С наступлением зимы Молли становилась все более угрюмой. Она
поздно выходила на работу и оправдывалась тем, что проспала. Несмотря
на отменный аппетит, она постоянно жаловалась на мучающие ее боли. Под
любым предлогом она бросала работу и отправлялась к колоде с водой, где
и застывала, тупо глядя на свое отражение. Но похоже было, что дело
обстояло куда серьезнее. Однажды, когда Молли, пережевывая охапку сена,
весело трусила по двору, кокетливо помахивая длинным хвостом, к ней
подошла Кловер.
- Молли, - сказала она, - я хочу с тобой серьезно поговорить.
Сегодня утром я видела, как ты смотрела через ограду, что отделяет
скотский хутор от Фоксвуда. По другую сторону стоял один из людей
мистера Пилкингтона. И - я была далеко от вас, но уверена, что зрение
меня не обманывало - он о чем-то говорил с тобой, и ты ему позволяла
чесать свой нос. Что это значит, Молли?
- Это не так! Я там не была! Это все неправда! - Закричала Молли,
взлягивая и роя копытами землю.
- Молли! Посмотри на меня. Даешь ли ты мне честное слово, что тот
человек не чесал твой нос?
- Это неправда! - Повторила Молли, отводя взгляд. В следующее
мгновенье она резко повернулась и галопом умчалась в поле.
Кловер глубоко задумалась. Никому не говоря, она отправилась в
стойло Молли и переворошила копытами солому. В глубине ее был
тщательно спрятан кулечек колотого сахара и связка разноцветных
ленточек.
Через три дня Молли исчезла. Несколько недель не было известно о
ее местопребывании, а затем голуби сообщили, что видели ее по ту
сторону уиллингдона. Она стояла рядом с таверной в оглоблях маленькой
черно-красной двуколки. Толстый краснолицый мужчина в клетчатых
бриджах и гетрах, похожий на трактирщика, чесал ей нос и кормил
сахаром. У нее была новая упряжь, а на лбу - красная ленточка. Как
утверждали голуби, она выглядела довольной и счастливой. О Молли
больше не вспоминали.
В январе грянули морозы. Земля промерзла до крепости железа, поля
опустели. Большинство встреч происходило в амбаре, и свиньи занимались
тем, что планировали работу на следующий год. Было общепризнано, что,
хотя все вопросы должны решаться большинством голосов, генеральную
линию определяли умнейшие обитатели фермы - свиньи. Такой порядок
действовал как нельзя лучше, но лишь до той поры, пока не начинались
споры между Сноуболлом и Наполеоном. Они спорили по любому поводу, едва
только к этому предоставлялась возможность. Если один предлагал
засеивать поля ячменем, то другой безапелляционно утверждал, что
большая часть их должна быть отведена под овес; если один говорил, что
такие-то поля могут отойти под свеклу, другой доказывал, что там может
расти все что угодно, кроме корнеплодов. У каждого были свои
последователи, и между ними разгорались горячие споры. И если на
ассамблеях Сноуболл часто одерживал верх благодаря своему великолепному
ораторскому мастерству, то Наполеон успешнее действовал в кулуарах.
Особенным авторитетом он пользовался у овец. Порой овцы, что бы там ни
происходило, начинали хором и порознь блеять "Четыре ноги - хорошо, две
ноги - плохо" и этим нередко кончались ассамблеи. Было отмечено, что
особенно часто эти тирады начинали раздаваться в самые патетические
моменты выступлений Сноуболла. Сноуболл тщательно изучил несколько
старых номеров журнала "Фермер и животновод", валявшихся на ферме, и
был полон планов нововведений и перестроек. Он со знанием дела говорил
о дренаже, силосовании, компосте; им была разработана сложная схема, в
соответствии с которой животные должны были доставлять свой навоз прямо
на поля, каждый день в разные места, что позволило бы высвободить
гужевой транспорт. Наполеон схемами не занимался, но спокойно сказал,
что Сноуболл увлекается пустяками. Похоже было, что Наполеон ждет
своего часа. Но все эти споры и противоречия показались пустяками,
когда встал вопрос о ветряной мельнице.
На длинном пастбище, недалеко от строений, был небольшой холмик,
который, тем не менее, был самым возвышенным местом на всей ферме.
Ознакомившись с грунтом, Сноуболл объявил, что здесь самое подходящее
место для ветряной мельницы, которая будет вращать динамомашину и
снабжать ферму электрической энергией. Можно будет осветить стойла и
согреть их зимой, будет работать циркулярная пила, соломорезка и даже,
может быть, свекломешалка и механическая дойка. Животные никогда не
слышали ни о чем подобном (ибо на этой запущенной ферме были только
самые примитивные механизмы), и они в изумлении внимали Сноуболлу,
который развертывал перед ними величественные картины фантастических
машин, которые будут делать за них всю работу в то время, когда
обитатели фермы будут гулять по лугам и упражняться в чтении и беседах.
Через несколько недель планы Сноуболла обрели законченный вид.
Детали были позаимствованы из трех книг, принадлежавших мистеру Джонсу:
"Тысяча полезных вещей для дома", "Каждый - сам себе каменщик" и
"Электричество для начинающих". Свои замыслы Сноуболл воплощал под
крышей помещения, которое когда-то служило инкубатором и обладало
гладким деревянным полом, годным для рисования. Из этого помещения он
не вылезал часами. Время от времени заглядывая в книгу, придавленную на
нужной странице камнем и с куском мела между копытцами, он носился взад
и вперед, проводя линию за линией и тихонько похрюкивая от восторга.
Мало-помалу его план превратился в массу коленчатых валов, рукояток и
шестеренок, изображения которых покрывали весь пол, и которые для всех
остальных представляли совершенно непонятное, но очень внушительное
зрелище. Посмотреть на творчество Сноуболла в течение дня хотя бы по
разу заходили все обитатели фермы. Заходили даже гуси и куры, осторожно
стараясь не наступать на меловые линии. Только Наполеон держался в
стороне. Он с самого начала выступал против мельницы. Но однажды и он
неожиданно явился ознакомиться с планом. Тяжело ступая, он обошел
чертеж, внимательно вглядываясь в каждую деталь, пару раз хрюкнул и
остановился поодаль, искоса глядя на схему; затем он неожиданно
приподнял ногу, помочился на чертеж и вышел, не проронив ни слова.
Вопрос о мельнице вызвал серьезные разногласия на ферме. Сноуболл
держался той точки зрения, что построить мельницу будет не так уж
трудно. Камни можно доставить из каменоломни и возвести из них стены,
затем смонтировать крылья, а потом останется только раздобыть провода и
динамомашину. (Как их достать, Сноуболл не говорил.) Но он утверждал,
что все это можно сделать за год. А затем, восклицал он, мельница
возьмет на себя столько работы, что животным только останется трудиться
три дня в неделю. С другой стороны, Наполеон говорил, что сегодня
главная задача - это добиться увеличения продукции и что если они
потеряют время на строительстве мельницы, то умрут с голоду. Вся ферма
разделилась на две фракции, которые выступали под лозунгами:
"Голосуйте за Сноуболла и трехдневную рабочую неделю" и "Голосуйте за
Наполеона и за сытную кормежку". Единственный, кто не примкнул ни к
одной фракции, был Бенджамин. Он не верил ни в изобилие, ни в то, что
мельница сэкономит время. С мельницей или без мельницы, сказал он, а
жизнь идет себе, как она и должна идти, то есть, хуже некуда.
Кроме споров о мельнице, надо было еще заниматься вопросом об
обороне фермы. Было совершенно ясно, что, хотя человечество потерпело
поражение в битве у коровника, враги могут предпринять еще одну и более
успешную попытку захватить ферму и восстановить власть мистера Джонса.
Заниматься этим было тем более необходимо, что слухи об их успешной
обороне распространились по всей округе, вызвав волнение среди животных
на соседних фермах. Как обычно, между Сноуболлом и Наполеоном
разгорелись споры. Наполеон считал, что животные должны достать
огнестрельное оружие и учиться владеть им. С точки зрения Сноуболла,
они должны рассылать все больше и больше голубей по соседним фермам и
разжигать пламя всеобщего восстания. Один говорил, что если они не
научатся защищаться, то потерпят поражение, другой же считал, что если
вспыхнет всеобщее восстание, им не придется думать о собственной
обороне. Животные слушали сначала Наполеона, затем Сноуболла и никак
не могли понять, кто же из них прав, надо отметить, они всегда
соглашались с тем, кто говорил в данный момент.
Наконец настал день, когда план Сноуболла был полностью завершен.
В следующее воскресенье на ассамблее был поставлен на голосование
вопрос, строить мельницу или нет. Когда все собрались в большом амбаре,
Сноуболл встал и, не обращая внимания на овец, которые время от времени
прерывали его блеянием, изложил свои доводы в пользу строительства
мельницы. Затем поднялся Наполеон. Очень тихо и спокойно он сказал,
что строительство мельницы - это глупость и что он никому не советует
голосовать за это. Наполеон опустился на свою место; говорил он не
более тридцати секунд и, похоже, его совершенно не волновал результат
выступления. Сноуболл, стремительно вскочив и гаркнув на овец, снова
начавших блеять, бросил пламенный призыв - строить! Произошло это в тот
момент, когда симпатии животных разделились почти поровну между двумя
ораторами, и красноречие Сноуболла весомо упало на чашу весов. Он
блистательно описал, как преобразится скотский хутор, когда груз
унизительной работы будет сброшен раз и навсегда. Его воображение
простиралось значительно дальше соломорезки и свекловыжималки.
Электричество, сказал он, заставит работать веялки и косилки, жатки и
сноповязалки, оно будет пахать и бороновать землю, не говоря уже о том,
что в каждом стойле будет свое освещение, горячая и холодная вода, а
также электрогрелки. Когда он кончил говорить, не было и тени сомнения,
как пойдет голосование. Но в этот момент Наполеон встал и, искоса
испытующе посмотрев на Сноуболла, издал странное хрюканье, которое
никто раньше не слышал от него.
Снаружи раздался яростный лай, и девять огромных собак в
ошейниках, усеянных медными бляхами, ворвались в амбар. Они кинулись
прямо к Сноуболлу, который, отпрыгнув, едва успел увернуться от их
оскаленных челюстей. Через мгновение он уже был в дверях, и собаки
кинулись за ним. Чересчур потрясенные и испуганные для того, чтобы
говорить, животные сгрудились в дверях, наблюдая за происходящим.
Сноуболл мчался через длинное пастбище по направлению к дороге. Он
бежал так быстро, как только могут бежать свиньи, но собаки уже висели
у него на пятках. Внезапно он поскользнулся, и стало ясно, что сейчас
его схватят. Но он смог собраться и припустил еще быстрее. Собаки
продолжали его преследовать. Одна из них едва не ухватила Сноуболла за
хвостик, но в последний момент он успел его выдернуть. Сноуболл сделал
последний рывок. От преследователей его отделяло несколько дюймов, но
Сноуболл успел нырнуть в отверстие в заборе - и был таков.
Примолкшие и напуганные, животные собрались обратно в амбаре.
Вернулись прибежавшие собаки. Сначала никто не мог понять, откуда они
взялись, но загадка разрешилась очень просто: это были те самые щенки,
которых Наполеон взял у их матерей и чьим воспитанием занимался он
лично. Они еще продолжали расти, но тем не менее, уже были огромными
свирепыми псами, смахивающими на волков. Они окружили Наполеона. Было
заметно, что, когда он обращается к ним, они виляют хвостами точно так
же, как в свое время другие собаки реагировали на слова мистера Джонса.
Теперь Наполеон в сопровождении собак поднялся на то возвышение,
где когда-то стоял майор, произнося свою речь. Он объявил, что,
начиная с сегодняшнего дня, ассамблеи по утрам в воскресенье
отменяются. В них отпала необходимость, сказал он, мы только теряем
время. На будущее все вопросы касательно работ на ферме будет решать
специальный комитет из свиней, возглавляемый им лично. Они будут
обсуждать все проблемы и затем сообщать всем остальным о принятых
решениях. Все обитатели фермы будут по-прежнему собираться в
воскресенье утром, чтобы отдать честь флагу, спеть "Скоты Англии" и
получить задания на неделю; какие бы то ни было споры исключаются.
Несмотря на шок, который вызвало изгнание Сноуболла, животные
почувствовали глубокое разочарование при этом сообщении. Некоторые из
них даже испытали желание выступить с протестом - если бы они были в
состоянии найти убедительные аргументы. Даже Боксер был несколько
взволнован. Он прижал уши, несколько раз встряхнул челкой и принялся
приводить мысли в порядок; но в конечном счете он так и не нашелся, что
сказать. Остальные свиньи проявили больше сообразительности. Четверо
поросят, сидевших в первом ряду, пронзительным визгом выражая свое
несогласие, вскочили на ноги и стали говорить все разом. Но внезапно
собаки, кольцом окружавшие Наполеона, издали низкое глубокое рычание,
что заставило свиней замолчать и занять свои места. Затем овцы
принялись громогласно блеять: "Четыре ноги - хорошо, две ноги - плохо",
это длилось примерно около четверти часа и окончательно положило конец
всяческим разговорам.
После этого Визгун обошел всю ферму с целью объяснить остальным
новый порядок вещей.
- Товарищи, - сказал он, - я верю, что все, живущие на ферме,
ценят ту жертву, которую принес товарищ Наполеон, взяв на себя столь
непосильный труд. Не надо думать, товарищи, что руководить - это такое
уж удовольствие! Напротив - это большая и нелегкая ответственность.
Товарищ Наполеон глубоко верит в то, что все животные обладают равными
правами и возможностями. Он был бы только счастлив передать вам груз
принятия решений. Но порой вы можете ошибиться - и что тогда ждет вас?
Представьте себе, что вы дали бы увлечь себя воздушными замками
Сноуболла - этого проходимца, который, как нам теперь известно,
является преступником...
- Он смело дрался в битве у коровника, - сказал кто-то.
- Смелость - это еще не все, - сказал Визгун. - Преданность и
послушание - вот что самое важное. Что же касается битвы у коровника,
то я верю, придет время, когда станет ясно, что роль Сноуболла была
значительно преувеличена. Дисциплина, товарищи, железная дисциплина!
Вот лозунг сегодняшнего дня! Стоит сделать один неверный шаг, - и
враги одолеют нас! И, конечно, товарищи, вы не хотите возвращения
Джонса?
И, как всегда, этот аргумент оказался неопровержимым. Конечно,
никто из животных не хотел возвращения Джонса; и если споры о том, как
проводить утро воскресенья, могли вернуть его, то эти споры, без
сомнения, надо было кончать. Боксер, у которого теперь было достаточно
времени подумать, выразил обуревавшие его чувства словами: "Если
товарищ Наполеон так сказал, то, значит, это правильно". И после этого
в дополнение к своему девизу "Я буду работать еще больше" он изрек еще
один афоризм: "Наполеон всегда прав".
В эти дни погода стала меняться; пора было приступать к пахоте.
Сарай, в котором Сноуболл чертил свой план мельницы, был закрыт, и всем
было объявлено, что чертеж стерт. Теперь каждое воскресенье по утрам в
десять часов все собирались в амбаре, где получали задания на неделю.
Череп старого майора, от которого ныне остались только одни кости, был
выкопан из могилы и водружен на пень у подножия флагштока, рядом с
револьвером. И теперь после поднятия флага все животные были обязаны
строем проходить мимо черепа, выражая таким образом ему почтение.
Теперь, войдя в амбар, они не садились вместе, как это было заведено
раньше. Наполеон, Визгун и еще одна свинья по имени Минимус, который
отличался удивительным талантом писать стихи и песни, занимали переднюю
часть возвышения, а девять псов закрывали их полукругом; прочие свиньи
занимали места за ними. Все прочие животные располагались в остальной
части амбара. Отрывисто и резко Наполеон отдавал приказы на неделю, и
после однократного исполнения гимна "Скоты Англии" все расходились.
В третье воскресенье после изгнания Сноуболла животные были слегка
удивлены, услышав сообщение Наполеона - несмотря ни на что, мельница
будет строиться. Он не дал никаких объяснений по поводу изменения своей
точки зрения, а просто предупредил всех, что это исключительно сложное
мероприятие потребует предельно напряженной работы; возможно даже
придется пойти на сокращение ежедневного рациона. Планы, естественно,
были продуманы до последней детали. Последние три недели над ними
работал специальный комитет из свиней. Строительство мельницы и всех
прочих приспособлений, как предполагается, займет два года.
Вечером Визгун в дружеской беседе объяснил всем остальным, что на
самом деле Наполеон никогда не выступал против строительства мельницы.
Напротив, именно он с самого начала стоял за строительство мельницы, и
план, который Сноуболл чертил на полу в инкубаторе, был выкраден из
бумаг Наполеона. То есть мельница была задумана единственно
Наполеоном. Почему же в таком случае, спрашивали некоторые, он так
резко выступал против нее? Визгун лукаво прищурился. Это, сказал он,
была хитрость товарища Наполеона. Лишь притворяясь, что
выступает против мельницы, он хотел таким образом избавиться от
Сноуболла, который со своим опасным характером оказывал на всех плохое
влияние. И теперь, когда Сноуболл окончательно устранен, план может
быть претворен в жизнь без всяких помех. Все это, сказал Визгун,
называется тактикой. Он повторил несколько раз: "Тактика, товарищи,
тактика!", Подпрыгивая и со смехом крутя хвостиком. Животные не совсем
поняли, что означает это слово, но Визгун говорил так убедительно и
трое собак, сопровождавших его, рычали так угрожающе, что его
объяснения были приняты без дальнейших вопросов.
Дата добавления: 2015-01-30; просмотров: 10 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |