Читайте также:
|
|
Часть 3. Кровь моей семьи.
О том, как трудно в чужом монастыре без своего устава.
Кажется, я вконец надоел Айрону. Сам виноват! – начал рассказывать за деда, а договаривать не хочет теперь. Завёл себе дежурную отговорку.
И общение наше часто выглядит так:
- Дядь, слушай…
- Не до того сейчас.
- Да я о другом!
- Устал я.
- Айрон!
- Молчи уже.
Вчера он так в болото влез. Прём через лес, я его раза три предупредить пытался – без толку. Анатас выбрался, ясное дело, а вот дядя до сих пор тиной пахнет и одежду сушит. Разложил на плечах Анатаса, как на вешалке. Увидит кто – засмеют.
Жизнь наша во Форсте мне пришлась по вкусу. Даже жалко, что так скоро покинуть его придётся – только я распробовал местную еду, научился го́вору, свыкся с тем, что народ тут Зверя меньше боится, и нас не погонщиками, а звероводами кличут. Вообще люди в Форсте не в пример воинственней наших. Что ни деревня, то частокол, острыми кольями утыканный. Парни моего возраста с мечом да арбалетом почище любого одонатского солдата управляются. Ни сна им ни отдыха: с утра по хозяйству, день в тренеровках, вечер – скотину напоить-накормить, утренние дела доделать. Спать падают, как подкошенные.
Дикие люди. Но работящие, поневоле уважать станешь.
На весь Форст – только один Зверинец. Это как наша Кузня, только Зверинец скорей на город похож, чем на крепость. Глубокие норы во чреве земли, каменные ступени, дома, такие старые, что в них страшно зайти. И такие прочные, что на крыши их можно забраться верхом на Звере.
Даже в самых древних городах Форста нет таких прочных зданий. Здесь вообще плохонько с архитектурой – зато всюду слышны разговоры о том, как преступные Дороп и Одонат захватили земли Форста. И мнение об исторической несправедливости настолько устоялось, а воинственность местных настолько несомненна, что мы с Айроном стараемся всячески скрывать своё происхождение.
В Зверинце мне понравилось. По двум причинам: во-первых, именно там Айрон, подобревший от крепкой местной дымяты, принялся вспоминать своё детство. Точность рассказов меня изрядно озадачивала; думаю, Айрон многое домысливал и сочинял на ходу… воображение ему досталось от деда.
От моего деда. Я – внук героя.
Это открытие здорово примирило меня с собственной судьбой. Я и не помышлял уже о возвращении домой – зачем? Ради отца, который побоялся стать погонщиком? Или Тильды? По ней я скучаю, но она наверняка молится за меня и верит, что я выбрал правильный путь. Ради Артура? У того-то всё хорошо; небось, уже и свадьбу с Миной сыграли. Вот пройдёт пара лет – авось и загляну. Айрон, конечно, здорово меня напугал, что-де каждый житель Красных Камней почтёт за удачу кишки мне выпустить. Но то он, конечно, загнул…
Эти мысли касались будущего, да ещё и не очень вероятного. Всё, что заботило меня сейчас – чтобы ножи на передних лапах и шип на хвосте Оракула прижились как следует. А до того плохой из меня был боец. На редких вылазках вместе со звероводами Форста я был скорей мёртвым грузом. Хотя развитое чутьё Оракула порой пригождалось. С этим чутьём я давал фору даже Айрону. И не мудрено: Анатас, выращенный в Кузне, не обладал способностью диких Зверей ощущать движения мира.
В вылазках состояла вторая причина моего довольства. В Форсте звероводов воспитывали с пелёнок, и Зверинец являл собой доподлинный центр военной жизни. В отличие от Одоната, здешние воители обучались не только тому, как править Гневом, но и владению арбалетом, мечом, да и безоружному бою тоже. Звероводы не гнушались решать конфликты меж деревнями, выступая, вдобавок к основной деятельности, эдакими наёмными дуэлянтами. Само собой, «дуэли» никогда не шли до смерти – что потом со Зверем-то делать? У местных есть поговорка: «Где слово убьёт – там кулак спасёт».
Культ силы в Форсте повсюду. Здесь нет Церкви Земного Престола, а пантеон божеств изрядно перепутан. Более-менее сходятся люди только на том, что во главе божественного воинства стоит Костар, Летящий Во Пламени. Был этот властитель небес угрюм, бородат и кровожаден – чем вдохновил и всё Форстское королевство. Хотя и «королевством» его назвать – большое преувеличение. С той самой великой войны, что привела к обособлению Одоната в его нынешних границах, престол Форста постоянно оспаривается десятком родовитых семей. Само собой, все они ведут свою летопись от Костара, который в незапамятные времена пользовался завидным успехом у земных женщин. Если, конечно, судить по числу его потомков.
Постоянную грызню за власть над Форстом во всём остальном мире благословляют: объединившись, здешний народ мигом бы начал войну за освобождение исконно своих земель. Айрон, в минуты слабости на язык, шутил порой, что среди «голов» Форста больше засланных стрекоз, чем подлинных форстовцев. Так ли это – я не знаю. Но на правду очень похоже.
Время здесь летело незаметно. Покидая Кузню, я никак не мог понять, зачем это вообще нужно. Вербин туманно говорил о том, что-де мне нужно мир посмотреть, а Айрону – поделиться опытом с заграничными союзниками. Но смотрел при этом влево и ничуть меня не убедил. Позже я выяснил, что к решению отправить нас в заграничье ни Вербин, ни Айрон толком не причастны. Распоряжение пришло из иных источников. Каких? Я даже не знал, кто сейчас в Совете Пеших. Да и про сам Совет понял только здесь, в чужих краях.
А ещё тут было тепло. Настолько, что днём лучше было отсыпаться; полуденное пекло доводило до белого каления – как в прямом, так и в переносном смысле. В случае дневных перегонов Анатас норовил поджать руки, чтобы не раскалялись жистальные лезвия. А я купил себе бумажный зонт. Айрон сперва смеялся надо мной и предлагал приобрести платьице в довесок, но потом и сам последовал моему примеру. Пригрозил жестокой карой, если буду над этим шутить. Я ограничивался довольным хихиканьем; дядю оно жутко бесило.
После хаоса с моим уходом-похищением из Красных Камней, с первыми охотами на Оракуле и ужасами Рогосской шахты, жизнь в Зверинце и вообще в Форсте казалась едва ли не отдыхом. Но было всякое. Да, всякое случалось.
* * *
Удивительно всё же, до чего разными сотворил бог детей своих. Одна голова, две руки, две ноги – вот тебе и человек. Но что в эту голову набито – одному Создателю и ведомо.
Воинственность форстовцев не ограничивалась воспитанием их мужчин. Пожалуй, она не была и главным отличием – более всего потрясло меня здешнее отношение к смерти.
В Форсте смерть была святыней.
Как я понял из общения со звероводами, Костар – по их легендам – был первым, кто подчинил себе Зверя. Он же поручил своим детям – богам мастеров – выковать Жезлы Владения… Спицы, проще говоря. Потом Костар рассеял их по миру, а сам занялся тем, что согнал Зверей со всего мира в Божьи Горы – место, где сейчас стоит Зверинец. Зачем бог этим занимался? А чтобы явить свою неповторимую мощь. И собрал он их «без счёту по десяти», и принялся побивать. Почти всех убил, только самого верховного Зверя не сдюжил. Потому что – сложный для меня момент – на самом деле в великом Звере скрывалась истинная душа Костара. А поскольку Летящий Во Пламени был непобедим, то и сам себя одолеть не смог. И закономерно умер.
В Форсте эта притча вместо колыбельной для детей рассказывается. И на пирах её поют, на стихи положенную, и на похоронах читают – сравнивая жизнь почившего с господним примером. В общем, даже на день приехав в Форст, сложно её не услышать. Легенда о смерти Костара определят жизнь всей страны.
Люди здесь живут лишь затем, чтобы умереть во славе. Огнёвками не корми – дай правильно преставиться. И… когда юноши, оседлавшие Зверя, норовят в одиночку одолеть дикаря на первой охоте – хочется кричать от злости и бессилия. Я и кричал, и был за это бит. Напрасно дядя поучал меня: не лезь к форстовцам со своими правилами. Дикие люди. Сильные, но дикие.
Зверей тут, правда, меньше, чем у нас. Сказать вернее – меньше диких. Зверинец огромен, и в подземелиях его Зверей едва не больше, чем людей. Некоторые чудовища – самые непокорные – спят поколениями. Пока-де не родится достойный ими править. Видел я тех «стариков» - без нормальной кормёжки они похожи на гигантские скелеты, обтянутые кожей. И всё-таки они живы. Жуткое зрелище.
Но в целом я многому тут научился. И самым важным открытием стала форстская манера править Зверем.
В двух словах её не опишешь. Как и сам Форст – удивительную страну воинов, вот уже три столетия не выбирающихся из-за собственных границ. Звероводы, с детства обучаемые всем и всяческим способам человекоубийства, в общении производят на редкость двоякое впечатление. Они честны и прямолинейны, ложь для них – редкая и болезненная необходимость. Никогда не спрашивайте у форстовца, как его дела. А то ведь он ответит! И страшно оскорбится, если где-нибудь на втором часу рассказа вы его перебьёте.
Эта искренность, прямота и стремление к славной смерти превращают звероводов в живые машины, во всём, кроме внешности, подобные Зверю. Воители Форста не склонны рассуждать или планировать, вся их жизнь напоена идеалами, впитанными с молоком матери и тумаками отца. Жестокость родителей здесь, к слову сказать, предмет истовой гордости. Чем хуже прошло детство воина – тем больше уважения он заслуживает в среде соратников.
Через боль, муштру и железные заповеди аморфной религии в зверовода вбивается удивительная способность не рассуждать, а действовать. Они не командуют Зверем, а напрямую передают ему свою волю. Оттого звероводы на редкость искусны в проведении охот. Но всё одно умирают чаще. И гордятся этим.
Главная слабость их – нежелание понять Зверя. Видеть его глазами, слышать его мысли. Для них это позор, проявление трусости. Зверь – инструмент, что может выйти из-под власти человека. Дикий Зверь – пятно на чести звероводов, которое можно смыть только кровью.
Обилие звероводов позволяет им не считаться с потерями. Но всё же нельзя сказать, что они вовсе не ценят жизни. Если ты умрёшь в ситуации, когда мог выжить – ты опозорен, и душа твоя будет пожрана жуками Геера. Подземного бога, чьи слуги не пропускают слабые души к пресветлому пламени Костара.
При всём этом звероводы не куют оружия ездовым. Не могут себе этого позволить. В Форсте нет жистальных шахт, от того Одонатские жистины здесь ценятся чрезвычайно. Мы с Айроном, уезжая, взяли с собой всего-то десять монет, и за полгода безбедной жизни не истратили и половины. Попавшие в Форст жистины из обращения выходят; местные изымают жистальный сердечник и делают из него кольца, обереги и амулеты. Поэтому одонатским купцам запрещено ввозить в страну монеты высшего достоинства. Жители Форста находят лазейки… но этот вопрос меня не касался, да и не очень интересовал. Разве что в смысле нашего с Айроном благополучия. Никогда не забуду денежного мешка, полученного нами в обмен на две монетки.
Если в странствиях по Форсту мы старались прикидываться местными, то в Зверинце иностранное происхождение не было проблемой. Звероводы прекрасно знали, что одонатское Братство от королевской власти не зависит. Даже разделённые границей и религией, мы были служителями одного дела.
А ещё была Сигма.
* * *
Женщины Форста железной стеной предрассудков отделены от воинственности мужчин. Смиренные хранители очага, все как одна – с полным домом детей, регулярно беременные.
Отношение к ним ужасало и восхищало одновременно. Мужчина в доме полностью игнорировал супругу – ей запрещалось и слово вставить в мужской беседе. Но вместе с тем было немыслимо и представить, чтобы мужчина поднял руку на жену или сказал ей грубое слово. Вербин как-то заметил, что ссора начинается при встрече двух интересов; у форстских женщин интересов не было вовсе. Они и друг с другом-то не разговаривали почти. Во время застолий суетливо кружились рядом, а воины произносили свои требования как будто в воздух. Тут же появлялась закутанная в перестиранный фартук баба и подносила соль, или мясо, или вино. Что попросили.
Не знаю, как они так живут. По мне – нет хуже пытки, чем когда на тебя не обращают внимания.
Но незамужние девушки вели себя иначе. Не мудрено, что в реалиях Форста слабая кровь не выживала – оттого и люди здесь были красивыми и здоровыми. Хотя и простоватыми, что мало относится к делу. Бережливые на слово угрюмые юноши в присутствии незамужней красотки преображались. И, не перебивая друг друга, начинали будто между собой рассуждать о великолепии женщины – как явления, в целом – о восхитительной красоте юности и всё такое прочее. Разумеется, чаровница награждала своим вниманием того, чьи слова ей были больше по сердцу. Но это – с точки зрения ритуала. Я был свидетелем многих импровизированных «смотрин», на которых обыкновенно три-четыре юноши осаждали одну скромную девушку. И если она кого и удостаивала вниманием – то, обычно, самого широкого в плечах. Но когда крепыш-избранник открывал рот, девица прилежно краснела и охала. В подтверждение того сомнительного факта, что именно комплименты покорили её сердце.
В целом я и подумать не мог, сколь различны бывают нравы людские под единственным нашим небом. В Форсте не знали гидры, дробышей истребляли как вредителей, а сушёных огнёвок есть отказывались, как страшную мерзость.
Сигма любила послушать за Одонат.
Трудно сказать, когда именно я первый раз её увидел. Форстки вообще здорово поднаторели в искусстве не попадаться мужчинам на глаза. Если я её и видел до дня знакомства – то только мельком и со спины.
На ежевечерних воинских собраниях она вместе с матерью прислуживала у стола. Поскольку глаз на затылке у меня не было, я заметил её далеко не сразу. Просто однажды обратил внимание, что, получив чарку вина из расторопных женских рук, мой сосед внезапно покраснел и скосил глаза, чтобы рассмотреть прислужницу. Не слишком скованный местными правилами, я развил его начинание и оглянулся. Сигма, рослая красавица с косой до пояса, чуть кувшин не выронила. А я всего-то ей в глаза посмотрел. Опустила голову и поспешно вышла за дверь.
Мне, как «младшему» при Айроне, слова за столом не полагалось. Поэтому я выждал, когда Айрон отлучится на минутку и последовал за ним.
- Дядь, я тут спросить хотел…
- А лучше момента не придумал?
- Да хорош тебе! Там девушка была, высокая, с косами – можешь спросить, как её по имени?
- Мал ещё за косами бегать.
- Мне пятнадцать! Они тут женятся в этом возрасте!
- Не время и не место говорить. Хотя вообще это Сигма. Дочь того мужика с бельмом, как-то его… - он пощёлкал пальцами. - Да отстань уже от меня!
С этим Айрон и ушёл.
«Мужика с бельмом» я видел. Жуткий тип, в своё время явно не страдавший от нехватки женского внимания. Как он в двери пролезает – до сих пор интересно.
Не то чтобы Сигма мне так уж понравилась. Невыносимо скучны мне были бесконечные застольные беседы звероводов о том, кто как умер или собирается умереть. Безудержное веселье просто, Зверь его побери.
Словом, я самоустранился от застолья и как бы ненароком заглянул на утопающую в чаду кухню.
Что-то коптилось, жарилось, шкворчало, пеклось на отшлифованных каменных плитах. При всём уважении к кухонным талантам форсток я должен заметить, что упади их стряпня на пол – стала бы только чище.
Просунув голову в жерло двери, я вгляделся в чад: ага! Там была Сигма, без всякого сомнения. Она деревянным скребком поддевала готовые лепёшки с горячей плиты. Дождавшись, пока она закончит – дыхания едва хватило – я шепнул:
- Эй! Сигма!
Она вздрогнула, но не обернулась.
- Да-да, я тебя зову! Псс!
Девушка будто бы невзначай осмотрелась, убедилась, что в дымных клочьях никто не прячется. Обернулась и махнула головой в сторону внешней двери. По застольному времени снаружи никого не должно было быть.
Я понял намёк и вышел на свежий воздух. От вечерней прохлады голова закружилась: в каменных постройках Зверинца и ночью-то не продохнуть, а уж во время ужинов…
Она вышла следом за мной и юркнула в тесный переулок за харчевней. С самым невинным видом я прошёл туда же.
Сигма ждала, заламывая локти. Стоило мне появиться, как она зашептала страшным шёпотом:
- Ты чего?!
- Это ты чего? Я просто познакомиться хотел. А то ходишь, как мышь, лица-то не увидать.
- Тебе-то что, ю́нча!
- Кем ты меня назвала?
Она смутилась. Повышать голос на мужчин ей не полагалось ни при каком раскладе. Сказала мягче:
- Юнча, младший. Смерти не видевший.
- Уж на неё-то насмотрелся, - буркнул я. Обидно всё же: повесили ярлык на лоб, и просто не замечают.
- Правда?.. – она воровато оглянулась и спросила:
- А как тебя зовут?
- Альбин.
- А что это значит?
Ещё одна странность Форста: все имена обозначают будущее новорождённого. Хотя мужественность всё равно определяется тем, задеваешь ли ты, проходя, дверные косяки.
- Ничего. Ты Сигма, мне дядя сказал. Красивое имя.
Девушка встряхнула косами:
- Нет. Сигма – «средняя». Чтобы нрав был тише – такое имя.
Мы замолчали. Сигма переступила с ноги на ногу. Я спешно соображал, что бы ещё сказать.
- Ты слышала про Олафа?
- Нет. Кто он?
Вот же сломанные спицы!
- Мой дед. Он был героем.
- Правда? – Сигма оживилась. - А как он умер?
- Не знаю. Но он спас больше людей, чем ты в жизни видела.
Девушка насмешливо пожала плечами:
- Жизнь без смерти – как змея без головы. Что в ней толку?
И посмотрела на меня, вжав голову в плечи. Интересно, как бы здешний парень пятнадцати лет отреагировал на её слова? Вроде бы она меня оскорбила. Я отвёл глаза:
- Глупая ты. Помереть любой может. Жить, проходя через трудности и веруя в своё дело – вот что достойно уважения. Ну да где тебе понять – вы все тут только и думаете, как бы к Костару поскорей пробиться. Абы не к пяткам.
- Много про себя думаешь, юнча!
И она в гневе удалилась.
Я тогда назад не пошёл. Все те пару минут, что мы говорили, сердце моё стучало стрекозой. Надо было успокоиться.
И проведать Изу. Здесь я не мог вечно таскать её при себе, наших с Айроном новых друзей она зверски раздражала. На своих крыльях стрекоза носила доподлинное сокровище - тонкие пластинки жистали, сшившие её крылья. К счастью, в Зверинце было аж три наядника, один из которых приютил мою изумрудку. Айрон всё же шутил временами, что-де наступит час, и жадность наядника перевесит ответственность.
Сходил, проведал. Ещё на подходе к наядне я услышал звонкий стрёкот её крыльев – Изу почуяла моё приближение.
Я редко навещал Изу. Странное дело – рядом с ней моя мирно почивающая тоска по дому просыпалась. И словно наяву я видел Оракула – нет, Жабу – ещё дикого, как он едва не сожрал меня. Видел лицо папы, слышал его голос. Совершенно лишние воспоминания. Дай таким устояться в голове – потом и на Зверя не сядешь.
Стыдно. Изу была моим лучшим другом. Я здорово приноровился править Оракулом, но Зверь – всегда враг человеку. Айрон, кажется, стыдился своих легкомысленных откровений. И по этой причине или по какой иной – отстранился от меня. Я его не винил. Но было одиноко.
Тем более не помогало от одиночества общество форстских парней. У них вообще непонятно как голова работает. Друг с другом только и говорят, что об оружейном мастерстве да победах, прошлых и будущих. Ну и как кто хочет умереть, конечно.
Я вошёл в стрекозиный сарай, взял Изу на руки и рассказал ей обо всех своих тревогах. Она внимательно слушала, позвякивая крыльями на самых интересных местах.
Нет, я не сошёл с ума. И Изу меня не понимала.
Тут, кажется, никто не собирался меня понимать.
Писание учит, что «верное слово да будет услышано». Выходит, мне нужно было найти «верные слова», а то и правда с насекомыми да цветочками разговаривать начну… уже начал.
Словом, тот ещё выдался вечерок. Я в подробностях объяснил Изу, почему мне не светит задружиться с Сигмой. Назвал себя дураком. И, развивая идею своей неприкаянности, отправился бродить по опустевшим улицам Зверинца.
Одиночество, теплынь, ниспускаящаяся тьма. Запах истёртого камня, тишина, пронизанная редкими отзвуками засыпающего города. Я давно обнаружил для себя этот способ: если любоваться гармонией мира, собственные твои тревоги переплетаются с реальностью и растворяются в ней. Может, именно это имел в виду Айрон, поучая меня «успокаивать мысли»?
Вдруг мне послышались шаги. Обернулся – никого нет. Да и откуда бы? Широкая улица, окружённая низкими домишками, изгибалась в тридцати шагах за моей спиной. Я пожал плечами и двинулся дальше. Пинал мелкие камни, ждал, когда звёзды на небе появятся. Ашхен уже проглядывала в облаках. Местные зовут её «Луна». А Айну – «тоже Луна». Дикие люди…
Вновь заслышав движение позади себя, я не стал оборачиваться. Наклонился – будто бы обувь поправить – и бросил осторожный взгляд за спину. То ли мне показалось, а то ли и правда меж домов мелькнула тень. Я решил проверить свою удачу:
- Сигма! – позвал я вполголоса. Из-за стены кособокого домика высунулась тугая коса, а следом и все прочие части девушки. Ещё не до конца веря в неожиданную встречу, я стоял, замерев изваянием. Проморгался, но Сигма не исчезла. Более того: подошла, решительно взяла меня за руку и потащила в какой-то переулок.
А что я? Я не сопротивлялся.
Дата добавления: 2015-01-30; просмотров: 31 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |