Лили лежала, глядя в небо сквозь деревья. Она лежала так долгое время, прежде чем звезды исчезли, и ветви проступили силуэтом на фоне будущего рассвета. Когда она находилась в тюрьме, большинство своего времени она проводила, смотря в окно. Все, что она могла увидеть - было лоскутом неба, все, что происходило – сменой света. Она сосредотачивалась на нем, пока не впадала в состояние транса, в котором чувствовала себя тепло и безопасно. Она бы не возвращалась оттуда, но грубый толчок надзирательницы оповестил о том, что пришло время следующего приема пищи. Все обращались с ней, как если бы она была глуповата, даже другие заключенные. Некоторые из них по-настоящему были глуповаты, другие же просто безумны. Большинство из них, однако, были бедными женщинами, совершившими преступления из-за отчаянной нужды. Немногие из них зарабатывали на жизнь как проститутки, и они выглядели гораздо хуже.
Лили знала, совершенное ею было так ужасно, что даже эти изгои избегали ее, и за одинокие пять лет ее заключения она ни с кем не подружилась.
Неуклюже она выползла из убежища. Ее бок болел от жесткой почвы, и на столько, насколько могла, вытянулась под ветвями ивы. Река волновалась из-за упавшего дерева, будто хотела сдвинуть его прочь. Лили нагнулась, зачерпнула воды и вылила ее на лоб. Снова и снова. Когда она была молодой девушкой, она наблюдала крещение в деревенской церкви. Священник делал такие же жесты над новорожденным. Ребенок совсем не плакал - хороший знак, и родители, бабушки и дедушки, собравшиеся вокруг купели, выглядели счастливыми. Ребенок купался в их восторге и одобрении.
Когда Лили взяла другого малыша, она крестила его точно так же, как было необходимо при таком ритуале.
Одна из девушек, находящихся на попечении своей матери, родила уродливого ребенка. Он имел зияющую пасть вместо рта и крохотные перепончатые пальцы. Девушка в ужасе оттолкнула его, отказавшись заботиться, и Лили поняла, что ребенка оставят умирать. На следующую ночь, доведенная до отчаяния криками ослабленного младенца, она взяла беднягу из колыбели и убежала в лес. Она знала о примитивном убежище, и после размещения малыша на подстилке изо мха и травы, она отправилась искать пищу. Ей удалось получить молоко от коровы Паркеров, которая стояла на соседнем поле, она старательно накапала густые сливки в рот ребенка. Впервые ребенок, девочка, выглядел счастливым, устраиваясь на ее груди и сося так, как только мог скрученную ткань, которую Лили приспособила для соска. Однако, вскоре она стала слабее и слабее и не была в состоянии удерживать малейшее количество пищи, в конце концов, даже воду из ручья. Она не плакала и не суетилась, просто спокойно лежала на руках у Лили. Она умерла на четвертый день. Лили видела момент смерти, видела как слабое дыхание остановилось, но продолжала держать ее крохотное тельце как можно ближе, пока малышка не стала серой и холодной.
В таком положении полицейские и следопыты нашли ее. В дверях развалившейся хижины посреди леса. Она отказывалась отдать мертвого младенца до тех пор, пока офицер не ударил ее по голове, тогда ей пришлось отпустить.
Отец, родившей молодой девушки, преуспевающий торговец, был только рад обратить свой гнев от дочери к Лили. Патологоанатом позже сказал, что ребенок был рожден с неполноценной пищеварительной системой и не выжил бы. Возможно, Лили даже продлила его жизнь. Тем не менее, закон, побуждаемый праведным гневом торговца, не терпит того, что, по сути, является похищением. Лили была немедленно осуждена на пять лет лишения свободы. «Вам повезло получить такой мягкий приговор», - сказала ей мать и Лили понимала ее.
Скандал, в конце концов, выгнал их из деревни. Долли привлекала все меньше и меньше клиентов и, озлобленная, усугубляла положение тем, что много пила. Она, наконец, перебралась в Торонто и сменила имя. Лили вышла из тюрьмы через четыре года и шесть месяцев, но она больше не была такой мягкой, как раньше. Когда Долли совсем разбушевалась, она стала отбиваться яростно, словно затравленный медведь, пока Долли, наконец, не отошла на приличное расстояние.
Милли Броган вскочила с кровати и помчалась в смежную кухню, ее вырвало желтой желчью в помойное ведро. И еще раз. В желудке ничего не было, и рвота не принесла облегчения. Стараясь не стонать, так как не хотела будить Энни, она встала на ноги. Она зачерпнула немного воды в миску и прополоскала рот. Сделав это, она мельком взглянула на свое отражение в засиженном мухами зеркале над раковиной. Милли не была самовлюбленной. Невозможно расти с сестрой, подобной Энни, и считать себя хорошенькой. Ей было всего двадцать три, а выглядела на сорок. Ее глаза были темными и впалыми, волосы свалявшимися, лицо скучным. Она чуть не заплакала от увиденного. Жестокие слова Энни всплыли в ее голове:
- Как некоторые мужчины хотят иметь тебя, не понимаю.
- Что все это было? Роман на стороне? Когда она впервые увидела Джона на церковном собрании, он, казалось, был так красив, с его карими глазами, которые свидетельствовали об уме и энергии, и ртом, с приподнятыми, будто в веселье, уголками. Он не был высок, но с прямой спиной в модном черном саржевом костюме, и лихом галстуке-самовязе в полоску. Она сидела через проход от него, и, поймав ее взгляд, он улыбнулся с явной оценкой. В это воскресенье она была в новой меховой шляпке, которую Энни подарила ей на Рождество. Она сомневалась в синем атласном банте, но теперь была рада, что поддалась на уговоры Энни носить его. Она чувствовала, что холодный зимний ветер сгладил оттенок ее обычно бледного лица. Она надеялась, что он не сделал того же с носом.
В другой комнате зашевелилась Энни, бормоча что-то неразборчивое, но не проснулась. Милли взяла и смочила край полотенца и усиленно потерла щеки и шею. Она должна попытаться добраться сегодня до работы. Ей пришлось взять два выходных дня в этом месяце из-за плохого самочувствия. Еще один день, и она может потерять работу. Но запах брожения солода сделал ее больной и слабой. Она ничего не ела, надеясь, что это поможет. Но однажды утром, женщина, сидевшая рядом с ней за длинным столом, наклонилась и без предисловий сказала:
- Вы должны съесть что-нибудь, дорогая, лучше всего сухого хлеба. Он всегда помогал мне.
Милли покраснела, боясь разоблачения.
Она подошла к шкафу и взяла из жестянки, где она прятала, остатки хлеба. Она заставила себя откусить от одного из них. Что же с ней будет? Джон был так холоден, так зол, когда она и Энни пришли к дому. Ведь миссис Педлоу сказала проводить их в кухню и дать каждой по стакану лимонада. Он проделал это нелюбезно, желая, чтобы они поскорее ушли. Они пробыли не долго. Достаточно для того, чтобы Энни высказала то, что о нем думала.
- Мы встретимся в воскресенье, - сказала Энни. - И я надеюсь, что вы огласите имена вступающих в брак сразу же, - ее голос, резкий и презрительный, сделал Джона еще более угрюмым. Видя это, Милли съежилась. Она сама желала лишь успокоить его.
Она села за стол. Тарелка Энни не была вымыта после ужина, и вид засохшего яйца наполнил слюной ее рот. Она ждала, пока потливость и тошнота не прошли. Коричневый бумажный пакет находился там, где Энни оставила его. Что, если она взяла травы? Неуверенно она провела руками по своей груди. Она сильно увеличилась и болела, а соски были болезненно чувствительными. Она вспомнила о беременности миссис Рейли, дискомфорт и постоянные жалобы. Обе, и Милли и Энни заботились о младших, когда они появились, но, по правде сказать, Милли часто оставляла их без присмотра плакать в испачканной колыбели. Энни была лучше, почти всегда нежной и любящей.
Милли почувствовала, как подступили слезы. Она знала, что без того, находящегося под ее передником, у Джона не было других причин жениться на ней. Она беспокойно поерзала на стуле. Он казался таким любящим сначала, щедро наделяя ее головокружительным вниманием. В течение нескольких недель он довольствовался лишь проводами ее до дома после обедни, но затем, начал намекать, что этого недостаточно. Однажды в воскресенье она пригласила его на чай, зная, что Энни не было дома. Они сидели на шаткой кушетке, которая была забита напротив стены в кухне, он соскользнул на пол, уткнулся лицом ей в колени и глухим голосом признался в своей любви. По его словам он был вне себя от страсти. Любила ли она его так же? Он думал, что она любит, находясь в безнадежном положении. Она не могла говорить, лишь осторожно коснулась его головы, будто к горячим углям прикоснулась. Он целовал ее так пылко, что она замирала. Ее переполняла радость, которой она прежде не знала.
На следующей неделе, впрочем, он избегал встречаться с ней взглядом, хотя и проводил домой, он был равнодушным и неулыбчивым. Она умоляла его рассказать, что случилось, просила извинить ее, если она в чем-то виновата. Неохотно он признался, что сходит с ума от желания. Он не мог ни есть, ни спасть. Если она любит его, то докажет свою любовь и отдаст себя ему перед лицом Господа, если не перед обществом. В противном случае, вздыхая, говорил он, ему придется разорвать их дружбу. Чувствуя страх, она согласилась и в тот же день пригласила его в запущенную спальню. Оказавшись там, она уступила, преодолев стыд из-за накатившего желания.
Ему понравилось, как она себя вела, понравилась ее страсть.
Тем не менее, после того, как они соединились четыре или пять раз, он признался, что он связан обещанием с другой. Он не любил другую женщину, но должен соблюдать семейные обязательства. Он плакал, лаская ее, пока она была в огне, и снова и снова она сдавалась.
- Передумала? - Энни, встав с кровати, стояла в дверном проеме. Ее лицо было припухшим, волосы растрепаны, и даже отсюда Милли почувствовала запах вина. Но в этот раз выражение лица было мягким и добрым. Милли протянула к ней руки, как будто в детстве.
- О, Энни, я так боюсь.
Сестра подошла к ней и прижала к себе.
- Тише. Не плачь больше, маленькая Сисси. Я обо всем позабочусь.
- Как ты сможешь? – рыдала Милли.
- Тс-с-с. Тс-с-с. Все будет хорошо, обещаю. Я же тебя никогда не подводила?
Милли снова прижималась к мягкой, родной груди. Она не хотела подтверждения напряжения и беспокойства в лице Энни. Она только хотела снова почувствовать безопасность.
Фредди старался не докасаться до тела Джорджа. Парень угрожал ему страшной расправой, если он это сделает. Или если он мочился ночью в постель. Фредди не мог помочь, когда это происходило ночью, и он боялся ложиться спать. В течение последних трех дней кожа Джорджа была в ужасном состоянии. Он покупал кувшин крепкого пива и ночью напивался. Подобно матери его настроение ухудшалось, и он пил больше, а Фредди становился легкой мишенью для него.
Свернувшись калачиком, Фредди слушал. Ночь была наполнена звуками; стучащие в окна деревья, мыши, скребущие по деревянной обшивке, шаги на улице. Все они пугали Фредди. Он хотел разбудить Джорджа, но не посмел. Он хотел вернуться назад к Лили. Он был голоден. Джордж купил пирожные с кремом и жирных, липких булочек, но спустя какое-то время даже они не приносили удовлетворения.
Дата добавления: 2015-09-11; просмотров: 21 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |