|
Читайте также: |
Старик отложил потертый микрофон на стол. Откинувшись в заплатанном и перешитом, как жертва хирурга-изувера, кожаном кресле на хромых колёсиках, он привычным движением выудил из внутреннего кармана брезентовой куртки блестящую лаком курительную трубку. С минуту он ласково её разглядывал в зелёном свете диода, украшавшего микрофон. Микрофон был подключен к компьютеру, но монитор не горел, от старости он временами впадал в забытье и гас. На лице старика стали плясать тени прошлого. Его тонкие губы дрогнули в усмешке, смеси иронии, печали, ностальгии и сарказма. Казалось, воспоминания так сильно поглотили его, что, приди ему конец, он бы не заметил. Смерти пришлось бы долго хлопать его по спине и щелкать перед глазами костлявыми пальцами.
Однако старик совсем не собирался становиться памятником собственной памяти. Совсем наоборот он внезапно начал активные действия. Пошарив в другом кармане, вынул резной деревянный ящичек: гибрид табакерки и спичечного коробка, бывший его гордостью. Как и трубка, ящик был вырезан самим стариком давным-давно, когда людей на Земле было побольше. Однако, табак уже начал стремительно дорожать.
Всё еще размышляя о прошлом и знаках Апокалипсиса, замеченных им тогда слишком поздно, старик неспешно открыл ящичек. Две трети его полости занимал табак. Треть, отделившись тонкой перегородкой, длинные и мощные спички.
И табак и спички старик, следую принципу «если хочешь сделать что-то хорошо» стал производить еще тогда, когда вырезал свою трубку. Хотя, «производить» не то слово. Производили корпорации на своих фабриках. Иногда что-то производило то или иное государство, а тут человек, загнанный в угол дефицитом. Изготавливал,- вот. Полезный навык, как оказалось; перебравшись в долину, старик успешно влился в нехитрую систему местного бартера. Всем нужны спички. Было время, когда это замечательное изобретение, казалось, ушло в прошлое. Но стоило людям долины почти вернуться в каменный век, потеряв связь с погибшей цивилизацией, спички вновь вышли на сцену, став чуть ли не основой новой экономики. Спички, информация, вода.
Как и любая другая, деревенька, ставшая приютом старику, не мыслила себя без сельского хозяйства. Все своё, как говорят сами жители, гордо уперев мозолистые руки в бока. Успешному земледелию способствовал местный климат, следствие изоляции долины и термальной активности под ней. Холодные ветра, циклоны и прочие погодные напасти внешнего мира разбивались об окрестные горы, не успевая навредить земледельцам. На юго-западе долины били в небо столбы пара и кипятка. В народе это место считалось погибельным и называлось "Чёртова кухня". Стаожилы рассказывали диковинные байки о том месте. Говорили - там выходят на поверхность вытяжки прямиком из ада, и всех, дерзнувших сунуться туда, черти утаскивали под землю прямиком в пекло. «Чёртову кухню» обходили стороной.
Старик же оказался прозорливее жителей долины. Ему удалось обуздать подземные силы. Система из особо устойчивых к агрессивным средам труб, турбин и трёх мощных генераторов, по сути - электростанция, собранная им в первые же месяцы пребывания тут, съела остатки его сбережений. Чертежи старик составил сам, детали пришлось заказывать и перевозить в долину грузовиком. Зато здесь появилось электричество.
Лето в долине начиналось рано и поздно кончалось. За сезон снимали три урожая, это в плохой год. Если год был хорошим, погреба были забиты доверху уже к середине лета. Каждый выращивал свеклу, морковь, капусту, добывали кедровый орех в вековой роще. Долина славилась козьими сырами и кедровым хлебом (тайна местной кухни),- объедение. Варили самогон и пиво из чего только могли придумать. Ставили берёзовую бражку. Разводили кур, гусей и овец. Коров, свиней и лошадей не держали из экологических соображений.
Конечно, кое-чего не хватало. Раньше соль, специи, спички, рыбу и всё чего не хватало жителям долины, добывали в обмен на сыр, орехи, пиво и самогон в приморском городе, расположенном к востоку за горами. Рыбу брали только в копчёном, солёном или вяленом виде впрок. Однако город зачах. Половину жителей сгубила война. Те, что остались, вымерли неизвестно от чего буквально за сутки, если не врут деревенские старожилы. Рассказывали, что последний продуктовый обоз, войдя в город, оглох от тишины. Раньше полный жизни, кишащий страстями и делами, он стал угрюмым призраком, а море, видимое из любой его точки, как будто ожило, поменяло цвет и вообще вело себя странно. Так говорят старожилы. Жители деревни, было, приуныли: как так, без рыбы? А соль? А если это конец, если скоро наш черёд? Но сельская жизнь тем и хороша, некогда унывать, на уныние решительно не хватает времени. Вот прополка, коз надо доить, кормить кур, крыша прохудилась, за водой бы сходить до вечера. Погоревали, помянули и забыли.
Однако вернёмся к старику, тот и не думал забывать. Заправив трубку табаком, он разбудил задремавший монитор. Из недр памяти пыльного компьютера откопал несколько таких же пыльных песен и, наконец, принялся раскуривать. Коморку озарили вспышки, отозвавшиеся в памяти старика истошным криком целого мира, на смену которому пришла тишина. Компьютер тем временем сеял сантименты, орудуя голосом барышни певшей о памяти и прогулках под потемневшим небом (1). Не хватало только пепельницы, старик исправил это. Скрипнув, кажется, на всю округу, он открыл ящик стола и достал её. То есть его: предметом, ставшим пепельницей старика, был человеческий череп, раньше принадлежащий хозяину табачной лавки. В отличие от старика, тот пользовался черепом по его прямому назначению, и иногда его почёсывал, подсчитывая прибыль и убытки. К сожалению, а может и к счастью табачный воротила стал жертвой религиозных фанатиков, совсем озверевших в преддверии Апокалипсиса…
В проигрывателе компьютера песня печальной барышни сменилась притчей о грешнике, искавшего спасения у кого только можно(2).
Внезапно старик развернулся, скрипнув кожаной обивкой крутящегося кресла. Мелькнула улыбка и помолодевшие вдруг глаза. Вскочив с кресла (оно откатилось к столу), он начать копаться в дальнем и тёмном углу лачуги, поднимая пыль. Оставленная трубка обиженно дымила на столе. Упало что-то тяжёлое, старик тихо и беззлобно выругался, чихнул. Прошло некоторое время, и поиски увенчались успехом, наградой старику за труды стала обувная коробка, измочаленная на гранях, пыльная и покрытая треснувшей краской. Вернувшись в кресло, старик положил коробку на стол перед собой, уделил внимание начавшей гаснуть трубке и переключил вопли о грешнике на степенную джазовую импровизацию. Докурив, он торопливо выбил пепел в череп бедолаги табачника, вернул трубку и ящик в недра куртки и, вытянув жадно дрожащие руки над коробкой, замер в предвкушении. Можно было подумать, что к старику давеча заглянул другой, одетый красно-белым, добродушный, щедрый и воздал за примерное поведение, но это предположение было бы ошибочным. Подарили, да, но: во-первых, даривший был совсем не стар, совсем не мужчина, и было это невесть когда. Не в силах себя сдерживать, старик сдёрнул крышку, бережно отложив её на стол, слева от коробки.
В коробке аккуратно лежали кожаные новые полуботинки, они словно издавали лёгкий и уютный свет. Последняя настоящая обувь на земле, как привык думать старик, и ему это очень льстило. В лачуге будто стало светлей: паутина, полки с различной аппаратурой, мотками кабеля и проводов. Калека-комод, уютно продавленный диван старика слева от стола, старый и горбатый от времени шкаф. Всё выплыло из мрака навстречу заветной коробке, словно кроме обуви в ней было ещё что-то незримое, эфемерное, но непобедимое временем и даже смертью…
Открыв ещё один ящик стола, старик вынул на свет монитора жестяную банку из-под бобов. Бобы в ней давно сменились на смесь воска (старик держал пасеку), кедровой живицы и жира местных баранов и гусей. Состав старик готовил только для себя, крайне редко и с большой любовью и самоотдачей. Как и обувная коробка, банка была потёрта и порядком потаскана. Изображение «просто чудо каких питательных» бобов, нарисованное прямо на её корпусе почти стёрлось. Как и память об их вкусе. Очевидным же достоинством этой ёмкости была завинчивающаяся крышка. Обычно бобы насмерть запаивались, как и все консервы в жестянки, а тут - нате. То ли рекламный ход, то ли оплошность дизайнера. А впрочем, весь мир сходил тогда с ума, и нелепая банка была самым безобидным тому доказательством. Сам старик полагал, что банка была рассчитана на длительное использование в условиях агрессивной окружающей среды (как минимум ядерной зимы). Проведя серию опытов, показавших поразительные антирадийные свойства банки, он только утвердился в своих умозаключениях.
Неспешно отвинтив крышку, старик вынул круглую поролоновую ветошь, хранимую на её внутренней поверхности. Крышку положил слева в крышку обувной коробки. Зачерпнув состав пальцами, он нанёс его на ветошь. Вынул правый ботинок, осмотрел его со всех сторон со значительным и немного печальным видом, и принялся аккуратно и бережно втирать. Размеренные, степенные и даже торжественные движения старика напоминали чайную церемонию, причём чай в ней подавали императору.
Как нельзя лучше подходившая для такого обстоятельного и тщательного процесса импровизация размером 5/4, выдаваемая колонками откуда-то из тёмных углов стариковской хибары подходила к концу(3). Старик же только заканчивал с правым ботинком. Внезапно плечи затряслись, морщины на лице стали рельефнее и глубже. Старик ссутулился, словно высох, и разрыдался в голос. Вот тебе, на. Однако, поборов себя, смахнул слезы рукавом и, улыбнувшись куда-то в окно, сказал неизвестно кому: «Спасибо».
Слегка дребезжащий голос из колонок, поведал об отсутствии у него дома и пары штиблет, но, тем не менее, радовался жизни(4). Старик проникся и заулыбался во всю, слёз как не бывало. На этой оптимистичной ноте, он лихо закончил со вторым ботинком, не успев начать. Аккуратно сложив обувь в коробку, старик вынул бобовую крышку из картонной, завинтил и убрал на место банку с пастой. Закрыв коробку, он помести своё сокровище на полку, справа от стола. Для этого пришлось подвинуть массивный шлем и пару перчаток - контроллеров. С полки упала какая-то мелочь. Старик и ухом не повёл.
Донельзя довольный собой и проделанной работой он решил перекурить. Блеснули лаком трубка и табакерка. Дым слоями заполнил хибарку, в его струи вплетались воспоминания…. Старик решительно не знал чем ещё себя занять. Сегодня он проснулся ни свет, ни заря и, внезапно, решил вести голосовой дневник. Нахлынувшие обрывки прошлого засыпали его с головой, и настроение диктовать пропало. Совсем отчаявшись, он решил было начать уборку, давно собирался. Внезапно, пугая всё живое в округе, заорали колонки, до этого игравшие что-то приятное и бодрое. С потока посыпалась пыль и мелкий мусор. Старик отреагировал до ужаса молниеносно, - убрав звук, он взглянул на рабочий стол. На нем призывно мигал баннер уведомления. Высококонтрастная надпись, видимая скорей всего даже из космоса, гласила: «ЯНУШ, ПОРА ПРОВЕДАТЬ МОРЕ!».
Януш усмехнулся, отложил трубку и, хрустну пальцами, сказал: «Пожалуй, пора».
Дата добавления: 2015-05-05; просмотров: 11 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
| Вступление. | | | Часть 2. Дорога к морю. |