Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава двадцать шестая.

Читайте также:
  1. А как же она? Аурелия сказала, что она ждала вашей свадьбы двадцать лет. Я чувствую себя... Это ведь из-за меня...
  2. Глава двадцать восьмая. Награды находят своих героев
  3. Глава двадцать девятая. Тяжелый удар
  4. Глава двадцать пятая. Шахта Дорибера. Часть первая
  5. Глава двадцать седьмая. Возращение
  6. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ. ХЭЛЛОУИН С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ КАЯ.
  7. Глава двадцать шестая. Шахта Дорибера. Часть вторая
  8. Часть двадцать пятая.
  9. Часть двадцать седьмая.

Часть 3. Кровь моей семьи.

О том, как трудно в чужом монастыре без своего устава.

Кажется, я вконец надоел Айрону. Сам виноват! – начал рассказывать за деда, а договаривать не хочет теперь. Завёл себе дежурную отговорку.

И общение наше часто выглядит так:

- Дядь, слушай…

- Не до того сейчас.

- Да я о другом!

- Устал я.

- Айрон!

- Молчи уже.

Вчера он так в болото влез. Прём через лес, я его раза три предупредить пытался – без толку. Анатас выбрался, ясное дело, а вот дядя до сих пор тиной пахнет и одежду сушит. Разложил на плечах Анатаса, как на вешалке. Увидит кто – засмеют.

Жизнь наша во Форсте мне пришлась по вкусу. Даже жалко, что так скоро покинуть его придётся – только я распробовал местную еду, научился го́вору, свыкся с тем, что народ тут Зверя меньше боится, и нас не погонщиками, а звероводами кличут. Вообще люди в Форсте не в пример воинственней наших. Что ни деревня, то частокол, острыми кольями утыканный. Парни моего возраста с мечом да арбалетом почище любого одонатского солдата управляются. Ни сна им ни отдыха: с утра по хозяйству, день в тренеровках, вечер – скотину напоить-накормить, утренние дела доделать. Спать падают, как подкошенные.

Дикие люди. Но работящие, поневоле уважать станешь.

На весь Форст – только один Зверинец. Это как наша Кузня, только Зверинец скорей на город похож, чем на крепость. Глубокие норы во чреве земли, каменные ступени, дома, такие старые, что в них страшно зайти. И такие прочные, что на крыши их можно забраться верхом на Звере.

Даже в самых древних городах Форста нет таких прочных зданий. Здесь вообще плохонько с архитектурой – зато всюду слышны разговоры о том, как преступные Дороп и Одонат захватили земли Форста. И мнение об исторической несправедливости настолько устоялось, а воинственность местных настолько несомненна, что мы с Айроном стараемся всячески скрывать своё происхождение.

В Зверинце мне понравилось. По двум причинам: во-первых, именно там Айрон, подобревший от крепкой местной дымяты, принялся вспоминать своё детство. Точность рассказов меня изрядно озадачивала; думаю, Айрон многое домысливал и сочинял на ходу… воображение ему досталось от деда.

От моего деда. Я – внук героя.

Это открытие здорово примирило меня с собственной судьбой. Я и не помышлял уже о возвращении домой – зачем? Ради отца, который побоялся стать погонщиком? Или Тильды? По ней я скучаю, но она наверняка молится за меня и верит, что я выбрал правильный путь. Ради Артура? У того-то всё хорошо; небось, уже и свадьбу с Миной сыграли. Вот пройдёт пара лет – авось и загляну. Айрон, конечно, здорово меня напугал, что-де каждый житель Красных Камней почтёт за удачу кишки мне выпустить. Но то он, конечно, загнул…

Эти мысли касались будущего, да ещё и не очень вероятного. Всё, что заботило меня сейчас – чтобы ножи на передних лапах и шип на хвосте Оракула прижились как следует. А до того плохой из меня был боец. На редких вылазках вместе со звероводами Форста я был скорей мёртвым грузом. Хотя развитое чутьё Оракула порой пригождалось. С этим чутьём я давал фору даже Айрону. И не мудрено: Анатас, выращенный в Кузне, не обладал способностью диких Зверей ощущать движения мира.

В вылазках состояла вторая причина моего довольства. В Форсте звероводов воспитывали с пелёнок, и Зверинец являл собой доподлинный центр военной жизни. В отличие от Одоната, здешние воители обучались не только тому, как править Гневом, но и владению арбалетом, мечом, да и безоружному бою тоже. Звероводы не гнушались решать конфликты меж деревнями, выступая, вдобавок к основной деятельности, эдакими наёмными дуэлянтами. Само собой, «дуэли» никогда не шли до смерти – что потом со Зверем-то делать? У местных есть поговорка: «Где слово убьёт – там кулак спасёт».

Культ силы в Форсте повсюду. Здесь нет Церкви Земного Престола, а пантеон божеств изрядно перепутан. Более-менее сходятся люди только на том, что во главе божественного воинства стоит Костар, Летящий Во Пламени. Был этот властитель небес угрюм, бородат и кровожаден – чем вдохновил и всё Форстское королевство. Хотя и «королевством» его назвать – большое преувеличение. С той самой великой войны, что привела к обособлению Одоната в его нынешних границах, престол Форста постоянно оспаривается десятком родовитых семей. Само собой, все они ведут свою летопись от Костара, который в незапамятные времена пользовался завидным успехом у земных женщин. Если, конечно, судить по числу его потомков.

Постоянную грызню за власть над Форстом во всём остальном мире благословляют: объединившись, здешний народ мигом бы начал войну за освобождение исконно своих земель. Айрон, в минуты слабости на язык, шутил порой, что среди «голов» Форста больше засланных стрекоз, чем подлинных форстовцев. Так ли это – я не знаю. Но на правду очень похоже.

Время здесь летело незаметно. Покидая Кузню, я никак не мог понять, зачем это вообще нужно. Вербин туманно говорил о том, что-де мне нужно мир посмотреть, а Айрону – поделиться опытом с заграничными союзниками. Но смотрел при этом влево и ничуть меня не убедил. Позже я выяснил, что к решению отправить нас в заграничье ни Вербин, ни Айрон толком не причастны. Распоряжение пришло из иных источников. Каких? Я даже не знал, кто сейчас в Совете Пеших. Да и про сам Совет понял только здесь, в чужих краях.

А ещё тут было тепло. Настолько, что днём лучше было отсыпаться; полуденное пекло доводило до белого каления – как в прямом, так и в переносном смысле. В случае дневных перегонов Анатас норовил поджать руки, чтобы не раскалялись жистальные лезвия. А я купил себе бумажный зонт. Айрон сперва смеялся надо мной и предлагал приобрести платьице в довесок, но потом и сам последовал моему примеру. Пригрозил жестокой карой, если буду над этим шутить. Я ограничивался довольным хихиканьем; дядю оно жутко бесило.

После хаоса с моим уходом-похищением из Красных Камней, с первыми охотами на Оракуле и ужасами Рогосской шахты, жизнь в Зверинце и вообще в Форсте казалась едва ли не отдыхом. Но было всякое. Да, всякое случалось.

* * *

Удивительно всё же, до чего разными сотворил бог детей своих. Одна голова, две руки, две ноги – вот тебе и человек. Но что в эту голову набито – одному Создателю и ведомо.

Воинственность форстовцев не ограничивалась воспитанием их мужчин. Пожалуй, она не была и главным отличием – более всего потрясло меня здешнее отношение к смерти.

В Форсте смерть была святыней.

Как я понял из общения со звероводами, Костар – по их легендам – был первым, кто подчинил себе Зверя. Он же поручил своим детям – богам мастеров – выковать Жезлы Владения… Спицы, проще говоря. Потом Костар рассеял их по миру, а сам занялся тем, что согнал Зверей со всего мира в Божьи Горы – место, где сейчас стоит Зверинец. Зачем бог этим занимался? А чтобы явить свою неповторимую мощь. И собрал он их «без счёту по десяти», и принялся побивать. Почти всех убил, только самого верховного Зверя не сдюжил. Потому что – сложный для меня момент – на самом деле в великом Звере скрывалась истинная душа Костара. А поскольку Летящий Во Пламени был непобедим, то и сам себя одолеть не смог. И закономерно умер.

В Форсте эта притча вместо колыбельной для детей рассказывается. И на пирах её поют, на стихи положенную, и на похоронах читают – сравнивая жизнь почившего с господним примером. В общем, даже на день приехав в Форст, сложно её не услышать. Легенда о смерти Костара определят жизнь всей страны.

Люди здесь живут лишь затем, чтобы умереть во славе. Огнёвками не корми – дай правильно преставиться. И… когда юноши, оседлавшие Зверя, норовят в одиночку одолеть дикаря на первой охоте – хочется кричать от злости и бессилия. Я и кричал, и был за это бит. Напрасно дядя поучал меня: не лезь к форстовцам со своими правилами. Дикие люди. Сильные, но дикие.

Зверей тут, правда, меньше, чем у нас. Сказать вернее – меньше диких. Зверинец огромен, и в подземелиях его Зверей едва не больше, чем людей. Некоторые чудовища – самые непокорные – спят поколениями. Пока-де не родится достойный ими править. Видел я тех «стариков» - без нормальной кормёжки они похожи на гигантские скелеты, обтянутые кожей. И всё-таки они живы. Жуткое зрелище.

Но в целом я многому тут научился. И самым важным открытием стала форстская манера править Зверем.

В двух словах её не опишешь. Как и сам Форст – удивительную страну воинов, вот уже три столетия не выбирающихся из-за собственных границ. Звероводы, с детства обучаемые всем и всяческим способам человекоубийства, в общении производят на редкость двоякое впечатление. Они честны и прямолинейны, ложь для них – редкая и болезненная необходимость. Никогда не спрашивайте у форстовца, как его дела. А то ведь он ответит! И страшно оскорбится, если где-нибудь на втором часу рассказа вы его перебьёте.

Эта искренность, прямота и стремление к славной смерти превращают звероводов в живые машины, во всём, кроме внешности, подобные Зверю. Воители Форста не склонны рассуждать или планировать, вся их жизнь напоена идеалами, впитанными с молоком матери и тумаками отца. Жестокость родителей здесь, к слову сказать, предмет истовой гордости. Чем хуже прошло детство воина – тем больше уважения он заслуживает в среде соратников.

Через боль, муштру и железные заповеди аморфной религии в зверовода вбивается удивительная способность не рассуждать, а действовать. Они не командуют Зверем, а напрямую передают ему свою волю. Оттого звероводы на редкость искусны в проведении охот. Но всё одно умирают чаще. И гордятся этим.

Главная слабость их – нежелание понять Зверя. Видеть его глазами, слышать его мысли. Для них это позор, проявление трусости. Зверь – инструмент, что может выйти из-под власти человека. Дикий Зверь – пятно на чести звероводов, которое можно смыть только кровью.

Обилие звероводов позволяет им не считаться с потерями. Но всё же нельзя сказать, что они вовсе не ценят жизни. Если ты умрёшь в ситуации, когда мог выжить – ты опозорен, и душа твоя будет пожрана жуками Геера. Подземного бога, чьи слуги не пропускают слабые души к пресветлому пламени Костара.

При всём этом звероводы не куют оружия ездовым. Не могут себе этого позволить. В Форсте нет жистальных шахт, от того Одонатские жистины здесь ценятся чрезвычайно. Мы с Айроном, уезжая, взяли с собой всего-то десять монет, и за полгода безбедной жизни не истратили и половины. Попавшие в Форст жистины из обращения выходят; местные изымают жистальный сердечник и делают из него кольца, обереги и амулеты. Поэтому одонатским купцам запрещено ввозить в страну монеты высшего достоинства. Жители Форста находят лазейки… но этот вопрос меня не касался, да и не очень интересовал. Разве что в смысле нашего с Айроном благополучия. Никогда не забуду денежного мешка, полученного нами в обмен на две монетки.

Если в странствиях по Форсту мы старались прикидываться местными, то в Зверинце иностранное происхождение не было проблемой. Звероводы прекрасно знали, что одонатское Братство от королевской власти не зависит. Даже разделённые границей и религией, мы были служителями одного дела.

А ещё была Сигма.

* * *

Женщины Форста железной стеной предрассудков отделены от воинственности мужчин. Смиренные хранители очага, все как одна – с полным домом детей, регулярно беременные.

Отношение к ним ужасало и восхищало одновременно. Мужчина в доме полностью игнорировал супругу – ей запрещалось и слово вставить в мужской беседе. Но вместе с тем было немыслимо и представить, чтобы мужчина поднял руку на жену или сказал ей грубое слово. Вербин как-то заметил, что ссора начинается при встрече двух интересов; у форстских женщин интересов не было вовсе. Они и друг с другом-то не разговаривали почти. Во время застолий суетливо кружились рядом, а воины произносили свои требования как будто в воздух. Тут же появлялась закутанная в перестиранный фартук баба и подносила соль, или мясо, или вино. Что попросили.

Не знаю, как они так живут. По мне – нет хуже пытки, чем когда на тебя не обращают внимания.

Но незамужние девушки вели себя иначе. Не мудрено, что в реалиях Форста слабая кровь не выживала – оттого и люди здесь были красивыми и здоровыми. Хотя и простоватыми, что мало относится к делу. Бережливые на слово угрюмые юноши в присутствии незамужней красотки преображались. И, не перебивая друг друга, начинали будто между собой рассуждать о великолепии женщины – как явления, в целом – о восхитительной красоте юности и всё такое прочее. Разумеется, чаровница награждала своим вниманием того, чьи слова ей были больше по сердцу. Но это – с точки зрения ритуала. Я был свидетелем многих импровизированных «смотрин», на которых обыкновенно три-четыре юноши осаждали одну скромную девушку. И если она кого и удостаивала вниманием – то, обычно, самого широкого в плечах. Но когда крепыш-избранник открывал рот, девица прилежно краснела и охала. В подтверждение того сомнительного факта, что именно комплименты покорили её сердце.

В целом я и подумать не мог, сколь различны бывают нравы людские под единственным нашим небом. В Форсте не знали гидры, дробышей истребляли как вредителей, а сушёных огнёвок есть отказывались, как страшную мерзость.

Сигма любила послушать за Одонат.

Трудно сказать, когда именно я первый раз её увидел. Форстки вообще здорово поднаторели в искусстве не попадаться мужчинам на глаза. Если я её и видел до дня знакомства – то только мельком и со спины.

На ежевечерних воинских собраниях она вместе с матерью прислуживала у стола. Поскольку глаз на затылке у меня не было, я заметил её далеко не сразу. Просто однажды обратил внимание, что, получив чарку вина из расторопных женских рук, мой сосед внезапно покраснел и скосил глаза, чтобы рассмотреть прислужницу. Не слишком скованный местными правилами, я развил его начинание и оглянулся. Сигма, рослая красавица с косой до пояса, чуть кувшин не выронила. А я всего-то ей в глаза посмотрел. Опустила голову и поспешно вышла за дверь.

Мне, как «младшему» при Айроне, слова за столом не полагалось. Поэтому я выждал, когда Айрон отлучится на минутку и последовал за ним.

- Дядь, я тут спросить хотел…

- А лучше момента не придумал?

- Да хорош тебе! Там девушка была, высокая, с косами – можешь спросить, как её по имени?

- Мал ещё за косами бегать.

- Мне пятнадцать! Они тут женятся в этом возрасте!

- Не время и не место говорить. Хотя вообще это Сигма. Дочь того мужика с бельмом, как-то его… - он пощёлкал пальцами. - Да отстань уже от меня!

С этим Айрон и ушёл.

«Мужика с бельмом» я видел. Жуткий тип, в своё время явно не страдавший от нехватки женского внимания. Как он в двери пролезает – до сих пор интересно.

Не то чтобы Сигма мне так уж понравилась. Невыносимо скучны мне были бесконечные застольные беседы звероводов о том, кто как умер или собирается умереть. Безудержное веселье просто, Зверь его побери.

Словом, я самоустранился от застолья и как бы ненароком заглянул на утопающую в чаду кухню.

Что-то коптилось, жарилось, шкворчало, пеклось на отшлифованных каменных плитах. При всём уважении к кухонным талантам форсток я должен заметить, что упади их стряпня на пол – стала бы только чище.

Просунув голову в жерло двери, я вгляделся в чад: ага! Там была Сигма, без всякого сомнения. Она деревянным скребком поддевала готовые лепёшки с горячей плиты. Дождавшись, пока она закончит – дыхания едва хватило – я шепнул:

- Эй! Сигма!

Она вздрогнула, но не обернулась.

- Да-да, я тебя зову! Псс!

Девушка будто бы невзначай осмотрелась, убедилась, что в дымных клочьях никто не прячется. Обернулась и махнула головой в сторону внешней двери. По застольному времени снаружи никого не должно было быть.

Я понял намёк и вышел на свежий воздух. От вечерней прохлады голова закружилась: в каменных постройках Зверинца и ночью-то не продохнуть, а уж во время ужинов…

Она вышла следом за мной и юркнула в тесный переулок за харчевней. С самым невинным видом я прошёл туда же.

Сигма ждала, заламывая локти. Стоило мне появиться, как она зашептала страшным шёпотом:

- Ты чего?!

- Это ты чего? Я просто познакомиться хотел. А то ходишь, как мышь, лица-то не увидать.

- Тебе-то что, ю́нча!

- Кем ты меня назвала?

Она смутилась. Повышать голос на мужчин ей не полагалось ни при каком раскладе. Сказала мягче:

- Юнча, младший. Смерти не видевший.

- Уж на неё-то насмотрелся, - буркнул я. Обидно всё же: повесили ярлык на лоб, и просто не замечают.

- Правда?.. – она воровато оглянулась и спросила:

- А как тебя зовут?

- Альбин.

- А что это значит?

Ещё одна странность Форста: все имена обозначают будущее новорождённого. Хотя мужественность всё равно определяется тем, задеваешь ли ты, проходя, дверные косяки.

- Ничего. Ты Сигма, мне дядя сказал. Красивое имя.

Девушка встряхнула косами:

- Нет. Сигма – «средняя». Чтобы нрав был тише – такое имя.

Мы замолчали. Сигма переступила с ноги на ногу. Я спешно соображал, что бы ещё сказать.

- Ты слышала про Олафа?

- Нет. Кто он?

Вот же сломанные спицы!

- Мой дед. Он был героем.

- Правда? – Сигма оживилась. - А как он умер?

- Не знаю. Но он спас больше людей, чем ты в жизни видела.

Девушка насмешливо пожала плечами:

- Жизнь без смерти – как змея без головы. Что в ней толку?

И посмотрела на меня, вжав голову в плечи. Интересно, как бы здешний парень пятнадцати лет отреагировал на её слова? Вроде бы она меня оскорбила. Я отвёл глаза:

- Глупая ты. Помереть любой может. Жить, проходя через трудности и веруя в своё дело – вот что достойно уважения. Ну да где тебе понять – вы все тут только и думаете, как бы к Костару поскорей пробиться. Абы не к пяткам.

- Много про себя думаешь, юнча!

И она в гневе удалилась.

Я тогда назад не пошёл. Все те пару минут, что мы говорили, сердце моё стучало стрекозой. Надо было успокоиться.

И проведать Изу. Здесь я не мог вечно таскать её при себе, наших с Айроном новых друзей она зверски раздражала. На своих крыльях стрекоза носила доподлинное сокровище - тонкие пластинки жистали, сшившие её крылья. К счастью, в Зверинце было аж три наядника, один из которых приютил мою изумрудку. Айрон всё же шутил временами, что-де наступит час, и жадность наядника перевесит ответственность.

Сходил, проведал. Ещё на подходе к наядне я услышал звонкий стрёкот её крыльев – Изу почуяла моё приближение.

Я редко навещал Изу. Странное дело – рядом с ней моя мирно почивающая тоска по дому просыпалась. И словно наяву я видел Оракула – нет, Жабу – ещё дикого, как он едва не сожрал меня. Видел лицо папы, слышал его голос. Совершенно лишние воспоминания. Дай таким устояться в голове – потом и на Зверя не сядешь.

Стыдно. Изу была моим лучшим другом. Я здорово приноровился править Оракулом, но Зверь – всегда враг человеку. Айрон, кажется, стыдился своих легкомысленных откровений. И по этой причине или по какой иной – отстранился от меня. Я его не винил. Но было одиноко.

Тем более не помогало от одиночества общество форстских парней. У них вообще непонятно как голова работает. Друг с другом только и говорят, что об оружейном мастерстве да победах, прошлых и будущих. Ну и как кто хочет умереть, конечно.

Я вошёл в стрекозиный сарай, взял Изу на руки и рассказал ей обо всех своих тревогах. Она внимательно слушала, позвякивая крыльями на самых интересных местах.

Нет, я не сошёл с ума. И Изу меня не понимала.

Тут, кажется, никто не собирался меня понимать.

Писание учит, что «верное слово да будет услышано». Выходит, мне нужно было найти «верные слова», а то и правда с насекомыми да цветочками разговаривать начну… уже начал.

Словом, тот ещё выдался вечерок. Я в подробностях объяснил Изу, почему мне не светит задружиться с Сигмой. Назвал себя дураком. И, развивая идею своей неприкаянности, отправился бродить по опустевшим улицам Зверинца.

Одиночество, теплынь, ниспускаящаяся тьма. Запах истёртого камня, тишина, пронизанная редкими отзвуками засыпающего города. Я давно обнаружил для себя этот способ: если любоваться гармонией мира, собственные твои тревоги переплетаются с реальностью и растворяются в ней. Может, именно это имел в виду Айрон, поучая меня «успокаивать мысли»?

Вдруг мне послышались шаги. Обернулся – никого нет. Да и откуда бы? Широкая улица, окружённая низкими домишками, изгибалась в тридцати шагах за моей спиной. Я пожал плечами и двинулся дальше. Пинал мелкие камни, ждал, когда звёзды на небе появятся. Ашхен уже проглядывала в облаках. Местные зовут её «Луна». А Айну – «тоже Луна». Дикие люди…

Вновь заслышав движение позади себя, я не стал оборачиваться. Наклонился – будто бы обувь поправить – и бросил осторожный взгляд за спину. То ли мне показалось, а то ли и правда меж домов мелькнула тень. Я решил проверить свою удачу:

- Сигма! – позвал я вполголоса. Из-за стены кособокого домика высунулась тугая коса, а следом и все прочие части девушки. Ещё не до конца веря в неожиданную встречу, я стоял, замерев изваянием. Проморгался, но Сигма не исчезла. Более того: подошла, решительно взяла меня за руку и потащила в какой-то переулок.

А что я? Я не сопротивлялся.




Дата добавления: 2015-01-30; просмотров: 31 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

<== 1 ==> |


lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.017 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав