счастью, рефлексировать на эту тему у него не было времени. Его наконец-то возвращали в сто седьмой, который, Баки слышал краем уха, собирались отправить в Аззано. Баки ничего не имел против, Аззано так Аззано. Главное, что он успел выздороветь до того, как его полк перебросили. Ему снова повезло. Возможно, он и правда счастливый сукин сын.

 

 




Дата добавления: 2014-12-20; просмотров: 84 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав




lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2025 год. (0.011 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав