Читайте также:
|
Глава двадцать девятая.
Поправил одеяло, выглянул в окно; смеркалось. Пожалуй, переловлю светляков.
Занимаясь этим нехитрым делом, я взглянул в окно. Заорал и упал на спину: там, снаружи, кто-то стоял и не двигался. Я схватил нож, сжал зубы, чтоб не дрожали, и осторожно приблизился к окну. Никого.
В дверь постучали.
Чуть успокоившись, я взялся за замок:
- Кто это?
- Я. Альбин, открой быстрее!
Голос женский. Но не Сигма. И вместе с тем – знакомый такой. Я почесал затылок рукоятью ножа, но открывать не торопился.
- Альбин, тут холодно!
- А… кто это? – спросил я.
- Фера! Открывай уже!
Ой, как неловко… я убрал засов, открыл те́мник, выпуская светляков на волю. Гостья вошла. Я пригляделся к её лицу. Пусть мы и не были с ней друзьями, увидеть мягкие одонатские черты мне было приятно десять и один раз. Я неловко спрятал нож за спину:
- Рад тебя видеть. Закрой. Там… того и гляди дождь начнётся.
Она рассеянно кивнула, закрыла дверь и тяжело прислонилась к ней.
Похудела. Стала старше. Года не прошло, как эта девушка увязалась за нами и поселилась в Кузне. Конечно, Айрон к ней внезапной любовью не воспылал. И, когда нам настала пора уезжать, Фера об этом так и не узнала. Не думаю, впрочем, что в Кузне ей было плохо. Вербин определил её стряпухой, а Фера и не перечила. Насмотревшись на Зверей у шахты, она спокойно приняла новую жизнь.
М-да, «спокойно». Глядя на неё сейчас, я понял, что и близко не представлял себе её решимости идти за Айроном.
- Как ты тут оказалась?!
Она опустилась на пол, прислонилась руки к лицу и тихо засмеялась:
- Сама не знаю. Чудом.
Фера подняла взгляд:
- Где он?
- Дядя заболел. Он сражался и был ранен…
Не дав мне договорить, Фера бросилась к постели Айрона, замерла над ней и поднесла дрожащую руку ко лбу мужчины. Прикоснуться не решилась. Обернулась:
- Всё, как говорил Вербин. Он… он знал, что здесь вы тоже не будете в безопасности.
Фера и сама выглядела больной. Я не мог и представить себе, сколь труден был её путь.
- В любом случае, я рад тебя видеть. Отдохни. Поговорим утром.
- Нет! Ты должен уходить. Быстрее!
- Ты с ума сошла? – я даже не разозлился её глупым словам. – Я Айрона не брошу.
- И разрушишь всё, ради чего он боролся?! Ты хоть представляешь, что творится дома?
- Мне всё равно. Кроме Айрона, мне некого защищать.
Она сняла дорожный плащ, бросила на пол плечевую сумку. Присела на край постели и посмотрела на меня так пристально, словно видела первый раз в жизни:
- А я ведь никогда не думала о тебе, как о ребёнке. Это моя ошибка. Альбин, будь спокоен за Айрона. Я не такая слабая, как выгляжу. Я позабочусь, чтобы с ним всё было хорошо. Но ты не можешь, права не имеешь оставаться здесь.
От её слов мне стало… легче? Я тут же устыдился мелькнувшего чувства: да, я бы многое отдал, чтобы вернуться в Одонат, но только с Айроном и никак иначе. Я проговорил это вслух, но Фера только покачала головой:
- Вербин заклинал меня именем Создателя найти вас и передать: «Идите в Красные Камни».
Во рту пересохло. Я прохрипел:
- И всё?
- Он знал, что вы поймёте. Что ты поймёшь.
Она говорила что-то ещё – о срочности дела, о пропавших письмах – но я не слушал её. «Домой, домой, домой!» - билось в ушах с каждым ударом сердца. Там ответы. Там папа и Артур. И, может быть, даже Тильда всё ещё там. Я уже был готов согласиться, но сорвался с губ ещё один вопрос:
- Мы здесь многие месяцы провели. Айрон скоро поправится. Почему нельзя его дождаться?
Фера зажмурилась и прошептала:
- Потому что впервые за много эпох очи Создателя вместе взойдут на ночное небо. Моря захлестнут землю, горы встанут там, где были равнины, жидкий огонь польётся из их вершин. И войско Фроста увидит эти символы и направится к Одонату, который, благославлённый Создателем, избежит ярости природы.
Она открыла глаза, встала, взяла меня за плечи:
- Нет возможности остановить Айну и Ашхен. И ярость Фроста никто уже не остановит. Альбин, я не знаю всего. Но не хочу зла своей земле. Ты… должен вернуться в Красные Камни, найти Тильду и принять свою судьбу. Ты должен сдаться Церкви.
- Что?!
Фера заметила на столе плошку с прохладной водой и полотенце. Намочила его, вытерла капли пота с лица Айрона. Склонилась над ним заботливо и говорила, обращаясь как будто к нему:
- Ты не хотел этого, я знаю. Нет правды в том, чтобы Церковь встала над Братством, и немало потрясений будет ждать нас в будущем. Но если сейчас ты продолжишь бежать и прятаться, если Тильда откажется от своей роли – то и будущее не наступит. Под взглядом очей Создателя перевернётся последняя страница истории Одоната. Ты понимаешь? Нет больше хорошего решения, есть только два плохих. Мы должны выбрать наименее страшное. И это вся наша свобода и вся наша воля.
- Как ты можешь знать?! – закричал я в ярости. – Как ты, беглянка приблудная, можешь решать за меня, мою семью и всю страну, а?! Какое ты право имеешь?!
Мои слова ранили её. Когда Фера ответила, голос её был подобен шуршанию ветра в траве:
- Я лишь принесла тебе слова Вербина. Меня верхом на Звере донесли до границы, но внутрь Фроста я пробралась, как шпионка. Шла четыре дня, заблудилась. Потом меня поймали звероводы. Оттащили в загон, чуть не скормили Зверю. Меня спасла… - Фера нервически засмеялась, - девчонка, чуть старше тебя. Отпустила, и вот я здесь. Потому что люблю Айрона и не хочу, чтобы борьба его оказалась напрасной. Пожалуйста, Воин Гнева, поверь мне. Ты должен вернуться, и идти тебе нужно немедленно. Времени – нет.
- И… если я решу не идти…
- Одонат исчезнет. Пешее войско Фроста будет продвигаться – не знаю точно – месяц, полтора. Этого времени едва хватит, чтобы поднять Кузни на сопротивление. А перед этим Церковь должна ещё предупредить народ о новом единстве с погонщиками. Последняя возможность успеть состоит в том, чтобы ты отправился немедленно.
- Почему тогда в Красные Камни, а не в крепость Охранных Орденов?
- Так сказал Вербин.
Слава Создателю, на мою долю выпадало в достатке неразрешимых вопросов. И я смог удержаться от того, чтобы впасть в ступор. Дабы убежать от решения, отложить хоть на час, хоть на минуту! – я принялся расспрашивать Феру обо всём, что только было ей известно. И выяснил, что Вербин доверился этой странной девчонке. Ничто, кроме отчаяния, не толкнуло бы старого лекаря на такой шаг. Лучше всех ответов Феры в пользу её правоты свидетельствовала именно откровенность Вербина. Сомнений не оставалось.
Но сомнений – в том, что Вербин посчитал моё возвращение необходимым. Хорошо, я принял это. Однако лекарь мог ошибаться… а единственный человек, которому я доверял всецело, сейчас лежал без сознания и ничем не мог мне помочь.
- А что с моим братом? Почему так важен именно я, а не Артур?
- Я не слышала этого имени. И-извини, Альбин, я… я просто…
Фера уснула на середине фразы. Даже не прилегла – склонила голову на грудь и забылась. Я уложил её рядом с Айроном, прикрыл плащом. И, отбросив сомнения, вышел наружу.
Трепетала густая ночь. Скалы и древние дома сжимались вокруг меня, как пальцы исполинской ладони. А на самом краю горизонта виднелось бледное зарево – второе Око Создателя взбиралось на небосвод. Десядница, две? – когда Айна и Ашхен единовременно окажутся на небе? Если это тот самый «знак», то война ближе, чем я надеялся. «Война». До чего же страшное слово.
Олаф верил, что союз с Церковью возможен. Но только на справедливых условиях. А сегодня некому проследить за их соблюдением. Странно так: неужто во всех четырёх Кузнях не сыщется мудрого воина, овеянного славой и уважением братьев по оружию? Того, кто оборонит интересы братства от алчности Земного Престола? Неужели только Олаф был способен занять это место? Я смотрел на звёзды; звёзды молчали. И некому было ответить на мой вопрос.
Я не знал, что делать. Но лучше сожалеть об ошибке, чем о бездействии. Я не могу знать, чем всё кончится, но могу сделать лучшее, на что способен. «Прости, Айрон, - подумал я, - но сейчас быть сильным означает сдаться».
Дыхание перехватило. Решение принято. Я твёрдым шагом направился к наяднику – пешка или нет, а без Изу я Форст не покину.
* * *
Сборы мои долго не продлились. Я ещё заглянул «домой», взял немного денег из сумки Айрона и припасённую им походную еду, и крыльник. Нож оставил – дяде он нужней. Изу, чуя моё настроение, притихла. А может, просто хотела спать.
У загона с Оракулом стояла охрана, но меня пропустили, ничего не спросив. Тут же один охранник сорвался с места и убежал куда-то. Я его не задерживал.
Влез на холку Зверя, притронулся к Спице. Тяжкое дыхание Оракула сотрясло округу. Кажется, вздох его прокатился по всему миру… но только кажется, конечно: просто новая страница моей жизни началась с этого вздоха, оттого и показался он мне громогласным.
Заглушив чувства Зверя, я направил его по кривым улицам Зверинца. Верхом на гиганте я потратил на этот путь совсем немного времени.
Просто ещё один покинутый город.
Я запретил себе думать о том, что оставляю Айрона. И о том, что будет с Ферой, если дядя не придёт в себя. И о том, что будет со всеми, кто мне до́рог, если я сейчас поступаю неправильно. Если слишком долго сомневаться – можно вовсе ничего не делать. Поэтому оставил сознание пустым. Айрон учил, что верхом на Звере только так и надо.
Подошёл к воротам. В проёме их стояла тонкая девичья фигура. Сигма. Я почему-то улыбнулся, остановил Зверя.
Безмолвная и решительная, Сигма сноровисто забралась по шкуре Зверя и уселась рядом со мной. Я ничуть не удивился. Девушки Фроста – они смелые.
- Отойдём немного, - шепнула Сигма. Я послушно погнал Зверя вперёд, остановившись только тогда, когда ворота скрылись во тьме.
- Здесь хорошо.
Мы молчали. Она знала, что я ухожу. И я знал, что мы вряд ли теперь увидимся. Но что-то важное ещё не было сказано. И мы не торопили друг друга. Наверное, Сигма выбирала верные слова.
- Не тревожься об олдва и янгё. Я прослежу, чтобы они ушли невредимыми.
- Если успеют. Скоро «луны» взойдут на небо вместе.
- Ты знаешь, - подтвердила Сигма. Ещё один камень упал на моё сердце. Выходит, могут и не успеть.
Изу, шевельнув крылом, влезла на спину Сигмы. Ткнулась коротенькими усиками в волосы девушки. Затарахтела деловито и уставилась на меня, как будто с вопросом. Я махнул головой, и стрекоза спустилась на спину Оракула.
- Я нравлюсь твоему другу, да?
- Изу умеет выбирать людей.
- А тебе я нравлюсь?
Сигма всё же сумела задать вопрос, выбивший меня из колеи. Но ответил я, почти не задумавшись:
- Очень.
Она кивнула, соглашаясь с собственными мыслями.
- А как думаешь, если бы… мы могли остаться вместе… мы могли бы создать семью? Родить детей? Устраивать праздники?
- Сигма, мне пятнадцать. Я ещё не взрослый.
- Нет. Ты синге. А сейчас ты уходишь, и ты умрёшь, а я не узнаю. И я умру, незнамо для тебя.
Сигма обняла меня и прикоснулась губами к моей шее. Отстранилась неспешно и спустилась со Зверя. Приказав Оракулу не двигаться, я последовал за ней. Неправильно было отпускать её сейчас.
Но Сигма и не уходила. Стояла, укутанная ночной темнотой, словно саваном. Я протянул руку и притронулся к её щеке:
- Да. Если бы я мог – я бы тебя не покинул.
Сигма прикоснулась к животу, к груди, к плечу – я сперва подумал, что она осеняет себя каким-то святым символом – и её одежда упала на землю.
- Ты что делаешь? Холодно ведь…
Она прижалась ко мне, увлекая на мягкую траву:
- Согрей.
Странно это было и неловко. Я не сразу понял, чего она хочет. А когда понял – испугался.
Но страх прошёл. Чувства – все, скопом – исчезли, перемешались, словно я стал Зверем. Руки мои то обжигались о её кожу, то суетились в попытках избавиться от одежды. Всё было лишним и неуместным, любые слова и признания. Я запомнил смущение и решимость в глазах Сигмы, и дрожание рук её – запомнил.
А внутри меня или надо мной, где-то вне разума и тела, шептал таинственный голос: «Видишь? Ты давно не ребёнок. Ты видел смерть и был смертью. Мало веры и мало любви – так возьми, сколько можешь. Не отказывайся».
Я целовал её, замирая от холода. Я не открывал глаз, чтобы минуты эти выпали из времени и стали вечностью. Я навсегда сохранил их глубоко внутри – только с этой ночи моё сердце перестало быть пустым. А та, что наполнила его, готовилась навеки со мной расстаться.
Неподвижный Оракул и вечная ночь стояли над нами, свидетели самой искренней клятвы. И была кровь, от первой любви неотделимая. Сигма плакала, и обнимала меня изо всех сил, и казалась маленькой и хрупкой в моих руках. Да она и была маленькой и хрупкой, эта девочка с душой из железа
Когда, ближе к рассвету и дальше от детства, всё завершилось, я помог Сигме одеться и долго держал её в объятиях, не желая отпускать. Её лицо вновь стало непроницаемым. Но, кажется, она любила меня. Первая – после матери, которой я не знал.
Когда Сигма заговорила, в словах её не было нежности:
- Я этого хотела, и так случилось. Иди, не вспоминай меня. Мы не увидимся больше.
- Стой!
Но она вырвалась из моих рук и убежала. Я едва не бросился ей вслед, но шагах в трёх по десяти она обернулась и крикнула что есть мочи:
- ИДИ!!!
Плакала ли она в тот момент? Сожалела ли, что мы расстаёмся? Ночь сокрыла всё.
* * *
Дорога домой была долгой и трудной. Я спал тревожно, мучали кошмары – а оттого и пары часов в день было довольно. Оракул знал дорогу, чуял её: мне оставалось лишь избегать людных мест и находить нам убежище к ночи. Я не осторожничал слишком и гнал, как только мог: пробираясь лесами, Зверь валил деревья, выбираясь на открытое место – рыхлил землю на бегу. Зверь чувствовал моё нетерпение. Со всеми предосторожностями и при хорошем темпе дорога из Одоната в Форст у нас с Айроном заняла десядницу. Покрыв много большее расстояние, я добрался до Красных Камней за три дня.
Наконец я пересёк живые северные леса и оказался поблизости от родных стен. Войди я туда на своих двоих – чего доброго, припомнили бы мне мои «грехи». Осудили за хищение Спицы. А я шёл не для этого.
И облачным утром, не обращая внимания на крики ужаса и отчаяния, я приказал Оракулу перебраться через хлипкую стену родного города. Люди разбегались кто куда: вон дядька-сторож упал наземь и забормотал молитвы, вон Нигма, молочница, бросила свой немудрёный товар и спряталась под прилавок. А вон старый Оген загоняет детвору в колодец… малышня спускается по стеблям гидры. Помню, как сам залезал туда, играя. Не худшее укрытие от Зверя.
Воздух родных мест вреза́лся в лёгкие, как нож. Я ушёл отсюда, овеянный страхом, я возвращаюсь, и страх со мной. Улицы опустели, все, кто мог спрятаться – спрятались. Я огляделся по сторонам и засмеялся в голос – вот тебе и возвращение, вот тебе и замкнулся круг. Мой дом был неподалёку, я направился к нему.
Оракул не смог пройти по узким улочкам, и лапами своими задел несколько стен. Где-то даже крыша рухнула – слава Создателю, никого не придавив; из-под гнилой соломы на меня смотрели перепуганные глаза тощих детей. Я знал их. В прошлой жизни.
Вот и дом. Отец стоит за оградой. Волосы его седы.
- Здравствуй, папа, - сказал я, не покидая седла.
- Здравствуй, Альбин. Спустись. Поговорим.
Кажется, во всём городе он один не побоялся Зверя.
Я задумался на миг: а что если горожане кинутся меня убивать? Но, посмотрев по сторонам, успокоился: да они носу наружу не высунут, пока Оракул не уйдёт. Отлично. Всё одно я не собираюсь задерживаться.
Прежде, чем войти в дом, я приказал Оракулу мотать башкой и угрожающе порыкивать. На всякий случай.
Отец уже зашёл внутрь. Я ещё раз оглянулся. Наверное, должно было появиться особенное чувство – воспоминания, тоска, боль потери. Но нет. Только злость. Почему-то я очень злился.
В окне мелькнул женский силуэт, и в сердце как Спицу воткнули – Сигма?! Я помотал головой, наваждение исчезло. Мина. Они с Артуром, небось, уже и семейные люди. Я погладил Изу и направился к двери. Вошёл.
Отец сидел за столом, уперев взгляд в скрещённые руки. Спина его тяжело вздымалась и опускалась. Я облокотился на стену и помассировал переносицу – «хоть режьте меня, а не знаю, с чего начать».
- Артур и Мина в порядке?
- Твоими молитвами, сын.
- Хорошо.
Вот и поговорили. Минута тишины.
- А ты, оказывается, мог стать погонщиком. Но струсил.
Лицо папы исказила гримаса разочарования, и он посмотрел на меня открыто:
- Да что бы ты знал, Альбин? Обвинять меня в трусости – легко, небось? Елена болела с са́мого детства. И я хотел быть рядом с ней столько, сколько сумею. Слышишь?! Быть с ней, любить её – а не охотиться за чудовищами!
- Но кто-то же должен. Ты был должен, пап.
Он склонил голову:
- Ты пришёл обвинять меня?
Ответ дался мне тяжело. Словно Зверь на горло наступил:
- Нет, - просипел я наконец.
- Ты хоть тосковал по мне, сын?
Этот ответ дался ещё тяжелее:
- Нет.
Папа кивнул. Встал, махнул рукой, подзывая меня, и крепко обнял.
- А я очень. Всей душой. День за месяц, год за десять.
Я отстранился, задетый его нежностью. Надломил стебель гидры, налил себе воды, выпил. Полегчало.
- Пап, у меня времени мало. Я должен найти тётю как можно быстрей. Ты знаешь, где она?
Папа дёрнулся, и сжал кулаки:
- Тильда не хотела, чтобы ты её нашёл. Она благодарила Создателя, что ты далеко. Ты это знаешь?
- Да. И знаю, почему. Но обстоятельства изменились. С юга надвигаются полчища воинов Форста, и если Тильда – дочь Олафа и ученица Церкви – не призовёт народ к единению, Одонату настанет конец.
- Ты действительно веришь в это? – вопросил отец с грустью.
- Мне больше не во что верить.
- А зря. Подожди минуту, я сейчас вернусь.
Пока его не было, я открыл дверь наружу и поглядел на Оракула. Зверь переступал с лапы на лапу, взрыкивал и вообще производил устрашающее впечатление. Особенно – сиянием клинков. Шип на хвосте чудовища царапал землю. Хорошо. Никто не решится подойти.
В комнате скрипнула дверь, я обернулся. Но это был не отец.
- Артур, - улыбнулся я и сделал шаг навстречу. Но брат отступил, глядя на меня исподлобья.
- Зачем ты пришёл? – спросил он со злобой.
- Так было нужно. Я не задержусь.
Холодность Артура задела меня не сильней, чем коготки Изу. Видит Создатель, я давно уже не видел утешения от своей первой семьи.
- Мина перепугана насмерть. А она моего ребёнка носит! Альби, уходи так скоро, как можешь. От тебя одни беды.
- Я знаю, братец. Иди, обними жену… я скоро исчезну.
Лицо Артура разгладилось. Он подбородком указал на Изу:
- Кто бы мог подумать. Та самая?
- Это Изу. И она до сих пор мой друг.
- А я тебе никогда другом не был, да?
Он не стал дожидаться ответа и ушёл.
Несмотря на поведение Артура, сердце моё согрелось: надо же! Семья наша растёт. Я буду дядей. Хех!
Не удержавшись, я засмеялся. История идёт по кругу: лет через двадцать уже сын Артура спросит, есть ли у него дядя. И Артур так же, как отец когда-то, с недовольством ответит сыну. Или дочке.
Вошёл отец, таща подмышкой здоровенный фолиант. Я сразу узнал его – книга наядника, сокровище нашей семьи. Не тратя времени на предисловия, папа произнёс:
- Знаешь, что это?
- Конечно.
Папа водрузил книгу на стол, принялся её листать.
- Твой дед был великим человеком. И он многое узнал об этом мире, просто наблюдая за ним. Когда я решил, что убегу и заберу с собой Елену, я начал готовиться и переписывать дневники Олафа с тем, чтобы воспользоваться его мудростью позже.
- Там было и про стрекоз? – спросил я, справившись с удивлением.
- Тут есть обо всём. Но главное – планы на объединение с Церковью. С указанием полномочий, прав и методов уравновешивания власти. Планы, которые теперь никто не станет выполнять.
- Расскажи мне о них!
Папа нашёл нужные страницы книгу и ткнул в них ладонью:
- Всё здесь. Читай!
- Да у меня и часа лишнего нет! И… слабый из меня чтец…
Отец спрятал лицо в ладонях:
- Выходит, всё напрасно.
Изу взлетела с моего плеча и уселась на книгу. Погудела крыльями, сложила их и замерла. Я встрепенулся:
- Не может быть, чтобы напрасно. Вербин не отправил бы меня сюда без причины.
Папа кивнул, кадык на его горле мотнулся вниз-вверх:
- Тогда дело не в книге. Ты всё же забери её, я не достоин её хранить.
- Пусть так. Но тогда зачем я здесь?
Отец сел на стул, закрыл глаза и заговорил торопливо – боялся, думаю, что не хватит ему решимости закончить:
- Через семь лет после нашего побега Елена сильно заболела. Проклятье её матери дало о себе знать. Артур был совсем кроха. А я знал, что если и есть надежда на выздоровление Лены – то в Кузне.
- Почему Олаф отпустил вас, когда вы бежали?..
- Не перебивай! Я отправил Олафу стрекозу, и он тогда прибыл за нами. Мы бросили дом, хозяйство и поехали. Вербин приложил все усилия, чтобы вылечить Лену. Целый год он денно и нощно боролся за неё. Но напрасно. Как и её мать, Лена… Лена не справилась с проклятьем.
- А я? Когда я родился? Если мама болела?
Мне почудилось, что я сейчас исчезну. Моя мать… умерла до моего рождения?! Что за чушь?
Отец сжал кулаки так, что они захрустели. Вдохнул, выдохнул. Продолжил:
- Тильда всегда была влюблена в меня, ещё девчонкой. Я не обращал на это внимания, но когда мы вернулись… пойми, сын! Лена умирала! Я не мог спать, есть, дышать не мог! Я думал, что угасну в тот же день, что и она. А однажды ночью, когда я мучился в лихорадке бессилия, она явилась ко мне. Прекрасная, здоровая, снова… как будто случилось чудо. И я принял её в свои объятия, и только наутро понял, безумец! – что это была Тильда. А не моя богоданная супруга.
- Что ты сказал?!..
- И словно мало мне было осознания греха – Тильда понесла ребёнка. По договору с Церковью она должна была в уединении постигать Писание, не имела права покидать свои покои. Её никто не видел. До самого нашего отъезда она сидела взаперти. В бесформенном балахоне, в окружении священных текстов. Только Вербин и заглядывал к ней. Он же помог тебе появиться на свет. Для всех было объявлено, что ты – дитя Елены. Правду знал только Олаф, Вербин и я. Может, кто-то ещё, не ведаю.
Дата добавления: 2015-01-30; просмотров: 18 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |