Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Журнал «Родина» №8, 1995

Лечение после смерти

50-е годы в зеркале социологии

Официальные документы мартовских дней 1953 года и последующие воспомина­ния говорят о том, что смерть Сталина восприни­малась людьми как траге­дия. Еще бы: скончался ведь не про­сто «великий вождь и учитель», а жи­вой бог.

Центральный Комитет КПСС, Совет Министров СССР и Президиум Вер­ховного Совета СССР были завалены резолюциями партийных организаций и трудовых коллективов, а также пись­мами отдельных граждан с предложе­ниями, как увековечить память почив­шего. Некто Б. Козлов предлагал от­ныне аббревиатуру «СССР» расшиф­ровывать как «Союз Советских Ста­линских Республик». М. Городилов, М. Кремер и Лихачев полагали необ­ходимым преобразовать орден Лени­на в орден Ленина—Сталина. М. Яхин и Ф. Сильченко настаивали на том, чтобы учредить особый орден Стали­на для награждения «передовых лю­дей»¹.

Месячный оклад на постройку от­дельного мавзолея Сталина пожертво­вал москвич Н. Крицков².

Как личное горе восприняли смерть Сталина 32 из 59 респондентов, опро­шенных студентами исторического факультета Московского педагогичес­кого университета. Слезы и плач, даже рев упоминают 19 из них, опасение за будущее, страх перед неизвестным грядущим — 16. «Что же делать... Как же мы будем без него?.. Пропадем. Все рухнет... Как бы опять война не началась... Теперь Запад возьмет нас голыми руками...»³

Не видели особой, даже никакой трагедии в случившемся восемь опро­шенных. А. Алексин из деревни Пирогово (Мытищинский район Московс­кой области) считал, что «втайне все этому были рады»⁴. Смоленская кол­хозница хуторянка М. Москалева заду­малась: «С чему это — к лучшему или к худшему?»⁵ «Может быть, это и к луч­шему», — рассуждал председатель колхоза И. Липай⁶

Очень надеялся, что «будут восстановлены попранные ленинские заветы, освобождены мил­лионы заключенных, а народ раскрепощен»,», репрессированный в свое время, а затем реабилитированный Соловей⁷.

Естественно, что в культовом созна­нии, потрясенном известием о смер­ти Сталина, вслед за вопросами, как же быть без него, что будет с нами дальше, возникал и другой вопрос: а кто будет ему наследовать? Ссыльный поэт Наум Коржавин, отдавший в юности дань восхищения личности по­койного в стихотворении «На смерть Сталина», ответил на него так: «Его хоронят громко и поспешно соратни­ки, на гроб кося глаза, как будто мо­жет он из тьмы кромешной вернуться, все забрать и наказать. Холодный тра­ур, стиль речей — высокий. Он всех давил и не имел друзей... Я сам не знаю, злым иль добрым роком так много лет он был до наших дней... Моя страна! неужто бестолково ушла, про­пала вся твоя борьба? В тяжелом, мут­ном взгляде Маленкова неужто ныне вся твоя судьба?А может, ты поймешь сквозь муки ада, сквозь все свои кро­вавые пути, что слепо верить никому не надо и к правде ложь не может при­вести»⁹.

И тем не менее страна продолжала «слепо верить». Однако уже не так бе­зоглядно, как раньше. У многих вызы­вало недоумение, почему во главе правительства встал не Молотов, ко­торого считали правой рукой Сталина, а мало кому известный до недавнего времени Маленков. Появились слухи, что это временная фигура, что вскоре «поставят Берию»⁹. Росту популярнос­ти последнего способствовало сооб­щение возглавляемого им Министер­ства внутренних дел СССР об осво­бождении профессоров-медиков. «Товарищи, поздравляю вас, честь белого халата восстановлена*.» — кри­чала на радостях врач детской поли­клиники Свердловского района Моск­вы Лившиц. «Мы теперь можем смело и откровенно смотреть в глаза боль­ным»,— вторила ей врач медсанчас­ти № 2 Толчинская.

«Надо отдать должное товарищу Берии, который разоблачил вреди­тельские махинации бывших работни­ков Министерства государственной безопасности, — говорил на заводе № 45 слесарь Чиликин, — за это ему большое спасибо». Не все, однако, поверили в невинов­ность кремлевских врачей. Рабочим 2-го часового завода трудно было предположить, что обвиняемые сами себя оговорили: «Никакие пытки не могут заставить признаться в том, в чем ты невиновен». Работницы дезин­фекционного отделения № 8 санитар­но-эпидемиологической станции Ки­ровского района Брынова и Мышлено-ва рассуждали следующим образом: «Не ошибка ли допущена сейчас? По­чему Олег Кошевой, когда его пытали, стойко оставался при своем мнении, а у этих людей, как сказано в сообще­нии, «вынудили ложное признание»?» На фабрике «Красная швея» после коллективной читки сообщения МВД поднялся крик и шум: «Неправильно! Будем писать в правительство, что не­верно освободили. Опять травить бу­дут!»¹⁰ Интересовались люди и тем, «почему это сообщение исходит не от Совета Министров, а от Министерст­ва внутренних дел?»"

Последним вопросом задавались и члены Президиума ЦК КПСС. И дела­ли соответствующие выводы. 26 июня 1953 года Л. П. Берия был арестован, 2—7 июля его дело обсуждалось на пленуме ЦК КПСС. Страна поверила всем выдвинутым против него обвине­ниям.

8 августа 1953 года Председатель Совета Министров Г. Маленков обе­щал на сессии Верховного Совета «в течение двух-трех лет резко повысить обеспеченность населения продо­вольственными и промышленными товарами...»¹². Но наиболее важным было обещание значительно снизить нормы обязательных поставок с лич­ного подсобного хозяйства колхозни­ков, полностью снять недоимку по сельскохозяйственному налогу про­шлых лет, а сам налог снизить пример­но в два раза. Однако звезде Маленкова сиять на политическом небосклоне суждено было недолго. Все чаще и газеты, и радио, и только что появившееся те­левидение напоминали что, хоть руко­водство у нас «коллективное», но пер­вую скрипку в нем играет первый сек­ретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев. Впечат­ления от его публичных выступлений и частых «явлений к народу» были про­тиворечивы. Большинству нравился его простецкий вид, веселый нрав, умение говорить без бумажки. «Кре­пок, здоров, простонароден, выгля­дит, как предтеча Нового времени», — так отзывалась о нем 3. Чернитенко. Однако часть интеллигенции он шоки­ровал своею «мужицкой неотесан­ностью и грубостью». «Первый чело­век в государстве, а выступает безгра­мотно!» — судил, например, военврач В. Соломатин¹³. Сам Хрущев наиболее великим сво­им деянием считал арест Берии. В ис­тории же он остался прежде всего как «разгребатель грязи», разоблачитель сталинских преступлений. Его доклад о культе личности, сделанный на за­крытом заседании XX съезда КПСС 25 февраля 1956 года, затем оглашал­ся на партийных и комсомольских со­браниях. Обсуждать его не полага­лось. И тем не менее жарких дискус­сий избежать не удалось. Вскоре в от­дельных партийных организациях ста­ли рассматриваться персональные дела коммунистов, «неправильно по­нявших линию партии в вопросе о культе личности». Посыпались выго­воры и исключения из партии с одно­временным увольнением с работы.

Чуть ли не поверхностным назвал доклад Хрущева профессор филосо­фии Академии общественных наук при ЦК КПСС Б. М. Кедров, сын видного советского деятеля, репрессирован­ного в 1941 году. Он заявил, что в до­кладе нет серьезного анализа причин культа личности. Особенно возмутило его то, что Хрущев изобразил культ личности как личную трагедию Стали­на: «Какая уж там личная трагедия?! Вот трагедия партии и народа — это да!» Вышел скандал. Кедров схлопо­тал выговор. На четыре года было от­ложено выдвижение его кандидатуры в члены-корреспонденты Академии наук СССР¹⁴.

Ленинградский геофизик, лауреат Сталинской премии Н. Н. Самсонов написал в ЦК письмо, в котором пот­ребовал более последовательного ра­зоблачения сталинских преступлений, за что был признан душевнобольным и помещен в специальную психиатри­ческую больницу¹⁵. В теплотехничес­кой лаборатории Академии наук СССР молодой исследователь Ю. Орлов за­явил: «Чтобы культ личности не повто­рился, необходимы гласность и де­мократизация как партии, так и об­щества. Социализм сталинского типа

СССР

должен уступить место социализму демократическому». И предложил за­писать в резолюции: «Просить ЦК со­брать внеочередной съезд для выра­ботки гарантий против культа личнос­ти». На следующий день партийную организацию лаборатории распусти­ли, а у Орлова и троих его поддержав­ших отобрали партийные билеты и уволили с работы. От ареста их спас телефонный звонок к Хрущеву от бес­партийного директора академика А. Алиханова, трижды лауреата Ста­линской премии и Героя Социалисти­ческого Труда, руководившего созда­нием первого советского ядерного ре­актора с замедлителем из тяжелой воды¹⁶.

Впрочем, таких радикалов было не­много. Гораздо больше в среде той же интеллигенции было тех, кто, подобно теат­ральному режиссеру, дву­кратному лауреату Сталин­ской премии Г. А. Товстоно­гову, испытывали «чувство удовлетворенной справед­ливости». Писатель Ю. Гер­ман, подвергавшийся вмес­те с Зощенко и Ахматовой в 1946 году ожесточенным нападкам со стороны главного идео­лога Жданова, теперь звонил из Ле­нинграда в Москву своему другу и кри­чал: «Мы, наконец, вступаем в семью европейских народов. И я вступаю в партию»^.

Однако и розовые оптимисты не определяли тогда погоды в общес­твенном мнении. Анна Ахматова гово­рила в марте 1956 года: «Теперь арес­танты вернутся, и две России глянут друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили». Мало кто из тех, что «сажали», оказались способными на покаяние. «XX съезд был для нас катастрофой, — призналась 11 лет спустя Л. А. Фотиева. — Сталин был для нас авторитет. Мы любили Стали­на. Это большой человек»''⁹. А кто из полутора-двух тысяч деле­гатов и гостей съезда — всей тогдаш­ней политической элиты — мог бы по­клясться, что не доносил и не требо­вал распять? Вот почему доклад на за­крытом заседании вызвал у них шок. Похожая атмосфера господствова­ла и на партийных собраниях — за тем немногим исключением, о котором уже говорилось. Приходили, рассажи­вались, слушали в гробовом молча­нии, потом поднимались и расходи­лись...