Социальная активность.
«Все началось очень плохо» – так обычно начинают либо гении, либо идиоты. Я не знаю к кому мне себя отнести, поэтому все равно начну так. Хотя, не так уж это и важно. В любом случае, все началось далеко не так, как мне бы этого хотелось. Да, и закончилось все (если честно), не слишком радужно, но обо всем по порядку.
Что вы чувствуете, когда умирают ваши родные? Грусть? Ненависть? Скорбь? – Нет, это все не то! Когда умер мой отец, я чувствовал лишь облегчение и радость. Это странно, наверное, но, тем не менее, правда.
Сняв с простенького замка почтальонский велосипед, я поехал к церкви, где проходило его отпевание. Я человек совершенно не религиозный, поэтому всех этих ритуалов не признаю, но вот мой брат – одержимый верой в бога, просто не мог себе не позволить похоронить своего любимого папу «как положено».
Подъехав к церкви и только войдя в здание, я понял, что немного припоздал. На полчаса, не больше. Закрыв за собой двери, не оглядывая ничего вокруг, я сразу же пошел к гробу, который занимал почетное место в дальнем конце зала, быстрым шагом и размахивая руками (моя обычная походка, в веселом настроении). Отец лежал там, и ему было все равно. Брат и другие родственники просто сидели на лавках, сдерживая слезы. Единственным «нормальным» человеком, тогда был лишь я – чуть ли не вприпрыжку шагающий к гробу стоящем на паре стульев, которые трудно поддавались описанию «пьедестал».
Дойдя до гроба, я на минуту замолчал (даже перестал жевать жвачку). В какой-то момент я не сдержался и постучал по крышке гроба. «Хм… Молчит!» – подумал я.
Я постучал еще громче.
– Ну, же папа! Вставай!
– Костя прекрати, – тихо, но твердо приказал мне Паша (мой брат).
– Да, – я вальяжно взмахнул рукой, – конечно!
Я, неожиданно для всех, рассмеялся.
– Ты так и не повзрослел… – процедила тетя Валя, сидящая тогда рядом с Пашей.
Не слушая больше не чьих суждений на свой счет, я просто замолчал. Потирая крышку гроба руками, я попытался вспомнить хотя бы один хороший момент со своим отцом. Так и не вспомнив ничего веселого, я резко содрал руки с гроба и побежал к выходу.
Катаясь, весь оставшийся день на краденом велосипеде с надписью «Почта России», я все-таки вырулил к какому-то клубу. Яркая вывеска с надписью «P!PL», так и манила меня зайти внутрь, но то зачем я сюда приехал, было далеко не внутри здания, а здесь, совсем рядом. Два вышибалы, скрестив руки на груди, смотрели на меня оценивающим взглядом, пока я делал тоже самое, глядя на их серьезные хари, в метре напротив. Не сдержавшись, я все-таки пристроился к одному из них и так же скрестил руки в серьезной позе. Я улыбался, едва сдерживая смех, и они это видели. Они не понимали, зачем я сюда пришел.
– У вас есть то, что нужно мне. Я готов за это заплатить. Понимаете?
– Что тебя интересует?
– Меня интересует то, что у вас есть, – не снимая улыбки с лица, глядя по сторонам, ответил я.
Вышибала, с которым я стоял и, собственно, говорил, издал едва различимый смешок.
– Кокс, героин, кодеин, морфин, экстази, бензедрин. Так что тебя интересует?
– Кокс. Два грамма.
Вышибала медленно потянулся во внутренний карман куртки.
– Нет! Давай лучше три, – я показал вышибале на пальцах.
Охранник посмотрел на меня с удивлением, подняв брови ко лбу.
– Так надежнее! – широко улыбнувшись, уточнил я и убрал руки в карман штанов.
Расплатившись за наркоту, я не успел, даже вернутся к велосипеду, как на моем пути возникла красивая девушка, что-то выясняющая с молодым парнем. Не прошло и пары секунд как я начал за ними наблюдать, а парень успел резко ударить девушку по лицу, после чего уйти, и даже перейти на бег.
Наконец убрав кокаин в карман куртки (пока я наблюдал за девушкой, пакетики с наркотой были у меня в руках), я решил подойти.
– Привет!
– Тебе какого хрена надо?
Девушка была явно не настроена на новые знакомства, но мне было плевать. Собирая по земле свои вещи из сумочки, которую она уронила во время удара, девушка смотрела на меня, а я на нее.
– Это твой парень?
– Да!
– А кто он?
– Засранец! Тебе-то что?
– Как ты… – начал было я, но не найдя с первого раза слов, просто замолчал.
– Что?
– Как ты собираешься провести этот вечер?
– А что? – девушка была напряжена.
– Ну, хочешь – поехали ко мне. Нюхнем кокса и потрахаемся.
Между нами наросла пауза. Девушка продолжала смотреть на меня, а я все так же смотрел на нее. Если бы не холодная декабрьская ночь, посреди которой мы стояли, я бы постоял еще немного, но уже был не в силах.
– Да, хорошо! – размякнув и даже повеселев (видимо от слова «кокс»), ответила девушка.
Посмотрев по сторонам, я увидел красивый белый «мерседес», который так и принуждал меня к тому, чтобы украсть его. Через пару минут, мы уже ехали в сторону пригорода, домой к моему брату. Девушка (имени которой я так и не узнал), уже успела вынюхать одну дорожку кокса, пока я вез ее по ночному городу.
– Ты ведь не местный! Что ты тут делаешь?
– Разное. Смотрю достопримечательности, хороню отца, покупаю кокс.
– Ты похоронил отца?
– Ну, хоронил его мой брат. Я лишь смотрел.
– Это грустно.
– Не знаю. Он никогда не был примерным семьянином. Знаешь, отчего он умер?
– От чего?
– Напился до смерти!
Девушка помолчала несколько секунд, наверное, переваривая то, что я сказал, после чего раздалась громким хохотом прямо мне в лицо.
– Я серьезно тебе говорю! – с улыбкой на лице, продолжил я. – Он пришел к врачу, а тот ему говорит: «Вы скоро умрете! Прекратите пить. Ваша печень лопнет. Понимаете?», а он выслушав его пришел домой и, рассказав нам эту радостную новость, принялся ее отмечать с бутылкой виски в руке – молодец!
– Ты шутишь! – ответила девушка.
– Я не шучу о смерти.
– Да?
В ответ я лишь доехал до ближайшего перекрестка, после чего резко выкрутил руль вправо и, провертев машину на триста шестьдесят градусов, еще быстрее поехал к брату. После моего финта, девушка больше не смеялась. Кажется, она была поражена. Ей было страшно, а мне по-настоящему весело! Теперь уже я смеялся ей в лицо, а не наоборот.
Пока мы ехали, ночь медленно менялась на утро. Еще пока едва различимое, и почти бессолнечное, но, тем не менее, легко ощущаемое в воздухе, утро. Уличные фонари уже перестали освещать дорогу, но птицы начали петь все громче. Каким же красивым было то утро.
Быстро доехав до пригорода, я так же быстро нашел и нужный мне дом. Припарковавшись, пусть и не совсем удачно (я случайно сбил мусорный бак), но зато надежно, я заглушил мотор и вышел из машины. Добрых пару минут я тарабанил дверь, пока ее, наконец, не открыли.
– Костя, какого черта? – потирая лицо ладонями (видимо ото сна), спросил Паша.
– И я тебя люблю, брат мой! У меня к тебе дело.
– Тебя ничего не смущает?
Его слова заставили меня оглядеться вокруг.
– А что, например?
– Сейчас пять часов утра!
– Ну, извини! – улыбаясь, я пожал плечами. – Дела не ждут!
В ответ Паша лишь тяжело выдохнул.
– Ладно, заходи, только жену не разбуди.
– А вы пострашнее, чем ваш брат! – заметила девушка в «мерседесе».
– Спасибо, – ответил Паша, после чего закрыл за мной дверь.
Развалившись на диване в гостиной, я ждал пока за мной придет Паша. Он только проснулся, но, почему-то, мне было все равно.
– Красивый дом!
– Господи, ты говоришь это каждый раз, когда сюда приезжаешь.
– И каждый раз поражаюсь его красоте!
– Что за машина?
– Я ее украл, – разглядывая свои ногти на руках, ответил я.
– Что? Какого черта? – Паша был в гневе.
– Ладно-ладно. Я отвезу ее обратно.
– Хорошо, – он успокоился так же быстро, как и встревожился. – Так, что за дело?
– Мне нужны деньги.
– Деньги? – пристроившись в кресле напротив, переспросил он. – Мне казалось, ты устроился на работу.
Я замолк. Я не понимал, о чем он говорит.
– Что, прости?
– Ну, работа. Велосипед, на котором ты приезжал в церковь. Я думал, ты работаешь почтальоном.
После его слов, я сразу нашел, что ответить.
– Не бери в голову! Его я тоже украл.
Паша усмехнулся.
– А знаешь – я даже не удивлен. Ты ведь идиот! – вскрикнул он.
– Тише. Не разбуди жену.
Паша замолчал.
– Тем не менее, это не отменяет того факта, что мне нужны деньги.
Между нами наросло молчание. Я ждал, пока Паша что-нибудь ответит, а он, похоже, молчал, подбирая нужные слова.
– Слушай, – начал он, – оставайся у нас. Поспишь пару часов, а утром мы вернемся к этому разговору, хорошо?
– А что будет на завтрак? – я даже оторвался от ногтей и повернул к Паше голову.
– Яичница. Я сам тебе пожарю!
Я ненадолго задумался. Провести утро с Пашей и его женой Леночкой, которая только делает вид, что ей есть до меня какое-то дело, – что может быть, лучше? – Лучше может быть, только моя идея, которая уже успела зародиться в моем мозгу.
– Извини! – с этими словами я сорвался с дивана, выбежал из дома, сел обратно в «мерседес», завел мотор и поехал в сторону «Зеленой поляны».
Холмы, закрывающие этот городок с этой из четырех сторон, прекрасно подходили для того, чтобы хорошенько надраться и съехать с них на самое дно озера, которое было в сердце «поляны». Я никогда не задумывался о том, почему это место называли именно так, ведь на самом деле, там не было ни единой поляны. Лишь холмы, бугры, и невысокие горки. Декоративные прелести – что с них взять.
Когда я подъезжал к «поляне», девушка уже спала. Откинувшись на спинку кресла, она ловила десятый сон, но как это ни прискорбно, мне нужно было с ней расстаться.
Доехав до дорожной развилки с указателем в сторону города, я открыл девушке дверь, чем и разбудил ее.
– Тебе нужно будет выйти, – не глядя на девушку, а только вперед, процедил я.
– Что? – потягиваясь, спросила она.
– Тебе нужно выйти.
– Хорошая шутка!
– Я не шучу. Как это, не прискорбно, но дальше нам не по пути. Извини.
Выйдя из машины, я подошел к девушке и буквально вытолкал ее наружу. Я слышал ее фырканье, когда отъезжал дальше. Мне не нужны были спутники. Это только мое дело и только я должен был сделать то, что мне было нужно. Под мелодию Баха – «Воздух», что играла из старенькой магнитолы, я ехал от девушки прочь.
Доехав до «Зеленой поляны», я начал выбирать нужное мне место. В центре все так же переливалось солнечными бликами декоративное озеро. Было бы очень трудно промазать мимо него, но если бы это случилось, моя машина упала бы на белоснежные камни, обложившие озеро красивой каймой. Выбрав себе самый высокий холм, я забрался на его обзорную площадку, после чего отпустил руки от руля и скрестив их на груди, просто закрыл глаза. Я ехал вперед и не думал о том, что со мной будет.
Пара секунд – и я уже перестал чувствовать асфальт под колесами, что окрыляло меня еще сильнее, чем прежде. Еще три секунды – и капот машины ударился о те самые камни, о которых думал несколько минут назад. Еще секунда – и я потерял сознание.
Слететь с десяти метров на камни, при скорости в сто километров в час – что может быть прекраснее? – Думаю ничего. Одно плохо – выживают только единицы, а большинство так и вообще ломает себе все конечности. Что касается меня – я сломал лишь мизинец на левой руке. Полицейский тогда сказал мне, что если бы не ремни безопасности, все обошлось бы намного хуже, и если бы я был пристегнут, то свернул бы себе шею.
Как быто ни было, за угон «мерседеса», за хранение наркотиков и еще бог знает за что, передо-мной встал небольшой выбор: либо пять лет в колонии строгого режима, либо три месяца в психушке. И знаете – это не так уж и плохо. Я всегда мечтал встретить новый год в психиатрической клинике!
Когда я приехал в клинику под номером двадцать четыре (будто бы в области их именно столько), меня радушно встретил практически весь персонал этой клиники.
Аркадий Григорьевич – главный в том отделении, куда меня определили, – мужчина средних лет, с сединой на висках и салом на боках, встречал меня словно я настоящий король.
Пара медсестер – Лиза и Маша, – были, пожалуй, самыми красивыми из всех медсестер, каких я только видел.
Пока мы ехали в клинику (мой брат любезно согласился меня туда отвезти), я рассматривал рекомендационный лист, который мне всучили еще в больнице, когда накладывали шину на палец. Брошюра выглядела так, словно я еду не в психушку, а в настоящий санаторий у черного моря. Комфортные места, высококвалифицированный персонал и уйма веселья – вот то, чем пестрила брошюра. Однако на самом деле, все сложилось куда хуже.
В первую же ночь, мой сосед по палате, по имени Валера, прямо у меня на глазах попытался порезать себе вены гвоздем, который пару минут назад держал его койку. Рассмеявшись ему в лицо, я вышел покурить.
Курение, это не очень хорошо. Вы курите, курите и вроде бы ничего значительного с вами не происходит, а потом, в какой-то момент вы обнаруживаете у себя рак легких. И получаете вы его не от проститутки, не от наркотиков, а от жалких маленьких засранцев, красиво упакованных в пачки с гербом рекламной компании, который только подчеркивает ваше эго, без устали твердящее вам о том, что курить – это красиво.
Примостившись на лестничном пролете между третьим и четвертым этажами, я достал из пачки сигарету и закурил.
Вот, что я хочу вам сказать: многие говорят о том, что курение отравляет душу, или же наоборот – помогает расслабиться. Дело в том, что все это херня. Курение лишь приводит к ломке костей, и, кстати, в моем случае, это сущая правда.
Не успел я сделать пару затяжек, как зажигалка сама выскользнула из моей ладони и устремилась вниз. Не желая ее терять, я сиганул вниз и пролетел целых три с половиной этажа до самого пола. Как итог – поломанная рука (правая), и двухдневная потеря речи от шока, который я испытал от полета.
Когда мой брат приехал за мной, он был в ужасе. Ему не понравилось то, что первое серьезное происшествие со мной случилось в первую же ночь, а то, что я так легкомысленно чуть не расстался со своей жизнью, ему не понравилось еще больше. Тем не менее, почитав мне нотации, он подписал все необходимые документы и перевез меня из одной психушки, в другую. Большая больницана самом отшибе города – именно эта больница должна была стать моим домом, на ближайшие три месяца и она им, черт возьми, стала.
– Мы назначили тебя в маленькую группу, – говорил мне Виталий Борисович – заведующий всей той богадельней, в которую я теперь попал. – В ней четверо твоих сверстников.
– Да? Хорошо, – отвечал я, разглядывая картины, которыми были увешаны стены длинного коридора.
– Да. Большинство здесь уже месяц или два, и идут на поправку. Я постараюсь вылечить вас всех.
Через пару секунд мы дошли до моей комнаты.
– Вот, – открыв двери, заявил он, – твоя комната. Заходи.
Зайдя внутрь, я огляделся. Меня встречала далеко не радужная картина: хлипкая кровать на голом деревянном полу, грязная раковина в одном углу и старое кожаное кресло в другом углу. Но, почему-то, даже не смотря на жалкие удобства, здесь мне нравилось куда больше, чем в старой больнице.
– Мне нравится. Беру! – пошутил я, но Виталий Борисович, кажется, моего юмора не оценил.
– Мой кабинет в здании неподалеку. Располагайся.
Пожелав мне удачи, Виталий Борисович вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и оставил меня наедине с самим собой.
Как много вы знаете о психбольницах? Например, вы знаете, что абсолютно в любой психушке, для пациента есть особая комната – комната отдыха? В моем распоряжении, разумеется, была такая комната. Там был настольный хоккей, бильярд, карты, телевизор и чайник на цепочке, который отключался, как только закипала вода, чтобы вы не смогли покончить с собой, вылив себе кипяток на голову.
– А что это? – спросил я мужиков, играющих в карты, показывая пальцем на пластиковую коробку, в которую был упакован телевизор.
В ответ, один из мужиков, не отрываясь от игры, кинул в телевизор пластмассовую кружку с чаем. Чай разлился по полу, а телевизору хоть бы что.
– Понял! – удивленно ответил я.
В первую ночь, я никак не мог уснуть. Не то кровать была дрянной, не то дело было во мне, но, тем не менее, на меня успела напасть бессонница.
Кстати, чуть не забыл сказать вам о том, что в психбольницах, как и в той, в которую я попал, есть четкий распорядок дня, и особенно это касается режима сна. Раньше я забывал, а вот теперь говорю – есть такой режим. Будят тебя в половину восьмого – самое лучшее время, если ты не выспался, но это не самое скверное. Самое плохое – это потеря собственной одежды.
Проведя всю ночь в бесконечных хождениях по маленькой комнате, не выдержав скованности, я сорвался и решил погулять во дворе. Выйдя из своей комнаты минут за пять до общего подъема, не успел я походить и пяти минут, как меня поймал первый санитар и вернув меня в свою комнату, буквально приказал переодеться в пижаму. Пожалуй, именно благодаря санитару, я понял, что нет ничего удобнее поношенной пижамы, в которой до тебя ходил какой-то коротышка (уж очень она была мала)!
Бегать по сугробам в одной пижаме при морозе в минус двадцать пять – мне никогда раньше не приходилось этого делать, но ведь все бывает в первый раз. Разгневанный поведением санитара, минуя снежные кучи, я шел, и даже бежал (уже не от злости, а он холода), к Виталию Борисовичу, чтобы лично уточнить все по поводу одежды.
Когда я пришел, Виталий Борисович заполнял какие-то документы, сидя за своим столом, что стоял в дальнем углу кабинета.
– Что это за херня? – спросил я, расправив руки в стороны.
– Что-то не так? – подняв на меня глаза, спросил Виталий Борисович.
– А по-вашему, ничего не произошло? Я же выгляжу как идиот!
– Костя, ты нормально выглядишь.
– Какого черта меня переодели в пижаму, в начале дня?
– Так мы можем отличить постояльцев от посетителей. Тебе не о чем беспокоится.
– Но это же тупо! И почему у меня забрали мою одежду? Сейчас все-таки не май месяц.
После моих слов, Виталий Борисович, наконец, отложил свои бумажки.
– Хорошо. Я скажу, чтобы тебе вернули одежду. Пожалуй, это было лишним.
– Спасибо! – закончил я, после чего вернулся в свою комнату и безвылазно просидел там, пока мне вернули мои вещи.
Психотерапия проводится три раза в неделю, в два часа дня, сразу после обеда. Проводит ее Виталий Борисович, поэтому пропустить подобное мероприятие хотя бы раз, уже грозит проблемами.
– Извините, это класс для чокнутых? – немного припоздав и впопыхах забежав в кабинет, спросил я Виталия Борисовича, который сидел в кругу с такими же бедолагами, как и я.
– Да, Костя, заходи, садись! Мы только начали.
– Отлично! Я ничего не пропустил? – усаживаясь в свободное кресло, спросил я.
– Познакомьтесь, – начал Виталий Борисович, – это Костя, и в ближайшие три месяца, он будет с нами. Представьтесь, по очереди.
Пока Виталий Борисович представлял меня группе, я, тем временем, и сам начал разглядывать всех тех, кто меня окружал и в чей коллектив я должен был влиться, чтобы весело провести свои затяжные каникулы. Кстати, группа, представлялась сказочной.
– Дима! – представился парень, болезнь которого я пока что не смог раскусить.
– Оля! – повторила девушка с мешками под глазами, которые легко выдавали ее алкогольную зависимость.
– Вера! – продолжила девушка с повязками на запястьях, которые выдавали мне то, за что она тут оказалась – неоднократные попытки самоубийства, методом резки вен.
– Миша! – закончил парень в наушниках, который сразу же показался мне шизофреником.
– Нет, Костя, – продолжил Виталий Борисович, – ты ничего не пропустил.
– Фантастика! – ответил я, широко улыбаясь и продолжая разглядывать Катю – девушку-самоубийцу.
– Теперь твоя очередь.
– Ах, да! Конечно!
И тут я замолчал. Мне не давала покоя девушка Оля, натирающая свое влагалище, извиваясь на стуле. Собравшись с мыслями, я продолжил:
– Меня зовут Костя! Мне девятнадцать лет. За несколько следующих недель, я надеюсь узнать о вас как можно больше, но что намного важнее – за это время, я попытаюсь узнать как можно больше о самом себе и о своих проблемах. Вроде бы все. Спасибо!
– Следующие несколько недель, Костя проведет в нашей группе, – повторил за мной Виталий Борисович, – и мы поделимся своими мыслями. И я хочу спросить вас всех, как вы себя чувствуете, и не хотите ли вы с нами чем-нибудь поделиться?
– Я хочу! – заявил Миша, не вынимая наушников из ушей.
– Продолжай…
– В общем, я хочу сказать, что быть сыном кино-звезды, когда сам начинаешь сниматься в мыльной опере – это пиздец как плохо. Поначалу, все очень даже не плохо, ну, типа ешь, сколько хочешь. «Эм энд Эмс» на съемочной площадке. Бесконечные минеты от массовки. Но когда я ушел из сериала «Красивые и безмятежные», все покатилось по пизде. Теперь я уже ширялся в промежность и позволял всяким, сомнительным типам отсасывать мне за деньги на наркотики. Бывало даже так, что все это было одновременно.
– Да, чувак, я понимаю, но не принимай все это близко к сердцу! Как говорил один мой знакомый: дырка – это всегда дырка! – высказался я.
Мои слова заставили Олю рассмеяться.
– Он, мне не нравиться, – сказал Миша, про меня, – Какой-то он плохой.
– А что ты скажешь, Костя? Что ты чувствуешь? – спросил Виталий Борисович.
– Ну, – начал я, – раз уж вы спросили…
– Да, давай, расскажи, пожалуйста.
– Я чувствую себя так, словно боженька сам взял меня в свои рученьки, уложил в кроватку на ржавые гвоздики, ноги за уши прибил и вставил мне. Ни вазелина, ни смазки, ничего, ни даже плевка. Этот пидарас взял свой большой-пребольшой шлем Дарта, мать его, Вейдера, и долбанул. И разъебал мою черную маленькую дырочку, мое милое коричневое очко. Достал, кончил мне на сиськи, вытер хуй об занавеску и оставил подыхать.
После моего краткого высказывания о своем самочувствии, вся комната замолчала.
– Ну, это я! А как вы, друзья мои? Как себя чувствуете?
– Я что сейчас одна сижу в луже? – спросила Оля, переставшая теребить свою киску.
– Костя, ну а если серьезно? Давай уже как большой мальчик – берись за дело. Ладно? Попробуй.
– Ладно! Как я уже говорил, меня зовут Костя, и...
Я не нашел других слов, поэтому замолчал.
– И? – спросил Виталий Борисович.
– И? – переспросил я, так и не найдя ответа.
– И я самоубийца.
– Вы самоубийца? – удивился я.
– Ты самоубийца!
– Эй, вот только не нужно вешать ярлыков, хорошо?
– Слушай, – в разговор вмешалась Вера, – прости, конечно, но что ты здесь делаешь?
– Я?
– Да, ты. Почему ты тратишь наше время?
– А что тебя не устраивает, и почему ты так ко мне агрессивна?
– Я агрессивна потому, что здесь собрались люди, у которых есть реальные проблемы, и они попали сюда, чтобы их решить, а ты здесь устраиваешь комедию.
– Ну, может быть, это часть моей терапии?
– А может, ты просто мудак?
– Точно! Я мудак, и без всяких «может»! Я мудак, а ты красавица. Ты безумно красивая! У тебя есть парень? Кстати, – я повернул голову к Виталию Борисовичу, – она меня осуждает. Почему вы ее не останавливаете?
– Ну, что ж, – заявил Виталий Борисович, – на сегодня, я думаю – хватит!
– Слава богу! – ответил я, после чего первым выбежал за пределы комнаты.
В тот же день, буквально через пару часов, мне довелось, еще раз встретится с Верой лицом к лицу.
Это было в комнате отдыха, когда я кидал поломанные резиновые дротики в нарисованную на обоях мишень. Только я успел выкинуть все дротики (так ни разу и, не попав), как Вера сама появилась передо-мной.
– Я красивая? – спросила она меня с дикими глазами.
– Да. Я думаю, ты могла бы легко выиграть на конкурсе «Мисс – Вселенная»!
– Правда?
Ответить я не успел, так как за ближайшие пару секунд, Катя успела достать из своих закромов лезвие, и полоснуть меня им по груди.
То, что было дальше, я не очень хорошо помню. Помню только то, что мне не было больно. Я смотрел на свою порванную футболку, на кровь, которая проливалась на нее. Я смотрел на рану, а Вера испуганно смотрела на меня. В ее глазах был ужас. Самый настоящий, неподдельный ужас, который испытывают дети, когда теряют своих родителей на рынке.
Когда кровь начала лить еще сильнее, чем прежде, – я поспешил в туалет. Не смотря на то, что туалет был мужским, Веру это не остановило. Разорвав футболку на две части, она пропитала ее моей кровью, после чего начала втирать в свою шею.
Это было ужасно. Это было из той серии, когда безумцы обмазывают себя кровью, потом, мочой и говном, после чего начинают бегать по улицам тех городов, в которых живут, размахивая руками.
Тем временем, Вера продолжала размазывать мою кровь по себе. Она уже успела спуститься ниже, к груди. В какой-то момент, она медленно отложила куски футболки на раковину, и приблизилась ко мне еще ближе, чем раньше. Вдыхая мой запах, она казалась мне своеобразной девушкой. Девушкой, как раз их той серии, о типе которых я успел рассказать ранее.
– Ну, как? Теперь я красивая? – наконец, спросила она.
Не дав мне ответить, Вера взяла футболку в руки, резко кинула ее в меня, после чего выбежала из туалета, захлопнув за собой дверь.
В тот день (третий по счету), произошло действительно очень много всего. Например, этот забавный разговор на психотерапии, последующая встреча с Верой, а так же разговор с Димой, который предупредил меня о том, что Вера немного не в себе, и иногда с ней очень сложно. Он пояснил это тем, что она очень сложно привыкает к новым людям, поэтому на первое время, мне лучше держаться от нее подальше. Тогда я, конечно же, подумал о том, что Дима уже немного опоздал, но показывать ему свою рану на груди, все же не стал.
Последняя встреча на тот день, у меня была назначена с Виталием Борисовичем.
Было это примерно так:
«– Она часто играет? – спросил я его о девушке, которая играла на фортепьяно, за маленькой перегородкой.
– Да. Очень часто.
– Так, вот оно что! Я все понял! – не отвлекаясь от девушки, воскликнул я.
– Что именно?
– Вы дали ей это фортепьяно, чтобы она играла на нем, и ей было хорошо. Так вы чувствуете себя лучше, и, может быть, даже считаете, что все делаете правильно. Вы не можете ее вылечить, ведь так? Сколько она уже здесь?
– Два года.
– Два года! Вот об этом, я и говорю. Вы не можете ее вылечить, поэтому решили засадить ее за фортепьяно на целый день. Решили засадить, и забыть о ней. Ведь так?
– Некоторых невозможно вылечить.
– Ох, ну, я думаю, совет директоров не одобрил бы ваш ответ! А, хотя, знаете, я ожидал чего-то подобного.
– Ты ждал?
– Да. Я ждал, что вы будете отрешенным социальным работником, который предложит мне сигаретку. Потому, что вы и есть отрешенный. Как Робин Уильямс, или вроде того!
Виталий Борисович улыбнулся.
– Ты не хочешь поговорить о своем отце?
– А вы не хотите поговорить о вашем?
– Что бы ты сделал, если бы тебя отпустили? – немного помолчав, продолжил он.
– Для начала, выпил чашечку кофе, а потом поехал куда-нибудь в лес и отрезал себе голову бензопилой! – с искорками в глазах, ответил я.
Завернув глаза к потолку, Виталий Борисович о чем-то задумался. Мне было интересно, о чем именно.
– О чем вы думаете?
– Я хочу тебе кое-что предложить.
– И что это?
– Это что-то вроде обета, что между врачом и пациентом. Назначим день, любой, например, до нового года осталось три недели – постарайся не причинить себе вред, до этого дня. Хорошо?
– Спешу вас поздравить, Виталий Борисович! – Отличный, новаторский подход!
– Так ты подумаешь?
– Да, конечно.
– Спасибо.
– А, хотя, погодите. Я уже подумал!
– И что?
– Вы подарили мне желание жить, и я хочу поблагодарить вас! – ухмыльнулся я.
– Если протянешь до нового года – я покажу тебе, что оставлять свой сарказм при себе, иногда бывает выгоднее всего. До свиданья!
– Пошли вы...»
Теперь, я хотел бы поделиться своими мыслями об этом моменте.
Виталий Борисович, совсем не был похож на врача, и все самоубийцы в его группе, включая теперь и меня, согласились не убивать себя или не вешаться, что в принципе одно и то же, до первого января.
Господи, как же это глупо! Вы можете представить себе труп, висящий где-нибудь на потолочных проводах и думающий: «Если доктор узнает – мне конец»? – Вот и я не могу.
Но, с другой стороны, если вы согласитесь, то получите некоторые привилегии. Например, походы по магазинам или в бар напротив. Мне это было не нужно – Димка и так бегал туда каждую ночь. Я пообещал угостить его выпивкой, и он взял меня с собой!
– Ну, так ты идешь? – спросил меня Дима, нервно поглядывающий по сторонам коридора.
– Да, сейчас подожди.
Забрав под подушкой маленькую заначку, я вышел из комнаты и запер за собой дверь. Делать это было совершенно не нужно, но так уж я был устроен. Обернувшись в сторону прохода, я немного опешил от той картины, которая представилась моим глазам – в какой-то подсобке, или кладовке (я уж точно не знаю), Димка смог достать просто огромную деревянную лестницу, которую теперь плотно припирал к стене, не давая ей упасть.
– Пошли, – шепотом, едва слышно, приказал он.
Схватив лестницу сзади, я пошел за Димкой к забору, который ближе всего граничил с баром «Алиби». Добравшись до ограды, мы легко ее перемахнули, после чего оказались прямо посреди небольшого хайвэя. Эта дорога, отделявшая психушку от бара, и бар от психушки, в тот вечер стала для меня чем-то новым. Неизведанным. Тогда я понял, что не зря пошел с Димкой.
Переодевшись в «гражданскую» одежду (которую мы заранее взяли с собой), мы перешли через дорогу, как вдруг Димка остановился.
– Ты чего? – спросил я его.
– Мне страшно.
– То есть? – я даже усмехнулся.
– Я боюсь большого скопления людей.
– А как же ты раньше ходил?
– Ну, так раньше я был один.
– Да не ссы ты!
Я буквально втолкнул его в двери, после чего зашел в бар и сам. После того как за нами захлопнулась входная дверь, я оказался в другом, совершенно не известном мне мире. Этот бар... не знаю, как вам объяснить, но, в общем, он точно был не похож на другие. Здесь все шло своим чередом. Все было выверено до последнего полотенца, последнего бармена. Всего, кстати, их было три.
Один готовил коктейли (интересно для кого, ведь вокруг нас с Димкой, в тот вечер были лишь мужики, которые коктейлей никогда в жизни не пробовали), размахивая своим шейкером и превращая все это в маленькое представление; другой разливал пиво по пустым бокалам, а третий, – совсем еще зеленый парень, – мыл эти бокалы, медленно потягивая сигаретку, что ни разу не выпала у него изо рта.
Телевизор (большая плазма, как в рекламе магазина бытовой электроники), что видел на стенах в углу, был, своего рода, священным алтарем, вокруг которого сидели разного рода мужчины, и, попивая пиво, вели беседы, играли в нарды, смотрели футбол.
Пока я разглядывал окрестности, Дима уже успел купить нам выпивку. Себе он взял что-то оранжевое с белой пленкой у самой кромки бокала, а мне – виски.
Что может быть лучше? – Сидеть вот так, смотреть футбол (хоть я и не понимаю этой бессмысленной, на мой взгляд, игры), разговаривать о жизни с человеком, который совсем недавно вообще не был тебе знаком, а сейчас, ты уже чувствуешь, что еще немного и этот человек превратиться в твоего лучшего друга. Это действительно хорошо, и, пожалуй, много стоит.
В какой-то момент, после долгих разговоров и большого количества алкоголя, выпитого нами в ту ночь, мы замолчали. Точнее, замолчал Дима. Как я помню, он тогда вошел в ступор, или что-то вроде того. Он даже не моргал. Просто смотрел прямо. И все.
– Чувак! Эй! – я пощелкал пальцами, около его лица.
Щелчки, как ни странно, подействовали, и после пятиминутного ступора, Дима продолжил беседу.
– Да-да. Прости. Кажется, я уже успел надраться. – Он показывает на пустой бокал, в котором еще недавно было что-то оранжевое с белой пленкой.
– Конечно! Ты же пить не умеешь! И что за херню ты пьешь? Что это вообще?
– «Секс на пляже», – констатировал он.
– А ну-ка, халдей, – я вскинул руку вверх, призывая бармена, – налей-ка мне той бурды, что у моего друга. А ему, налей того, что было у меня!
Молодой парень, стоявший за стойкой, несколько секунд носился из стороны в сторону, после чего поставил перед нами заказанную выпивку.
– Ну, давай. Залпом! – вскрикнул Дима!
На счет три я влил в себя все содержимое бокала, после чего начал кривиться от того количества кислятины, которое оказалась во мне, в один момент. А вот Димка, напротив – выпил мое виски, и даже ухом не повел. После этого обмена алкоголем, мы вернулись каждый к «своей» выпивке и продолжили пьянствовать.
Когда у меня закончились сигареты (я не помню, сколько было время, так что буду ориентироваться по сигаретам), я предложил Димке завершить наше культурно-развлекательное мероприятие, и пойти прогуляться. Дима согласился, после чего я поднял его со стула (сам он еле ходил), и проводил до выхода из бара.
– Куда идем? – едва передвигая ноги, облокачиваясь на фонарный столб, спросил Димка у меня, когда я высматривал круглосуточный магазин.
– Сигареты. У меня кончились сигареты.
– А знаешь что? – после этого вопроса, Дима даже икнул. – Ты – хороший па... – он икнул еще раз. – Хороший парень и... – и еще раз.
– Тише, мой друг. Нас ждут великие дела! – едва сдерживая смех, воскликнул я.
– Ну, ты, короче, понял!
Все-таки дойдя до круглосуточного магазина, я оставил Диму около входа, а сам прошел внутрь. Едва я успел купить сигареты и разглядеть обстановку вокруг, как он сам ко мне подкрался.
– Я хочу в туалет... – скрещивая ноги, прошептал он.
– Ну, так иди! Там, дальше, в конце зала.
Пока я смотрел за тем, как хорошо идет Дима до туалета, я и сам не заметил, как случайно задел рукой какую-то бутылку с прилавка «вино-водки». Бутылка, конечно же, вдребезги.
– Еб вашу мать! Что тут такое? – вскрикнул мужчина средних лет, который сидел все это время на кассе.
– Извините, я все оплачу.
– Конечно, мать твою, ты оплатишь!
Мужчина ушел куда-то в сторону, а я начал собирать ногой осколки.
– Это ты разбил? – спросил Дима, уже успевший выйти из туалета.
– Я.
Медленно сгребая осколки в одну большую кучу, совершенно случайно я заметил как один молодой парень, стоявший в противоположном конце зала, брал бутылку водки, и прятал ее в карман куртки.
– Ей, я все видел! – сказал я парню.
– Что ты видел? Отвали.
– Положи на место. Это не круто. Эти честные люди, – а я, блядь, безусловно верю в то, что эти люди честные, – не для того горбатятся по двадцать четыре часа в сутки, чтобы какой-то пиздюк, просто брал и воровал их выпивку.
– А у меня денег нет.
– Так найди работу. Устройся курьером или тем же продавцом.
– Ебись оно в жопу! – ответил парень, не вынимая бутылку.
– А знаешь, что? У меня для тебя кое-что есть.
С этими словами, я полез в задний карман штанов и достал оттуда старую листовку «Свидетели Иеговы», которая завалялась у меня еще с месяц назад.
– Вот смотри. Эти люди изменят твой мир, как изменили мой. Вот, видишь какой я сейчас? – Живу себе, бед не знаю, при деньгах! А знаешь, что? – Давай меняться! Я тебе листовку, а ты мне бутылку, давай?
– Костя, – окликнул меня Димка
– Дима отстань, я тут парня перевоспитываю.
– Костя! – чуть громче повторил он.
– Да, блядь, что?
Повернувшись в сторону Димки, я действительно охренел, когда увидел здоровенный пистолет, подведенный к его виску. Пистолет держал другой, второй парень.
– Гони деньги! – крикнул мне парень, которого, как мне казалось, я перевоспитывал.
– Хорошо-хорошо! Вот, – я достал бумажник, – забирай.
Парень медленно взял у меня деньги.
– Не убивайте нас, – попросил Дима. – У меня мама. Она болеет, а я единственный сын.
Между нами наросло молчание. Парни переглядывались друг с другом, а мы с Димой просто стояли у них на мушках, с поднятыми руками.
– Эй! Вы какого хуя здесь делала, а? – крикнул мужик, наконец, вышедший из своих закромов.
Подбежав к нам, мужик стрельнул в потолок. Парни дернулись с места и убежали прочь. Мужик, пригрозив нам своим пистолетом, потребовал нас на выход. И не думая сопротивляться, мы согласились с мужиком, после чего ушли прочь, обратно в сторону больницы.
– Костя, – начал уже успевший протрезветь Дима, – у меня будто бы жизнь перед глазами пролетела. Я столько всего вспомнил. А ты что-нибудь вспомнил? О чем ты подумал?
– Наверное, о том, как много я всего просрал. Не знаю. Я много о чем подумал. А у тебя, правда, мама больная?
– Хочешь поговорить на серьезные темы? – улыбаясь, уточнил Дима.
– Нет, что ты! К черту! А за что ты здесь?
– Мой брат погиб из-за меня.
– Мне жаль.
– А ты? Что ты здесь делаешь?
– Ну, знаешь, полноценный диагноз мне еще не поставили, так что... В общем, я съехал на машине с утеса!
– С утеса? – с большими, видимо от удивления, глазами, переспросил он.
– Ну, с небольшого такого, утеса, да!
– Круто! На скорости, прямо с утеса! – похоже, именно в тот момент, я стал для Димы настоящим кумиром. – И как ощущения?
– Ну, в первые пять секунд – очень даже ничего себе. Забавно!
– Первоклассно! Ты молодец! Я тоже так сделаю, когда закончиться срок моего обета.
Все остальное время до больницы, мы прошли молча. Проходя по коридору больницы, я пытался не наделать шуму, пока все спали. Дойдя до двери, я медленно ее распахнул, после чего не глядя вошел в комнату, и запер дверь с внутренней стороны. Когда я обернулся, меня чуть удар не хватил – на кровати сидела Вера.
– Привет! – начала она.
– Привет!
Пока я пытался понять, как она прошла сквозь запертую дверь, сама Вера, тем временем, просто улыбалась глядя на меня.
– Что ты здесь делаешь? Как ты сюда забралась?
– Ты не рад меня видеть? – немного подумав, спросила она.
Я решил промолчать.
– Где ты был?
– Да, так. Прогулялись с Димой.
– И как он тебе?
– Он мне нравиться! Хороший парень. А у тебя с ним, что-нибудь было?
– С Димкой? – улыбнувшись еще шире, переспросила она. – Он милый.
– Нет! Это не ответ.
– Не знаю. Его трудно понять. А почему ты стоишь? Присаживайся!
Оттолкнувшись от стенки, я решил послушаться Веры и присесть рядом с ней.
– Тебе уже назвали число? – спросил она про обет.
– Да! А тебе тоже?
– Да! – улыбнувшись, ответила она. – Мне и Диме.
– И что ты об этом думаешь?
– Мне нравится!
– Правда?
– Да. Здесь есть над чем подумать!
И снова пауза. И снова этот момент, когда мне нечего сказать.
– Ты хотел покончить с собой... ты не хочешь жить? – спросила Вера, будто бы от нехватки нормальных тем для разговора.
– Я не хочу жить. Как, в прочем, не хочу и умирать!
– Ты боишься смерти?
– В последние пять секунд – нет.
После моего ответа (видимо, он был правильным), Вера легла на кровать.
– Ложись на меня, – попросила она. – Вопросов не задавай, одежду не снимай, и флюиды свои оставь при себе.
– Хорошо, – ответил я, после чего начал приближаться к ней.
– Ладно. Можешь снять рубашку.
Сняв с себя рубашку и кофту, я лег на Веру сверху. Начав плавные движения вверх и вниз, я приносил ей дикое удовольствие. Не понимаю – что именно ей тогда нравилось, но, что-то точно было! Внезапно Вера начала стонать. Стонать по-настоящему. Она стонала, а я лишь делал вид, будто бы делаю хотя бы что-то.
– Продолжай, – сдержав стон, попросила она.
– Так я ведь ничего не делаю! – засмеявшись, ответил я, но двигаться не переставал.
Ее стоны становились все сильнее. Все отчетливее.
– Теперь перевернись. Я хочу быть сверху.
– Господи, сколько тебе лет? – спросил я, ожидая услышать, что ей больше восемнадцати (так как о сексе она, похоже, если и знала, то совсем немного).
– Переворачивайся! – вскрикнула она.
– Хорошо-хорошо!
Перевернувшись, теперь, когда уже Вера была сверху, я начал разглядывать ее шею. Кстати, теперь уже сама Вера, как бы подмахивала моим движениям, а мне оставалось только держать темп.
В какой-то момент, спустя пару-тройку минут, Вера дала мне легкую пощечину. Я не обратил на нее внимания, и продолжил движение. После этого, она ударила меня еще раз – теперь уже сильнее, и в самую челюсть.
– Эй! Ты чего?
– Не отвлекайся! – скомандовала она.
Я, – ничего не понимающий о том, что здесь происходит, – просто продолжал делать то, что от меня хотели, но не успел я отойти от удара в челюсть, как Вера ударила меня еще раз. Теперь уже гораздо сильнее, чем раньше.
Попав мне в глаз, она окончательно меня вырубила. Больше я о той встрече с Верой ничего не помню. Ушла она сама, или нас кто-то застукал? – Я не помню. В любом случае, это не играет особой роли.
Проснувшись через пару часов с сильной головной болью, я вышел из комнаты и решил немного прогуляться. Зайдя в комнату отдыха, я присел в кресло рядом с большой расписной новогодней елкой, которая искрилась всеми огнями радуги. Ее установили здесь еще пару дней назад, но кроме той ночи, мне никогда больше не удавалось насмотреться на всю эту красоту так близко, как это было тогда. И именно в тот момент я решил сдержать свое слово. Не спрашивайте почему.
Дата добавления: 2015-02-16; просмотров: 8 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |