Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

ЧАСТЬ II 5 страница

Читайте также:
  1. A XVIII 1 страница
  2. A XVIII 2 страница
  3. A XVIII 3 страница
  4. A XVIII 4 страница
  5. Abstract and Keywords 1 страница
  6. Abstract and Keywords 2 страница
  7. Abstract and Keywords 3 страница
  8. Abstract and Keywords 4 страница
  9. BEAL AEROSPACE. MICROCOSM, INC. ROTARY ROCKET COMPANY. KISTLER AEROSPACE. 1 страница
  10. BEAL AEROSPACE. MICROCOSM, INC. ROTARY ROCKET COMPANY. KISTLER AEROSPACE. 2 страница

Лилла или не замечает сомнений Анны, или ей наплевать. Она хлопает в ладоши.

– Здорово! Какой приятный оттенок зеленого! Такой спокойный и свежий. Просто супер.

Мы помогаем Лилле перенести вещи наверх. Анна почти не выходит из дома, но умудряется сделать так, чтобы это не бросалось в глаза. Когда мы заканчиваем разгрузку, комната завалена мешками и коробками, и везде разбросана одежда.

– Спасибо большое, – говорит Лилла, оглядываясь. – А теперь идите и займитесь чем‑нибудь приятным. Сама приберусь. Я взяла на работе отгул, чтобы спокойно переехать и сделать кое‑какие дела, но, честное слово, докучать вам я не стану. Когда закончу, сгоняю в город и куплю что‑нибудь новенькое. Распродажа в качестве терапии.

Она смотрит на Анну.

– Я не буду путаться под ногами. Ты даже не заметишь, что я здесь.

 

 

В этот день Тиму нужно на работу пораньше, чтобы все приготовить к вечеру, поэтому он уходит из дому еще до обеда. Анна сидит некоторое время на чердаке, а проголодавшись, спускается. Она останавливается у двери Лиллы и стучит. В комнате чисто, вещи убраны, постель застелена. На полках стоят несколько книг, на столе винтажная ваза и огромная фотография в рамочке. Лилла на ней выглядит шикарно. С тех пор как Анна убрала и спрятала в коробки вещи Бенджамена (книжки, погремушки, мягкую панду и желтого жирафа, которого купила Фиона), она ничего не ставила на эти полки. Игрушки, которые он так и не оценил… Увидев чужие книжки и фотографию там, где раньше были вещи Бенджамена, Анна вздрагивает, словно от удара, и резко останавливается.

– Привет. – Лилла окидывает девушку взглядом. – Что случилось? На что ты смотришь?

– Ни на что. – Анна качает головой, заставляет себя вздохнуть и улыбнуться. – Я просто шла на кухню. Хочешь есть? Могу сделать омлет.

– Да, отличная мысль, – отвечает Лилла.

Она сидит за кухонным столом и наблюдает, как Анна готовит омлет. Ее кулинарный репертуар трудно назвать оригинальным и обширным, но кое‑чему она научилась у Тима, в том числе готовить довольно сносный омлет. Анна делает его легким и воздушным, совсем как Тим.

– Вкусно, – сообщает Лилла, попробовав. – Ты хорошо готовишь.

– Да нет, не очень, – отвечает Анна. – Тим меня просто кое‑чему научил.

– Как у вас вообще дела? – Лилла многозначительно поднимает бровь.

– Нормально.

– Думаешь, все серьезно? – продолжает Лилла, помахивая вилкой в воздухе. – Ну, я надеюсь. Ради Тима. Ему очень нужна хорошая девушка. Понимаешь? Он из тех парней, которые сразу теряются, когда оказываются одни.

Анна не верит своим ушам. Хотя она уже не злится и не обижается – она слишком счастлива, чтобы вообще задумываться об этом, – но прекрасно помнит, что наговорила Лилла Тиму и каким образом о ней отозвалась.

Девушка не отвечает, но Лилла, кажется, ничуть не смущена. Она откидывается на спинку стула и проводит руками по волосам.

– Ты ведь, конечно, знаешь, что мы с Тимом встречались? До того как появился Патрик. Мы расстались, потому что поругались из‑за моей матери. Тим просто не понимает, что такое вырасти в бедности. У него была дружная семья. Нуклеарная, как это называется. Он не знает, что такое быть бедным, иначе он не торчал бы в своем дурацком ресторане. Хотя, честное слово, напрасно я начала. Тебе уж точно не доводилось жить в бедности. – Лилла обводит комнату рукой и виновато улыбается. – Прости, я не хотела грубить. Но богатые люди, вроде тебя, не понимают, как живется простым смертным. Ты, конечно, не виновата, и это неизбежно приходит вместе с богатством…

Анна сосредоточенно взбивает омлет.

– И вообще, прежде чем отвлечься, я хотела сказать, что Тим очень славный парень, пусть даже кое в чем он безнадежен. Он верный, честный и все такое. Во многих отношениях – идеальный бойфренд. Но убеди его кое‑что наладить в жизни, ну, например, последовать совету родителей и приложить капельку усилий. Одеваться получше, найти приличную работу и так далее.

Анна пытается не обижаться на слова Лиллы о богатых. Она уже поняла, что Лилла прямолинейна и бестактна, настоящий специалист по дурацким замечаниям. Обижаться – значит попусту тратить силы. Но от упоминания о родителях Тима у девушки перехватывает горло. Она не знакома с ними, и неприятно сознавать, что Лилла знает о Тиме и его прошлом гораздо больше.

– Кстати, – Лилла барабанит пальцами по столу, ничуть не смущенная молчанием собеседницы. – Как у тебя сейчас дела? Тим как‑то сказал, что ты в депрессии. – Она подается вперед и сочувственно склоняет голову набок. – Я понимаю, что не заслуживаю твоего доверия. Ты, наверное, думаешь, что я страшная стерва, но на самом деле я хорошо умею слушать, так все говорят. Трудно поверить, да? Честное слово, я охотно подставлю плечо. Если, разумеется, ты вдруг захочешь выплакаться или поговорить.

Анна качает головой и натянуто улыбается.

– Все нормально. Спасибо за предложение.

Лилла задумчиво смотрит на нее.

– Ты очень замкнутая. Завидую таким, как ты. Людям, которые умеют держать чувства и мысли при себе. А у меня душа нараспашку, я – как открытая книга. Болтаю, болтаю, болтаю, никак не могу остановиться… – Она криво усмехается. – Как ты, несомненно, заметила. Не исключаю, что к вечеру я тебе выложу всю свою биографию. Если я тебя раздражаю, скажи прямо. Иначе я не пойму, что уже пора заткнуться.

Анна молчит. Внезапная гостья не то чтобы ее раздражает, но девушка настороже. Она хорошо знает таких, как Лилла – любопытных и привлекательных, но в то же время хитрых и властных. Лилла из тех, кто всюду сует нос и оставляет отпечаток на каждом, с кем сталкивается. Она хочет казаться исключительной и жаждет знать чужие секреты – не потому что надеется помочь, а просто потому что ей нестерпимо оставаться в неведении. Поэтому Анна уклоняется от прямых вопросов и не открывает ничего личного.

Любопытство Лиллы заставляет держать оборону, как будто Анне есть что скрывать. Как будто вопросы имеют власть сдирать с нее кожу, слой за слоем, так что она делается беззащитной, обнаженной и страшно уязвимой.

 

 

– Тебя кое‑кто хочет видеть. – На кухню заглядывает папа. Я вытираю скамейки. Почти все, что нужно, я уже приготовил, и до открытия осталось еще целых полчаса.

– Кто?

– Майкл, Марк, как его… не расслышал.

Я, к своему удивлению, вижу Маркуса, который стоит в дальнем конце бара. Трудно сказать, что это приятный сюрприз. Я не в настроении заводить натянутый обмен любезностями и при виде Маркуса чувствую неожиданный, но несомненный прилив неприязни. Я раздосадован тем, что он здесь, а еще досаднее, что у него что‑то было с Анной. Анна сказала, что они провели вместе только одну ночь, и вообще – ничего серьезного. Но она родила от Маркуса ребенка; не важно, каким мимолетным и незначительные был их роман, между ними навеки связующей нитью – короткая жизнь Бенджамена. Но я понимаю, что ревную как дурак, хотя не имею на это никакого права.

Я заставляю себя улыбнуться и приветственно помахать рукой.

– Привет.

– У меня тут поблизости была встреча с клиентом. Я заметил твой ресторан и решил заглянуть. – Маркус стоит на месте, прямой и неподвижный, и обводит глазами зал. – Очень милое местечко.

– Сядь и отдохни.

Он подтягивает табурет и садится, положив портфель на стойку.

– Можно пива?

– Мы не имеем права продавать спиртное, если клиент не заказывает еще и еду. Поэтому пива ты здесь, увы, не купишь. Но я тебя угощу просто так.

Я достаю из холодильника бутылку, открываю, ставлю на стойку чистый стакан.

– Ты уверен? – уточняет Маркус. – Ну спасибо. С меня причитается.

У нас мало общего, и никак не удается придумать хоть какую‑нибудь тему для разговора, поэтому я спрашиваю, с кем он встречался в Мэнли. Маркус рассказывает запутанную историю о каком‑то богатом придурке, замешанном в судебном процессе по поводу спорной собственности. Я пытаюсь следить за сюжетом и казаться заинтересованным, хотя мысли витают в другом месте. Наверное, мы оба рады, когда Маркус наконец допивает пиво.

– Я, пожалуй, пойду, – говорит он, вставая.

– Спасибо, что заглянул.

И тут я замечаю его портфель. Из мягкой коричневой кожи, дорогой на вид, с огромным красным логотипом, выгравированным в уголке.

– Дизайнерская штучка? – спрашиваю я.

Маркус поднимает глаза и улыбается.

– Нет. Такой портфель можно где угодно купить. Но гравировка авторская. Это Фиона для меня заказала.

– А. В единственном экземпляре, так сказать. Клево.

– Да, – соглашается Маркус.

Я стою и смотрю ему вслед. Сердце колотится, мысли путаются.

 

 

После ленча Анна возвращается на чердак и два часа сидит в кресле, но беспокойство не проходит. Ей становится скучно. Обычно Анна способна сидеть здесь часами. Раньше, как правило, девушке ничего не стоило провести большую часть дня в отупении над кроваткой, фотографиями и одеяльцем Бена. Но Тим все изменил, наполнил Анну беспокойной энергией, заставил чувства обостриться, как будто по жилам вместо крови потекло электричество. Анна с волнением вспоминает вкус и запах Тима, воскрешает в памяти проведенное вместе время, гадает, который теперь час и скоро ли он вернется. Спустя некоторое время она сдается, встает и запирает за собой дверь чердака.

Девушка так неожиданно сталкивается с Лиллой в коридоре на первом этаже, что громко вскрикивает и пятится. Анна увлеклась, думая о Тиме, и уже позабыла о присутствии постороннего человека в доме. Из головы совсем вылетело, что Лилла у них поселилась.

– О Господи, извини!

Анна прижимает ладонь к груди и выдыхает.

– А ты здорово перепугалась, – со смехом продолжает Лилла.

Анна кивает.

– Я не хотела. Прости. – Лилла с любопытством глядит на нее. – Тебя нетрудно напугать. Похоже, совсем немного нужно.

– Честно, не знаю, – с вызовом отвечает Анна. – По‑моему, всякий бы испугался, если бы на кого‑то наткнулся в темном коридоре.

Лилла, кажется, в сомнениях.

– А где ты была?

– Наверху. На чердаке.

– На чердаке? Правда? Опять? Ты ведь туда уже ходила.

Анна кивает.

– А я думала, ты ушла, – говорит она, внезапно вспомнив слова Лиллы.

– Я собиралась, а потом у меня появилась отличная идея. – Лилла хватает ее за руки и взволнованно улыбается. – Я хотела управиться поскорее, пока тебя не было рядом. Чтобы получился сюрприз. То есть я знала, что ты где‑то поблизости занимаешься своими делами, но подумала: если поторопиться, я успею закончить, прежде чем ты вернешься.

Анна наблюдает за лицом Лиллы, пытаясь разгадать, не кроется ли за словами девушки какого‑нибудь жестокого второго смысла.

– Пойдем, – просит она. – Зайди и посмотри.

Она ведет Анну по коридору к гостиной и широким жестом распахивает дверь.

– Вуаля!

Комната изменилась до неузнаваемости. Мебель переставлена, кушетки сдвинуты, рядом с ними стоят кофейные столики, извлеченные из кладовой. Огромные растения в горшках придают гостиной оттенок роскоши. Фотографии сменились, безделушки тоже. На полу лежит огромный зеленый ковер, который словно подводит итог. Комната преобразилась, стала красивой, современной. Она кажется просторнее.

– Кушетки гораздо лучше смотрятся, если их вот так поставить, правда? Я это поняла, как только вошла. И я перетащила сюда несколько растений со двора. – Лилла расхаживает по комнате, сияя. – А как тебе все остальное? Столики и ковер? Зачем им пылиться в кладовке? По‑моему, «кладовка» – неподходящее название, лучше назвать ее сокровищницей. Короче говоря, я извлекла старые вещи на свет Божий и скатала твой коричневый ковер. Он был такой пыльный и старомодный, совершенно не украшал комнату.

Анна смотрит, широко раскрыв глаза и пытаясь осмыслить случившееся. Ей просто не верится, что Лилла управилась так быстро.

– А где цветок? – спрашивает она, внезапно заметив, что цветка нет, и подбегает к серванту. – Здесь стоял керамический цветок. Где он?

– В кладовке, – беспечно отвечает Лилла. – Он такой безвкусный. Я его завернула в газету на тот случай, если он тебе чем‑то дорог.

Она радостно вздыхает и плюхается на кушетку.

– Здорово, правда? Ты, наверное, даже не подозревала, что эта комната может так хорошо смотреться. Правда, я страшно вымоталась. Я изо всех сил спешила, чтобы сделать сюрприз. Извини, просто не удержалась. Потому что раньше твоя гостиная вообще ни на что не была похожа. – Лилла обводит комнату взглядом, с довольной улыбкой. – Ну? Что скажешь? Теперь намного лучше, правда? Гораздо красивей. И просторней.

Гостиная действительно переменилась к лучшему, но Анна не чувствует ни радости, ни желания поблагодарить Лиллу за потраченные усилия. Она едва заставляет себя улыбнуться, хотя чувствует, что лоб у нее нахмурен, а губы поджаты.

– Надеюсь, ты не возражаешь, – продолжает Лилла. – О Господи, тебе, кажется, не понравилось… – Она выпрямляется и внимательно смотрит на Анну. – Только не сердись. Не надо. Я с первого взгляда поняла, как оживить эту комнату. Она выглядела совершенно заброшенной. Я знаю, сейчас ты не в настроении что‑то менять. Ты подавлена и в депрессии. Но я просто подумала; что комната будет выглядеть веселее и ты, возможно, порадуешься. Ты расстроилась, да? Тебе не нравится? Хочешь, чтобы было по‑старому?

Анна направляется к двери. Ей хочется только уединения.

– Нет, очень мило, – натянуто говорит она. – Все в порядке, не волнуйся.

И выходит.

 

 

Вечером, вернувшись с работы, я выхожу из душа и вижу Анну, которая сидит на краешке постели. Она грызет ногти, и вид у девушки задумчивый. Она наблюдает, как я подхожу к гардеробу, вешаю полотенце и одеваюсь.

– Что случилось?

– Ты знаешь, что Лилла устроила перестановку в гостиной?

– Так это Лилла? – спрашиваю я. – Да, я заметил. Но выглядит ничего себе.

– А тебе не кажется, что бестактно проделывать подобные вещи в чужом доме, в первый же день?

– Да, пожалуй. – Я жму плечами и натягиваю трусы. – Но Лилла неисправима.

– Она страшно назойливая. У нее был такой вид, как будто она ждала благодарности. А я больше всего хотела, чтоб она вернула комнате прежний вид.

– Ну так и велела бы, если тебе больше нравится по‑старому. Это твой дом, Анна. Скажи Лилле, чтобы завтра же все поставила на места. Или, если хочешь, я сам скажу.

– Нет, не беспокойся. – Анна качает головой. – Уже не важно. Наверное, так и правда лучше. Комната кажется просторнее. Сама я как‑то не задумывалась. Я оставила гостиную такой, какой она была при родителях. Дело ведь не в том, стала она красивее или нет. Меня бесит высокомерие Лиллы. Она даже не спросила разрешения. Честно говоря, я себя странно почувствовала. Даже слов не нашла.

– Не расстраивайся, – прошу я. – Лилла, она такая. Ничего не поделаешь. Ей обязательно нужно что‑нибудь исправлять и менять, даже то, что не нуждается в исправлениях.

В постели Анна спрашивает:

– А Лилла знает, что у меня агорафобия?

– Нет.

– Ты ничего не рассказал?

– Ничего. Но расскажу, если хочешь.

– Нет‑нет, пожалуйста, не надо. Только если выбора не будет. Я не хочу делать из мухи слона. Если она проживет здесь подольше, то сама догадается, а если нет, то без разницы. Я… не знаю. Агорафобия – это так… неприятно. Полный отстой. Даже название некрасивое. А Лилла полна жизни… она просто решит, что я чокнутая. Хотя на самом деле я другая. То есть надеюсь… – Анна смотрит на меня и прикусывает губу. – Правда, иногда я сомневаюсь. Ты, наверное, тоже думаешь, что я ненормальная. Слабая, тихая, слишком пугливая. Ты ведь не знаешь, какая я была раньше.

Прежде чем я успеваю что‑нибудь сказать, она стискивает мою руку.

– Но я исправлюсь. Я стану сильной. Обещаю, Тим. Еще до конца года все наладится.

Я смотрю ей в лицо и удивляюсь тому, какая она красивая, когда не смущается. За последние несколько недель, когда мы стали сначала друзьями, а потом любовниками, Анна как будто преобразилась, сбросила грубую, неудобную чешую и показала свою истинную натуру. Она ничуть не похожа на ту девушку, которую я встретил в первый день в Фэрвью, – неловкую, неприязненную, которая почти не разговаривала и избегала пристального взгляда.

– И это будет прекрасно, – говорю я, притягивая Анну к себе и впервые думая о том, что, кажется, по‑настоящему влюблен.

 

 

На следующий день, когда Тим на работе, она снова идет на чердак. Сначала она вообще решает туда не ходить, словно намереваясь что‑то доказать Лилле, внушить ей, что она знает и другие способы занять себя. Но затем Анне становится стыдно оттого, что мнение Лиллы для нее важно. Девушка отказывается что‑либо менять ради гостьи, сгибаться под гнетом чужого презрения.

Анна не садится в кресло, как обычно, а проводит время за уборкой. Она тщательно смахивает пыль с семейных фотографий, беря их одну за другой, осторожно стирает отпечатки пальцев со стекла над лицом Бена. Потом протирает комод, подоконники, подлокотники кроватки и застилает ее свежими простынями. Анна трудится, пока не наводит идеальный порядок. Впору принца принимать.

Как будто не все равно. Как будто кому‑то есть до этого дело.

Убедившись, что в комнате ни пылинки, она спускается и запирает дверь чердака. Обернувшись, она вздрагивает от испуга: с противоположного конца коридора за ней наблюдает Лилла.

– Привет, Анна. Снова была на чердаке? Что ты там вообще делаешь?

Сначала Анна намеревается солгать, придумать что‑нибудь, но в голову не приходит ничего правдоподобного, и она чувствует, что краснеет даже при мысли о лжи. Лилла так умна, что немедленно распознает неправду.

– Ничего особенного, – коротко отвечает она, надеясь, что Лилла отвяжется. – Просто сижу.

– Просто сидишь? – у Лиллы округляются глаза. – Ого. Я вижу, тебе действительно нечем заняться.

Анна пытается сменить тему:

– Я спустилась, чтобы перекусить. Ты что‑нибудь хочешь?

– Нет, я только что поела. – Лилла смотрит через ее плечо на дверь чердака. – А можно мне туда? Наверное, из окна потрясающий вид.

– Нет, не стоит.

– Да брось, Анна, – умоляюще говорит Лилла. – Не будь такой скрытной. Чем больше ты упрямишься, тем любопытней я становлюсь, сама видишь.

Она притоптывает ногой и улыбается, с трудом скрывая нетерпение.

– Ты же знаешь, я не терплю, когда от меня что‑то скрывают.

Анна вздыхает. Лилла невероятно настойчива. Очень неприятное качество. Но, может быть, пора рассказать ей о Бенджамене. Если Лилла узнает правду, она многое поймет. Анна совершенно не нуждается в сочувствии – и уж тем более в жалости Лиллы – но она не хочет, чтобы ее считали ленивой или странной. Она сомневается, что Лилла когда‑либо сумеет понять чужое горе, но, возможно, она проявит уважение и признает, что это не слабость.

И вот, стоя в коридоре, тихим голосом Анна рассказывает Лилле про Бенджамена. О его рождении и короткой жизни.

Лилла внимательно слушает.

– Он умер, когда ему было всего восемь недель, – заканчивает Анна.

– Ну надо же. Даже не верится, что у тебя был ребенок. – Лилла оглядывает собеседницу с головы до ног, как будто одежда и тело Анны должны каким‑то образом нести на себе печать материнства.

– На чердаке я держу его вещи, – объясняет Анна. – И ничего больше. Я хожу туда, чтобы подумать о нем.

– Можно посмотреть?

Анна кивает.

Лилла первой трогается с места, держа ее за руку.

– Дай ключ, – требует она, отпирает замок, заходит и закрывает дверь. Обе поднимаются по ступенькам.

Увидев кроватку, Лилла молчит. Она смотрит на Анну, потом медленно приближается, касается стенки кроватки, разглядывает одеяльце.

– Здесь спал Бенджамен?

– Да.

Лилла берет одну из фотографий Бенджамена. Кажется, она удивлена, даже шокирована, как будто до сих пор не верила Анне. Она моргает, словно собирается заплакать, и Анна внезапно чувствует прилив симпатии. Лилла передергивает плечами, ставит фотографию обратно и обхватывает себя руками, как будто ей холодно.

– Какой славный малыш. Ты, наверное, очень скучаешь.

– Да. Ужасно.

– А что случилось? В смысле, как он…

– Умер? Несчастный случай. Он утонул.

– О Господи, Анна, какой ужас… ох. Но каким образом?

– Не важно.

– Ты страшно переживаешь, да? Вплоть до того, что хочется…

– …покончить с собой? Да, иногда хочется.

– Я не это имела в виду, но… э… да, я понимаю… – Лилла жмет плечами и сочувственно склоняет голову набок. – Бедняжка! Ну, ты приходишь сюда… и чем занимаешься?

– Просто сижу, – отвечает Анна. – И все. Поднимаюсь на чердак и сижу в кресле.

– По нескольку часов? – Лилла явно недоумевает.

Анна жмет плечами.

– Мне становится легче.

– Правда? Отчего?

– Не знаю. Просто становится.

Девушка не собирается вдаваться в подробности. Она ничего не обязана объяснять. Анна убеждается, что напрасно рассчитывала на искреннее сочувствие, приведя Лиллу сюда. Некоторым людям никогда не понять, отчего Анна испытывает облегчение в окружении вещей Бенджамена и на что похожа мимолетная, но несомненная радость, которую она ощущает, если удается забыть о смерти ребенка. Несколько мгновений этой радости – вполне достаточная награда, ради которой стоит просиживать на чердаке часами.

– Даже не представляю. В смысле, как ты себя чувствуешь. Честно говоря, не понимаю, зачем ты здесь сидишь. Не понимаю, как старые детские вещи могут помочь.

– Я тоже не понимаю, но они меня успокаивают.

– Ладно, если ты так говоришь… – Лилла жмет плечами.

– Что? – Анна смеется. – Не веришь?

– Верю, верю. Просто думаю, что это не вполне здраво. Как‑то… немного жутко. Но откуда мне знать… – Она замолкает, улыбается и кладет руку на плечо Анны. – Я не вправе судить, ведь я – не ты. Я никогда не страдала от депрессии и не хотела покончить с собой. Некоторые вещи выше моего понимания. Я даже никогда не думала о том, чтобы завести детей, я их не особенно люблю. Поэтому я и не могу представить, что ты чувствуешь.

– Не можешь, – соглашается Анна. – И никто не может.

 

 

В субботу вдруг приезжает Патрик.

В ресторане в этот день никто не забронировал столики, и отец, предвидя спокойный вечер, дал мне отгул. На улице сыро, поэтому мы с Анной большую часть времени провели в гостиной, бездельничая перед телевизором и лопая попкорн. Лилла появилась только утром, страдая от чудовищного похмелья. Она выпила таблетки, сварила кофе и немедленно отправилась наверх.

Мы уже досматриваем третий фильм, когда раздается громкий стук в дверь. Мы с Анной переглядываемся, как испуганные дети.

– Блин. – Анна хихикает, садится и оправляет одежду. – Кто это?

– Не знаю. По выходным я телепатию отключаю.

Снова стук. Анна поднимает брови.

– Иди посмотри. – Она толкает меня локтем.

Я театрально вздыхаю, встаю, набросив одеяло на голову Анне, и выхожу в коридор.

На крыльце стоит Патрик. Он хмурится и грозно смотрит, скрестив руки на груди.

– Где Лилла? – спрашивает он, и я чую запах перегара. Патрик нетвердо держится на ногах.

– Чего тебе надо? – спрашиваю я. – Лилла тебя приглашала?

– Приглашала? – он смеется. – С каких пор нужно приглашение, чтобы навестить свою девушку?

Анна подходит к двери и становится за моей спиной. Я жестом прошу ее отойти.

– Слушай, старик. Ты пьян и не в лучшем виде, чтобы требовать встречи с Лиллой. Она только разозлится. Может, заглянешь как‑нибудь в другой раз, когда протрезвеешь, а предварительно позвонишь?

Я говорю наобум. Не исключаю, что Лилла сидит наверху и ждет; она, возможно, сама ему позвонила и пригласила, но отчего‑то я сомневаюсь. У Патрика раздосадованный вид человека, который знает, что он нежеланный гость. Несколько секунд он смотрит себе под ноги, и я догадываюсь, что вариантов два. Он или утихнет и уйдет, или выкинет какую‑нибудь глупость. Патрик поднимает голову. Лицо покраснело, губы искривились в злой усмешке. Видимо, он предпочел второй вариант.

– Слушай, ты, придурок, – говорит он. – Не трахай мне мозги и не указывай, что можно и чего нельзя. Я в твоих гребаных советах не нуждаюсь. Иди и скажи Лилле, что я здесь.

Он придвигается ближе, почти вплотную. Сердце у меня начинает колотиться, пальцы пощипывает от прилива адреналина. Хотя Патрик крупнее почти вдвое и накачан как тяжелоатлет, я не отказался бы от драки месяц назад, когда считал, что он и есть главная причина моих проблем. И, возможно, даже сумел бы отвесить ему пару мощных ударов. От отчаяния люди становятся на редкость бесстрашными. Я частенько представлял, какое удовольствие получу, если врежу Патрику кулаком по роже. Но сейчас шансов точно нет. Я хочу вернуться в дом и смотреть телевизор дальше. Мне плевать, я больше не ненавижу Патрика, даже немного жалею его. А при нехватке боевой ярости перевес явно будет не на моей стороне.

– Патрик, кончай ругаться, – говорю‑то я уверенно, а вот чувствую себя… – И остынь. Что‑то ты слишком лихо начал. Лилле это не понравится, сам знаешь.

Я блефую, но, кажется, Патрик задумывается. Он отступает и миролюбиво вскидывает обе руки.

– Сходи и позови ее, ладно? Я хочу поговорить. Просто скажи, что я пришел.

Он смотрит на меня налитыми кровью, отчаянными глазами, и я сочувствую ему еще сильнее. Отчаяние непривлекательно, и я не сомневаюсь, что Лилла не откликнется, не проявит уважения к чужим страданиям. Патрик тратит время даром и лишь усугубляет ситуацию.

– Подожди тут, – говорю я. – Я сейчас.

Оставляю Патрика на крыльце и запираю дверь, ничуть не смущаясь, что он услышит щелчок замка. Анна стоит на пороге гостиной, и я тихонько объясняю, что случилось, а затем поднимаюсь к Лилле.

Она отнюдь не приходит в восторг, узнав, что Патрик явился с визитом.

– Блин, – говорит она, закатывая глаза. – Ты сказал, что я дома?

– Я не сказал сразу, что тебя нет. Вряд ли он теперь поверит, что ты якобы куда‑то вышла.

– Задолбало… – бормочет Лилла, встает и шлепает к зеркалу. Она проводит пальцами по волосам и вздыхает. – Я отвратительно выгляжу.

На ней просторная футболка, волосы растрепаны. Лилла начинает возиться с расческой и заколками.

– Лилла, тебе, блин, не все равно, как ты выглядишь? Я думал, ты Патрика больше видеть не хочешь.

– Это вопрос гордости, – отвечает она, снимает футболку и надевает черный короткий топик.

Я озадаченно и с удивлением наблюдаю, как Лилла перебирает шмотки.

– В чем смысл? Какая разница, что он подумает? Разве ты не хочешь его отшить раз и навсегда?

– Что? – Она гневно вскидывает голову. – Ты вообще о чем?

– Если ты выйдешь к Патрику красоткой, то не поправишь дела.

– Тим, заткнись, ладно? Не лезь, куда не просят.

– Да, ты права. Я заткнусь. В первую очередь потому, что мне все равно.

Лилла перестает перебирать вещи, подходит ближе, почти вплотную, кладет руку на плечо.

– А вот и не все равно. Я знаю.

 

Я не спешу вниз. Более того, я намерен вернуться в гостиную, к Анне, но, спустившись, вижу, что входная дверь распахнута, а Патрик пьяно нависает над Лиллой и крепко держит за руку.

Я останавливаюсь, чтобы убедиться, что ей ничего не грозит.

– Хватит, – требует Лилла, отстраняясь. – Уходи. Поговорим, когда проспишься.

– Что? – спрашивает он. – Я для тебя плох стал, что ли, как только ты перебралась в Фэрвью? Не желаешь разговаривать с собственным парнем?

– Не говори ерунды, Патрик, ты больше не мой парень. Мы расстались, ты забыл? Ты, конечно, дурак, но все‑таки, наверное, понимаешь слово «расстались».

Лилла вздрагивает, потому что он грубо притягивает ее к себе, заметно усилив хватку.

– Эй! – вмешиваюсь я, шагнув вперед.

– Что, ты для меня слишком хороша, да, Лил? Думаешь, ты собой что‑то такое представляешь? Типа, если у тебя большой дом, то ты самая умная? Ну, я бы на твоем месте не торопился. Твои новые соседи в курсе, что ты теперь нищая? Они знают, что ты вылетела с работы? Или ты забыла рассказать?

– Отвали, Патрик. Езжай домой. – Лилла держится смело, но голос выдает смущение, даже тревогу.

– Старик, перестань, отпусти. – Я кладу руку ему на плечо, пытаясь говорить спокойно и рассудительно. – Не делай ничего такого, о чем потом пожалеешь.

Он не обращает на меня внимания. Крепко держа Лиллу, он тащит ее с крыльца.

– Блин, Патрик, какого хрена…

– Я просто хочу поговорить, – горячо заявляет он. – Просто хочу поговорить, а ты ведешь себя как полная стерва.

Я догоняю и втискиваюсь между ними, так что он вынужден отпустить Лиллу.

– Отвали! – орет Патрик. – Отвали и оставь нас в покое, ты, тупой лузер!

Он снова тянется к Лилле, и я хватаю его за плечо, чтобы отстранить, но он сильнее, чем я, и вдобавок пьян и зол, поэтому моя попытка терпит неудачу. Одной рукой Патрик хватают Лиллу, а другой размахивается и бьет меня прямо под ложечку. Удар выходит вполсилы, тыльной стороной руки, но все‑таки больно черт знает как, я задыхаюсь и складываюсь пополам, пытаясь перевести дух.




Дата добавления: 2015-09-09; просмотров: 19 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | <== 12 ==> | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 |


lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.029 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав