Читайте также: |
|
Когда я прихожу в кафе, Элис уже сидит за угловым столиком и потягивает кофе.
– Привет. – Я сажусь напротив и улыбаюсь.
Элис щурится.
– Я звонила тебе все выходные. Почему ты не берешь с собой мобильный? – Она раздражена, но ничто не может изменить мое настроение. Я слишком счастлива.
– А что такое? Чего ты хотела? – спрашиваю я, не обращая внимания на ее тон. Я не пытаюсь объяснить, где была, ни слова не говорю про Мика. Это так ново и так прекрасно, что я хочу сохранить все в тайне.
– Я просто хотела сказать тебе, что познакомилась кое с кем. – Она наклоняется вперед, ее гнев уже растаял.
Я тут же думаю о Робби.
– Вот как? – Я беру меню и смотрю на строчки, ничего на самом деле не видя. – И это серьезно?
– Серьезно? Еще как!
Я опускаю меню и смотрю на нее.
– Извини, но как же Робби? Он знает об этом? Как он это переживет? Он ведь…
– А что Робби? – прерывает она. – Я никогда ему ничего не обещала. Честно, Кэтрин. Никогда. Между нами не было ничего серьезного. Он все придумал. У него нет никакого шанса. Я с ним не останусь.
– Так, – говорю я. – А этот, новый? Кто он, какой?
– Он великолепен. Он замечательный, красивый, сексуальный. Я просто в раю! Я думаю о нем каждую секунду.
Я улыбаюсь. Еще бы, я понимаю, что она чувствует.
– Как его зовут?
Но Элис не отвечает, она подносит ко рту кружку.
– Он старше меня.
– Старше?
– Да. Намного.
– Насколько?
– Угадай!
– Ему тридцать пять?
– Старше.
– Сорок?
– Старше!
– Сорок пять?
– Старше!
Я в изумлении.
– Ты шутишь?
– Вовсе нет. Давай, угадывай! Уже близко!
– Пятьдесят?
– Сорок восемь.
– Черт, Элис. Но это же ужасно. Он просто древний. Разве его это не беспокоит? Тебе-то всего восемнадцать!
Элис улыбается.
– Может, он думает, что мне двадцать семь.
– Но ведь он почти на тридцать лет старше тебя. Он же старый! Это как-то неестественно!
– Да нет. Ты бы удивилась, увидев его. На самом деле он просто шикарный! Я и искала человека постарше. Он зрелый, уверенный, опытный, независимый. Он не такой, как все эти влюбленные щенки. – Она смеется. – Да и в постели он просто потрясающий.
Я пытаюсь сосредоточиться на меню. Я не голодна – волнение и влюбленность прогнали мой аппетит, но я не хочу, чтобы Элис как-то почувствовала мое неодобрение и осуждение. В последнее время я и так стала похожа на ворчливую и вредную старшую сестру.
Я вообще не понимаю, почему меня должны беспокоить новые отношения Элис. И разница в возрасте не является серьезным препятствием.
– Он не женат? – с подозрением спрашиваю я.
– Нет. Не женат.
– Извини. Ладно. Он не женат. Уже хорошо. – Я усмехаюсь. – А что с ним не так? Как он дожил до таких лет и не женился?
– Он был женат. Его жена умерла.
– О нет! Правда? Это ужасно.
– Да, наверное. – Элис пожимает плечами. – Но вообще-то мне на это наплевать.
Подходит официантка, я заказываю кофе и бутерброд. Элис тоже заказывает кофе.
– Ты не хочешь есть? – спрашиваю я ее.
– Да нет аппетита. – Она наклоняется и крепко сжимает мою руку. – Кэтрин, мне кажется, я влюблена. Не могу есть, не могу спать. Просто вся переполнена адреналином. Не знаю, как сдам этот чертов экзамен. Я даже журналы не читаю, что уж тут говорить о Шекспире. Все время жду его звонка. Я думаю, он – моя настоящая любовь.
И хотя я чувствую то же самое по отношению к Мику, я почему-то не верю Элис и не могу рассказать ей обо всем, что со мной произошло. Я хочу держать это в секрете.
Я улыбаюсь и внимательно слушаю, пока она рассказывает мне, где и как они встречались и что делали. Но ничего не говорю ей про Мика. Ничего.
До экзаменов у меня еще десять дней, а потом десять дней – сами экзамены. На этом моя школа заканчивается, но эти двадцать дней кажутся мне самыми длинными в моей жизни. Дело не в том, что меня раздражают или пугают экзамены, просто мне тяжело без Мика. Когда мы вместе, я никак не могу сосредоточиться на экзаменах, и поэтому мы решаем не видеться эти двадцать дней. Разумное решение, но мне оно дается очень тяжело.
Я удобно устраиваюсь за столом, обложившись книгами и статьями. Вивьен около месяца была в командировке в Европе, но теперь она вернулась и заботится обо мне – готовит здоровую пищу и убирает квартиру, так что я могу’ полностью посвятить себя учебе. Уроки заканчиваются около пяти, потом я гуляю, чтобы проветрить голову, затем обедаю и еще пару часов занимаюсь.
К девяти вечера я устаю, надеваю пижаму, прыгаю в кровать и звоню Мику на мобильник. Я всегда немного нервничаю, набирая его номер, мне часто кажется, что я мешаю ему, отвлекаю от чего-то важного, я боюсь, что он не обрадуется мне так, как я рада ему. Но он всякий раз немедленно берет трубку и нежно произносит: «Кэтрин», его голос всегда звучит радостно, и я чувствую, как он ждал моего звонка.
Каждый вечер он спрашивает меня, чем я занималась, как себя чувствую, как готовилась к экзаменам. Он рассказывает, как прошла его репетиция. Я люблю те вечера, когда он тоже дома, в постели, и мы говорим по часу или больше, говорим до тех пор, пока не слипаются глаза, и обычно последнее, что я слышу, перед тем как уснуть, – его «спокойной ночи».
В день последнего экзамена по древней истории он встречает меня. Я не ожидала, что он придет, и краснею. Я чувствую себя такой дурой в этой школьной форме, некрасивой и маленькой, и мне кажется, что на нас все смотрят. Но Мик улыбается, берет меня за руку, обнимает и целует.
Через несколько часов, когда я просыпаюсь, Мик приносит мне бутерброд и чашку чаю. Он садится рядом и смотрит, как я ем. Мик обнимает меня, и мы снова занимаемся любовью. Потом мы лежим рядом, и я начинаю плакать.
– Что случилось? – Мик хмурится и приподнимается на локте. – Что-то не так?
– Все это слишком хорошо. Слишком хорошо. Я слишком счастлива. Мне страшно!
Он смеется и целует меня.
– Ну, не глупи. Просто будь счастливой, Кэтрин.
– Но я… я не знаю, иногда я думаю…
– Нет. – Он качает головой и снова целует меня, и я умолкаю. – Не говори ничего, иначе все испортишь. Ты счастлива, и я тоже счастлив. Да, все время счастливым не будешь. Но не думай о плохом. Не думай.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Хорошо.
Утром я иду домой, потому что этим вечером Вивьен уезжает в Европу, и я хочу с ней позавтракать.
– Хорошо провела вечер? – спрашивает она, ставя на стол яичницу-болтунью.
– Да, прекрасно. – Видимо, в моем голосе слышится что-то такое, что она удивленно смотрит на меня.
Надеюсь, что мои щеки не слишком красные.
– Как я рада, что экзамены закончились! Так здорово чувствовать себя свободной. – Я ничего не рассказываю ей про Мика. Я, конечно, уверена, что она меня не выдаст, но все же мне не хочется рассказывать.
– В последнее время ты выглядишь такой довольной и счастливой, – говорит Вивьен и обнимает меня.
Этим вечером у Мика концерт. Его оркестр играет с десяти до часу в пабе поблизости. Мы проводим вместе весь день, и около восьми он уезжает. Я остаюсь дома, чтобы принять душ, одеться и подождать Филиппу. Она приходит вместе с Дэнни, своей университетской подругой. Они приносят мне букет цветов, поздравляя с окончанием школы.
– Умница! – говорит Филиппа и целует меня в щеку. – Столько лет промучилась!
– Все, больше никакой школы, – радуюсь я. – Никогда в жизни! Просто не верится! Господи, как я счастлива!
– Держу пари, Мик тоже. – Филиппа усмехается и подталкивает меня локтем. – Он ведет себя, как влюбленный щенок.
Хотя Мик постоянно говорит мне о том, что ужасно скучает, слышать это от Филиппы все-таки очень приятно.
Когда мы приходим в бар, оркестр уже играет. Я сажусь за столик, беру бокал и, не скрываясь, смотрю на Мика. Он играет, его лицо серьезно. Дэнни и Филиппа пробуют вовлечь меня в разговор, но я все время смотрю на Мика, ожидая, когда он меня заметит. Филиппа улыбается, она счастлива за меня и за брата.
Наконец он поворачивается к нам. Увидев меня, Мик расплывается в улыбке, я его так люблю. Я хочу броситься к сцене, обнять его и поцеловать.
Оркестр играет последнюю композицию первого отделения, Мик смотрит мне в глаза, и, когда музыка заканчивается, бросается к нашему столику. Мик здоровается с Филиппой и Дэнни, хватает меня за руку и куда-то тащит.
Он отводит меня за сцену, прижимает к стене и крепко обнимает.
– Ты пришла, – шепчет он.
– Да, – говорю я, задыхаясь от любви и нежности.
– Я так скучал по тебе.
Я ощущаю его мягкие губы, его чистое дыхание. Я чувствую его желание и прижимаюсь к нему. Я рада ему, я хочу наслаждаться им.
Оркестр начинает играть знакомую мелодию.
– Рейчел часто слушала эту музыку, – говорю я и начинаю пританцовывать. Это веселая, заводная мелодия, и я не могу удержаться. – Она ее очень любила. Всегда танцевала под нее.
Мик берет меня за руку.
– Пойдем?
Мы возвращаемся через сцену к танцполу и танцуем. Мы держим друг друга за руки, иногда наши губы встречаются, и у меня кружится голова. Звучит песня за песней, а мы все танцуем и не хотим останавливаться.
Музыка звучит громко, и я не сразу слышу свой мобильник. Он настойчиво вибрирует, сначала я не обращаю внимания, но потом все-таки достаю. Я иду в туалет, на танцполе ничего не слышно.
Это Элис. Автоответчик просто раскален.
– Кэтрин, позвони мне. – В ее голосе слышны слезы. – Где ты? Не могу найти тебя. Пожалуйста, позвони. Мне нужно тебя увидеть.
Я набираю ее номер.
– Кэтрин, слава богу, – говорит она.
– Что такое? С тобой все в порядке?
– Нет.
– Что случилось?
– Мне скучно. Делать нечего. Мой парень занят, и вечером мы с ним не встретимся.
Я вздыхаю. Только Элис может преподнести обычную скуку как трагедию. Я не хочу оставлять Мика, но все-таки спрашиваю:
– Ты хочешь, чтобы я пришла? Принести тебе шоколадку?
– Да не знаю я, чего хочу. – Она горько вздыхает. – А ты где? Там какая-то музыка?
– Я в пабе. В туалете.
– Ой. – Она некоторое время молчит. – А с кем ты?
– С Филиппой. И с ее подругой Дэнни. И брат Филиппы тут. – Я не хочу произносить имя Мика. – Но я могу приехать к тебе. Я что-нибудь принесу, чтобы тебя повеселить.
– Нет, не хочу портить тебе вечер. Я лучше сама туда приду.
– Но тут так шумно. – Как я не хочу, чтобы она приходила! Я хочу, чтобы Мик и Филиппа были как можно дальше от Элис, боюсь, что она все испортит. – Мы даже поговорить не сможем.
– Ничего страшного, – говорит она. – Я и не хочу говорить. Просто хочу повеселиться.
Я возвращаюсь к бару и сажусь за столик рядом с Филиппой и Дэнни. Оркестр уже играет, Мик подмигивает мне. Дэнни и Филиппа улыбаются. Но мое настроение уже испорчено, одна мысль о том, что сюда явится Элис, раздражает меня.
Элис появляется в блестящем платье, таком коротком, что ничего короче я не видела, и ботинках до колена. Она выглядит просто ошеломляюще сексуально. Пока она шествует к нашему столику, все головы оборачиваются в ее сторону.
Элис не обращает внимания на Филиппу и Дэнни, она останавливается передо мной.
– Привет, – говорит она. – Давай пойдем куда-нибудь в другое место? Только ты и я?
Я не успеваю ответить, Филиппа поворачивается в нашу сторону.
– Ты не хочешь поздороваться? – Ей приходится кричать, чтобы было слышно.
– Здравствуй, Филиппа.
– Это Дэнни, – продолжает Филиппа.
– Привет! – кричит Дэнни. – Боже, какое у тебя платье! Ты потрясающе выглядишь. И ботинки! Откуда ты только такое достаешь?
Лесть Дэнни нравится Элис. Она поворачивается к ней и улыбается. Они начинают говорить про одежду, и Элис напрочь забывает про свое желание пойти куда-нибудь. Она подсаживается поближе к Дэнни, обе оживлены и вполне довольны друг другом. Филиппа смотрит на меня и выразительно кривит губы.
В перерыве Мик снова подбегает к нашему столику, наклоняется и целует меня в шею.
– Я только возьму себе выпить, – говорит он. – Пойдем со мной?
Он берет меня за руку, я встаю. Элис смотрит на нас с любопытством.
Когда мы возвращаемся к столу, Элис откидывается на спинку стула, складывает руки на груди и улыбается.
– Так ты и Мик… – многозначительно произносит она. – Филиппа была очень любезна и все мне рассказала.
Я киваю и стараюсь вести себя естественно, хотя понимаю, что Элис рассержена: ведь я скрыла от нее такое важное событие. Я чувствую, что начинаю краснеть.
– Элис, это – Мик, – знакомлю я их. – Мик, это – Элис.
Мик приветливо улыбается.
– Рад встрече.
– Ты играешь на ударных? – спрашивает Элис.
– Да.
– Я так люблю ударные! Только их и люблю. Но как именно ты играешь, оценить не могу, я тебя раньше просто не слышала. Мне никто не сказал, что ты знаком с Кэтрин. Я даже не знала, что ты – брат Филиппы.
Мик не отвечает, он смотрит на меня, явно задаваясь вопросом, кто эта странная девушка и почему она кажется такой враждебной. Он берет пиво, пьет, а потом тянет меня на танцпол.
Мы снова танцуем, и он обнимает меня. Я чувствую его запах и просто таю от нежности.
Мику пора на сцену – играть заключительную часть. Когда я возвращаюсь, Элис уже пересела за другой столик. Теперь она сидит с двумя молодыми людьми и очень оживленно болтает с ними. Я пробую поймать ее взгляд, но она не смотрит в мою сторону – так занята новыми знакомыми.
Мы покидаем клуб одновременно. Элис уходит вместе с новыми знакомыми, они идут перед нами, она громко болтает и кажется вполне счастливой. Наконец она поворачивается и смотрит на меня.
– Я пойду вместе с Саймоном и Феликсом, – певуче говорит она.
– Хорошо, – смеюсь я.
Они втроем направляются к такси. Мотоцикл Мика припаркован чуть дальше, и нам надо пройти как раз мимо них.
– Ой, как будто канкан собрались танцевать, – громко говорит Элис, разглядывая очередь к такси.
И тут она начинает подбрасывать ноги вверх, напевая канкан. С каждым взмахом ноги все больше и больше видно ее нижнее белье.
– На-на-на-на-на-на-на, – поет она, наслаждаясь общим вниманием и игнорируя раздраженные взгляды недовольных.
Когда наконец подходит их очередь, троица забирается в такси и уезжает. Элис на прощание кричит «пока» и желает всем повеселиться.
– Кто это? – спрашивает Мик, в его тоне ясно слышится неловкость.
– Моя подруга, – говорю я, испытывая желание провалиться сквозь землю.
– Это было так здорово, мама! Так весело! – Сара смотрит на меня с восторгом. Ее нос и щеки красные от холода, но глаза блестят. – Можно прокатиться еще раз? Ну еще разок?
– Конечно, – говорю я и смотрю, как Сара хватает санки за веревку и тащит их на вершину холма. Подъем не очень высокий, но достаточно длинный. Сара вопила, когда ехала первый раз, я испугалась, что от страха, но оказалось, она кричала от радости.
Я уже и забыла, как тяжело двигаться в зимней одежде. Я вообще не люблю холод. Мне куда больше нравится невесомость лета, чувство свободы и радости жизни. Зима навевает мрачные воспоминания, напоминает о смерти. Но я не хочу, чтобы мои пристрастия и антипатии как-то влияли на Сару. Пусть у нее будут свои собственные пристрастия. И сейчас, видя ее радость, я заражаюсь ее настроением и тоже радуюсь этому ледяному, холодному миру.
Когда она съезжает вниз в четвертый или пятый раз, а кожу на моем лице начинает щипать от мороза, я решаю пообещать Саре горячий шоколад – думаю, это убедит ее немного отдохнуть и погреться. И тут я вижу его.
Робби.
Он стоит внизу, на лыжне. На нем ярко-синяя куртка, которую носят инструкторы. Он так близко, что я вижу, как из его рта вырываются облачка пара, я вижу даже белизну его зубов.
Мне так тяжело, что я не могу двинуться, просто застываю, сердце колотится, я глубоко дышу и пытаюсь успокоиться. Окликнуть его? Нет, лучше всего сделать вид, что не заметила, и просто уйти.
Я твердо решаю ничего не предпринимать. Если столкнусь с ним снова, пусть он сам решает, обращаться ко мне или нет. Я зову Сару, но она умоляет меня разрешить ей съехать еще разок. Я беру ее за руку и поднимаюсь к вершине холма. И тут я понимаю, что Робби заметил меня. Он останавливается и смотрит мне вслед, и даже отсюда я чувствую, как он напряжен.
– Не уходи. – Мик хватает меня за руку и тянет обратно на кровать.
Я сажусь рядом с ним и целую его губы, щеки, шею.
– Мне пора, – говорю я. – Сегодня день рождения Робби, и я обещала с ним пообедать. Да и домой мне надо, чтобы прибрать квартиру Вивьен. Там настоящий бардак.
– Но она же в Европе. И даже не знает про бардак.
– Да, но я-то знаю. И мне неловко.
– А что же делать мне? – огорченно спрашивает он. – Что мне делать без тебя?
– Поспать, – смеюсь я. – Тебе надо поспать. Мы с тобой почти не спали ночью.
– Но я не могу спать без тебя.
– Прекрасно можешь. Ты же спал раньше без меня? До нашей встречи?
– Правда? Не помню. – И он снова тянет меня на кровать так, что я падаю прямо на него.
– Мик, – прошу я, – пожалуйста! Ты даже не знаешь, как важно мне туда пойти. Я приду к тебе позже. После обеда. Я не буду сидеть там допоздна.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Тогда ладно.
– Пока.
Но когда я наклоняюсь поцеловать его, он быстро обнимает меня и держит так, что я не могу двинуться.
– Это правда, то, что я тебе сейчас сказал. Я не знаю, я не помню, что делал раньше. Не помню. Что меня интересовало, чем я занимался до того, как встретил тебя? Сейчас для меня самое важное – ты. Это просто безумие, но я никогда не чувствовал ничего похожего по отношению к другим девушкам. Ничего подобного, никогда.
Мое сердце начинает бешено колотиться от радости, и я прячу лицо у него на груди, скрывая внезапно выступившие слезы.
– И я тоже, – бормочу я. – Я тоже.
Я прибегаю домой и убираю квартиру. На это уходит несколько часов. Закончив уборку, я проверяю автоответчик и нахожу сообщение от Вивьен. Она в Риме и прекрасно проводит время. Еще там сообщение от мамы и одно от Робби – он спрашивает, не передумала ли я насчет обеда.
Сначала я звоню родителями. Я уже говорила с ними днем, но очень коротко, рассказала про экзамен, но точно знаю, что они хотят услышать подробности. Я болтаю сначала с мамой, потом с папой, и наша беседа занимает почти час. Они спрашивают, когда я приеду к ним, я обещаю, что скоро. Про Мика я ничего не рассказываю.
Поговорив с родителями, я звоню Робби на мобильник.
– Конечно, я не передумала, – говорю я в трубку. – Это же твой день рождения.
– Отлично. – Он смеется. – Это круто. Но пойдем, наверное, только ты и я. Элис мне не звонила.
Естественно, я не говорю этого вслух, но я рада. Мне неловко видеть Элис и Робби вместе, ведь я знаю, что она встречается с кем-то еще. Я чувствую себя так, как будто принимаю участие в ее обмане, и вообще вся эта ситуация кажется мне весьма оскорбительной для Робби. Я еще не знаю, сказать ли ему все про Элис или нет. В любом случае сделаю это не сегодня. Только не в день его рождения.
– А мой отец организует в субботу вечеринку. Ты сможешь прийти? Вместе с Миком?
– Конечно. Но мы можем опоздать. У Мика концерт. Отлично, я вас наконец познакомлю.
– Договорились, – говорит он. Но я не слышу в его голосе особой радости. Напротив, его голос звучит как-то невыразительно. Я понимаю, что он подумал об Элис, и всей душой желаю, чтобы он как можно скорее забыл о ней и встретил кого-нибудь еще.
Мы договариваемся увидеться в ресторане в семь и прощаемся. Я выбираю одежду для праздника – джинсы, туфли, розовую блузку. Затем наполняю ванну горячей водой и долго лежу там, думаю про Мика и про то, что нам с ним повезло – мы одинаково любим друг друга, не то что Робби и Элис.
Когда я добираюсь до ресторана, Робби уже сидит за столиком, перед ним полупустой бокал. Он читает меню и очень удивляется, когда я сажусь напротив.
– Привет, – говорю я. – Ты давно пришел?
– Да. – Он улыбается. – Проголодался. Не мог ждать.
Мы кратко сообщаем друг другу, чем занимались, я рассказываю про Мика и про мою дружбу с Филиппой, говорю, как я счастлива. Робби улыбается и говорит, что очень рад за меня и что я заслуживаю счастья. Он кажется вполне довольным и веселым, и я начинаю надеяться, что вся эта ситуация с Элис в конце концов разрешится.
Робби заказывает еду, ее оказывается куда больше, чем мы ожидали. Мы стараемся съесть, но ее все же слишком много.
– Кошмар, – наконец говорит Робби, надувая щеки. – Тут еды человек на десять.
– Да уж. – Я беру кусок цыпленка и засовываю его в рот. – Боже мой, Робби! Я больше не могу, я сейчас лопну. А двигаться я смогу примерно через час, не раньше. Что, будем сидеть тут всю ночь?
Я смотрю на Робби, ожидая, что он засмеется и поддержит мою шутку, но он смотрит куда-то мимо меня, взгляд серьезный и жесткий.
Я поворачиваюсь посмотреть, что же такое он увидел, но вижу только незнакомые лица.
– Робби! Что-то не так?
Но он не замечает меня. Он почти отбрасывает мою руку, встает и тяжело идет вперед.
– Робби! Да что такое, Робби?! – Я встаю и иду за ним, чувствуя, как глупо мы выглядим в переполненном ресторане. Я не понимаю, что происходит, Робби меня как будто не видит и не слышит.
Робби резко останавливается перед каким-то человеком в баре. Мужчина обрадованно улыбается и протягивает руку, но лицо Робби остается холодным и агрессивным.
– Что ты, черт возьми, тут делаешь? – злобно говорит он. – Что ты делаешь с ней? И где она? Куда она пошла?
Глаза мужчины удивленно расширяются.
– О ком ты? – говорит он. – Что с тобой, про кого ты говоришь?
– Я только что видел вас вместе, папа, – кричит Робби, и я понимаю, кто сидит передо мной. Это – отец Робби. – Вы целовались! Я только что видел ее тут. С тобой! Я видел вас, черт возьми!
– Робби! – Я хватаю его за руку и пытаюсь успокоить. – Что…
Но он отталкивает меня и снова наклоняется к отцу.
– Я видел тебя с ней. – И хотя он больше не кричит, его голос полон гнева. Лучше бы он кричал.
Отец смотрит на него по-прежнему спокойно.
– Дружок, успокойся. Она сейчас вернется, и я вас познакомлю. Все будет в порядке, обещаю.
Я начинаю понимать, что случилось. Робби увидел отца с его новой подругой.
Робби горько смеется и презрительно смотрит на отца.
– Познакомишь? Хорош подарочек на день рождения.
Я снова беру Робби за руку.
– Пойдем, Робби. Пожалуйста. Успокойся. Пойдем к столику. Давай оставим твоего отца в покое.
Отец Робби благодарно улыбается мне, и тут я вижу ее. Элис. Она возвращается из туалета. Она идет быстрым шагом, голова опущена, на лице улыбка. Сначала я думаю, что она идет к Робби – она все-таки решила прийти на его день рождения. Я рада, что ее присутствие смягчит гнев Робби.
Робби и его отец поворачиваются и видят Элис.
– Ну вот, – говорит отец Робби. – Вот и Рейчел. Сейчас я вас познакомлю.
Рейчел? Как это Рейчел? Мысли вихрем проносятся у меня в голове, и я в одну минуту понимаю, что отец Робби и есть ее таинственный старший друг.
Элис в этот момент поднимает глаза и видит Робби рядом с его отцом. Улыбка медленно сходит с ее лица. Элис потрясена, она как будто хочет убежать. Но колеблется она всего секунду, потом отбрасывает волосы от лица, изображает что-то похожее на улыбку.
Отец Робби берет ее за руку и тянет к себе. Элис ведет себя так, будто ничего необычного не случилось, будто все это игра, а мы – всего-навсего игрушки.
– Знакомьтесь, это Рейчел. Рейчел – это мой сын, Робби.
Отец Робби старается сгладить неловкость ситуации, но я вижу, что он растерян, смущен и не понимает, что тут происходит. Робби ничего не говорит, не делает ни малейшего движения – просто смотрит на Элис, его лицо искажено от гнева.
– Ой, Робби! – говорит Элис. – Не смотри на меня так. Где твое чувство юмора?
Отец смотрит на Элис, потом на Робби. Тон Элис смущает его.
– Что такое? Вы… знакомы?
Он не успевает закончить свой вопрос. У Робби вырывается рыдание, он поворачивается и выбегает из ресторана.
– Робби! Подожди! – Я бросаюсь за ним, но понимаю, что все равно не успею. Да и сумка моя все еще под столом, и за обед мы не заплатили. Но я вовсе не хочу оставаться тут, я хочу схватить свою сумку и бежать к Мику. Я не хочу говорить с Элис, не хочу слышать ее голос, не хочу слышать, как отец Робби называет ее Рейчел.
Отец Робби потрясен.
– Что случилось? – спрашивает он меня. – Вы что-нибудь понимаете?
Я не поднимаю глаз, не произношу ни слова.
– Простите, – говорит он. – Я так невежлив. Мы еще даже не знакомы. Вы, должно быть, Кэтрин. Робби мне о вас рассказывал. А я – Грэг. А это – Рейчел.
Мы обмениваемся рукопожатием, но я старательно не смотрю на Элис.
– Я думаю, мне пора, – говорит она.
– Какой я идиот, – сокрушается Грэг. – Мне казалось, это хорошая возможность познакомить вас. Я ведь знал, что Робби приедет сюда вечером, и ничего тебе не сказал. Даже представить не мог, что он так отреагирует. Мне очень жаль, Рейчел…
– О, пожалуйста! Не извиняйся, – прерывает Элис, и ее голос звучит почти нормально, но я понимаю, что ей не терпится убежать отсюда. Она заварила всю эту кашу и теперь хочет, чтобы я ее расхлебывала.
– Я пойду с тобой, – говорит он.
– Нет, нет, – возражает Элис. – Я хочу побыть одна.
Я отворачиваюсь, пока они прощаются. Не могу видеть, что Грэг так нежен с ней, а то, что он называет ее Рейчел, вызывает во мне дикую боль.
Элис уходит, и я прошу Грэга на минутку присесть. Мы сидим друг напротив друга. Я молчу и рассматриваю свои руки. Не знаю, с чего начинать, не знаю. Вот так взять и разбить его сердце?
– Не могу поверить. – Грэг нарушает молчание. – Все так хорошо начиналось. Не мог же Робби предполагать, что я никогда… – Он замолкает и задумчиво смотрит на дверь, в которую только что выбежала Элис. Вздыхает. – Я, наверное, никогда ее больше не увижу.
Я поднимаю на него сочувствующий взгляд.
– Ее зовут не Рейчел. – Мне больно говорить это, но мой голос звучит твердо.
– Что? – Он наклонятся вперед и складывает руки на груди. – Что вы сказали?
Я быстро рассказываю ему все. Сначала он не верит, качает головой и повторяет:
– Нет, нет, это невозможно.
Но потом перестает возражать и мрачно замолкает.
– Я, конечно, знал про Элис, – говорит он наконец. – Но не так много. Робби не знакомил нас. Это моя вина, я не настаивал. Мне казалось, он имеет право на собственные тайны. – Он кладет голову на руки. – Этого не должно было случиться. Этого никогда не должно было случиться.
– Это не ваша вина. Нет. Это все Элис, она во всем виновата.
– Но зачем? – шепчет он. – Зачем она так?
Я молчу. Мне нечего сказать.
– Она сказала, что ей двадцать семь, – почти спокойно говорит он. – Я поверил. Она казалась такой уверенной, такой зрелой. Восемнадцать? Господи, я так ей верил. Я полюбил ее.
Я не говорю Мику про Элис, не хочу испортить наше с ним время разговорами про нее. Поэтому я жду, когда он уедет на работу, и только потом звоню Робби. Так я не рискую, что Мик услышит нашу беседу.
К телефону подходит Грэг.
– Он уехал, Кэтрин, – устало говорит он.
– Уехал? Как уехал? Куда?
– В Европу. В Швейцарию. Улетел сегодня в полдень. Хочет найти там работу. Заняться лыжами. У нас там родственники.
– А как же… – глупо спрашиваю я. – Как же его работа в ресторане?
Грэг грустно смеется.
– Я уверен, ресторан справится. У них хватит сотрудников.
Грэг заверяет меня, что с Робби все будет в порядке. Он просит дать Робби время, чтобы зализать свои раны и оправиться от оскорбления.
Хотя меня все еще возмущает поведение Элис, я очень рада, что Робби наконец-то все понял. Теперь он ни за что не вернется к Элис. Он далеко, в Европе. Он в полной безопасности.
Я тоже решаю переехать, чтобы Элис не нашла меня. Даже думать о ней не хочу, не то что разговаривать. Не хочу слышать ее объяснения и оправдания.
Всю неделю я держу телефон выключенным, но все равно Элис не выходит у меня из головы. Рано или поздно мне придется поговорить с ней. Сейчас, когда она сама не хочет общаться, мне легко избегать контактов. Но мне очень хочется выразить ей свой гнев. И однажды, когда Мик уходит за пивом, я достаю мобильник и включаю его.
За неделю мне пришло четырнадцать голосовых сообщений и целая куча смс-ок. Я даже не читаю их. Уверена, большинство от Элис, и она злится. Но мне совершенно неинтересно, что она скажет. Я лишь хочу в последний раз позвонить ей и высказать все, что я думаю. Я быстро набираю ее номер.
Она отвечает почти сразу.
– А-а, это ты? Наконец-то. Знаешь, мне никогда не нравились девушки, которые забывают о подругах сразу, едва заводят парня.
Я хмыкаю. Только Элис могла вывернуть ситуацию таким образом.
– Извини, Элис. Но я возмущена твоей выходкой. Я даже не знаю, что сказать.
– Возмущена? – Ее голос звучит раздраженно и презрительно. – И что особенного случилось? Это из-за Робби и его отца?
– Я поговорила с Грэгом, – сообщаю я. – После того как ты ушла.
– Ну, естественно. Я и не сомневалась, что ты это сделаешь.
– Да.
– Грандиозно. Ну и что же? Что ты хотела сказать?
Я не могу понять, притворяется ли она, но начинаю чувствовать себя смешной и неуверенной в своих справедливых обвинениях.
– Это было очень жестоко, Элис.
– Господи, Кэтрин. Да я и понятия не имела, что вы там окажетесь. Вообще, это была идея Грэга, – говорит она резко и нетерпеливо, как будто это тема ей уже надоела и ее оскорбляет необходимость оправдываться. – Откуда я знала, что Грэг такое придумает?
– Это не про обед, Элис. Не придуривайся. Зачем ты вообще завела роман с Грэгом? Как ты могла поступить так с Робби, ведь ты знала, как он к тебе относится!
Элис с минуту молчит, затем громко вздыхает.
– Ладно. Довольно. Я поняла твою точку зрения. Будешь еще читать мне проповедь?
– Нет, по-моему, это не имеет никакого смысла. Тебе же все равно. Но это действительно ужасно, Элис. Это просто ужасно!
Элис смеется противным, холодным, жестоким смехом.
– Ну, хорошо, – говорит она. – Вот только я не понимаю, каким образом мои отношения с Грэгом и Робби касаются тебя?
Я теряюсь. И в самом деле, почему я лезу не в свое дело? Но вообще-то это нормально – влиять на поведение друзей.
– Элис, как ты можешь быть такой жестокой? Робби в отчаянии. Он уехал в Европу. И это из-за тебя. Ты разрушила его отношения с отцом. Робби – мой лучший друг. И ты считаешь, что это не мое дело?
– Что за бред? Ничего я не рушила. Помирятся. А для Робби даже лучше на какое-то время уехать в Европу. Ему надо охладиться. И в любом случае, они оба до смерти должны быть рады, что избавились от меня, раз я такая тварь, по-твоему.
– Что бы дальше ни произошло у Робби с отцом, это не меняет дела. Это было ужасно. Элис, ты поступила очень жестоко. Зачем ты сказала Грэгу, что тебя зовут Рейчел? Почему ты назвала именно это имя? Я что-то не верю в случайное совпадение!
– Знаешь, мне не нравится твой тон. Ты мне не мать, ты ничем не лучше меня, и меня вообще-то совершенно не интересует твое мнение. – Ее тон теперь ледяной и серьезный. – Я больше не хочу говорить об этом, Кэтрин. Мне скучно. Очень скучно. Хочешь пойти потусоваться вечером в пятницу? Тогда пошли. Я собираюсь заказать столик у Джованни.
– Нет, – говорю я, и мой голос звучит совершенно спокойно, хотя я потрясена тем, что она даже не раскаивается. – Спасибо, нет.
– А в субботу вечером?
– Нет. Элис, я никуда не хочу с тобой идти. Неужели ты правда не понимаешь, что это серьезно? Я чувствую к тебе отвращение. Пожалуйста, прекрати задавать мне вопросы.
– Чувствуешь отвращение? Ты чувствуешь ко мне отвращение?
– Да, – честно отвечаю я. – Я чувствую отвращение и стыд.
– Ой, – смеется она. – И стыд тоже? Ты меня стыдишься?
– Да, – тихо говорю я.
– А самой себя ты не стыдишься, Кэтрин?
Я точно знаю, что она собирается сказать, но не вешаю трубку, а лишь прижимаю плотнее к уху и слушаю.
– Может, я и сделала что-то плохое, но я-то не бросала свою сестру, когда ее насиловали. Слышишь? И не убегала, когда мою младшую сестру убивали.
Позже тем же вечером Мик, Филиппа и я заказываем на ужин пиццу. Едва мы садимся за стол, как Филиппа спрашивает, видела ли я Элис.
– Я сегодня разговаривала с ней по телефону.
– И?
Пока мы едим, я рассказываю им о том, как Элис поступила с Робби и Грэгом, и о нашем разговоре.
– Да ты шутишь! – Мик опускает вилку. – Это же просто невозможно.
– Да она просто больная, – восклицает Филиппа. – Несчастная девчонка. А этот Робби? Зачем он с ней общался? Он что, тоже сумасшедший?
– Нисколько. Он замечательный. Настоящий Друг.
– Но почему тогда?..
– Потому что он влюбился в нее, – перебиваю я. – Вы просто не знаете, какой она может быть очаровательной. – Я объясняю, чтобы Мик не посчитал меня или Робби глупыми. – Я на самом деле была счастлива, когда мы подружились. Я была польщена ее дружбой, она такая веселая, забавная, все вращалось вокруг нее. После смерти Рейчел я долго была одна. И Элис показалась мне глотком свежего воздуха. Она умеет нравиться.
Мик и Робби смотрят на меня с сочувствием, и я понимаю, что меня занесло не туда. Я начала оправдывать свою дружбу с Элис вместо того, чтобы защищать Робби. Но какая разница, и Робби, и я были одинаково околдованы.
– Но почему ты ничего не рассказала мне? – сердито спрашивает Мик. – Почему?
– Не знаю. – Я пожимаю плечами. – Я просто не хотела об этом думать. Мы были так счастливы. Не хотелось ничего портить.
– Ничего бы ты не испортила. Я ведь даже не знаю их. – Мик хмурится. Он очень расстроен.
Филиппа перебивает его:
– Не вредничай. – Она шутливо толкает его локтем. – Теперь-то она тебе все сказала? Ты прав, ты не знаешь их, так что прекрати. – Потом она переводит взгляд на меня и говорит притворно-сердито: – Но почему ты не сказала мне? Это не дело. Я обижена.
– Ну, извини. – Я улыбаюсь. – Ты была права, а я нет. Я была не права, не права, слышишь!
– Вот как? – Мик смущен.
– Относительно Элис, – поясняю я. – Твоя умная сестра предупреждала меня о ней еще несколько месяцев назад. Она сказала, что у Элис не все в порядке с головой.
– Я ведь ее видел, – припоминает Мик. – Она такая тощенькая, в коротком платье?
– И хорошенькая, – добавляет Филиппа. – В коротком платье, от которого парни не могли оторвать взгляд.
– Да не такая уж и хорошенькая, – отвечает Мик и поворачивается ко мне. – Слишком шумная и непосредственная. Не в моем вкусе.
– Ну, бог с ней. – Филиппа поворачивается ко мне. – Надеюсь, ты сказала ей, что больше не хочешь с ней общаться? Надеюсь, ты велела ей убираться раз и навсегда?
– Да, – киваю я. – Но она, разумеется, ничего не хочет слышать.
– По крайней мере, ты все ей сказала, – улыбается Филиппа. – Я рада. Она просто не заслуживает быть твоей подругой. А уж про Робби я и говорить не буду. Надеюсь, ты не жалеешь? Не хочешь с ней помириться?
– Нет. – Я закрываю глаза руками. – Она просто опустошает меня. Не хочу ее больше видеть. Не хочу ничего о ней знать, не хочу ее слышать. Я выключила мобильник и не собираюсь его включать.
– Звонки Элис – это катастрофа? – интересуется Мик.
– Да. – Филиппа кивает. – Катастрофа. Точно. – Она смотрит на мою тарелку, на которой по-прежнему скучает пицца. – Почему не ешь? Не нравится?
– Нравится, – говорю я, но из-за разговоров об Элис пицца стала казаться мне слишком жирной и пряной. – Я просто ужасно себя чувствую. Стоит мне только вспомнить о том, как Элис поступила с Робби, и я словно заболеваю. Видели бы вы лицо Робби! – Я отодвигаю тарелку. – Мне надо попить воды.
– Я принесу. – Мик вскакивает и хмуро бросает: – Не позволяй ей так влиять на тебя. Забудь. Она не стоит этого.
Филиппа смотрит на Мика. Едва он скрывается в кухне, как она поворачивается ко мне и с улыбкой говорит:
– Он очень тебя любит.
– Знаю, – отвечаю я и улыбаюсь, но внезапно мне становится так плохо, что я кладу голову на край стола и закрываю глаза.
– Он ни к одной девушке так не относился. Обычно он совсем безразличный. Вежливый, но безразличный. И хоть и нехорошо говорить так про собственного брата, но он разбил много сердец. Девчонки вокруг него так и вились.
Я слушаю голос Филиппы, но мне плохо, в горле стоит тяжелый ком.
– Тебе нехорошо? – спрашивает Филиппа. – Ты бледная как смерть.
– Нет. – Я вскакиваю из-за стола, успеваю добежать до туалета, и меня рвет.
У Мика целых пять свободных дней, и мы проводим их вместе. Мик занимается музыкой, иногда мы выходим за покупками, но все остальное время просто сидим в его квартире. Мы много разговариваем – Мик рассказывает своем детстве, о планах на будущее, о любви к музыке. Я тоже рассказываю про детство, о том, что было до смерти Рейчел, и о том, что было после. Мы рассказываем друг другу все на свете, и за эти пять дней мне ни разу не становится скучно или тревожно.
В последний свободный день мы звоним Филиппе и договариваемся вместе позавтракать в ближайшем кафе. Когда мы приходим, она уже сидит за столом. На ней желтое платье, волосы собраны в конский хвост. Она вся такая симпатичная и свеженькая, и я вдруг думаю, что в своих джинсах и мятой футболке смотрюсь на ее фоне совсем некрасиво.
Филиппа весела и настроена поболтать, энергия так и бьет через край. Я, наоборот, чувствую себя не очень хорошо. Обычно мне нравится разговорчивость Филиппы, но сегодня мне с ней трудно.
Когда нам приносят еду – мы заказали французский тост и кофе, – я чувствую, как к горлу подкатывает комок.
– О боже, – говорю я и прижимаю руку к губам. – Простите.
Я бросаюсь в туалет, наклоняюсь над унитазом, меня рвет. Но поскольку я ничего не съела, то из меня выходит только слюна.
– Кэтрин, с тобой все в порядке? – раздается позади голос Филиппы, она кладет руку мне на плечо. – Бедняжка.
Я подхожу к раковине, полощу рот и умываюсь. Глядя на себя в зеркало, я удивляюсь собственной бледности. Что со мной? Может, я серьезно больна? Может, мне суждено умереть молодой, как Рейчел?
– Ты устала? – пристает Филиппа. – Или это пищевое отравление? Вирус?
– Не знаю. – Я набираю в рот воды и глотаю ее.
– Тебе надо к доктору.
Я согласно киваю.
– А может, это просто утренняя болезнь? – смеется она. – Может, ты беременна?
Беременна? Филиппа просто шутит, но я сразу же понимаю, что со мной происходит. Конечно, это все объясняет – утреннюю тошноту, постоянную усталость, набухшие груди. И я не помню, когда у меня в последний раз были месячные.
– О черт, – говорю я.
– В смысле? – Глаза Филиппы округлились, мы внимательно смотрим друг на друга. – Ты что, на самом деле беременна?
– Черт, черт! – Я качаю головой. – Не знаю, но я…
– Когда у тебя были месячные?
– Не помню. Давно. Не помню! Потому что если бы они были, не могли же мы с Миком, я бы помнила…
Я изо всех сил пытаюсь вспомнить. Кажется, месячных не было больше месяца. Иначе мы с Миком не занимались бы любовью.
– Господи, как я могла не заметить? Как я могла быть такой дурой?
Филиппа притягивает меня к себе и крепко обнимает.
– Не волнуйся. Все будет хорошо. Вполне может быть, что ты не беременна, может, это ложная тревога. Может, ты нервничаешь, и потому нет месячных. Так бывает, я читала.
– Но я не нервничаю.
– А из-за Элис?
– Дай бог, чтобы это было так. Но мне кажется, нет, я ведь не нервничала, я была такой счастливой. И потом, у меня сейчас столько всяких странностей со здоровьем, все тряпки стали мне малы, даже джинсы трудно застегивать.
– Может, ты просто поправилась?
– Нет. – Я качаю головой. – Господи, и что мне теперь делать? Филиппа, бедный Мик, что он подумает?
– Мик бедный? Не глупи. Он ведь не ребенок, про птичек и пчелок читал. Ну, какая ты стала, груди – как арбузы. – Она пристально смотрит на мою грудь и закрывает рот рукой, чтобы скрыть усмешку. – Огромные просто. И как я раньше не замечала?
Я приподнимаю руками груди. И впрямь, тяжелые и большие, больше, чем раньше.
– Господи, а как я этого не замечала?
– Слишком была занята учебой.
– Наверное.
Я наклоняюсь к зеркалу. Неужели внутри меня поселилась новая жизнь? А я о ней даже не знала?
– Ребенок, – медленно произношу я и качаю головой. – Филиппа! Но как же так… мне даже восемнадцати нет.
Она кивает.
– Ты сама еще ребенок.
– Что же мне делать?
– Я не знаю. – Филиппа пожимает плечами. – Не знаю, Кэтрин.
Я смотрю на свой живот. Как трудно смириться с тем, что внутри меня теперь новая жизнь.
Внезапно Филиппа хватает меня за руку.
– Как ты думаешь, может, оставить его? Что скажешь? Мик был бы папой, а я – теткой. Я бы и с ребеночком сидела, честно. Я бы помогала столько, сколько нужно! Я была бы лучшей теткой во Вселенной! И мама с папой помогли бы, они детей любят. Да и твои помогут, да?
При мысли о родителях у меня вырывается стон, я закрываю лицо руками.
– Филиппа! Пожалуйста, прекрати. Не говори об этом. К тому же я еще ни в чем не уверена. И вообще, сначала я должна все сказать Мику. Я не могу принимать подобные решения одна.
– Конечно. Извини. – Она минутку молчит. – Пойдем? Тебе надо купить тест.
Я киваю и отворачиваюсь. Филиппа права, по дороге домой мне непременно надо купить тест, надо все выяснить, поговорить с Миком. Но сейчас я хочу остаться одна.
Филиппа, кажется, понимает меня.
– Послушай, – серьезно говорит она. – А почему бы нам не сделать так: я немножко задержу Мика, а ты пока купи тест и иди домой. Когда он придет, ты уже будешь все знать. – Она улыбается.
– Отлично. – Я благодарно улыбаюсь в ответ. – Так и сделаю.
– Но ты ведь скажешь мне, да? – спрашивает она. – Завтра скажешь?
Мы возвращаемся к столику и говорим Мику, что я устала и ухожу домой. Он беспокоится и хочет идти со мной, но мы с Филиппой убеждаем его остаться.
– Тут идти-то всего три минуты, – смеюсь я. – Не бойся, со мной все будет в порядке.
Он взволнован, но я улыбаюсь и успокаиваю его. Наконец я выскальзываю на улицу. На свежем воздухе мне куда лучше. В кафе слишком сильно пахло кофе и беконом. Обычно эти запахи пробуждали во мне чувство голода, теперь – совсем наоборот.
Я почти не сомневаюсь, что беременна. Все указывает именно на это – тошнота, усталость, набухшие груди. Да, мы старались быть осторожными, но, видимо, где-то проглядели.
Я захожу в аптеку и ищу тест. Я никогда не покупала их прежде и даже примерно не представляю, где они могут быть. Аптекарша подходит ко мне и спрашивает, не может ли она чем-то помочь.
– Да, мне нужен… – мямлю я. – Тест на беременность.
Подспудно я жду, что она прочитает мне лекцию о контрацепции и безопасном сексе, но она совершенно спокойно подводит меня к нужной полке.
– Вот, пожалуйста, они тут.
Она подробно объясняет мне разницу между множеством тестов и рассказывает, как ими пользоваться. Но я все равно никак не могу отделаться от мысли: что же она обо мне думает? Мы примерно одного возраста, и я представляю себе, как она довольна тем, что ее эта проблема не касается. Она такая уверенная и спокойная в своей белой униформе.
Я выхожу из аптеки, но тут кто-то хватает меня за плечо.
– Бип-бип, Кэтрин, – слышу я и понимаю, что это Элис. – Ну и покупки у тебя. Интересно, что сказала бы Элен?
Я прижимаю пакет к груди. Я чувствую себя странно испуганной. Она говорит так зло, и мне трудно поверить, что мы когда-то были подругами.
– Плохая девочка, да? – Глаза Элис так и буравят меня.
Сначала я хочу оправдаться, но потом решаю не делать этого. Я ничего не должна Элис. Моя личная жизнь ее не касается. Я лишь пожимаю плечами и делаю шаг вперед, но она преграждает мне дорогу и наклоняется к моему лицу.
– Ты думала, что никогда не попадешь в такую ситуацию, – говорит она. – А еще ты, как вижу, просто мечтаешь от меня избавиться? Но у тебя ничего не выйдет, и не надейся!
– Избавиться от тебя? – Я пытаюсь усмехнуться, но выходит очень неубедительно. – Ты что, мне угрожаешь? Ты меня преследуешь?
Она просто улыбается.
– Оставь меня в покое, – говорю я, глядя прямо ей в глаза. – Оставь меня, или…
– Или что? – Она поднимает брови, изображая крайнее удивление. – Ты позвонишь в полицию? Или что? Ну, что ты будешь делать?
– Да, позвоню! Если ты будешь так себя вести, то я позвоню.
– Да я не сомневаюсь, что позвонишь. Но я же ничего плохого тебе не делала, и что ты скажешь полиции? На этот раз ты никого не обманешь. – И она улыбается, покачивая головой. – Ведь мы с тобой подруги, да? Подруги навсегда?
Я качаю головой и пытаюсь пройти мимо нее.
– Уходи, Элис, – твердо говорю я. – Уходи. Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. Тебе явно нужна помощь, пойди к доктору.
– Может, и нужна. – Она смеется мне вслед. – А может, и тебе нужна. Ты никогда об этом не задумывалась, Кэтрин?
Я быстро ухожу, и перед тем, как повернуть на улицу, оглядываюсь. Но Элис не идет за мной, она разговаривает с высоким, красивым парнем и явно с ним флиртует.
Может, это смешная предосторожность, но я не хочу, чтобы она знала, куда я иду, и поэтому в квартиру Мика я просто вбегаю, захлопываю дверь и поворачиваю в замке ключ. Мне страшно так, как бывало в детстве. Когда я оказывалась в темной комнате, я сразу же плакала и бежала к родителям. Как и темнота, Элис никак не сможет мне навредить. Не сможет, если я не позволю ей. Она не имеет никакой власти.
Иду в ванную и останавливаюсь перед зеркалом. Мне надо отдышаться. Я бледная и выгляжу ужасно. Вспоминаю, что мне есть о чем поволноваться и помимо Элис. О том, что может изменить наши с Миком жизни. И Элис это никак не касается.
Открываю упаковку и мочусь на палочку, как написано в инструкции. Выхожу из ванной, жду положенное время и возвращаюсь обратно. Две розовые полоски. Я снова читаю инструкцию. Две полоски – положительный результат. Я беременна.
Отбрасываю палочку прочь, как будто она раскалена. Я и не сомневалась, что беременна, но подтверждение пугает меня. Сердце колотится в груди, во рту появляется мерзкий привкус. Ноги меня не держат, и я опускаюсь прямо на пол и сижу совершенно неподвижно, думая о погубленном будущем, пока не слышу наконец поворот ключа в замке и шаги Мика. Вскоре он появляется в ванной и испуганно спрашивает, что со мной случилось.
Не могу сказать ни слова, просто протягиваю ему тест.
– Что это? – говорит он, присаживаясь рядом со мной. – Ты беременна?
Его голос звучит удивленно и потрясенно, но он не расстроен.
Я молча киваю.
– Ничего себе! – Он проводит рукой по лбу. – Я просто не знаю, что сказать.
Он некоторое время молчит, глядя на тест, потом переводит глаза на меня.
– Скажи, это очень плохо?
– Конечно! Мне только семнадцать, Мик, и я беременна. – Я встаю. – Мне семнадцать! Мне всего семнадцать!
Он кладет руку мне на колено и говорит, тщательно выбирая слова.
– Что ж. Это ужасно, да. Но это же не конец света. То есть мы можем как-то решить эту проблему. Если ты хочешь…
– Аборт. Я понимаю. Не бойся произносить это слово, я не дурочка.
– Хорошо. Аборт. Мы можем сделать аборт, если хочешь.
Я киваю и пожимаю плечами, беспомощно обводя взглядом стены.
– Но ты не должна, – продолжает Мик, наклоняясь так, что я вынуждена смотреть на него. – Ты не должна этого делать.
– И какая альтернатива, Мик? Родить ребенка? В семнадцать-то лет? Ты шутишь?
– А что особенного? Это вполне возможно.
– Я знаю, что такое бывает, я не полная идиотка. Я беременная, Мик, а не чокнутая.
Он вздыхает.
– Ну не сердись. Я же тебе не враг.
– Извини. – Я беру его за руку. – Я просто никак не могу поверить, что такое случилось.
– Я тоже не могу.
– Черт! – Я сильно сжимаю его руку. – Ты понимаешь, у таких девочек, как я, не должно быть ребенка. Такие девочки идут в университет, делают карьеру. Да мои родители просто умрут, когда узнают.
– Но и ты сможешь пойти в университет. Многие учатся, имея детей. – Он сжимает мою руку и улыбается. – Просто забудь на минутку про своих родителей. Не бойся того, что подумают другие люди. Нельзя ориентироваться на других. Это неправильно.
И он прав. Узнав о своей беременности, больше всего я испугалась того, что скажут люди. Мои родители, одноклассники, учителя. Я представляла себе, как хожу с огромным животом, а потом – с орущим младенцем, а люди вокруг смотрят на меня и перешептываются, жалеют меня или смеются.
– Я заварю чай, – говорит Мик. – А ты не хочешь пока пойти полежать?
Оказавшись в кровати, я сразу же засыпаю. Когда я просыпаюсь, Мик сидит около меня и смотрит какой-то музыкальный журнал.
– Привет.
– Привет.
– Как себя чувствуешь? – Он кладет руку на мой лоб, и я смеюсь.
– У меня же нет температуры, глупый.
– Знаю-знаю. Но разве твоя мама не делала так, когда ты уставала?
– Но я же не устала. Я беременна.
– Ага. И поэтому грустишь.
– А ты?
– Я не знаю.
– И я не знаю. А ты?
Он смеется.
– Я – как ты.
– А я не знаю. Почему-то сейчас мне это не кажется таким ужасным. – Я пожимаю плечами и застенчиво улыбаюсь. – Может, я просто размечталась?
Мик сжимает мою руку.
– А ты что думаешь, Мик? Тебе не кажется, что это просто ужасно?
– Господь с тобой, Кэтрин. Я точно знаю, что это – не конец света. – Он улыбается.
Не знаю, почему несколько часов сна все изменили, но я больше не вижу никакой трагедии.
– Ребенок, – медленно говорю я.
– Наш ребенок.
– Да.
– Мы не можем убить то, что создали вместе. Это – наш ребенок. Наш. Немножко тебя, немножко меня, – говорит он.
– Не можем.
– Ты действительно не хочешь от него избавиться?
– Нет. – Я невольно начинаю улыбаться. – Пожалуй, я хочу ребенка.
Остаток дня мы проводим вместе. Мы пребываем в полуистерическом состоянии. На следующее утро мы рассказываем все Филиппе. Она так рада, и нам это очень приятно. Мне намного лучше. Тошнота не прошла, но теперь, когда я знаю ее причину, гораздо легче ее переносить. Ведь мое тело создает нового человека!
Мы идем в библиотеку и набираем кучу книг о беременности. Рассматриваем изображения эмбрионов на разных стадиях развития. Высчитываем, какого возраста наш малыш, и находим точную картинку. Мы оба удивлены, что у него уже есть руки, ноги, глаза, рот, нос, что он уже дышит.
Мик считает, что мы должны снять квартиру и съехаться.
– О такой девушке я мечтал всю жизнь, – говорит он. – Я просто хочу быть с тобой. – Он смеется и качает головой. – Подумать только, Кэтрин, у нас будет ребенок! – Он обнимает и целует меня. – Не волнуйся ни о чем! Все будет хорошо, не волнуйся!
Ночью он шепчет мне:
– Давай поженимся, завтра же!
Я смеюсь:
– Мне же только семнадцать, не сходи с ума! – Но я взволнована его словами, я счастлива, что он любит меня так же, как и я его. Он хочет на мне жениться!
Но снять квартиру и жить вместе – это не такая уж безумная идея. Разумеется, Мик не может переселиться в квартиру Вивьен. И товарищ Мика вряд ли вынесет пищащего младенца.
На следующее утро я просыпаюсь рано, встаю и завариваю чай. Налив чашку, я возвращаясь в кровать и просматриваю объявления об аренде.
– Вот это было бы здорово, – говорю я через некоторое время. – Спальня, новая кухня, недалеко от пляжа. Три пятьдесят в неделю.
Мик открывает глаза и улыбается.
– Прочитай-ка снова, – просит он. – Я толком не расслышал.
– Спальня, новая кухня, – говорю я восторженно. Но, задумавшись, вздыхаю: – Но сначала я должна рассказать все моим родителям. Мне надо познакомить с ними тебя. Мы не сможем съехаться, пока они обо всем не узнают. Они платят за мою квартиру, за машину, дают мне деньги на жизнь.
– Конечно. – Мик садится и обнимает меня. – Но в любом случае, не переживай. Даже если они не захотят содержать тебя, мы все равно справимся. Я найду еще одну работу.
– Они ни в чем меня не ограничат. Они на все готовы ради меня.
– Понятное дело.
– Но знаешь, есть то, что они никогда не примут.
– Что именно?
– Твой мотоцикл. Они с ума сойдут, как только услышат о нем.
– Понятно. – Он пожимает плечами. – Мои родители тоже его ненавидят. Действительно, опасная штука.
– Но почему же ты тогда на нем ездишь? Если тоже думаешь, что это опасно?
– Это прикольно. – Мик усмехается. – Скорость. И потом, нельзя же всю жизнь чего-то бояться.
– Я не боюсь. – Я чувствую внезапное раздражение. – Я вовсе не это имею в виду…
– А я и не говорю, что ты чего-то боишься, – перебивает он. – Я о тебе вообще не говорил. – Он хмурится. – Не переживай, я все равно собирался его продавать.
– Отлично. Тем более что у нас есть моя машина. – Я еще не остыла. – По-моему, глупо умирать из-за того, что кататься на мотоцикле прикольно. Но ты так говоришь, будто это огромная жертва с твоей стороны.
– Да, это жертва. Это мой мотоцикл, я его люблю.
Я недоверчиво щурю глаза.
– Любишь?
– Да.
– Но это же просто кусок железа! Ты же не можешь любить неодушевленный предмет!
– А я его люблю. И мне грустно продавать его.
Я отбрасываю газету в сторону и встаю.
– Тебе грустно? – кричу я, едва сдерживая слезы. Знаю, что неправа и надо успокоиться, но остановиться не могу. – А как же я? Что ты скажешь про те жертвы, которые приношу я? Мне не грустно?
Мик протягивает ко мне руки.
– Вернись в постель.
– Нет.
– Пожалуйста.
– Нет.
– Я ненавижу мотоцикл, – говорит он. – Он уродливый, он красный. А я ненавижу красный цвет. Ты намного красивее. И пахнешь куда лучше.
Я стараюсь сохранить сердитый вид, но не могу сдержать смех.
– Идиот, – говорю я и забираюсь в кровать. – Вообще-то я тоже люблю мотоцикл. Не понимаю, почему я так разозлилась. Мне тоже будет грустно продавать его.
– Знаю.
– Но если мама с папой узнают о нем…
– Не волнуйся. Я люблю тебя больше, чем мотоцикл.
– Скоро ты познакомишься с моими родителями.
– Ха-ха. А ты с моими. Устроим официальное знакомство.
– Да уж, – вздыхаю я и прячу лицо у него на груди. – Скажи, а тебя все это не пугает? Может, они подумают, что мы сошли с ума? Может, будут против ребенка и против того, что мы собираемся жить вместе?
– Не сомневаюсь, они точно подумают, что мы сошли с ума. По крайней мере, на первых порах они будут думать именно так. Придется доказать им, что они не правы. И я точно знаю, что мои родители полюбят тебя.
– И мои тебя, – говорю я.
Но на самом деле я не уверена. Папа и мама точно не будут в восторге от происходящего. Представляю их лица, когда они услышат нашу новость – мама будет потрясена, папа – просто убит. Нет, они не станут кричать, они никогда на меня не кричали, но наверняка воспримут происходящее как трагедию. Разочаруются во мне. А это в миллион раз тяжелее, чем крик.
И еще я чувствую вину – из-за Рейчел. Моя жизнь продолжается, а для нее все закончилось. Чем дольше я буду жить, тем сильнее буду это чувствовать. Мне кажется это предательством с моей стороны.
А каково это для моих родителей? При каждом радостном событии в моей жизни они будут думать о том, что у Рейчел этого нет и никогда не будет.
Я закрываю глаза и стараюсь не думать ни о Рейчел, ни о родителях. Я плотнее прижимаюсь к Мику и вдыхаю знакомый аромат его кожи. Хотя я только час как проснулась, я все равно чувствую себя уставшей и снова засыпаю.
– Как тут здорово, – говорю я и оглядываюсь, рассматривая наполненную солнцем гостиную. – Места маловато, но очень красиво и солнечно. Как ты думаешь, Мику понравится?
Квартира маленькая, но светлая. Полы деревянные, стены окрашены в белый цвет. Спальня одна, и кроме нее есть еще маленькая комнатка, которая в будущем очень подойдет для младенца. Гостиная довольно уютная, а кухня – самая крохотная из всех, которые я когда-либо видела. Но в целом квартира очень чистенькая и веселая. Филиппа обнимает меня.
– Конечно, понравится, – весело говорит она. – Потому что вы будете тут вдвоем.
– Тебе не кажется, что тут слишком мало места?
– Зато удобно.
– Но мы тут уместимся?
– Конечно. Сколько места требуется младенцу?
– Мне сказать хозяевам, что мы снимаем эту квартиру?
– Да. И скажи, что завтра ты хотела бы прийти и посмотреть квартиру вместе с Миком. Уверена, ему понравится, не беспокойся. – Она с улыбкой обходит помещение. – Так и представляю вас тут. Вашу маленькую семью. Слушай, как в сказке! Ты как принцесса в замке.
– Да, только замок очень крошечный, – смеюсь я. Но мне очень нравится будущее, нарисованное Филиппой. Мне нравится, что она верит в наше счастье.
Я заполняю анкету, отдаю агенту по недвижимости, и мы с Филиппой выходим на улицу.
– Давай что-нибудь съедим, – предлагает Филиппа. – Ты голодная?
– Ой, я всегда голодная. Но то, что мне раньше нравилось, теперь вызывает тошноту.
Мы с Филиппой обсуждаем меню, и тут я замечаю Элис.
Она еще на другой стороне улицы, но пока я раздумываю, как бы от нее ускользнуть, она останавливается, на ее лице бродит неясная улыбка.
– Что такое? – Филиппа поворачивается. – О, черт! Элис.
– Кэтрин! Подожди минутку! – кричит Элис.
Мы не успеваем уйти.
– Ну, как ты? Каков результат? – обращается она ко мне, избегая смотреть на Филиппу.
Я знаю, что мне лучше уйти, но я словно парализована.
– Держу пари, Элен скоро станет бабушкой? – Элис складывает руки на груди и злобно смотрит на меня. – Но ведь ты ей еще ничего не сказала? Ты же у нас вообще любишь маленькие грязные тайны. Да, Кэтрин? Что-то ты меня разочаровала, крошка. Я думала, ты настоящий друг.
– Мы торопимся, – говорит Филиппа. – Нам пора.
Элис не обращает на нее внимания.
– Хотя вообще-то я не удивлена. Ты же трусиха, Кэтрин. – И она злобно смеется. – Ты даже больше, чем трусиха. Ты же бросила свою сестру, и ее убили. А убили ее потому, что ты убежала. Ты никогда об этом не задумывалась? Может, те парни просто хотели вас изнасиловать? Вас обеих. Может, они разозлились, что ты убежала, и потому взяли и убили малышку Рейчел? Так ты не просто трусиха, Кэтрин, а? Ты скорее сообщница. Ну, ничего, зато ты спасла собственную шкуру.
– Замолчи, Элис! – перебивает ее Филиппа, хватает меня за руку и тянет к себе. – Закрой свой поганый рот и вали, пока я не врезала тебе так, что мало не покажется.
Я удивлена агрессией Филиппы и застываю с открытым ртом.
– Ой! – Элис глумливо смотрит на Филиппу. Но ее апломб немного слетел, в голосе слышится неуверенность. – Это твоя новая подружка, да, Кэтрин? Ну что ж, прекрасно. Подобное притягивает подобное.
Филиппа обнимает меня и ведет прочь.
– До свидания, милые леди, – притворно добреньким голосом пищит Элис. – Надеюсь, скоро увидимся.
– Даже не верится, что ты заставила ее заткнуться, – говорю я Филиппе.
– Самой не верится. Но она разозлила меня. – Филиппа вздыхает. – Маме было бы за меня стыдно.
Филиппа оборачивается.
– Можно идти медленнее, она ушла. Слушай, Кэтрин, она чудовище. По-моему, у нее на самом деле проблемы с головой.
– Тебе не кажется, что она меня преследует? Я встречаю ее, когда меньше всего этого ожидаю. Это не может быть совпадением.
– Не знаю. Не исключено. Думаю, она никак не может смириться с тем, что ты больше не хочешь с ней дружить. – Филиппа поворачивается ко мне. – Но ты же не принимаешь все это близко к сердцу? Что она такое несет? Всю эту ерунду про Рейчел. Ты же знаешь, что она говорит полную ерунду.
– Трудно не принимать все это близко к сердцу, – возражаю я. – Потому что она во многом права. Я оставила Рейчел, я убежала. Это отмечалось даже на суде. Оказывается, эти парни вовсе не собирались никого убивать. Это случилось потому, что они испугались. Они запаниковали, когда я исчезла.
– Естественно! Ведь защита не могла сказать, что эти парни планировали убийство? Это был единственный шанс на оправдательный приговор.
Я оборачиваюсь и замечаю Элис, она идет в другую сторону.
– Но откуда она все это знает? Как ей удается задеть самую больную струну?
– Потому что она просто тварь, Кэтрин. А откуда знает – читала газеты, наверное, чтобы побольнее тебя задеть.
– Наверное. Но все равно она права. Я убежала. – Я твердо смотрю на Филиппу. – Я действительно убежала.
– Конечно, убежала, – отвечает она. – А что еще ты могла сделать?
– Я могла бы проследить, чтобы она так не напивалась.
– Могла бы. Но ты этого не сделала. И…
– Да, не сделала, – перебиваю я. – Я вообще должна была сделать очень многое. И знаешь, есть еще кое-что. То, в чем я никому не признавалась раньше.
– Что именно?
– Я разозлилась на Рейчел в тот вечер. Я очень злилась, что она тоже поперлась на вечеринку. Я не хотела, чтобы она шла. Там были мои друзья, а она вообще не любила всякие сборища. – Я всхлипываю.
Филиппа берет меня за руку и ведет к скверу. Мы садимся на скамью. Я закрываю лицо руками и плачу. Филиппа обнимает меня и терпеливо ждет, пока я успокоюсь.
– Прости, – говорю я. – В последнее время я все время плачу. Это глупо.
– Нет, плакать – это не глупо.
– Может быть, – соглашаюсь я. – Только знаешь, о чем я все время думаю? О том, что вся эта история с Рейчел – она мне на всю жизнь. Мне всегда будет так плохо и стыдно? Это мне в наказание за то, что она умерла, а я живу?
– Конечно, нет. – Филиппа качает головой. – Но объясни мне, почему тебе так стыдно? Я, наверное, чего-то не знаю, но я не понимаю, почему ты чувствуешь себя виноватой.
Не хочется продолжать этот разговор, но внезапно я понимаю, что мне надо все из себя выплеснуть, избавиться от этой душевной тяжести.
Дата добавления: 2015-09-09; просмотров: 7 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |