Читайте также:
|
В основе нашего речевого поведения лежат две операции: селекция и комбинация. Крушевский в Очерке о науке о языке, опубликованном восемьдесят лет назад (1883) и до сих пор имеющем жизненно важное значение, связывает эти две операции с двумя моделями отношений: селекция основана на сходстве, а комбинация на смежности. Моя попытка исследовать этот двойственный характер языка и применить его к исследованию афазии, размежевав два типа нарушений, обозначаемых как «расстройство отношения сходства» и «расстройство отношения смежности» (Якобсон и Галль, 1956), встретила обнадеживающую поддержку специалистов по диагностике и лечению афазии. В свою очередь, их обсуждение этой дихотомии заставило меня понять, что разделение афазии на расстройства отношений сходства и смежности тесно связано с классической моторно-сенсорной дихотомией. Согласно Осгуду и Мирону (1963, стр. 73), «соответствие в афатических синдромах между этими двумя дихотомиями» рассматривалось Дж. Уэпманом (ср. так же Fillenbaum, Jones and Mayer, 1961); верификационные эксперименты привели Гудгласса (Goodglass and Mayer, 1958; Goodglass and Berko, I960) к схожему выводу; обе дихотомии были четко объединены Лурией (1958, стр. 17, 27).
Прежде чем обсудить неразрывное единство этих двух разделений, которое требует объяснения, давайте приведем примеры их лингвистического соотношения. Мы все знаем, насколько неточны, односторонни и поверхностны традиционные термины «моторная» и «сенсорная» афазия. Тем не менее, если синдром, характеризующий данный тип афазии, может быть описан недвусмысленным образом, чисто конвенциональная система обозначений безобидна, пока мы осознаем, что это не больше чем конвенция. Предлагалось несколько терминологических замен. Прилагательные «экспрессивная» и «импрессивная» имеют слишком много значений; в частности, в лингвистике они используются в совершенно другом смысле. Обозначения «эмиссивная» — «рецептивная» яснее; однако нарушение внутренней речи, важное следствие моторной афазии, вряд ли можно подвести под название «эмиссивная афазия». Термины «кодирующие» и «декодирующие нарушения» точно обозначают типы повреждений. Они могут употребляться с возможным до-
полнением: «преобладающе кодирующие» и «преобладающе декодирующие», поскольку нарушения в одном из двух процессов кодировки в целом влияют также и на другой процесс. Это в особенности верно для декодирующих нарушений, которые влияют на кодирующий процесс гораздо больше, чем кодирующие на декодирущие. Примерами большей автономности декодирующих процессов могут служить чисто пассивное владение иностранными языками или то, что не умеющий говорить ребенок способен улавливать речь взрослых людей. Очень поучительны патологические случаи. Леннеберг (1962) наблюдал и описал случай с восьмилетним мальчиком, который научился понимать язык несмотря на врожденную неспособность к воспроизведению речи.
Классическая моторная (alias Броковская) афазия — это основная разновидность кодирующих нарушений; соответственно, т. н. сенсорная (alias Берниковская) афазия — основная форма декодирующих нарушений. Поскольку именно превосходное описание шести типов афатических синдромов, сделанное Лурией, послужило отправной точкой для моей лингвистической интерпретации, то в этом докладе я буду следовать за Лурией в том, что касается обозначений этих шести типов, хотя даже сам Лурия, как и все мы, конечно же, согласен с Куртом Гольдштейном в том, что любая терминология, используемая в настоящее время, «в некоторой степени запутана» и «не отдает должного той сложности и разнообразию модификаций языка, которые встречаются у пациентов» (1948, стр. 148).
Традиционная афазия Брока, названная Лурией «эфферентной», или «кинетической», четко противопоставляется сенсорной афазии Вернике; одна представляет собой наиболее типичное расстройство смежности, другая — наиболее явное расстройство сходства. Комбинация повреждается при эфферентной афазии. На фонологическом уровне это означает трудности при употреблении фонемных пучков, трудности при воспроизведении слогов и трудности при переходе от фонемы к фонеме и от слога к слогу. Просодические черты (например, русское ударение, норвежская высота тона и чешское количество гласного звука) затрагиваются потому, что они вовлечены в слоговой Контекст. Существуют сложности при формировании последовательности, отраженные в вынужденных фонемных ассимиляциях. Фрай (1959) приводит типичный пример. Пациент при чтении последовательности слов: wood, kick, wear, feet (лес, ударить, носить, ноги) заменил на w начальную согласную четных слов, по образцу нечетных. Подобным ухудшениям в фонематических
образованиях сенсорная афазия противопоставляет неспособность употреблять определенные фонемные составляющие; отдельные различительные признаки, такие, например, как консонантная оппозиция низкий/высокий или глухой/звонкий, теряются.
На уровне значимых единиц при эфферентном типе афазии дефект прежде всего грамматический, а при сенсорном типе — лексический. Двигательный аграмматизм Гольдштейна (1948, стр. 81), или подлинный аграмматизм, как формулирует это Алажуанин (1956, стр. 16), действительно является наиболее типичным проявлением афазии. Поэтому так называемые «малые инструменты языка» — союзы, артикли, местоимения, — которые служат для сцепления грамматического контекста, остаются неповрежденными при сенсорном расстройстве, а в случае эфферентной афазии повреждаются первыми. Зависимость — это основное синтаксическое отношение; таким образом, при аграмматизме с его «телеграфный стилем» всевозможные зависимые слова — наречия, прилагательные, личные формы глаголов — теряются. При эфферентной афазии «упразднение предикатов, представляющее собой полную потерю способности составлять предложения» Jackson, 1958, стр. 60) есть, тем не менее, лишь сфокусированное выражение общей тенденции к упразднению любого синтаксического порядка. Вполне естественно, что из двух типов синтаксического подчинения, управления и согласования, последний несколько более устойчив в расстройствах отношения смежности при эфферентной афазии, поскольку согласование — это последовательная зависимость, которая привлекает так же и грамматическое сходство, тогда как управление построено на чистой смежности. В итоге речь сводится к корневым, независимым друг от друга словам — существительным и именным формам глагола — в голофрастическом их использовании. При сенсорной афазии, напротив, грамматическое подлежащее, единственный член предложения, который не зависит от контекста, легко теряется, поскольку основным условием его появления является скорее селекция, чем комбинация. Это ключевое слово синтаксической конструкции и чаще всего (а в некоторых языках даже обязательно) подлежащее отмечает начало синтаксической конструкции. Обеднение существительных, тенденция заменять их обобщенными местоименными субстантивами, а так же неспособность использовать синонимы и антонимы — симптомы ярко выраженного расстройства отношения сходства. Расстройство может вызвать нарушения в процессе нахождения слова или фонемы. Оба вида нарушений могут усиливать друг друга, по мы вряд ли сможем
вывести один из этих двух лингвистических уровней нарушения из другого — т.е. мы не могли бы проследить дезинтеграцию речевого кода вплоть до дезинтеграции кода фонологического (ср.: Critchley, 1959, стр. 289).
Похожим образом и морфология выявила заметный контраст между эфферентными и сенсорными нарушениями. В языках с богатой флективной системой, таких, как русский или японский (ср. Panse and Shimoyama, 1955), эфферентная афазия сказывается в значительном недостатке суффиксов. Даже в английском с его скудными грамматическими окончаниями наблюдается атрофия окончаний, особенно тех, «что выражают синтаксические отношения» (Goodglass and Hunt, 1958). У эфферентных афатиков, которых опрашивали Гудглас и Хант, распад трех фонетически тождественных окончаний — z с его автоматическим чередованием iz и s — представляет собой важную иерархию, подчиняется очень жесткому принципу и отвечает за порядок их разложения. Чем выше уровень грамматической конструкции, тем ближе она к разрушению. Предложение повреждается первым и потому окончание третьего лица единственного числа, которое выделяет субъектно-предикатные отношения (напр., John dreams (Джон спит) наименее жизнеспособно. Окончание притяжательного падежа (John's dream (сон Джона), выделяющее отношение внутри словосочетания, несколько более устойчиво. Слово — последняя из трех разрушаемых конструкций; отсюда окончание множественного числа у существительных (dreams (сны), не зависящее ни от предложения, ни от словосочетания, затрагивается меньше всего.
Тогда как при эфферентной афазии лексические корневые морфемы более жизнеспособны, чем грамматические морфемы (аффиксы) и грамматические слова (в особенности местоимения), при сенсорной афазии дела обстоят противоположным образом. Как указывали Бин (1957, стр. 93) и Лурия (1958, стр. 20), пациенты с этой формой афазии «теряют способность понимать корни слов», тогда как суффиксы «обычно остаются гораздо более понятными». Бин, кроме того, отмечает кардинальную роль местоимений в речи этих пациентов. Можно отметить, что слова с одним и тем же корнем, но с различными суффиксами связаны семантической смежностью (напр., editor-edition-editorial-editorship — редактор-редакция-редакторский-редакторство). Таким образом, пациенты с расстройством отношений сходства различают скорее суффиксы, чем корни, тогда как пациенты с расстройством отношений смежности различают скорее корни, чем суффиксы.
Повреждение внутренней речи, которое, как обнаружил Лурия, сопровождает эфферентные расстройства, находит свое объяснение в сущностной характеристике этого типа афазии: распаде контекстуальной речи. Наша внутренняя речь — контекст наших высказываний; поскольку при эфферентном типе смежность уничтожается, нарушение внутренней речи неотвратимо. Соответствующее расстройство при сенсорной афазии — это потеря способности к металингвистическим операциям, которая является неизбежным результатом расстройств по сходству.
Дихотомия кодирующих и декодирующих нарушений находит свое типичное выражение в расходящихся или, можно сказать, полярных синдромах эфферентной и сенсорной афазии. В то же время эти два синдрома ясно показывают контраст между нарушениями смежности и сходства. Неразрывное единство двух разделений требует объяснения. Мы можем спросить, почему контекст нарушается при кодирующих расстройствах, хотя сохраняется при декодирующих расстройствах, где не выживают никакие автономные элементы. Ответ заключается в том, что порядок следования в кодирующих и декодирующих процессах кардинально различен. Кодирование начинается с селекции элементов, которые должны быть скомбинированы и объединены в контекст. Селекция является предшествующим этапом, тогда как построение контекста является следствием или конечной целью для кодирующего субъекта. Для декодирующего порядок обратный. Сначала декодирующий субъект сталкивается с контекстом, а затем он должен найти его составляющие; комбинация предшествует процессу декодирования, а селекция — это следствие, т.е. конечная цель декодирующего процесса. Кодирующий начинает с аналитической операции, за которой следует синтез; декодирующий получает синтезированные данные и переходит к их анализу. При афатических расстройствах следствие нарушается, тогда как предшествующее остается незатронутым; поэтому при кодирующих типах афазии повреждается комбинация, а при декодирующих типах — селекция (см. Табл. I.).
Табл. I
КОДИРУЮЩЕЕ ДЕКОДИРУЮЩЕЕ
нетронутое — составляющие контекст — предшествующее
нарушенное — контекст составляющие — следующее
Отношения сходства лежат в основе операций селекции, тогда как в обнове комбинации лежит смежность. Таким образом, разница между кодирующими и декодирующими повреждениями сливается воедино с дихотомией нарушений смежности и сходства. Разница между кодирующими и декодирующими процес-
сами или, словами Гиппократа, между функцией мозга как «передатчика» говорящего и «толкователя» слушающего (см. Pentield and Roberts, 1959, стр. 7) играет громадную роль при расстройствах речи и вызывает в корне различные типы синдромов, включающих в себя либо расстройства отношений сходства, либо расстройства отношений смежности.
Как я подчеркивал в предыдущем исследовании (см. выше стр. 239-259), метафора связана с расстройствами по сходству, а метонимия с расстройствами по смежности. Теперь, когда мы обсудили, с одной стороны, селекцию, основанную на сходстве, как первую часть кодирующего процесса, а с другой стороны, комбинацию, основанную на смежности, как начало операции декодирования, мы можем противопоставить два типа поэзии: лирику, которая, как правило, основывается на сходстве, и эпос, который в основном оперирует со смежностью. Мы вспоминаем, что метафора — это троп, присущий лирической поэзии, а метонимия — доминирующий троп в поэзии эпической. В этой связи, лирический поэт, замечаем мы, пытается представить себя как говорящего, тогда как эпический поэт принимает на себя роль слушающего и должен рассказывать о делах, о которых узнал по слухам. Здесь опять, на другом уровне, мы наблюдаем параллельное отношение кодирования со сходством, а декодирования со смежностью; и это совершенно соответствует проявляющейся в афазии большей стабильности отношений сходства при кодирующих процессах, и отношений смежности при декодирующих.
Вторая дихотомия:
Дата добавления: 2015-09-11; просмотров: 32 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |