Исключительно интересны бахтинские сопоставления поэтики Достоевского и карнавальной поэтики. Бахтин приводит ряд параллелей и соприкосновений, благодаря которым наглядным образом представляется вся необычность творчества Достоевского, где необычность сия коренится в самой форме, в «нутре», в «атоме»; становятся понятными некоторые условности и полуфантастические элементы его романов и прочих произведений, а сама «полифоническая концепция» выглядит уже не как теория, а вполне естественный сосуд для всякого слова и образа Достоевского, для всякого его персонажа и всякой его идеи. Такие карнавальные признаки, как «одновременное пение во здравие и за упокой», феерические смены действий и реалий, коронования с последующими развенчаниями, искусственные, изнутри фальшивые и гротескные, церемонии, всеобщность, всенародность, утрированность, условность, подъятие многих серьезных, широких и вечных вопросов в качестве легковесных и шутовских, а вопросов шутливых до уровня вселенской важности – все это умещается, как и на страницах Достоевского, так и, с той же легкостью, в пределах полифонической идеи.
Бахтин справедливо замечает, что действие в романе обычно происходит «на пороге», будь то действительный порог, или же гостиная, лестница и т.д., реже в комнатах, залах, но тогда помещения эти играют роль карнавальной площади; именно здесь проносятся сцены «венчаний и развенчаний», всевозможные эксцентрические скандалы, где часто присутствует своеобразный шут, (например, в квартире Иволгиных, в день первого посещения ее Мышкиным, в бурный приход Настасьи Филипповны, Рогожина и других эту роль, хоть и в мелких масштабах, играет Фердыщенко; а в келье старце Зосимы при достаточной публике во всей красе проявляет себя Карамазов-старший), а так же завязки и заключения.
«Назову еще резко карнавализованную сцену скандалов и развенчаний на поминках по Мармеладову (в «Преступлении и наказании»). Или еще более осложненную сцену в светской гостиной Варвары Петровны Ставрогиной в «Бесах» с участием сумасшедшей «хромоножки», с выступлением ее брата капитана Лебядкина, с первым появлением «беса» Петра Верховенского, с восторженной эксцентричностью Варвары Петровны, с разоблачением и изгнанием Степана Трофимовича, истерикой и обмороком Лизы, пощечиной Шатова Ставрогину и т.д. Все здесь неожиданно, неуместно, несовместимо и недопустимо при обычном, «нормальном» ходе жизни. Совершенно невозможно представить себе подобную сцену, например, в романе Л.Толстого или Тургенева. Это не светская гостиная, это площадь со своей специфической логикой карнавально-площадной жизни. Напомню, наконец, исключительно яркую по своему карнавально-мениппейному колориту сцену скандала в келье старца Зосимы («Братья Карамазовы»)». [16]
Карнавал во всем – в сюжетном построении, в мироощущении, в образах и характерах, в способе создания сцены. Бахтин называет предшественниками Достоевского в этом смысле Вольтера и Дидро, Фредерика Сулье и Эжена Сю, Бальзака, Жорж Санд и Виктора Гюго, Стерна, Диккенса, Эдгара По и Гофмана, Гоголя и Пушкина.[17]
Традиция ведет нас от Достоевского к античной литературе – мениппеи, «Сатирикон», диалоги Сократа; здесь же, встречающиеся в его романах, многочисленные перекрестия, аллюзии, символы, да и вся «карнализованная условность».
Бахтин пишет:
«Карнавализация позволяет Достоевскому увидеть и показать такие моменты в характерах и поведении людей, которые в условиях обычного хода жизни не могли бы раскрыться. Особенно глубоко карнавализован характер Фомы Фомича: он уже не совпадает с самим собою, не равен себе самому, ему нельзя дать однозначного завершающего определения, и он во многом предвосхищает будущих героев Достоевского». [18]
Слово
Особенное внимание Бахтин уделяет теме слова у Достоевского. Однако и здесь подходя к этому вопросу со своей позиции, со своего угла зрения, Бахтин приводит мысль к полифонической плоскости, уделяя меньшее внимание иным смысловым, языковым, композиционным оттенкам, которые безусловно присутствуют, во множестве и разнообразии. Например, говоря о металингвистических явлениях, об их общей черте («слово здесь имеет двоякое направление – и на предмет речи как обычное слово и на другое слово, на чужую речь» [19]), Бахтин как будто забывает о многогранности слова, его всеобъемлющей функциональности, когда оно, пусть даже направляясь на слово ли, на чужую речь, привносит в текст, в сцену, в систему образов ряд многих других факторов, выстраивая целую гамму из оттенков как смысловых[20], так и семантических.
Или же вот еще пример, нагляднее первого:
«Ослабление или разрушение монологического контекста происходит лишь тогда, когда сходятся два равно и прямо направленных на предмет высказывания» [21] - здесь и далее Бахтин говорит о том, что именно потому Достоевский полифоничен насквозь – пронизаны двуголосостью все элементы романов, слово преломляется в образ, образ в идею, идея в слово и тому подобное – именно потому так, что здесь сходятся смыслы, сознания, равные друг другу по весу, по значимости, подчас противоположные друг другу, дисгармоничные, сходятся и раздваивают композицию, отдаляя его в бесконечность, вкладывая в него самостоятельность и внутренний потенциал. (Говоря о самостоятельности образно, Достоевский как будто бы берет ветви от самых разных деревьев и, экспериментирует, выявляя какое дерево лучше горит, какое горит хуже, чем они отличны друг от друга, чем схожи – то есть он участвует в этом эксперименте как организатор и наблюдатель, но изнутри повлиять на объекты своих действий не может – оно-то ему и не нужно).
Отчасти я не согласен с Бахтиным – я считаю, что не всякое слово у Достоевского равнозначно другому; а так же встречаются такие персонажи, образы, самосознания, идеи, что они хотя бы и имеют свои «лазейки» и сводятся подчас к дурным бесконечностям, запутываясь в себе, размноживая себя, но не со всяким другим сознанием они способны вступить в равносильную полемику, не везде они самодостаточны; и не всякий же герой обладает «проникновенным словом», «которое способно активно и уверенно вмешиваться во внутренний диалог другого человека, помогая ему узнавать свой собственный голос», [22] и встречаются в книгах Достоевского места, когда полифоническое равновесие не то что бы нарушается, но полностью исчезает. В разных случаях это и происходит по-разному, художественные, смысловые цели здесь не одни и те же – старец Зосима («Братья Карамазовы»), Ипполит («Идиот»), Мармеладов («Преступление и наказание»). Голос Зосимы не имеет брата-близнеца, не входит в больную полемику, не раздваивается, не сужается. Где-либо возможно провести параллель между голосом Зосимы и голосом Алеши, но то будет неравномерное сопоставление, голос Зосимы всегда будет довлеть. Ипполит в своих монологах и в письме не находит полноценного «физического» собеседника, все его оглядки, обмолвки и оправдания направлены в сторону представляемого. Некоторые мысли, идеи и основы Раскольникова трансформируются в образе Мармеладова, но мысли, идеи и основы Мармеладова одно- и самонаправлены, что так же противоречит полифонической концепции.
Я считаю, что не следует все же отрицать «механических персонажей» в романах Достоевского, то есть персонажей, не выполняющих общей сверхстоящей функции, не вносящих свою лепту в развитии той или иной общей идеи, а живущих и действующих «просто так» и лишь потому, что не могло бы быть иначе. Пример: Григорий Васильевич (Братья Карамазовы) порожден положением и обстоятельствами, но не идеей. Возможно, он ухаживал за Иваном в его младенчестве, отрочестве, но то не придало Ивану характерной интонации, или идеи, так что из тезиса «Григорий Васильевич воспитывал Ивана», мы можем вывести лишь «Григорий Васильевич воспитывал Ивана», или, возможно, «не отец Карамазов воспитывал Ивана»; если бы Достоевский не упомянул об этом, основной стержень романа никоим образом не пошатнулся бы. Мы так же не можем видеть внутреннего голоса Григория Васильевича, тем более его «отголосков» и «отражений», все это попросту опускается, ведь и роль у него совсем не идейная, а, как я уже говорил, порождена обстоятельствами. Но, тем не менее, механические герои нужны, хотя бы затем, чтобы роман не завис в воздухе, не утонул в абстракциях. В романах Достоевский всегда обстоятелен и последователен.
Что касается монологов, распадающихся на многие голоса, как, например, перебивчивая речь Девушкина (речевой стиль, определяемый напряженным предвосхищением чужого слова[23]), то я считаю, что с той же успешностью, с тем же эффектом, многие диалоги у Достоевского, составленные из реальных собеседников, могут слиться в единый поток, как будто бы можно их придать одному лицу, с одним лицом сопоставить и будто бы все его оппоненты лишь отражение его, лишь разные стороны его души, сущности.
Достоевский сам дает тому яркую иллюстрацию в разговорах Ивана Карамазова с чертом, где Иван часто говорит о том, что черт – он сам, что черт – плод его воображения, не может знать, помнить больше чем он, не может думать и говорить о вещах, которые были бы неизвестны и чужды Ивану. Вот и Бахтин пишет, что всем персонажам Достоевского все известно и как бы заведомо объяснено: любые обстоятельства, подробности, детали, имеющие место быть в том или ином романе, в той или иной повести, имеющие возможность завязаться, может быть, даже в какую бы то ни было интригу. Для них нет неожиданностей, но они переваривают все в себе, на протяжении многих страниц, многочисленно переосмысливая то или иное, складывая и раскладывая всевозможные мозаики.
Обычно, как уже говорилось, главный герой совмещает в себе целый спектр голосов посторонних, равно как и чужих сознаний. Они влияют на его собственное сознание, слово и в прямой и в косвенной степенях, но присутствуют постоянно и в той, или иной мере надламывают его самого и, таким образом, сквозь малое мы можем пройти к целому, к большему. Через одного увидеть всех. И это уже не говоря о том, что образы, «души» героев соприкасаются друг с другом, передавая друг другу те или иные черты и оттенки свои, даже из романа в роман:
«Иван Карамазов есть только последний и самый полный выразитель того типа, который, колеблясь то в одну, то в другую сторону, уже и ранее рисовался перед нами то как Раскольников и Свидригайлов ("Преступл. и наказ."), то как Николай Ставрогин ("Бесы"), отчасти как Версилов ("Подросток"); Алеша Карамазов имеет свой прототип в кн. Мышкине ("Идиот") и отчасти в лице, от имени которого ведется рассказ в романе "Униженные и оскорбленные"; отец их, "с профилем римского патриция времен упадка", рождающий детей и бросающий их, любитель потолковать о бытии Божием "за коньячком", но главное -- любитель надругаться над всем, что интимно и дорого человеку, есть завершение типа Свидригайлова и старого князя Вальковского ("Униженные и оскорбленные")». [24]
В слове Достоевского между внешним и внутренним расстояние сведено до минимума. Самые глубокие и важные вопросы не могут проявляться лишь в монологических сентенциях; они распространены всюду, они ни на минуту не теряют внимания Достоевского, и когда на свет выходит один человек со своим персональным, полноценным словом, то за ним, в тени, остаются другие, влияющие на его состояние и на его слово тем больше, чем больше пытается он отделиться от них. Им, в первую очередь, правит диалог всего романа, довлеющий всему, из него истекает все последующее, и оно-то внутренне связано, неразрывно.
Заключение
В заключении Бахтин говорит о роли полифонического романа. Полифонический роман как новый жанр, как принципиально новый способ в и дения, мировоззрения, разумеется, не может и не должен заменить или вытеснить всю литературу во всем ее разнообразии видов и жанров, но в «диалогической сфере бытия», в сфере человеческого сознания этот жанр обладает заметными преимуществами, будучи способным изображать внутреннее, не поступаясь правдой и не выпадая из философии в фантастику.
«Научное сознание современного человека научилось ориентироваться в сложных условиях «вероятностной вселенной», не смущается никакими «неопределенностями», а умеет их учитывать и рассчитывать. Этому сознанию давно уже стал привычен эйнштейновский мир с его множественностью систем отсчета и т.п. Но в области художественного познания продолжают иногда требовать самой грубой, самой примитивной определенности, которая заведомо не может быть истинной». [25]
Достоевский совершил исключительный прорыв в области литературной поэтики вообще, усложнив и углубив это понятие; Бахтин говорит о том, что «диалогическая открытость художественного мира Достоевского» - «самая сущность его». Действительно, трудно представить себе роман Достоевского в каком-то ином виде, трудно вообразить какой-либо другой жанр, могущий показать с не меньшей точностию мир человеческий во всех его внутренних, бесконечных взаимовлияниях и взаимообращениях; именно Бахтин выделил полифонию Достоевского как новый жанр, призвав более внимательно отнестись к этой его стороне, ибо в ней заключены многие важные элементы творчества, поэтики и мироощущения Достоевского. Бахтин научил нас применять к Достоевскому более гибкие, относительные и объемлющие рамки, нежели к «монологическим романам», дабы не искать в Достоевском того, чего нет, как, например, и по сей день ищут «завершающие определения персонажей», «монологическую авторскую идею», «жизненное правдоподобие».
3.
Нам известно, что слово у Достоевского перекликается и само с собой и движется согласно многим, различным факторам; что сознания и идеи живут здесь особенной жизнью и роман полнится ими, ими же согласуясь и вырисовываясь. И та особенность, благодаря которой акценты, говоры, голоса многих были так похожи по интонации, по мелодике, благодаря которой же мы, не заслонясь ничем, проникаем в удивительный мир, где действует законы своеобразные, где все подчинено слову, идее, где каждый человек пропитан ими, из них состоит, где каждый связан с другим. Бахтин собрал и согласовал многочисленные факты, помогающие лучше разобраться в творчестве Достоевского, понять его, вглядеться в него, увидеть уникальную в своем роде механику сотворения; именно полифония здесь стоит далеко не на последнем месте, она не только присутствует, она движет, управляет текстом, но, как мне кажется, даже поэтику[26] Достоевского понять и объяснить лишь со стороны многоголосости нельзя; есть места, противоречащие концепции Бахтина, есть места совершенно темные, или же непонятные с этой точки зрения, но оттого не менее художественные, не менее ценные. Собственно, «монологическое», данное в меру, отнюдь не замещает «диалогического», но если бы роман строился исключительно на «диалогическом», только для него и вокруг него, форма потеряла бы свое содержание. Этого не случилось. И, как известно, содержание всегда подсказывает форму; сложный внутренний, сознательный и подсознательный мир (причем мир реальный и настолько реальный, что мы, собственно, не видим перехода от внутреннего к внешнему и наоборот, все происходит в настоящем, и события (более или менее оставляя свою тень во внутреннем) ведутся в реальном пространстве и даже монологически ощутимы), который изображал Достоевский вполне естественно входит в диалогические формы; так что, возможно, новаторство Достоевского – в нем самом. В его проницательности, в уме, в исключительной воле Достоевского. Придумывать формы изображения нарочно ему было ни к чему, поэтика его не как теория, но как поэтика – во всем органична и оправдана, с этой стороны, возможно, она и не способ в и дения, а суть в и дения.
Список использованной литературы:
· Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание»
· Ф.М. Достоевский «Идиот»
· Ф.М. Достоевский «Братья Карамазовы»
· Ф.М. Достоевский «Бедные люди»
· М.М. Бахтин «Проблемы поэтики Достоевского»
· Ю.И. Минералов «История русской литературы IXX века»
· В.Н. Захаров «Система жанров Достоевского»
· «XXI век глазами Достоевского», материалы международной конференции, состоявшейся в университете Тиба (Япония) 22-25 августа 2000 г.
· В. В. Розанов «Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского»
· Л. Шестов «Апофеоз беспочвенности»
· Л.В. Карасев «О символах Достоевского»
[1] «XXI век глазами Достоевского», материалы международной конференции, состоявшейся в университете Тиба (Япония) 22-25 августа 2000 года, М., ИД «Грааль», 2002, с.34
[2] М. Бахтин «Проблемы поэтики Достоевского». М., «Советская Россия», 1979, с. 5
[3] В.Н.Захаров, «Система жанров Достоевского», Л., Ленинградский университет, 1985, с. 170
[4] Бахтин М. «Проблемы поэтики Достоевского», М., «Советская Россия», 1979, С.166
[5] «XXI век глазами Достоевского», материалы международной конференции, состоявшейся в университете Тиба (Япония) 22-25 августа 2000 года, М., ИД «Грааль», 2002, с.27
[6] «Письма», Госиздат, М. – Л., 1930, т. IV, с. 109
[7] Л. Шестов «Апофеоз беспочвенности», М., ООО «Издательство АСТ», 2005, с. 106
[8] Бахтин М. «Проблемы поэтики Достоевского», М., «Советская Россия», 1979, С.166
[9] М. Бахтин «Проблемы поэтики Достоевского». М., «Советская Россия», 1979, с. 69
[10] Бахтин М. «Проблемы поэтики Достоевского», М., «Советская Россия», 1979, с. 67
[11] Ф.М. Достоевский, «Идиот», Эксмо, М., 2006, с. 431
[12] Ю.И.Минералов, «История русской литературы IXX», М., «Высшая школа», 2003 г., с. 119
[13] Ю.И.Минералов, «История русской литературы IXX», М., «Высшая школа», 2003 г., с. 117
[14] М.Бахтин, «Проблемы поэтики Достоевского», М., «Советская Россия», 1979, с. 86-88
[15] М. Бахтин, «Проблемы поэтики Достоевского», М., «Советская Россия», 1979, с. 301
[16] М. Бахтин «Проблемы поэтики Достоевского». М., «Советская Россия», 1979, с. 169
[17] М. Бахтин «Проблемы поэтики Достоевского». М., «Советская Россия», 1979, с. 184-185
[18] М. Бахтин «Проблемы поэтики Достоевского». М., «Советская Россия», 1979, с. 190
[19] М. Бахтин «Проблемы поэтики Достоевского». М., «Художественная литература», 1972, с. 316
[20]...что в контексте разбираемого не столь важно.
[21] М. Бахтин «Проблемы поэтики Достоевского». М., «Художественная литература», 1972, с. 322
[22] М. Бахтин «Проблемы поэтики Достоевского». М., «Советская Россия», 1979, гл.4, «Слово героя и слово рассказа в романах Достоевского».
[23] М. Бахтин «Проблемы поэтики Достоевского». М., «Советская Россия», 1979, с. 238
[24] В. В. Розанов «Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского», СПБ.,1894, глава I
[25] М. Бахтин «Проблемы поэтики Достоевского». М., «Советская Россия», 1979, с. 314
[26] Исключая, согласно Бахтину, все остальные стороны творчества Достоевского.
Дата добавления: 2015-02-16; просмотров: 20 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |