Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Область создана.

Читайте также:
  1. I. Область применения
  2. Автономная область и автономный округ, их юридическая природа.
  3. Автономную область, 3 города федерального значения,4 автономных округа,9 краев, 22 республики,46 областей.
  4. Б) Центральная лесостепная и степная континентальная область серых лесных, черноземных и каштановых почв
  5. Более интенсивные представления подавляют мене интенсивные, вытесняя их в область подсознательного, а то, что остается в сознании и привлекает наше внимание
  6. В) Восточная буроземно-лесная �океаническая область бурых лесных почв
  7. Вопрос 12. Определение, область применения, пример технологической сети проектирования.
  8. Днепровско-Донецкая нефтегазоносная область
  9. Духовная сфера жизни общества Духовная сфера — это область идеальных, нематериальных образований, включающих в себя идеи, ценности религии, искусства, морали и т.д.
  10. Железобетонный каркас многоэтажных промышленных зданий, область применения, элементы,

 

В это тяжелое для батальона время к линейцам приходит новый командир Яков Васильевич Дьяченко. Человек, с именем которого в дальнейшем будет связа­но немало полезных дел в Приамурье, таких, как за­кладка новых станиц в верховьях реки, основание и строительство Хабаровска, селений по реке Уссури, Софийска, организация почтовых станций.

До последних лет о 13-м линейном Сибирском ба­тальоне и о человеке, руководившем закладкой Хабаров­ска, известно было только то, что 19 мая 1858 года на пустынном амурском берегу, там, где раскинулся сей­час город, высадился отряд 13-го линейного Сибирского батальона, под командованием капитана Дьяченко, и заложил военный пост, названный вскоре Хабаровкой. Больше о капитане Дьяченко, да и о батальоне никаких сведений не было. Оставались неизвестными основные даты его жизни, имя капитана и отчество, а инициалы, которые появились в печати к 100-летию города, оказа­лись неверными.

Неоценимую помощь нам, хабаровчанам, занимав­шимся исследованием деятельности 13-го батальона и его командира, оказал доктор исторических наук А. И. Алексеев, обнаруживший в Центральном Государ­ственном Военно-историческом архиве послужной спи­сок Дьяченко. Эта находка помогла связать воедино разрозненные сведения о Дьяченко, разбросанные по книгам, воспоминаниям и письмам его современников Венюкова, Муравьева, Буссе, Кукеля, Корсакова, Иванова, Рагозы и других.

В Восточную Сибирь Я. В. Дьяченко прибыл поручиком в 1852 году. Уроженец Полтавщины, он в апреле 1832 года, пятнадцати лет, «вступил, — как тогда писали, — в служ­бу» унтер-офицером в Тираспольский конно-егерский полк. Позже он служит в Финляндском драгунском полку, затем в Ново-Миргородском уланском. Восемнадцати лет Дьяченко получает первый обер-офицерский чин корнета, что соответствовало чину прапорщика и подпоручика в других войсках. А еще через два года, как и первый раз — за отличие по службе, он произво­дится в поручики.

Вероятно, в этот период, как утверждает известный исследователь Приамурья М. И. Венюков, Дьяченко участвовал в строительстве южнороссийских военных поселений. Опыт этот пригодился ему в дальнейшем на Амуре.

В мае 1841 года Дьяченко «по прошению уволен от службы за болезнию с чином штабс-ротмистра». Была ли это настоящая причина увольнения — неизвестно. По-видимому, Дьяченко уезжает на родину и здесь происходит в его жизни какая-то драма. В личном деле сообщается, что 6 июля 1842 года у него родился сын Владимир, о женитьбе же и о имени жены ничего не говорится. Это тем более непонятно, так как через мно­го лет уже в Иркутске Дьяченко женится вторично. Известно, что развод в то время был довольно сложным делом. В то же время мать сына Дьяченко не умерла, так как после его смерти контр-адмирал Фуругельм подписал направление о выплате пенсии двум вдовам Дьяченко.

Наверное, обстоятельства личной жизни и заставили Якова Васильевича 16 марта 1852 года вступить «вновь на службу поручиком с определением в Сибирский линейный № 13» батальон.

С прибытием в июне 1852 года в Иркутск у Дьяченко начинается новая, наиболее интересная часть его жизни.

Предыдущая армейская служба с ее размеренным, предписанным уставами распорядком совсем не похо­дила на ту, которая ожидала его в Восточной Сибири, Не успев обжиться в Иркутске, Дьяченко отправляется сопровождать партию рекрутов из 276 человек в Москву. Железной дороги до Иркутска тогда не было, сам генерал-губернатор Восточной Сибири совершал еже­годные вояжи в Петербург на безрессорном тарантасе, следует ли уточнять, что марш рекрутов был совершен пешим строем.

Вернувшись в конце 1853 года в Иркутск, Дьяченко застает здесь усиленную подготовку к первому сплаву по Амуру. Он назначается командиром двух рот 13-го батальона, находившихся в Верхнеудинске, и в декабре 1855 года отправляется с ними в Шилкинский завод. Эти две роты не участвовали в «бедственной экспеди­ции» 1856 года.

После отстранения Облеухова Дьяченко фактически командует 13-м батальоном, хотя приказ о его назна­чении поступил позднее. Возможно, начальство смуща­ло,. что другими сибирскими батальонами — 14, l5 и 16-м — командуют майор, подполковник и полковник, а во главе 13-го оно вынуждено было поставить пока еще штабс-капитана Дьяченко.

Легко можно представить, в каком состоянии до­стался Дьяченко батальон. Обмороженные и больные солдаты, боявшиеся самого слова «Амур», деморализо­ванные «бедственной экспедицией» офицеры. Даже 13-й номер батальона внушал пополнению, прибывшему в него, суеверный страх.

Можно только удивляться, как быстро вернул Дья­ченко солдатам бодрость и уверенность. Энергичный, коренастый капитан ходил, попыхивая трубкой, среди работавших линейцев. Уверенно брал топор и показы­вал, как надо отесать бревно для киля баржи. Ловко правил затупившуюся пилу и мог сказать грубоватым голосом такое, что солдаты покатывались со смеху.

Человечность нового командира, его уважительное отношение к ветеранам батальона сделали свое дело. Недаром Венюков в «Воспоминаниях о заселении Аму­ра в 1857—1858 годах» характеризует его как одного из наиболее полезных деятелей по заселению Амура. Он же отмечает спокойный, ровный характер Дьяченко, распорядительность, умение обходиться с солдатами и казаками, «с начальствами». Все это, пишет Венюков, доставило ему «общее уважение амурцев».

К лету 13-й линейный батальон опять был готов в дорогу. Перед четвертым сплавом ставилась задача — поселить на Амуре, от устья до Хинганского ущелья, 450 казачьих семейств из Забайкалья. Постройкой пят­надцати станиц для них занимались солдаты 13-го и 14-го линейных батальонов. Они, отправляясь с первым отрядом сплава, должны были до прибытия переселен­цев построить для них дома, чтобы было где встретить зиму.

Уровень воды в Шилке и Амуре в то лето был не­бывало низким, и сплав, особенно по Шилке, проходил с большими трудностями.

Убедительные свидетельства о сложностях сплава 1857 года оставил нам декабрист Михаил Александро­вич Бестужев. После тринадцатилетнего заточения сна­чала в Читинском остроге, затем в тюрьме Петровского завода Михаил и его брат Николай поселились в Селенгинске. В 1856 году только что созданная Первая Амур­ская торговая компания предложила Михаилу сплавить из Забайкалья в низовья Амура 150 тысяч пудов казен­ного груза на караване из 42 барж. Из Николаевска он должен был отправиться в Аян, оттуда в Америку — за­казать для компании пароходы.

Предложение это показалось Михаилу Александро­вичу весьма заманчивым и он, подготовив ранней вес­ной караван, почти в одно время с 13-м батальоном пустился в путь. В Пушкинском доме в Ленинграде хранится путевой дневник Бестужева, описывающий это труднейшее путешествие. Опубликованы письма М. А. Бестужева сестрам и жене с дороги. Все они полны описаний неимоверных препятствий, которыми встречали Шилка и Амур путешественников в том году. Вот только начало одного письма, отправленного декаб­ристом из Усть-Стрелки 24 июня:

«...Уф! Наконец добрались мы до истоки заветной реки. После двадцатипятидневного не плавания, нет, — а таскания барж по мелям — так что можно сказать без метафор, что мы не плавили груз, а перетащили его на плечах рабочих... Из 32 барж станет на мель одна, а все остальные должны останавливаться, чтобы ее снимать. В это время безъякорные баржи, не могши ос­тановиться, валят на другие и взаимно ломают друг друга. Судите же, сколько потерянного времени, когда их станет пять или более, как, например, теперь, под Стрелкою, в узком и быстром проходе их стало шесть, и надо было их совершенно разгружать».

И обмелевшие перекаты, и перегородившие реку мели, стаскивание барж и плотов — все это испытал и 13-й линейный батальон. Дьяченко с передовым отря­дом батальона доплыл только до Усть-Зейской станицы, а затем вернулся в Кумарский пост, где в узкой долине против устья реки Кумары началось строительство ста­ницы.

По его проекту в Усть-Зейской станице построена была целая улица домов. План станицы, изящно начер­ченный в Петербурге, привез в устье Зеи сотник В. К. Кукель, младший брат ставшего в скором времени начальником штаба войск Восточной Сибири Б. К. Кукеля. План этот не учитывал особенностей выбранного места и годился, как шутили в станице, для строитель­ства на Семеновском плацу, а не здесь, на Амуре. «Чер­тежом полюбовались и свернули его, — иронизирует Венюков, — а первая и до времени единственная улица... потянулась, даже не совсем прямолинейно, вдоль греб­ня небольшой высоты... На высоте этой... основано бы­ло 18—20 домов по проекту капитана Дьяченко». Среди тех, кто потешался над планом, был и Я. В. Дьяченко, и Кукель-младший ему это припомнил, но об этом позже.

В приказе № 3 по Первому отделению Амурской линии, отданном генерал-губернатором Восточной Си­бири Н. Н. Муравьевым 7 июля 1857 года в Усть-Зейском посту, говорится: «13-й линейный батальон, под командою капитана Дьяченко, переходит на Кумарский пост и содействует в работе всей 1-й сотне Амурского конного полка». Далее приказ предписывал не только помогать казакам «в постройке зимнего их помещения, но и во всех хозяйственных их работах до дня своего возвращения на зимние квартиры; 13-й батальон дол­жен сверх того рубить и сплавлять лес... на Усть-Зейскую станицу».

Из слов приказа: «батальон, под командою капитана Дьяченко», можно заключить, что капитан был уже командиром батальона, на самом же деле он официаль­но утвержден на этом посту лишь 23 февраля следую­щего года.

Строительством домов в Кумарской станице руково­дил сам Дьяченко. Остальные роты батальона разъеха­лись строить станицы Игнашину, Сгибневу, Бейтоновскую и другие до устья Зеи. Далее на восток селения возводил 14-й батальон. Приготовить жилье для переселенцев нужно было до наступления осени. И на пус­тынных до этого берегах застучали в руках линейцев топоры «надежной работы казенного Петровского за­вода».

Многие молодые солдаты орудовали плотничьим инструментом впервые, и капитану приходилось их учить. По утрам и вечерам тучами налетал гнус. Спасали от него только тлевшие непрерывно костры-дымокуры. Первую искру для них высекали огнивом, старательно раздувая затлевший трут. «Шведские спички», хотя уже и были изобретены и даже выпускались в Петер­бурге, до Амура еще не дошли. Даже командир батальона носил в сумке трут и огниво.

С восхода до заката солнца шла работа на амур­ском берегу, а по реке плыли и плыли плоты, лодки и неуклюжие барки и баржи четвертого Амурского спла­ва. Плоты с грузами, когда они добирались до места назначения, разбирались, и бревна из них шли на постройку зданий.

На плоту, подаренном М. А. Бестужевым, проплыл мимо только что возникавших станиц натуралист Рад­де. Этот подвижник науки длительное время прожил в отрогах Хингана, и еще в то время станица, построенная неподалеку от его лагеря, была названа Раддевкой. Сейчас это село Радде в Еврейской автономной области.

На изящной лодочке с домиком проследовал в Усть-Зейскую станицу корабельный инженер Бурачек. Там его ожидал нагоняй разгневанного генерал-губернато­ра. Барки, построенные Бурачеком, оказались очень тяжелыми, тихоходными и неповоротливыми, солдаты их прозвали «чушками». На собственном отличном барка» се заночевал в Кумаре интендант, титулярный советник Журавицкий. С Дьяченко он говорил снисходительно, пересыпая речь французскими фразами. Он еще не знал, что за медленное отправление грузов в лагере Муравьева его ожидает отставка. Интендантский чиновник Журавицкий попортил немало крови М. А. Бесту­жеву, когда тот получал муку в Шилкинском заводе. По контракту Бестужев должен был погрузить муку «с берега» и требовал, чтобы интендантство доставило ее на берег к судам. Журавицкий и другие чиновники интендантства доказывали, что их хлебные магазины и так стоят на земле, значит, по-морскому, на берегу, и к реке, за несколько сотен саженей, они мешки не пове­зут это стоило денег. Спор тянулся несколько дней, драгоценное время уходило, пока в Шилкинский завод не прибыл сам Муравьев. Только с его помощью справедливость была восстановлена. Сейчас Муравьев при­помнил Журавицкому и эту, и другие его провинности.

Однажды вечером у лагеря 13-го батальона бросила на ночь якорь баржа с шестьюдесятью ссыльно-каторжанками. Как ни просили линейцы, женщин на берег не пустили. Они плыли на Нижний Амур прачками и кухарками в 15-й и 16-й линейные батальоны.

Некоторые из этих женщин позже были обвенчаны по приказу генерал-губернатора с отслужившими свой двадцатилетний срок солдатами, пожелавшими остаться на Амуре. Печально известные «амурские» или «муравьевские свадьбы» совершались довольно просто. На­против бессрочно-отпускных солдат выстраивались ка­торжанки. Мужчины и женщины, оказавшиеся друг против друга, тут же венчались военным священником. Было во время этого обряда больше слез и отчаяния, чем радости. Но все это потом, пока же каторжанок везли, не выпуская на берег.

Останавливался в новой станице Кумарской набрать дров заднеколесный 70-сильный пароход «Лена», паровой котел которого стоял на носовой палубе. На воду «Лена» была спущена в Николаевске в мае того же 1857 года и направлялась в Шилкинский завод. Амур оживал, только китайский берег по-прежнему оставал­ся пустынным.

В новых станицах, в лесных местах дома для пере­селенцев рубились, а в безлесных — строились мазан­ки. Конструкция их была несложной. Вкапывались в землю столбы-устои. Их оплетали двумя рядами плет­ня. В промежуток между плетнями насыпали землю. Стены, возведенные таким способом, снаружи и изнутри обмазывали глиной. Сверху на стены укладывались по­толочные балки. Крыши в первый год делались соло­менными, позже сами переселенцы перекрывали их ще­пой. Писатель и этнограф С. Максимов, побывавший на Амуре в 1859 году, в книге «На Востоке» писал: «Избы изнутри небольшие, но уютные и довольно опрятные, полы земляные, но думают сделать... дощатые; печи из сыромятных кирпичей».

В конце августа в Кумаре остановился Венюков, возвращавшийся со Среднего Амура. Он видел строи­тельство других станиц, мог сравнивать и о Дьяченко записал: «У него в станице постройки шли живо, а число домов было значительнее, чем где-нибудь. Он пока­зал мне собственноручный приказ Н. Н. Муравьева о времени и порядке возвращения 13-го батальона в Шилкинский завод... на нем сверху месяца и числа стояло: «Пароход «Лена» на мели», — вместо Иркутска или та­кой-то станицы, то есть вообще взамен обозначения местности, где состоялся приказ».

Плавание паровых судов по Амуру в тот год про­ходило не совсем гладко. Дальние рейсы совершали в навигацию 1857 года всего два парохода — «Амур» и «Лена». Из построенных в 1854 году на Шилкинском заводе пароходов «Аргунь» и «Шилка» ходила только «Аргунь», она в это время была на Нижнем Амуре, «Шилку» же, «неповоротливое чудовище», по словам Венюкова, все время ремонтировали, в конце концов ев сплавили в Николаевск как баржу. Из Усть-Зеи Мура­вьев отправился на вернувшейся из Шилкинского заво­да заднеколесной «Лене», но неподалеку от Албазина пароход сел на мель, вот оттуда-то разгневанный гене­рал-губернатор и послал приказ Дьяченко.

Наконец в станицу Кумарскую прибыли переселен­цы — казаки из Забайкалья, добровольцы и те, на кого пал «жребеек-батюшка». К их приезду было построено десять домов. Почти в каждом поселились по две семьи, тесно, но зиму можно прожить, если учесть, что в Усть- Зейской станице на дом приходилось по пять семей.

В середине сентября солдаты-линейцы отправились в Шилкинский завод, собирая по пути роты, строившие другие станицы. В новом 1858 году 13-й линейный ба­тальон ожидала дальняя дорога.

В зиму с 1857 на 1858 год курьерам, отправлявшим­ся на казачьих лошадях из Шилкинского завода в Усть- Зейскую станицу, левый берег Амура уже не казался дикой пустыней. От Усть-Стрелки за день можно было добраться до новой станицы Игнашиной. На следующий день обедали в станице Сгибневой, она выросла всего в 27 верстах от Игнашиной. Здесь готовились к большо­му пробегу в 83 версты до станицы Албазихи. А дальше тянулись в морозное небо дымки Бейтоновской, Толбузиной и других станиц, срубленных линейными солда­тиками за прошлое лето. Названия большинству станиц даны не случайно. Так, Игнашина возникла на месте стоявшего здесь еще в XVII веке пашенного села Игнашино при Албазинском воеводстве. Сгибнева наимено­вана в честь А. С. Сгибнева, командира первого паро­хода на Амуре «Аргунь». Впоследствии Сгибнев был известен как военно-морской историк. Станицы Бейтоновская и Толбузина носят имена руководителей обороны Албазина — Афанасия Бейтона и Алексея Толбузина. Оба они погибли, отражая натиск маньчжуров.

Казаки в новых станицах, проедавшие казенный провиант, выданный им по случаю почти насильного переселения, жадно ловили вести с родных Шнлки и Аргуни. Как там зимуют земляки и какой урожай со­брали по осени? Не раздумало ли иркутское начальст­во ставить новые села по Амуру? А то очень уж про­сторно живется. За околицей редко встретишь прохо­жего, зато зверя много.

«Ждите нового сплава, — обещали, отогревшись, курьеры, — ждите новоселов».

А в Шилкинском заводе, где стоял на зимних квар­тирах 13-й батальон, всю зиму шла подготовка к новой экспедиции. Наконец и Дьяченко, 23 февраля 1858 года, утверждается командиром батальона.

Этот год в истории батальона особенно интересен, потому что тогда и была заложена Хабаровка, ставшая впоследствии городом Хабаровском.

Многие авторы, начиная с брошюр, изданных к пя­тидесятилетию города, утверждали, что в момент за­кладки города присутствовали Муравьев, Казакевич, Венюков. Но письма и воспоминания перечисленных лиц и современников событий говорят о том, что на амурском берегу, когда туда прибыл Дьяченко с сол­датами, кроме них, никого не было.

В Шилкинском заводе в начале весны капитан Дья­ченко получил распоряжение из Иркутска готовиться к переселению батальона на новое место. Что это за мес­то, в распоряжении не говорилось. Не внес ясность иприказ, полученный командиром батальона в первых числах апреля. Батальону предписывалось следовать впереди 5-й Амурской экспедиции со всем батальонным имуществом «до последнего гвоздя».

В тот год первыми в Амур вышли лодки и плоты 13-го батальона. Батальон вез с собой дивизион легкой артиллерии, два горных орудия, снаряды к ним и все свое имущество, за ним двигались весельный катер ге­нерал-губернатора и баржи. На этот раз все было ме­нее торжественно, чем в первый сплав 1854 года. Тогда лодка Муравьева с поднятым флагом первой вышла в Амур. На «Аргуни» затрубил военный оркестр. Муравьев стаканом зачерпнул амурскую воду, выпил и под крики «ура» поздравил всех с началом плавания по Амуру. Сейчас все шло по-деловому — в Амур первыми выходили строители новых селений. По традиции линейцы прокричали «ура» великой реке и вновь налегли на весла.

Плыли с короткими остановками. 4 мая солдаты батальона увидели плывущий им на­встречу китайский баркас в сопровождении нескольких лодок с солдатами. Не доплыв несколько саженей до русских барж, китайские гребцы опустили весла. Оказалось, что на баркасе плывут чиновники из Айгуня. Китайцы заявили, что они хотят приветствовать русско­го генерала, и просили сообщить, где его судно. Муравьев должен был прибыть в это место через несколько часов, о чем Дьяченко заявил чиновникам. Пожелав друг другу счастливого пути, суда разошлись. Китайцы поплыли навстречу Муравьеву, чтобы выяснить, долго ли он может пробыть в этих местах, просили его подо­ждать до прибытия в Айгунь их главнокомандующего из Цицикара.

На следующий день, утром 5 мая, Дьяченко прибыл в Усть-Зею. Солдаты сразу же принялись сгружать пушки и снаряды и думали, что батальон останется здесь. В тот же день причалили суда со свитой генерал- губернатора. А 6 мая Дьяченко наблюдал церемонию прибытия в Усть-Зею амбаня из китайского городка Айгуня. Амбань передал Муравьеву, что маньчжурский главнокомандующий князь И-шань, тесть самого импе­ратора, находится в Айгуне и просит генерал-губерна­тора «хоть на несколько дней отложить дальнейшее плавание, чтобы поговорить о разграничении на Амуре, так как дело это крайне заботит их правительство и пограничные люди их находятся в тревоге и оторваны от сельских своих занятий».

Приведенные здесь слова амбаня показывают, что китайская сторона по-настоящему была заинтересована в разграничении. Называя жителей северных районов Маньчжурии, прилегающих к Амуру, «пограничными людьми», китайские дипломаты несомненно выражали свое согласие с предложениями о границе, неоднократ­но высказывавшимися до этого русским правительством.

На просьбы китайцев задержаться для ведения пе­реговоров Муравьев ответил согласием. Переговоры прошли быстро и успешно. 11 мая состоялось первое деловое свидание уполномоченного русского правитель­ства на ведение пограничных переговоров генерал-лейте­нанта Н. Н. Муравьева с уполномоченным китайского правительства князем И-шанем, а 16 мая в 6 часов ве­чера Айгунский договор был уже подписан.

11 мая, когда появилась уверенность в заключении договора, Дьяченко получил приказ — основать военный пост на главном русле Амура, в месте, указанном на приложенной к приказу карте. На следующий день ба­тальон двинулся вниз по Амуру. Оставив позади баржи с имуществом, передовой отряд 19 мая высадился на высоком амурском берегу, где ныне стоит город Хаба­ровск, недалеко от заросшего лесом утеса. Да и на мес­те высадки к самому берегу подступал густой лес. В стороне за утесом виднелись несколько шалашей лет­него нанайского стойбища.

Пока солдаты разжигали костер и варили обед, Дья­ченко поднялся на утес: хотелось осмотреть место, где предстояло жить батальону. На вершине утеса нанай­цами была сооружена молельня. У входа ее стоял чу­гунный жбан, а внутри виднелся березовый идол, укра­шенный ленточками. Яков Васильевич обошел святи­лище и стал на краю обрыва. У подножия его, как и сейчас, через сто двадцать лет, клокотало стремитель­ное амурское течение. Из лагеря доносился стук топора и голоса солдат. Жители Хабаровска любят подолгу стоять на амур­ском утесе, они привыкли видеть слева от него пляж, дебаркадеры речного порта, а по берегу — до самогогоризонта раскинувшийся город: розовые здания, наце­ленную в небо чашу «Орбиты», дрожащие в мареве трубы ТЭЦ. Справа — набережная стадиона имени В. И. Ленина, его зеленые аллеи, а дальше — опять кварталы города и ажурная сетка моста через Амур. А если посмотреть прямо, то видна та, огибающая ле­вый берег, излучина реки, по которой выплывали сюда кочи Василия Пояркова и Ерофея Хабарова, по которой сплавился 13-й линейный Сибирский батальон.

Что же видел человек, поднявшийся на амурский утес сто двадцать лет тому назад? Свидетельство самого Якова Васильевича не сохранилось, но то, что от­крылось его взору, нетрудно представить со слов В. Максимова. Он стоял на утесе всего двумя годами позже Дьяченко. «Прямо перед глазами, — пишет Максимов, — тянется еще во всей своей неоглядной красоте зеленая степь низменного левого амурского берега; правее и дальше выплывают амурские острова, и еще правее, по правому берегу Амура, потянулись уже вековые леса, наполненные дубами, лиственницей, буком, орешником...»

Думал ли капитан Дьяченко, что в этом первоздан­ном лесу поднимется город, сказать трудно. Но о том, что за ротами линейных батальонов встают новые селе­ния, не думать он не мог. И в верховьях Амура, и в ни­зовьях у Николаевска и Мариинска, и вот здесь, по среднему течению реки, по всей дороге России к океану стучали плотницкие топоры.

И как тут не отдать дань уважения солдатам 13, 14 15 и 16-го Сибирских линейных батальонов. Ведь это они в 1857 и 1858 годах построили сначала от Усгь-Стрелки до Хинганского ущелья, а потом до са­мых низовий Амура и по правому берегу Уссури десятки сел. Только летом 1858 года по Амуру и Уссури воз­никло более тридцати русских селений.

Линейцы владели топором и пилой, умели управлять лодкой и паромом. Они прокладывали в 1861 году пер­вую на Дальнем Востоке телеграфную линию из Нико­лаевска в Новгородскую гавань в Приморье, сплавляли переселенцев и охраняли край.

«Повсюду здесь, — писал Алябьев в книге «Далекая Россия, Уссурийский край»,— вы встречаете русского солдата: едете на почтовой тройке по Южно-Уссу­рийскому краю — вас везет солдат... но вот сухопутный путь прекращается, и вы садитесь на лодку — здесь опять тот же солдат линейного батальона, нахватав­шись разных морских терминов и названий, управляет рулем и парусами; входите на телеграфную станцию — и здесь сторожит эту станцию солдат; входите в цер­ковь — и видите, что и здесь опять солдат: и сторож, и свечник, и дьячок; словом, всюду на всех должностях и при всех занятиях стоит солдат, составляющий в здешнем крае охрану его, основу... и рабочую силу».

Но вернемся к 13-му батальону. В лагере свалили первое дерево. Оно упало в кустарник, с треском обло­мив ветви. Когда Дьяченко спустился через лес к ко­стру, солдаты уже поставили две палатки. Так 19 мая 1858 года начиналась Хабаровка. День ушел на разбив­ку лагеря, на подготовку площадки под первые строения.

К вечеру в лагерь прибыли на легкой долбленой лодке, загребая короткими веслами, нанайцы. Русских солдат они уже хорошо знали по предыдущим сплавам, поэтому пристали к лагерю без опасения. Улыбаясь и что-то выкрикивая по-своему, стали выбрасывать на берег еще живую рыбу. Солдаты сбежались к лодке. Но рыбаки не знали русского, а солдаты нанайского языка. Тогда кто-то из солдат догадался и протянул гостям кисет с табаком. К кисету потянулись руки. На­бив длинные трубки, нанайцы уселись на корточки у костра. Прикурив от горевших веток, причмокивая гу­бами и прищелкивая языком, они всячески показывали, что русский табак им нравится.

Дней через пять, когда уже были срублены венцы нескольких домов, в лагерь Дьяченко из Уссурийского казачьего поста заехал поручик Венюков с несколь­кими казаками. Он готовился к экспедиции по Уссури и в 13-й батальон заглянул узнать, не здесь ли нахо­дятся обещанные ему топографы, ожидавшиеся из Приморья. Венюков жаловался, что очень задержался в пути от Шилкинского завода до Усть-Зейской станицы, которая к его приезду была переименована в город Благовещенск. Его команде выделили для плавания ог­ромный баркас, «на который смело можно было помес­тить роту солдат, или, еще лучше, семейств тридцать переселенцев», и погрузили на него кур и баранов, пред­назначенных к столу свиты генерал-губернатора. С трудом управляя этим баркасом, команда Венюкова до­стигла Благовещенска только 11 мая.

Между тем в лагерь 13-го батальона поступало пополнение. Высадив переселенцев в намеченных для но­вых сел местах Среднего Амура, прибыл с ротой линейцев поручик Козловский. Строительные работы пошли быстрее.

Утром 31 мая 13-й линейный батальон разбудил зыч­ный гудок. У лагеря бросил якорь пароход «Аргунь». Он стал здесь, ожидая генерал-губернатора. В тот же день Н. Н. Муравьев прибыл в Уссурийский пост из Благовещенска, а во второй половине дня, вместе с военным губернатором Приморской области Казакеви­чем, посетил лагерь 13-го батальона. Выбором места для поселения генерал-губернатор остался доволен. 3 июня он писал М. С. Корсакову: «Мы шли ужасно долго от сильных противных ветров и пришли на устье Уссури только 31 мая. Там я нашел Казакевича. Каза­ки, слава богу, здоровы — у них на посту все хорошо; строят дом, магазин, огороды засажены...» (Речь здесь идет о строительстве расположенной на устье реки Ус­сури станицы Казакевичево). Далее Муравьев сообщал: «Устье Уссури совершенно в глуши», далеко от глав­ного русла Амура. «Вследствии сего я ставлю 13-й ба­тальон... на главном русле, чтобы он мог удобнее во всякое время спускаться и подниматься к устью Аму­ра».

Генерал-губернатор любил сам давать названия вновь возникающим селениям. Тогда же Усть-Уссурийский пост был назван станицей Казакевичево, а поселе­ние 13-го линейного батальона — Хабаровкой.

В июне все роты батальона собрались в Хабаровке. Но продолжалось это недолго. Вернувшись из поездки на Нижний Амур, Муравьев 28 июня приказал Дьячен­ко послать одну роту для строительства города Софийска, а по дороге установить почтовые станции до реки Горин. Как ни странно звучит это сейчас, не Хабаровку избрал для будущего города генерал-губернатор, а нынешний поселок Софийск. Он так и назывался длитель­ное время. Известный амурский краевед, преподаватель Благовещенской мужской гимназии А. Кириллов, в «Гео­графическо-статистическом словаре Амурской и Приморской областей», изданном в 1894 году, пишет о Софийске: «Окружной город Приморской области осно­ван в 1858 г., имел 378 жителей».

Только ушла рота на Нижний Амур строить Софийск, как пришел новый приказ —выделить роту для строительства сел по Уссури. Дьяченко на эту работу послал поручика Козловского.

Однако и Хабаровка продолжала строиться. М. И. Венюков, возвращаясь в конце августа из экспе­диции по Уссури, застал здесь большое оживление. В своих воспоминаниях,он писал: «Хабаровка, поставлен­ная на превосходном, возвышенном берегу, представ­ляла утешительный вид. Здесь работы, под управле­нием того же Дьяченко, который в прошлом году строил станицу Кумарскую, шли очень успешно, возникали не только дома, но и лавки с товарами». А только что на­чавшая выходить в Иркутске газета «Амур» 14 июня 1860 года сообщала о 13-м линейном батальоне: «Ба­тальон этот сплавил на Амур собственное хозяйство... участвовал в сплаве переселенцев, содействовал к водворению и домоустройству их, устроил почтовые стан­ции ниже Хабаровки до Горина, выстроил в Хабаровке для себя казармы, провиантские магазины, цейхаузы, помещения для офицеров, и к пришедшей зиме на от­веденной ему местности красовалась уже Хабаровка, маленький военный городок, жители которого пользова­лись уже некоторыми удобствами. Зная же лично командира этого батальона и устройство оного во всех отношениях, смело могу сказать, что, несмотря на не­имоверные труды, понесенные нижними чинами ба­тальона, они и здоровы и обеспечены всем необходи­мым».

Все это было сделано за несколько летних месяцев. В Хабаровке появились даже купцы, которые, как пи­шет Венюков, «своим коммерческим чутьем поняли, что тут в будущем предстоит возникнуть большому торго­вому городу».

Кроме того, строился Софийск, а рота под командой Козловского к осени заложила на Уссури и Амурской протоке кроме станицы Казакевичево (ее строили каза­ки) еще три станицы. Примечательно, что наряду с именами Казакевича, Невельского, Корсакова, которые получили новые станицы, одна была названа в честь командира 13-го батальона — Дьяченкова. Всего же ле­том и осенью 1858 года на Амуре возникло тридцать одно селение и четыре на Уссури и Амурской протоке. Это позволило 8 декабря того же года образовать Амур­скую область.

Дьяченке вменялось в обязанность «главное заведывание вновь поселившимися Уссурийского батальона Амурского Казачьего войска и заведывание туземца­ми...»

24 декабря состоялось переименование сибирских линейных батальонов в восточносибирские. 13-й ли­нейный Сибирский батальон стал 3-м Восточносибир­ским; 14-й, расположенный в Благовещенске, — 2-м; 15-й, занимавший Нижний Амур, —4-м, а 16-й —пер­вым.

Наступил 1859 год. Слухи об Амуре волновали лю­дей в разных местах России. Сюда стремились ученые — познакомиться с необычной природой края. Можно вспомнить оставивших интересные описания своих путе­шествий Маака, Максимовича, Радде. Пренебрегая сто­личными развлечениями, ехали на Амур энергичные офицеры. Ловили слухи о богатых приамурских землях и простые люди.

Любопытный разговор об Амуре приводит С. Мак­симов в книге «На Востоке». Произошел он в избушке небольшого вятского селения. Приезжего здесь рас­спрашивают, откуда и куда он едет.

«— Из Питера еду, на Амур...

Далеко же тебя бог несет. Шибко, сказывают, далеко.

Десять тысяч верст, дедушко, насчитали, с хвос­тиком. Эдаких-то, поди, дальних мест и нету больше.

Есть, дедушко, да мало.

И что там за Мур такой проявился? — вступи­лась хозяйка. — Недавно про него толковать стали: али его допрежь и на свете не было? Вон у нас тут мужичок туда же собирается. Хорошо уж, что ли, там, на Mуpe- то на этом?..

Вступился старик...

Сказывай ты лучше, какова земля-то там?

— Хороша земля, уж если виноград родится.

— Да он-то родится, для него-то она, может, и хо­роша, а для хлебушка поди и не споркая... А живал ли там, в земле твоей, допрежь этого народ какой?

— Нет, не живал: земля впусте лежала...»*

На эту землю, что «впусте лежала», вслед за каза­ками из Забайкалья в 1859 году прибыли первые пере­селенцы-крестьяне из Таврической губернии. За ними выехали из родимых мест 227 семей, 1806 душ» госу­дарственных крестьян Пермской, Вятской, Тамбовской и Воронежской губерний. Но добрались они до Амура только в следующем году.

А 3-й линейный Восточно-Сибирский батальон под командованием уже майора Дьяченко продолжал строительство Хабаровки. С весны здесь засадили пер­вые огороды. Проложили дорогу (там, где теперь про­ходит улица Шевченко), строили новые казармы. Командиру батальона поручается также «заведовать устройством вновь вольно переселившихся из внутрен­них губерний России казенных крестьян».

В этом году посетил Хабаровку ботаник Р. К. Маак. В книге «Путешествие по долине реки Уссури» он оставил свидетельство о работе 3-го линейного батальона: «Многие места правого берега Уссури кипели жизнью,— пишет он, — в особенности на местах, назначенных для новых переселенцев, все было в движении и занято постройкою необходимых для первого обзаведения изб и зданий, которые строились солдатами линейного ба­тальона из Хабаровки».

Маак насчитал тогда на берегах Уссури 23 селения и, подводя итог работе 3-го батальона, говорил, что для начала здесь населено довольно большое пространство и без особенно больших промежутков.

После ледохода в Хабаровку часто приезжали на­найцы, привозили рыбу, мясо, пушнину. Многие путе­шественники того времени отмечали особенное располо­жение местных жителей и их тягу к русским. Настра­давшись от притеснения маньчжур, они, как только определилась граница между Россией и Китаем, потяну­лись с китайской стороны Амура, с реки Сунгари на русскую сторону. Здесь им не угрожали грабежи, побо­ры и избиения маньчжурских чиновников. Переселение это достигло таких размеров, что маньчжурские власти вынуждены были установить особые военные посты по реке Сунгари, чтобы помешать дальнейшему переселе­нию сунгарийских нанайцев.

Однако местные жители не только искали защиты у русских. Невельской и другие авторы сообщают, как нивхи, нанайцы и ульчи — коренные жители этих мест — помогали участникам экспедиций и первым рус­ским переселенцам.

Разыскивая материалы, относящиеся к батальону, заложившему Хабаровск, в «Историческом вестнике» за август и сентябрь 1896 года я встретил подробности продолжения «знакомства» Я. В. Дьяченко с сотником В. К. Кукелем, доставившим в 1857 году чертеж Усть- Зейской станицы. Тот пресловутый чертеж, которым полюбовались, а станицу продолжали строить по-свое­му. В «Историческом вестнике» опубликованы воспоми­нания Кукеля-младшего о его поездках по Амуру и Ус­сури. Журнал ошибочно вместо инициалов Вячеслава Казимировича Кукеля указал инициалы его брата — начальника штаба Б. К. Кукеля, но из воспоминаний видно, что писал их Кукель-младший — инженер, строи­тель церквей по Амуру, построивший на этом поприще свою дальнейшую карьеру.

Летом 1859 года сотник Кукель привел на устье Ус­сури в станицу Казакевичеву караван переселенцев, обеспеченный всего двухмесячным запасом продоволь­ствия. Как видно из воспоминаний, он отвечал за устрой­ство переселенцев на новом месте и снабжение их продовольствием. Однако по молодости и легкомыслию, оставив переселенцев, он отправился к приятелю в ста­ницу Екатерино-Никольскую и весело провел здесь ле­то, увлекшись охотой.

1 сентября сотник узнает, что по Уссури у приве­зенных им переселенцев начался голод, так как баржи с продовольствием не пришли, а двухмесячный запас кончился. Оставив развлечения, Кукель спешит в Ха­баровку. Здесь он, пользуясь отсутствием командира батальона, учиняет форменный грабеж. «Я... захватил из магазинов батальона сколько нашлось сухарей и чая кирпичного, нагрузил шесть лодок и немедленно отпра­вился...» — пишет он. По дороге Кукель встречает Я. В. Дьяченко, который, узнав, что его батальон в преддверии скорой зимы остался без продовольствия, разумеется, возмутился. «Между нами, — вспоминает Кукель, — возник крупный спор по поводу провианта, взятого мной из магазинов 13-го батальона. Командир последнего приказал сопровождавшим меня солдатам отправиться вместе с ним обратно; я принужден был прибегнуть к угрозам... После долгих переговоров он наконец согласился на дальнейшее следование со мной транспорта, взяв с меня форменный рапорт, что я дей­ствую от имени Н. Н. Муравьева...»

Чуть ниже Кукель замечает: «Слухи о голоде были сильно преувеличены...» Все же счеты с Дьяченко, вы­смеявшим чертеж, привезенный им, Кукель свел, не за­думываясь, как придется зимовать батальону.

В то лето генерал-губернатор Восточной Сибири по­лучил сведения об активных приготовлениях Англии и Франции к новой войне с Китаем. Можно было ожидать активности этих держав и против русских владений на Амуре. Н. Н. Муравьев, получивший к тому времени приставку к своей фамилии — «Амурский», отдает при­каз о приведении в готовность морских судов и сухопут­ных войск. Майор Дьяченко получает распоряжение по­строить к весне в Хабаровке две канонерские лодки. Есть два письма Н. Н. Муравьева-Амурского, подтвер­ждающие это. В одном, отправленном из Благовещен­ска 15 ноября военному губернатору Приморской обла­сти контр-адмиралу Казакевичу, Муравьев писал: «Я счел нужным предписать вместе с сим по всем Амурской и Уссурийской линиям быть регулярным войскам и ка­закам в военной готовности и, сверх того, предписываю майору Дьяченко построить две речные канонерские лодки, которые должны быть вооружены крепостными орудиями, находящимися в станице имени Вашего пре­восходительства; полагаю, что Ваше превосходительст­во признает нужным указать господину Дьяченко луч­ший способ к постройке этих лодок».

Хотя Дьяченко уже имел опыт изготовления барка­сов и барж, строительство канонерок было делом но­вым и сложным. Чертежи лодок поступили из штаба Ка­закевича. Линейцы, привычные исполнять любую рабо­ту, заложили верфи в устье заросшей лесом речушки, впадающей в Амур за утесом, там, где сейчас начинает­ся стадион имени В. И. Ленина. Всю зиму шла напря­женная работа, а в мае 1860 года канонерские лодки спустили на воду. С носовых палуб их смотрели стволы орудий, доставленных еще зимой на санях поручиком Козловским из Казакевичево. В честь окончания работ солдаты дали залп из «винтовальных» ружей...

В середине лета 1860 года мимо Хабаровки проплы­ли переселенцы Вятской, Пермской, Тамбовской и Во­ронежской губерний, отправленные на казенный счет на новые земли. Они поселились между Хабаровкой и Со­фийском и в названиях новых сел оставили память о родных местах: Воронежское, Вятское, Пермское (на месте этого села вырос город Комсомольск-на-Амуре), Тамбовское.

Конец 1860 года ознаменовался новым важным со­бытием. В ноябре был подписан Пекинский договор, ко­торым русское' и китайское правительства завершили разграничение земель на Дальнем Востоке и определи­ли существующую и ныне границу между двумя госу­дарствами.

К зиме этого года только на Амуре имелось уже око­ло ста русских населенных пунктов, в том числе города Николаевск, Благовещенск, Софийск. В станицах, по­строенных по правому берегу Уссури, расположился Ус­сурийский пеший батальон Амурского казачьего войска. Команда 4-го линейного батальона во главе с прапор­щиком Комаровым заложила военный пост Владивос­ток в Приморье. Одновременно был основан пост в бухте Новгородской. Россия прочно стала на своих вос­точных рубежах.

Участник Амурской экспедиции Г. И. Невельского лейтенант А. И. Петров, записки которого в 1974 году впервые опубликованы Хабаровским книжным изда­тельством, в эти годы плавал по Амуру командиром парохода «Лена». «Что за чудо станицы Хабаровка, Михайло-Семеновская, Екатерино-Никольская, Константиновская, Иннокентьевская, Скобельцына! — восклицает он. — Какая богатая растительность!. Например, Хаба­ровка — это природный сад. Тут белая и черная бере­за, ясень, клен, дуб. Все это перемешано и перевито диким виноградом. Где можно найти лучший сад?.. — И Далее: — Теперь Амур уже не был таким пустынным, каким мы его видели в 1858 году, плывя на баржах, нельзя сказать, чтобы было везде изобилие всего, но в каждой деревне можно было найти все необходимое: хлеб, молоко, яйца, случалось, куры и масло».

3-й линейный Восточносибирский батальон и его командир (с 1861 года подполковник) Дьяченко нахо­дились в Хабаровке до 1863 года. Хабаровка росла, в ней насчитывалось уже 167 различных строений. Во­круг утеса солдаты разбили парк. За утесом, на скло­не, обращенном к нынешнему стадиону, стояли казар­мы, склады и другие строения линейного батальона. По другую сторону парка располагались жилые дома и тор­говые лавки гражданских жителей, а за рекой Плюснинкой (тогда ее называли Хабаровкой) размещались дома Амурской компании, для которой сплавлял в 1857 году грузы М. А. Бестужев. Недаром, побывав в Хабаровске, С. Максимов писал, что «Хабаровка кажется при въезде с Амура большим, людным и хорошо обстроенным селением».

По-прежнему линейцы продолжали рубить новые станицы — Кукелеву, Шереметьеву, Васильевку, Паш­кову и другие по Уссури, возили летом и зимой курье­ров и почту до Софийска, занимались и огородничест­вом. Строилась на Уссури станица Козловская, назван­ная «в честь поручика третьего батальона, заведовав­шего постройкой домов по Уссури, трудом линейных солдат», — сообщает Р. Иванов в «Краткой истории Амурского казачьего войска». Это село до сих пор стоит в Бикинском районе Хабаровского края, только назы­вается сейчас — Козловка.

Наконец, в 1863 году батальон, построивший и об­живший Хабаровку, переводится в пост Камень-Рыболов на озере Ханка, а командир батальона прощается со своими солдатами. Нелегкое это было расставание. Вместе с батальоном Дьяченко совершил не один даль­ний поход по Шилке, Амуру и Уссури, построил на но­вых местах несколько десятков селений. За эти годы узнал командир каждого солдата. Однако приказ пред­писывал Якову Васильевичу принять Уссурийский каза­чий пеший батальон, штаб которого находился в стани­це Казакевичевой.

Может показаться, что это перемещение было обус­ловлено тем, что территорию, на которой располагался пеший батальон, надо было продолжать обстраивать.

Дьяченко же зарекомендовал себя как отличный строи­тель. Поначалу я так и считал, но затем получил фото­копию письма военного губернатора Амурской области Н. В. Буссе, отправленного 12 декабря 1862 года М. С. Корсакову, которое пролило свет на истинную причину перемещения. Буссе пишет: «Я не разделяю твоего хорошего мнения о Дьяченко... который с заме­чательным искусством умеет бойким словом прикрыть свою... лень и все беспорядки в батальоне и во всем, что ему поручалось»[1]. Характеристика эта резко отличается от тех оценок, которые давали Дьяченко М. И. Венюков, В. Карпов в газете «Амур», М. С. Корсаков и дру­гие современники. В чем тут дело? Как выясняется из того же письма, у Дьяченко батальон должен был при­нять брат Н. В. Буссе Бернгард, которого, будучи воен­ным губернатором, Буссе-старший специально вызвал в Благовещенск с тем, чтобы сделать ему на Востоке ка­рьеру. Это объясняет и характеристику, данную под­полковнику Дьяченко в письме Буссе, и его переме­щение.

Личное письмо это хорошо показывает и степень по­рядочности его автора. Вступаясь за известного в те годы в Благовещенске кляузника и доносчика Медина, Буссе пишет: «он... все более и более возбуждает нелю­бовь к себе своих сослуживцев... Некоторые уже не кла­няются с ним. Но он мне нужен...»

В трудное время довелось подполковнику Я-В. Дья­ченко командовать казаками-уссурийцами. Перед этим, в 1859 году, в Забайкалье случился неурожай. Продо­вольствия оттуда доставили мало, и до осени 1860 года казаки и их семьи жили впроголодь. Открылась цинга, начался тиф. На следующий год разливом Уссури ока­зались затоплены поля, и батальон опять остался без хлеба. В начале лета 1863 года, когда в батальон пришел Дьяченко, ничто не говорило о приближающейся беде. Зрели овощи в огородах, хороший урожай обеща­ли пшеница и ячмень, а в августе на станицы по Уссури обрушились ливневые дожди и началось небывалое наводнение. Но мы представим рассказ об этом самого

Дьяченко. 16 августа он доносил контр-адмиралу Казакевичу: «С 2-го августа и по сие время идет дождь, все хлеба, посеянные не на горах, и все луга затоплены. Все же незатопленные и сжатые, но не убранные, со­вершенно уничтожены двухнедельным дождем, зерно проросло, а у поваленных разбухло. Убрать хлеб нель­зя. Огородные овощи все погибли. Дома с усадьбами в воде. Скот выгнан на высокие места. Эта вода выше воды 1861 года...»

Через некоторое время Дьяченко так же скупо, язы­ком рапорта, писал: «Надежды нет никакой на сбор урожая: с низких мест вся мышь собралась к пашням на высокие места и опустошила их, пшеницу с ячменем пожрала голодная птица, греча же от сырости потекла... На обсеменение и прокормление батальона требуется до осени будущего года 82 тысячи пудов хлеба».

В ответ на просьбы Дьяченко- некоторое количество зерна доставили из Забайкалья глубокой осенью. Яков Васильевич сам распределял его по станицам. Тогда же он приказал казакам учиться у местных рыбаков ловить кету и готовить из нее юколу. В каждой станице были образованы охотничьи команды. Голода удалось избе­жать, но по Амуру долго ходила невеселая шутка, сказанная однажды Дьяченко:

Батальон дожил до тюки,

Что ни хлеба, ни муки.

Слово «тюки» (наречие) В. Даль объясняет как ко­нец, тупик. Около двух лет командовал Дьяченко Уссурийским батальоном. В это время М. И. Венюков через него пе­реписывался с жителями станицы Венюково, посылал им учебники, ружье лучшему стрелку, деньги. Под влиянием Венюкова казаки станицы, названной в его честь, обещали Михаилу Ивановичу не пить и закрыли станичный кабак.

3-й линейный Восточносибирский батальон, кото­рым почти семь лет командовал Дьяченко, в эти годы занимал двумя ротами пост Камень-Рыболов, еще тре­мя ротами Раздольненский пост и держал несколько ка­раулов вдоль границы.

18 февраля 1866 года Яков Васильевич Дьяченко на­значается начальником Новгородской постовой коман­ды в бухте Посьета под Владивостоком. Новгородская постовая команда охраняла большую территорию При­морья, содержала посты во Владивостоке, в бухте На­ходка, в заливе Стрелок, в урочище Вяземском и в ста­нице Верхне-Бельцовой.

В 1868 году в Приморье вторглось несколько круп­ных банд хунхузов. Один из отрядов, превышавший пятьсот человек, напал на недавно основанное пересе­ленцами село Никольское (сейчас город Уссурийск). Большинству жителей удалось скрыться в тайге. Бан­диты разграбили брошенное имущество, сожгли дома, угнали скот и зверски убили одну замешкавшуюся семью. Вторая банда напала на деревню Шкотово и то­же оставила после себя на месте села дымящееся пепе­лище.

Впервые со времени появления линейных батальо­нов на Дальнем Востоке им пришлось применять ору­жие. Для изгнания с русской территории бандитов были посланы войска. В этой операции принимал участие и отряд подполковника Я. В. Дьяченко. «Подполковнику Дьяченко, — читаем мы в уже упоминавшейся кни­ге Рагозы, — было приказано — с отрядом и двумя гор­ными орудиями занять станицу Лоренцеву».

В короткое время хунхузы были рассеяны или за­хвачены в плен.

За время начальствования Дьяченко Новгородский пост рос и укреплялся.

В июле 1869 года Дьяченко было присвоено звание полковника.

Закончил свою жизнь первостроитель Хабаровска командир Новгородской постовой команды полковник Яков Васильевич Дьяченко в 1871 году. Об этом гово­рит свидетельство о его смерти, найденное вместе с по­служным списком:

«Свидетельство. Начальник Новгородской постовой команды полков­ник Дьяченко, 56-ти лет от роду, 26 марта 1871 года умер от острого катарального воспаления мельчайших ветвей дыхательного горла, в удостоверение чего и дано мною, нижеподписавшимся, сие свидетельство за соб­ственноручным подписом и приложением именной моей печати. 1871 года. Майя 9 дня. Пост Новгородский.

Пользовавший полковника Дьяченко врач, старший врач № 1.

Восточносибирского линейного батальона коллеж­ский асессор».

К сожалению, единственное поселение, носившее имя Дьяченко — село Дьяченково в нынешнем районе имени Лазо, перестало существовать. О нем, как о зна­чительном поселке, упоминал Маак в книге «Путешест­вие по долине реки Уссури». Статистические данные о нем сообщал Пржевальский в приложении к книге «Пу­тешествие в Уссурийском крае». Но на современных картах села Дьяченкова нет. Жители села Дьяченкова постепенно разъехались, и только место, где некогда стояло оно, местные жители до сих пор называют Дьяченковым полем; принадлежит оно теперь сельсовету се­ла Невельского. Из-за реконструкции города исчезла с планов Хабаровска и улица Линейная, названная так в честь линейного батальона, основавшего город.

Поэт С. А. Смоляков в одном из своих стихотворений писал:




Дата добавления: 2015-04-20; просмотров: 26 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

1 | <== 2 ==> |


lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.027 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав