Читайте также:
|
Об именовании Бога в философии Эриугены
Философия Иоанна Скота Эриугены (ок. 810 - после 877) часто характеризуется как довольно необычный для латинского средневекового философствования феномен. Его называют "сфинксом, стоящим у порога средних веков", "высокой скалой посредине равнины".
О жизни философа известно совсем немного. Он родился в Ирландии, учился в монастыре. "Eriugena" означает "принадлежащий к народу Эрин". имя Scotus указывает на связь не с Шотландией, а опять-таки с Ирландией, поскольку в IX в. последняя была известна как Scotus Major, а ирландцы - как Scotus.
Ирландское монашество отличалось большим своеобразием по сравнению с континентальным. Еще в V в. многие представители античной учености, спасаясь от варварских вторжений, бежали из Галлии в Ирландию. Таким путем сюда были занесены образцы греческой и римской литературы. В монастырях, основанных в V в, святым Патриком, знали греческий язык, давно уже забытый на западе Европы. Уже с конца VI в. ирландские миссионеры разносили греческую ученость и традиции своеобразного "островного" искусства в различные уголки Европы.
Спасаясь от норманнских набегов, Эриугена. как и многие его соотечественники, покинул родину и около 840 г. прибыл ко двору Карла Лысого, внука Карла Великого, где занял довольно видное место. Это был период завершения эпохи Каролингского возрождения, начавшийся после смерти Карла Великого в 814 г. Процесс политической и социальной дезинтеграции стал распространятся и на культуру. Прекратила свое существование основанная Карлом Великим придворная Академия, собравшая ученых схолархов со всей Европы, постепенно угасали светские тенденции в культуре-она вновь уходила в монастыри.
После нескольких веков бурных социальных катаклизмов, вызванных наложением двух крупнейших социально-исторических процессов - перехода от рабовладения к феодализму и великого переселения народов, когда культура греко-римской цивилизации была сметена варварскими нашествиями, а ее незначительные остатки сохранялись в монастырях, главным образом на окраинах Европы, было совершенно невозможно какое-либо культурное движение, охватывающее широкие круги общества. Каролингское возрождение в период своего расцвета как раз и было отмечено быстрым и значительным по сравнению с предшествовавшими "темными веками" подъемом и расширением образованности, развитием литературы и искусств, живым и активным интересом к античному наследию и философии раннехристианских мыслителей, что имело большое значение для прогресса европейской культуры, несмотря на то что широкие массы не участвовали в этом движении. Экономические условия жизни раннего средневековья еще не допускали расширения образованности среди мирян. Однако улучшение образования клира, на что обращали внимание каролингские правители, не могло не сказаться на уровне знаний крестьянского в целом общества Западной Европы того времени.
Расширение образованности - не единственное культурное достижение каролингской эпохи. Это было время бурных теолого-философских дискуссий, имевших большое значение для формирования европейской культуры.
Увеличение свободы критического обсуждения вследствие политических изменений (распад империи Карла Великого подорвал авторитет королевской власти, прежде довлевший и в духовной сфере), подкрепленное прогрессом в изучении патристики, распространилось и на наиболее теоретические области теологических вопросов. Заслуживает упоминания, например, сочинение "Dicta Candidi de imagine Dei", автор которого Кандид, монах из Фульды, рассматривает вопрос о возможности приложения категорий к Богу, опираясь на первое в христианской философии диалектически развитое доказательство существования Бога. Следует назвать также спор между ФредегизиемТурским и Агобардом Лионским по проблеме субстанциальности небытия.
В 40-е и 50-е гг. IX в. король Карл Лысый поощрял распространение среди схолархов вопросников по спорным теоретическим проблемам. Широко обсуждался вопрос, является ли Бог чистым бытием, не имеющим материальной основы. В ходе этой дискуссии ее участники обратились к более общей проблеме отношения души к космосу, для решения которой монах-бенедиктинец из Корбье Ратрамн использовал логическую теорию Боэция.
И наконец, затянувшийся на долгие годы, охвативший всю ученую Европу спор о предопределении. Его начал монах Фульдского монастыря Готтшолк, который, опираясь на ряд текстов Августина, выдвинул учение о двойном лредопределении -одних людей к спасению, а других - к погибели. По поручению Гинкмара Реймсского и Пардула Лаонского Эриугена написал в опровержение взглядов Готтшолка сочинение ''О божественном предопределении", в котором предложил решение проблемы, оказавшееся для франкских теологов еще более опасной ересью, чем учение Готтшолка.
Даже простое перечисление проблем, служивших предметом дискуссии в каролингскую эпоху, показывает, что это было время не просто собирания текстов, но и их обсуждения, более того - философского анализа, так что в целом Каролингское возрождение представляет собой первую стадию в становлении "спекулятивной менталькости" средних веков.
Философия Эриугены, опиравшаяся на духовные достижения Каролингского возрождения, существенным образом выходит за рамки породившей ее эпохи. Можно проследить два направления ее воздействия на последующую философскую мысль. Во-первых - это значительная ее роль в формировании схоластики как рационализированного способа философствования. Вторая линия - восприятие воззрений Эриугены западноевропейской мистикой средних веков и Возрождения (идеи его сочинения "О разделении природы" и переводов Ареопагитик). Среди последователей Эриугены - мыслители Сен-Викторской школы, МайстерЭкхарт, Ян ван Рюисбрюк. Николай Кузанский и Джордано Бруно.
Значительное место в творчестве Эриугены отводилось проблеме божественных имен, то есть вопросу о правомерности и правильности наименований, даваемых человеком Богу.
В раннем сочинении "О божественном предопределении" Эриугена разрабатывает учение о свободе воли человека и ее соотношении с предопределением. Основываясь на заимствованной у Августина и Боэция неоплатонической идее соотношения вечности и времени, он приходит к выводу, что поистине не существует ни божественного предопределения, ни божественного предзнания. Для Бога нет ни прошлого, ни будущего, так как для него вообще нет времени, ибо он существует в вечности. Поэтому Бог не может предшествовать во времени своему творению, модус бытия которого - время, а значит, не может предзнать и предопределить его. Бог предшествует своему творению в вечности, то есть логически. Но тем не менее и в Священном писании, и в творениях святых отцов церкви очень часто употребляются понятия "предзнание", "предопределение" Бога. Эриугене важно объяснить этот факт, показать, что разрабатываемые им идеи находятся в полном соответствии со священными текстами и являются их возможно более адекватным выражением. В связи с этим возникает проблема: каким образом человек пытается познать Бога, выразить его невыразимую сущность?
Идеи непостижимости сущности Бога и невыразимости ее в языке развивались преимущественно греческими апологетами и восточными отцами церкви. Не останавливаясь на причинах этого, следует только отметить, что своей кульминации отмеченная тенденция достигает в учении Псевдо-Дионисия Ареопагита об апофатической (отрицательной) и катафатической (положительной) теологии и у его последователя Максима Исповедника. Конечно, ни о каком прямом влиянии этих идей восточного христианства на Эриугену в ранний период его творчества говорить не приходится.
Тенденция отрицательной теологии существовала и в латинской христианской философии, хотя и не получила в ней значительного развития.
Так. один из первых латинских апологетов Минуций Феликс (кон. II - нач. III в.) писал: "Его <Бога> нельзя ни понять, ни определить: он не в меру нашего разумения, бесконечный, неизмеримый и только самому себе известный таким, каков он есть... Достойно нас определяем мы его, называя неопределимым... Тот. кто думает, что он постигает божественное величие, умаляет его; кто не хочет умалить, тот признается в своем незнании. Не спрашивай имени Бога, Бог его имя...'".
Что касается Августина, то, высказывая мысль: "Бог лучше познается через незнание" он не доводит понятие трансцендентности Бога до отрицания по отношению к нему всех предикатов, заимствованных из конечного мира.
У Боэция, сочинения которого были хорошо известны в средние века, этот вопрос обсуждается очень подробно в связи с анализом проблемы троичности Бога (в трактате "О Троице"). Бог един и не содержит в себе никакой множественности. В силу этого ни одна из категорий Аристотеля не может быть приписана Богу в том же смысле, что и конечным вещам. Из всех этих категорий к Богу приложимы только две, да и то, в несобственном смысле: субстанция, но не в традиционном понимании (субъект, носитель качества), а как некое пребывающее постоянное бытие, в котором свойства тождественны с ним самим: и отношение, так как относительные предикаты не изменяют субстанцию, к которой они прилагаются. Исходя из этого, Боэций решает проблему троичности так: три божественные ипостаси - это лишь отношения, не привносящие в единую субстанцию Бога ничего нового, никакой множественности. Пожалуй, именно Боэций мог оказать на Эриугену непосредственное влияние в учении о богопознании - особенно своим пониманием категории субстанции, а также различением высказываний "субстанциальных" и "относительных".
В целом же развиваемая Эриугеной концепция вполне оригинальна в рамках средневекового типа философствования, главным методом которого является поиск возможно более адекватного истолкования священного текста, скрывающего единственную, абсолютную, окончательную истину, данную Богом через откровение.
Исходя из установки на необходимость выявления скрытого смысла, Эриугена считает, что понятия "предопределение" и "предзнание" по отношению к Богу употребляются в несобственном смысле, метафорически. Ошибки же происходят вследствие неправильного истолкования - если эти слова берутся в собственном смысле и по сходству с сотворенным временным миром.
Эриугена находит две причины подобного неверного истолкования: 1) хотя вечное и временное составляют оппозицию, все же некоторое подобие вечности присуще временному, так как временное происходит от вечности (вечный Бог творит временный мир); 2) о Боге, то есть о вечности, берется рассуждать часть временного, а именно человек, неизбежно приписывая Богу несвойственные ему черты. Это рассуждение показывает, что Эриугена находится в русле гносеологической традиции неоплатонизма, согласно которой "познающее познает познаваемое в соответствии со способом бытия познающего".
Выявив причины ошибочных мнений, Эриугена делает вывод: так как вечное и временное находятся в отношении противоположности, слова "предопределение" и "предзнание" Бога следует мыслить "по противоположности" с сотворенными вещами, чтобы не впасть в ересь, которая и возникла из-за неправильного их использования. В конечном счете "различные слова, которыми разумная душа стремится назвать Бога. означают одно и то же- невыразимую сущность Творца, хотя каждое из имен говорится относительно" ' Минуций Феликс.Октавий// Богословские труды. М.,1981. Вып. 22. С. 8-10. Итак, уже в своем раннем сочинении, еще до знакомства с философией восточных отцов церкви, Эриугена различает положительный и отрицательный пути богопознания и считает второй наиболее правильным.
Впоследствии знакомство Эриугены с подробно рассматриваемой в трактатах Псевдо-Дионисия Ареопагита проблемой отрицательной и положительной теологии усилило уже имевшую место в его философии тенденцию. В 858 г. Эриугена перевел с греческого языка на латынь Ареопагитики и трактат Максима Исповедника "Объяснение трудных мест в словах Григория Богослова" ("De Ambiguis”") и Григория Нисского - "О творении человека" ("De Imagine"), написав собственные комментарии к ним. Результатом занятий восточнохристианской философией явился труд "О разделении природы", датируемый 862 - 866 гг. Он состоит из пяти книг, написанных в форме диалога между учителем и учеником - форме, типичной для произведений того времени.
Воздействие восточной христианской философии на западную не было пос-тоянным. По мере того как расходились исторические пути восточной и западной частей бывшей Римской империи, ослаблялся контакт между ними и в духовной области. Если грекоязычная апологетика (и особенно изыскания александрийской школы) вошла в духовный арсенал и восточной и западной христианской философии; если воздействие неоплатонизма III- IVвв. в лице его главных представителей Плотина и Порфирия на патриотическую философию было характерно и для Востока, и для Запада (в первом случае - непосредственно, во втором- через переводы неоплатоников Марием Викторином и через Амвросия Медиоланского, перенявшего многие идеи у каппадокийцев), то начиная с V в. западнохристианская философия развивалась автономно, и именно Эриугена явился новым связующим звеном, посредником при передаче влияния греческого Востока на латинский Запад. Обращение Эриугены к восточной патристике начинает новый этап латиноязычной философии: во-первых, непосредственное влияние весьма необычной для Запада системы Эриугены прослеживается в различной степени на протяжении всего средневековья; во-вторых, переведенные Эриугеной сочинения Псевдо-Дионисия Ареопагита играли в дальнейшем значительную роль в развитии западноевропейской философии.
Находясь на стыке двух направлений христианской философии, Эриугена создает поразительную по своей грандиозности и внутреннему единству систему. Ее характе-ризует, с одной стороны, идущий от восточных традиций онтологизм, стремление к созданию целостной картины мироздания, представление о Боге как абсолютной основе всего сущего, методологическая установка - от бесконечного к конечному, от Бога к миру. твари, человеку: с другой - психологизм западного толка, большее внимание к проблеме человека, представление о Боге как духе, аналогом которого является человеческий дух. и соответствующая методология - от конечного к бесконечному, от человека к Богу. Причем в предметной области преобладающим (но не абсолютным) является влияние Востока - метафизическая проблематика, а в мето-дологической - Запада ("Важнейший и едва ли не единственный путь к познанию истины- сначала познать и возлюбить человеческую природу... Ведь если человеческая природа не ведает, что совершается в ней самой, как она сможет узнать то. что находится выше ее?").
В целом свою главную метафизическую проблему - соотношения Бога и мира -Эриугена решает следующим образом: происхождение конечного мира от Бога, абсолютной и непостижимой основы всего сущего, мыслится им как внутренний, мыслительный и одновременно волевой, то есть в конечном счете психический, процесс, совершающийся в самом Боге.
Основное методологическое отличие философии Эриугены от обоих течений христианской философии заключается в том. что он в своих рассуждениях сознательно стремится встать на самую высшую точку зрения - точку зрения Бога, чтобы отсюда
' Eriugena Ioannes Scotus. De ivisione naturae, II, 32// Patrologiae corpus completus. Seria latina Ed., par., J.-P Migne. Paris, 1845. Т. 122. охватить все сущее мысленным взором и попытаться понять его. "Силой внутреннего созерцания вступает духовный человек в причины вещей, о коих судит. Но не по внешней видимости чувственных вещей различает он их, а по внутренним основаниям, и неизменным причинам, и основным первообразам, в которых они существуют и суть одно. Итак, духовный человек рассуждает обо всем сущем, находясь там, где оно пребывает истинно и неизменно и куда должно возвратиться все то, что произошло из своих первоначальных причин'".
Причем Эриугена очень четко различает онтологический и гносеологический моменты: одно дело - то, что есть в действительности, а другое - как мы себе это представляем, какие мысленные ходы осуществляем и как пытаемся выразить невыразимое и постигнуть непостижимое.
Новое, что появилось у Эриугены в трактовке проблемы богопознания в поздний период, - это положение о том. что не только человек в силу своей конечности и бесконечности объекта познания не может постичь Бога, но и сам Бог не знает самого себя, так как он бесконечен, а это означает беспредельность, то есть неопределимость и непостижимость (ибо познать, постигнуть - значит дать определение, определить) его никаким познающим субъектом, и им самим в том числе. "Каким же образом неведение присуще Богу, для которого ничего не скрыто ни в нем самом, ни в том, что произошло от него... Его неведение есть неизреченное постижение... Под божественным неведением должно понимать... непостижимое беспредельное божественное знание"{1}. Если все ж попытаться - хотя бы неадекватно - раскрыть суть божественного самопознания, то, согласно Эриугене, это можно сделать следующим образом: "Бог объемлет себя лишь в том смысле, что сознает себя необъемлемым; постигает себя лишь в том смысле, что сознает свою непостижимость; мыслит себя лишь в том смысле, что сознает невозможность помыслить себя в чем-либо. Ибо он превосходит все, что есть и может быть"[3]'.
18 Диалектики и антидиалектики
Может быть, самым решительным противником светского образования на средневековом Западе был св. Петр Дамиани (1007-1072). В известном теологическом споре XI в. между "диалектиками" и "антидиалектиками" (термин "диалектика" в средние века был другим названием для логики, причем логики Аристотеля) он был наиболее ярким выразителем мнения последних. Надо заметить, что все участники спора, несомненно, знали логику (не говоря уже о грамматике), а что касается Петра Дамиани, то, судя по его красноречию, он был знатоком и риторики. Спор затрагивал главным образом две проблемы; Во-первых, следует ли монаху, оставившему мир, получать светское образование, имеет ли оно какую-либо ценность для него? Во-вторых, оправданно ли для христианина прилагать правила логического рассуждения к таинствам веры? "Диалектиками" называли тех, кто не видел оснований, почему разум — тот именно дар, в котором явлен образ Бога в человеке, — нельзя применять повсюду. Такой образ мыслей мы встречаем, например, у Беренгария Турского (ум. 1086), который приложил логику и некоторые философские понятия к объяснению видимых явлений в таинстве евхаристии. Против такого неумеренного использования логики были многие теологи того времени, даже те, кого никак нельзя причислить к оппонентам рационального познания вообще, например Ланфранк (1010-1089), учитель Ансельма Кентерберийского, настоятель аббатства Ле Бек. Петр Дамиани в этом споре занимал другую крайнюю позицию. Не только о таинствах веры не компетентен судить разум, но во всех духовных и жизненно важных вопросах, перед которыми человек стоит в неведении, молитвенный плач, посредник между Богом и человеком, является единственно истинным и знающим наставником. По Дамиани, презрение к миру — условие богопознания и спасения. Монах, стремящийся к совершенству, должен затвориться в стенах обители, полюбить духовную тишину, устрашиться мирской суеты. Ибо мир день ото дня все больше погрязает в пороках, так что святая душа повреждается от одного только созерцания его. Монах не нуждается в философии. Будь философия необходима для спасения человечества, рассуждает Дамиани в трактате «О святой простоте», Бог послал бы для проповеди философов, а не рыбаков (PL., 145, 697В С). Рациональное познание не только не полезно, но вредно, оно причина грехопадения, проникновения зла в мир, продолжает он. Дьявол, намеревавшийся ввести в мир полчища всех пороков, поместил жажду познания во главе этой армии, и вслед за ней вереницей входят в несчастный мир толпы беззаконий. Поэтому, приходит Дамиани к выводу, не следует монаху, оставляя духовные занятия, пускаться в погоню за пустым светским знанием.
Дата добавления: 2015-01-30; просмотров: 40 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |