Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Поэтика эпоса и сказки

Читайте также:
  1. Народные сказки
  2. ОТНОШЕНИЕ ГЕРОИЧЕСКОГО ЭПОСА ГОМЕРА К ВОЙНЕ
  3. Потебня А.А. Эстетика и поэтика.
  4. Поэтика драмы
  5. Поэтика комедии
  6. Поэтика кошмарного сна
  7. Поэтика лирики
  8. ПРОБЛЕМАТИКА И ПОЭТИКА ТРАГЕДИЙ СОФОКЛА.
  9. Психотерапевтические сказки

 

Эпическая опера принципиально контрастна по отношению к драматической, основана на иных законах драматургии. Это жанр по-своему сложный и неординарный.

Обращаясь к эпическим оперным спектаклям русской классики XIX в., мы обнаруживаем, как уже отмечалось, два самостоятельных направления, связанных с собственно эпическими операми – «Русланом» М.Глинки, «Садко» Н.Римского-Корсакова, «Князем Игорем» А.Бородина – и с операми-сказками, которые, как особая жанровая разновидность русского эпоса, представлены фактически лишь в творчестве Н.Римского-Корсакова. Они, в свою очередь, подразделяются на спектакли, выдержанные в строгих рамках сказочного сюжета – «Сказка о царе Салтане», «Снегурочка», «Золотой петушок», «Кащей бессмертный», - и на спектакли, где сказочность является одним из составляющих жанровых признаков наряду с комедийностью, духом романтики, реально-бытовыми чертами – «Майская ночь», «Ночь перед Рождеством».

В операх XX в. очевидно присутствие эпической и сказочной традиции. Чаще всего они являются составляющими жанровыми опорами наряду с драмой, комедией, лирикой. Назовем эпико-драматическую оперу «Война и мир», сказочно-комедийную оперу «Любовь к трем апельсинам» Прокофьева, лирическую сказку «Соловей» Стравинского и др.

Эпические оперы и оперы сказочного типа во многом схожи, но вместе с тем имеют и значительные расхождения.

Остановимся на некоторых общих признаках. И чисто эпической опере, и опере-сказке, в отличие от действенной драмы, свойствен особый размеренный повествовательный тон, отодвигающий события на абсолютную эпическую дистанцию. Эта максимальная отдаленность от происходящего, рождающая своеобразный оттенок «невживания», отстранения, также находит объяснение в том, что понятие зла коренным образом модифицируется – сглаживается, вуалируется, входя в глубинные слои содержания.

Предание о прошлом священно. «Абсолютное прошлое – это есть специфическая ценностная (иерархическая) категория <…> в этом прошлом – все хорошо, и все существенно хорошее («первое») – только в этом прошлом. Эпическое абсолютное прошлое является единственным источником и началом всего хорошего и для последующих времен. Так утверждает форма эпопеи», - пишет М.Бахтин [16, 403 ]. Эпические и сказочные произведения лишены проблематичности, взрывчатости, накаленности действия, напротив, они характеризуются сравнительно медленным развертыванием. Если «драма спешит», то «эпос медлит». В эпосе отсутствует непрерывно-нагнетающее стремление к генеральной кульминации. Эпическое действие есть действие, постоянно удаляющееся от своей цели, задерживающееся в ходе своего развития. «Неотложная забота о реализации единой цели в области эпоса отпадает. Здесь, правда, у героев также могут быть желания и цели, но самое главное заключается в том, что с ними случается при этом событии, а не исключительно деятельность ради их цели. Обстоятельства столь же действенны и чаще действеннее цели» [45, 252 ].

Конфликтуступает место контрасту. В эпосе рисуются преимущественно поступки героев, а не их душевные переживания, собственно сюжетный рассказ дополняется многочисленными статическими описаниями, создающими самостоятельный эпический фон. Эпос, в отличие от драмы, не может не прибегать к разнообразному воспроизведению внешнего ареала, изобразительным приемам, соприкасаясь, таким образом, с областью скульптуры и живописи.

Герой эпической и сказочной оперы значительно отличается от драматического героя. «Он весь вовне, в нем нет оболочки и ядра», «он видит и знает о себе только то, что видят и знают о нем другие» (М.Бахтин). Психология личности не осложнена глубочайшими антитезами, связанными с философскими мотивами, приподнимающими и возвышающими героя, возводящего его порой в ранг сверхчеловека. Напротив, данный герой более однопланов и овнешнен. Таковы по мироощущению Садко, Фарлаф, Ратмир, Горислава, Светозар, Гвидон, Салтан, Лель, Иван Королевич, Весна-Красна, Дед-Мороз и др.

Вместе с тем, в закономерностях сюжетно-фабульной линии обоих жанров оперного спектакля имеются и существенные расхождения, которые сказываются прежде всего в различном подходе к изначальным основам сюжета.

Неизвестный исследователь русской сказки еще в XVIII в. справедливо сформулировал разницу между эпической и сказочной поэзией: «Сказка (Fabula, ficta, commentatio, narratio) – есть повествование вымышленного происшествия, - писал он, - она требует вымыслов…, действие поэмы эпической – есть истинное, ниже принимаемое за оное, ибо тогда произвело бы оно не ”сказку”, а ”историю”» [Цит. по: 112, 7 ].

Действительно, основу эпического повествования составляют события далекого прошлого, эпизоды конкретной исторической эпохи. Обращает на себя внимание глубокий национальный пафос, «стремление на основе широкой философской концепции мира создать универсальный его аналог» [72, 23 ]. Всеохватность, вселенское начало эпопеи связано с тем, что в ней ставятся самые главные, коренные проблемы жизни народа и человека: эпопейное мышление – это мышление о бытии в самом крупном плане. Свойственная эпосу универсальность понимается как максимально полный охват действительности. Основу жанрового содержания эпической оперы составляет культ народа, «мысль народная», которые находят свое полное художественное выражение и в чертах портрета отдельных социальных групп, и в народной многоголосице, и в батальных сценах, и в первостепенном значении героического начала.

Сказка как особая область эпического творчества в генезисе имеет принципиальное отличие по сравнению с древними легендами, былинами, историческими песнями.

Опера-сказка основана на вымышленном сюжете. С отсутствием достоверности связано прежде всего перенесение действия в несуществующее государство (Додоново царство, Берендеево царство, царство Кащея, Тмутаракань), своеобразные реплики героев, открывающие и завершающие произведение – реплики, придающие условность оперному спектаклю: «Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок», «Вот чем кончилася сказка. Но кровавая развязка, сколь ни тягостна была, волновать вас не должна, разве я лишь да царица, были здесь живые лица, остальные, бред, мечта, призрак бледный, пустота» («Золотой петушок»), «Вот домой вернусь, нашим похвалюсь: на пиру де был, мед да пиво пил <…> Вот домой вернусь, за рассказ примусь, А коль стану лгать, чур не сметь мешать <…> Ну, теперь уж сказка вся, дальше сказывать нельзя. Да!» («Сказка о царе Салтане»).

При сравнении эпических и сказочных спектаклей обнаруживается разница в «преподнесении» описываемых событий, типе замысла, обрисовке характеров героев. Так, собственно эпическим операм свойственны величие содержания, монументальность образов, героический пафос, примат общего над индивидуальным.

Центральные образы эпического искусства – образы богатырей. С ними связано воплощение высокой патриотической идеи, героического начала, проявляющегося преимущественно в чувстве долга перед Родиной, а также олицетворение недюжинной нравственной стойкости и чистоты. Они наделены колоссальной внешней силой, в которой как бы сконцентрирована «гигантская сила коллектива» (М.Горький). Возвеличивание фигуры богатыря неотделимо порой от элементов чудесного, фантастического. «Богатырь обычно вооружен палицей весом в сорок, в девяносто пудов, его лук с трудом несут десятки людей; он пьет вино ведрами; он один способен уничтожить несметные вражеские силы» [123, 11 ]. Таков могучий Руслан в жесточайшем поединке с Головой, в битве «не на жизнь, а на смерть» с волшебником Черномором:

«Тогда Руслан одной рукою

Взял меч сраженной головы

И, бороду схватив другою,

Отсек ее, как горсть травы».

 

Это и новгородский гусляр Садко, завоевывающий своими песнями власть над морским царством, и доблестный князь Игорь. В русле данных тенденций выдержан и героико-трагический образ Ивана Сусанина. Победа богатыря вытекает из всей концепции эпоса: человеческое неизменно торжествует над таинственным миром зла. Внутренний облик богатырей, психологическое содержание их образов, как и их внешность, характеризуется подлинной человечностью. Этим героям в большей степени, чем героям сказок, свойственны раздумья, эмоциональные реакции на увиденное и пережитое. Но их чувства не раскрываются средствами психологического анализа, чуждого самой природе эпоса.

В «Китеже» народно-патриотическая концепция ассоциируется прежде всего с двумя персонажами – князем Юрием и его сыном княжичем Всеволодом. Напомним слова ариозо князя Юрия из первой картины третьего действия:

«О, слава, богатство суетное!

О, наше житье маловременное!

Пройдут, пробегут часы малые,

И ляжем мы в гробы сосновые…»

 

Или, реплики княжича Всеволода из той же картины:

«Ой же ты, дружина верная!

Умирать нам леполь с женами,

за стенами укрываючись,

не видав врага лицом к лицу?

В сердце имемся единое,

выйдем ворогу во сретенье,

За хрестьян, за веру русскую

Положить свои головушки».

 

Эпические тенденции русской классики XIX в. ярко проявились в данном отношении и в опере XX в. Героическое, богатырское начало, величественность являются квинтэссенцией образа Кутузова – освободителя России («Война и мир» Прокофьева). Взаимосвязь богатырских образов – Ивана Сусанина, князя Игоря, князя Юрия, княжича Всеволода, несущих высокую этико-философскую нравственную идею, очевидна. Показательной является ария Кутузова из десятой картины оперы («Изба в Филях»):

 

«Величавая, в солнечных лучах

Матерь русских городов,

Ты раскинулась перед нами, Москва».

 

Колоритная фигура русской эпической оперы – фигура певца-сказителя Баяна, произносителя вещего слова. Прежде всего, с ней связана та эпическая дистанция, которая транспонирует описываемые события в зону отдаленного прошлого и вносит дух старины, архаики, оттенок поэтической «полуправды». Именно от певца-сказителя исходит ценностная нравственная ориентация, настраивающая на восприятие прекрасного, недосягаемого прошлого.

Уникальность этого персонажа связана с его пророчеством. Баян – пророк, прорицатель, предвещающий грядущие события. Его пророчество преподносится в плане некоего известного постулата, извечной данности, воплощающейся в форме скульптурной завершенности, застылости. «Эпическое пророчество всецело осуществляется в пределах абсолютного прошлого <…> оно не касается читателя и его реального времени» [16, 418 ]. Песни Баяна в эпических операх олицетворяют своеобразный «конспект содержания» целого, где в сжатом виде сфокусирована главенствующая идея сюжетно-фабульной линии.

В «Руслане» данный герой предсказывает похищение Людмилы:

«Оденется с зарею

Роскошною красою

Цветок любви, весны;

И вдруг порывом бури

Под самый свод лазури

Листки разнесены».

 

В «Садко» он (его функцию выполняет Нежата) пророчествует о будущих подвигах новгородского гусляра:

 

«Набирал он дружину хоробрую,

а и тут же с ней в поход пошел

ко Индейскому царству славному.

Воевал, покорял царство славное,

А и сам в та поры в нем царем насел».

 

В «Китеже» Гусляр предсказывает страшное кровавое нашествие татар, гибель людей и разорение земли русской; рассказывает о появлении великой заступницы России – Богородице, сострадающей ужасу грядущих событий:

«Из-за озера Яра глубокого

прибегали туры златорогие,

всех двенадцать туров без единого;

и встречалась им старая турица:

“Где вы, детки, гуляли, что видели?”

“Мы гуляли вкруг стольного Китежа,

а видали мы там диво дивное,

что идет по стене красна девица,

во руках несет книгу чудесную,

а и плачет сама, заливается”».

 

Обращаясь к сказочной опере, в большинстве случаев обнаруживается отсутствие серьезности повествования, связанного с величественной идеей народности, патриотизма, героики. Напротив, доминирующими оказываются авантюристичность, сатирическое, подчас гротескное начало, гиперболизация, игровая логика. Перед слушателем развертывается увлекательная цепь событий, развитие захватывает своей динамичностью, остроумием, неожиданными вторжениями. Сказочный сюжет изобилует ситуациями соревнования, спора, оригинальных решений «трудной задачи», суматохи, обманов. Сказка фактически не уделяет пристального внимания таким персонажам, как Богатырь и Баян, управляющим в эпическом произведении сюжетным действием. Структура сказки, типология сюжетов, мотивов, образов имеет свои собственные, специфические, прочно устоявшиеся традиции, развитие которых в корне не изменяется, а определяется лишь приспособлением к новым историческим эпохам, новой действительности. Это находит свое проявление скорее в трансформации деталей поэтического текста, но не в создании иных фольклорных сюжетов и образов.

Для сюжетно-фабульной стороны оперы-сказки показательна повторяемость функций действующих лиц, наличие определенного количества ведущих персонажей, концентрирующих вокруг себя все сюжетное действие, а также некоторые другие специфические закономерности, свойственные собственно жанру сказки. К ним относятся, например, прием зачина и концовки, принцип утроения отдельных функций, сюжетно-сценических ситуаций, персонажей, а также некоторых мотивов поэтического текста.

Повторяемость функций в сказке удивительна. Важны следующие выводы В.Проппа (по поводу сказки фольклорного типа): «Персонажи сказки, как бы ни были разнообразны, часто делают то же самое. <…> Для изучения сказки важен вопрос что делают сказочные персонажи, а вопрос кто делает – это вопрос уже привходящего значения» [117, 29 ]. Вследствие морфологического анализа в структуре сюжета выделяется весьма ограниченное количество функций – всего лишь 31[1]. Назовем их:

1. Один из членов семьи отлучается из дома;

2. К герою обращаются с запретом;

3. Запрет нарушается;

4. Вредитель пытается произвести разведку;

5. Вредителю даются сведения о его жертве;

6. Вредитель пытается обмануть свою жертву, чтобы овладеть ею или ее имуществом;

7. Жертва поддается обману и тем невольно помогает врагу;

8. Вредитель наносит одному из членов семьи вред или ущерб;

9. Беда или недостача сообщается (объявляется – О.К.), к герою обращаются с просьбой или приказанием, отсылают или отпускают его;

10. Искатель соглашается или решается на противодействие;

11. Герой покидает дом;

12. Герой испытывается, выспрашивается, подвергается нападению и пр., чем подготовляется получение им волшебного средства или помощника;

13. Герой реагирует на действия будущего дарителя;

14. В распоряжение героя попадает волшебное средство;

15. Герой переносится, доставляется или приводится к месту нахождения предмета поисков;

16. Герой и вредитель вступают в непосредственную борьбу;

17. Героя метят;

18. Вредитель побеждается;

19. Начальная беда или недостача ликвидируется;

20. Герой возвращается;

21. Герой подвергается преследованию;

22. Герой спасается от преследования;

23. Герой неузнанным прибывает домой или в другую страну;

24. Ложный герой предъявляет необоснованные притязания;

25. Герою предлагается трудная задача;

26. Задача решается;

27. Героя узнают;

28. Ложный герой или вредитель изобличается;

29. Герою дается новый облик;

30. Вредитель наказывается;

31. Герой вступает в брак и воцаряется.

 

Следует отметить тесную взаимосвязь между функциями - одна из них как бы вытекает из другой. Характерно их попарное расположение: запрет – нарушение, выведывание – выдача, борьба – победа, преследование – спасение и т.д. Встречается также и объединение функций в самостоятельные группы. Так, например, вредительство, отсылка, решение противодействовать и отправка из дома составляют часто завязку сюжетного действия.

Центральная идея сюжетно-фабульного ряда сказочных опер связана с кругом действий семи главных персонажей. Сказка оперирует, как пишет В.Пропп, кругом действий вредителя, дарителя, помощника, царевны, отправителя, героя, ложного героя. Остальные персонажи имеют второстепенное значение.

Зачин и концовка в композиции целого образуют своеобразную арку. «Сказка обычно начинается с некоторой исходной ситуации. Перечисляются члены семьи, или будущий герой просто вводится путем приведения его имени или упоминания его положения» [117, 101 ]. Это является важным морфологическим элементом. Концовками служат последние функции, символизирующие такие кодовые, завершающие моменты, как награждение, добычу, ликвидацию беды, спасение от погони и т.д.

Для конструкции сказки показателен и принцип утроения. Утраиваться могут отдельные функции или группы функций, также детали, второстепенные по значению. Повторение может быть механическим, равномерным (например, три задачи, три года служить), а может быть подано и с нарастанием (третья задача самая трудная, третий бой самый страшный). Чаще встречается последнее. Повторы – один из методов композиции сказки.

 




Дата добавления: 2015-01-30; просмотров: 65 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

1 | 2 | 3 | <== 4 ==> | 5 | 6 |


lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.019 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав