Читайте также:
|
Марис облизала вдруг пересохшие губы.
– Раньше мне приходилось только читать о подобных сексуальных играх, но я никогда не испытывала ничего подобного. Должно быть, поэтому подсознательно я считала – все, что я пережила сейчас: восторг, трепет, исступление, – все это выдумки донельзя развращенных беллетристов. То, что ты сказал мне вчера на берегу… было жестоко, но это была правда. С Ноем я никогда не чувствовала себя раскрепощенной настолько, чтобы не только самовыражаться в любовной игре, но и получать от этого удовольствие. И то, что произошло между нами сейчас, еще неделю назад показалось бы мне немыслимым и невероятным.
Выпалив все это на одном дыхании, Марис перевела дух и продолжала чуть медленнее:
– Могу сказать одно: женщина, которая разыскивала тебя в баре Терри, вряд ли была способна на такую отдачу. А главное – до сегодняшнего дня я сама не понимала, что я теряю. Подсознательно мне всегда не хватало именно этой дикой, ничем не сдерживаемой страсти, когда забываешь обо всем, растворяешься в… в другом человеке. Ты подарил мне свободу, Паркер, но твоему подарку кое-чего недостает. Я имею в виду взаимность. Страсть только тогда может принести удовлетворение, когда она не для одного, а для двоих, когда не только даешь, но и берешь. Так позволь мне разделить твой дар с тобой! – закончила она торопливо. – Пожалуйста, Паркер, я прошу тебя!
Паркер продолжал разглядывать ее из-под насупленных бровей, но в глазах у него появилось какое-то странное выражение. Марис было трудно поверить, что он может выглядеть таким беззащитным и ранимым. Но она не ошиблась. Следующие же его слова подтвердили ее догадку.
– Эти шрамы… они ужасны! Я урод, Марис!
– Не говори глупости. Ты прекрасен!
Она наклонилась к нему, и Паркер, хотя и ощутимо напрягся, не стал ей мешать. Ее губы заскользили по его коже сверху вниз, задержавшись на одном из сосков, и Паркер, сдавленно выругавшись, запустил пальцы ей в волосы.
Марис запечатлела еще один поцелуй на его мускулистом животе и, отбросив простыню, взялась рукой за напрягшийся член. Под ее пальцами он горячо запульсировал, и Паркер застонал.
Марис гладила его, сжимала и отпускала, понемногу поднимаясь к головке, пока не почувствовала под пальцем выступившую на самом кончике капельку семени.
– За что, ты говоришь, Француженка заработала свою кличку? – спросила она и сама удивилась, насколько соблазнительно прозвучал ее неожиданно севший голос.
– Марис!.. – сорвалось с его губ, когда она склонилась над ним.
Приятный мускусный запах ударил ей в ноздри. Живот Паркера судорожно сокращался, до ее слуха долетали его хриплые и бессвязные возгласы, но Марис едва слышала их, поглощенная новым для себя ощущением.
Потом она почувствовала, что Паркер сильнее потянул ее волосы. Марис не было больно, но она поняла, что он дает ей знак – пора переменить положение. Выпрямившись, она перекинула через него ногу и, направляя его одной рукой, потерлась промежностью о гладкую головку члена, стараясь распалить себя еще сильнее. Только потом она медленно опустилась вниз, стараясь вобрать в себя его целиком.
– Подожди!.. – прошептал Паркер, и Марис послушно замерла. Его руки двинулись вверх по ее бедрам и, сойдясь в самой гуще лобковых волос, принялись тереть, гладить, щипать ее, пока Марис, откинув голову назад, не застонала в голос.
Только после этого Паркер пошевелился, давая ей понять, что пора начать скачку. Так она и поступила, то меняя темп, то замирая, когда он сильнее прижимал ее к себе или знаком показывал, что хочет растянуть удовольствие. Во время этих пауз она наклонялась вперед, касаясь грудями его груди, и глаза Паркера темнели, а с губ срывались громкие возгласы.
Они кончили почти одновременно. Марис почти упада на него, и он прижал ее голову к себе одной рукой, а другую опустил на крестец. Губы Паркера нашли ее рот и впились в него долгим, жадным поцелуем. Его член пульсировал в тесных объятиях ее горячего лона. Казалось, они стремятся проникнуть друг в друга как можно глубже, чтобы утолить сжигавшую обоих страсть.
Прошла целая вечность, прежде чем они нехотя разжали объятия. Марис с наслаждением вытянулась на его теле во весь рост и ощутила под тонкой простыней изрытый шрамами ландшафт его искалеченных ног. Но думать об этом сейчас ей не хотелось. У Марис тоже были свои шрамы, и хотя они не бросались в глаза, болели они ничуть не меньше. У них еще будет время, чтобы задавать вопросы, ужасаться, сочувствовать, и, может быть, они сумеют оставить свои несчастья и беды в прошлом, чтобы больше никогда к ним не возвращаться.
Но ни за что она не позволит воспоминаниям отравить их чудесное настоящее! Сейчас Марис было важно только одно – сумела ли она доставить Паркеру удовольствие. Она ненавидела Ноя за измену, но еще больше за то, что он подавлял ее и пренебрегал восхитительными и долгими прелюдиями, которые были едва ли не более приятными, чем сам секс. Это из-за него она чувствовала себя неловкой, неумелой – и не особенно желанной.
Но и думать о Ное Марис не стала – ей было жаль тратить на это время. Мысль о том, как он с ней обошелся, лишь уколола и пропала. Она по-прежнему лежала на Паркере, обвивая его ногами и прижимаясь к нему всем телом, что еще усиливало ощущение возникшей между ними близости.
Одними губами Марис коснулась его шеи.
– Ну что, конец?.. – прошептала она.
Прошло несколько секунд, прежде чем Паркер отозвался:
– Нет, еще не совсем… – ответил он, но Марис уже спала.
Дэниэл задумчиво жевал сандвич и смотрел в кухонное окно на тьму за стеклом. Редкие вспышки молний освещали поле и лес за ним, и тогда Дэниэл видел, как гнутся под напором ветра верхушки деревьев, но гроза была несильной. Небольшой ночной дождь с громом и молнией – дождь, который пройдет к утру, отмыв небосвод до высокой лазурной голубизны.
На душе у Дэниэла было спокойно. Правда, разговор с Марис заставил его всерьез призадуматься. Но мозг Дэниэла по-прежнему работал быстро и четко, как и всегда в случаях, когда он нагружал его какой-нибудь серьезной проблемой. Будь его тело в такой же прекрасной форме, он бы смог вернуться в Нью-Йорк на велосипеде, а потом пробежать марафон. Увы, только мозг служил ему по-прежнему безотказно; одряхлевший организм потихоньку начинал сдавать, и Дэниэл – хотя и протестовал против навязываемых ему Максиной и Марис ограничений – в глубине души понимал: совсем скоро ему придется вовсе отказаться от кофе, виски, табака и бифштексов с кровью, чтобы не превратиться в окончательную развалину.
Сразу после звонка Марис Дэниэл попытался заснуть. Увы, ему это не удалось, и он спустился в кухню. Посмеиваясь над собой, Дэниэл соорудил пару сандвичей с грудинкой и горчицей. Разумеется, подобные ночные набеги на холодильник находились под строжайшим запретом – в особенности если Дэниэлу случалось превысить недельную норму жиров, установленных для него врачами, – но, к счастью, сегодня ночью никто не мог помешать ему поесть по-человечески. Максина не стерегла холодильник, и Дэниэл с облегчением подумал, что она вернется только завтра днем, и он еще успеет выпить за завтраком столько кофе, сколько захочет, и даже плеснуть в кофе бренди или рома.
Прикончив один бутерброд, Дэниэл принялся за второй, думая о том, что уже давно не чувствовал себя таким бодрым и полным сил. Быть может, всему виной был коньяк, который он выпил, прежде чем спуститься вниз, однако факт оставался фактом: Дэниэл был готов к действиям.
А он всегда предпочитал действие бездействию и никогда не откладывал проблему в ожидании, что она решится сама собой. Не только в молодости, но и в преклонные годы Дэниэл расходовал энергию и силы продуктивно, не тратя силы на колебания и сомнения.
Он понимал, конечно, что нынешняя ситуация больше, чем какая-либо другая, требовала обдуманных, взвешенных решений. И Дэниэл пока не знал точно, в каком направлении следует двигаться, чтобы решить назревшую проблему. У него уже сложилось примерное представление о том, что предстоит сделать и в каком порядке, однако каждый шаг еще предстояло тщательно обдумать.
Главная трудность состояла в том, что проблема, с которой ему предстояло иметь дело, была многоплановой. У нее не было ядра, на котором Дэниэл мог бы сосредоточиться. Хуже того, она распадалась на несколько взаимосвязанных проблем, затрагивавших интересы семьи, бизнеса, отдельных людей, и Дэниэл понимал, что одним молниеносным, точно рассчитанным ударом их не решить. Ему предстояло спланировать и провести целую военную кампанию или, как говорят шахматисты, многоходовую комбинацию, где от правильности и своевременности каждого шага зависел успех всего предприятия в целом. А это было непросто, особенно если учесть, что при малейшей ошибке в числе пострадавших могла оказаться его единственная дочь.
Дэниэл был рад, что Марис уехала в Джорджию, хотя он бы предпочел, чтобы она оказалась где-нибудь подальше. Положение могло стать очень неприятным, а Дэниэл хорошо знал: если плеснуть на вентилятор приличную порцию дерьма, остаться чистым практически невозможно. Конечно, история обязательно попадет в газеты, но тут уж Дэниэл не мог ничего поделать. Ему оставалось только надеяться, что он сумеет смягчить удар, и география должна была ему в этом помочь. Кому приятно, когда газеты начинают копаться в твоем грязном белье, но одно дело – присутствовать при этом самому, и совсем другое – находиться на уединенном маленьком островке, где ты избавлен и от праздного любопытства посторонних, и от назойливого сочувствия близких и друзей.
«К тому же, – подумал он с улыбкой, – существует еще один фактор, который помешает Марис принять скандал слишком близко к сердцу».
Дэниэл уже довольно давно понял, что Марис разочаровалась и в муже, и в своем браке, и ему было совершенно очевидно, что на Санта-Анне ее удерживает не только работа над новой книгой, какой бы замечательной она ни была. При всей ее занятости Марис вкладывала в новый проект уйму сил и времени. Она по-настоящему им увлеклась, и Дэниэлу было ясно, что дело здесь вовсе не в новом шедевре, а в самом авторе – в Маккензи Руне, известном также как Паркер Маккензи Эванс.
Да, он уже давно выяснил, кто этот таинственный автор – знал его литературный псевдоним и даже подлинное имя. Много лет назад, когда детективные романы о похождениях Дика Кейтона начали регулярно появляться в верхних строчках списков бестселлеров, Дэниэл потратил немало сил и времени, чтобы лестью, подкупом, шантажом и угрозами вызнать у Сильвии Фицгерберт настоящее имя нового успешного автора, чтобы переманить его в «Мадерли-пресс». Сильвия, впрочем, осталась непреклонной. «Если бы я сказала вам, Дэниэл, что это за человек, мне пришлось бы убить вас», – откровенно заявила она, и Дэниэл Мадерли не мог не восхищаться ее решимостью во что бы то ни стало сохранить имя своего клиента в тайне.
Но теперь он его знал.
Прошло уже почти два месяца с тех пор, как Дэниэл обратился в частное детективное агентство. Он хотел только убедиться, что все его сомнения относительно Ноя не имеют под собой никаких оснований, поэтому нанятому им детективу Дэниэл поручил собрать все материалы о прошлой жизни зятя – в особенности о том ее периоде, который предшествовал публикации «Побежденного».
Нельзя сказать, чтобы Дэниэл был в восторге от собственной идеи. Он никогда не был сторонником тайных закулисных интриг, предпочитая действовать открыто и честно. Частных сыщиков он представлял себе только по фильмам, и ему претила мысль о том, что безликие типы в серых костюмах будут копаться в личной жизни его дочери. Однако, когда Дэниэл встретился с Уильямом Сазерлендом, ему пришлось пересмотреть свои прежние представления. Сазерленд – отставной сотрудник Секретной службы[8] – был основателем и владельцем очень дорогого и весьма эффективного детективного агентства. Он держался уверенно и даже властно, носил элегантный темный костюм, а его послужной список был безупречен. Дэниэл сразу же проникся к нему доверием, что случалось с ним нечасто, и уже через пять минут после первого рукопожатия выложил Сазерленду свои сомнения. Детектив внимательно выслушал его, задал несколько вопросов и назвал сумму аванса на текущие расходы. Выписывая чек, Дэниэл даже не подозревал, что уже из первого отчета узнает подлинное имя популярного детективного писателя Маккензи Руна. Но один из самых тщательно оберегаемых книгоиздательских секретов лег ему на стол в доставленном посыльным простом бумажном конверте с пометкой «лично».
Но еще больше был поражен Дэниэл, когда узнал, что Маккензи Рун и Ной Рид были хорошо знакомы друг с другом.
Они жили в одной комнате, когда учились в университете, после его окончания оба перебрались во Флориду, в Ки-Уэст. Там между ними произошел разрыв, подробности которого все еще оставались невыясненными, но Дэниэл был уверен – скоро он узнает все.
Теперь, перебирая в памяти известные ему факты, Дэниэл невольно подумал, что их хватило бы на захватывающий роман. Марис жила сейчас на отдаленном островке в Джорджии, в старом плантаторском доме, который принадлежал Паркеру Эвансу – бывшему однокурснику ее неверного супруга, с которым они расстались врагами. Этот сложный клубок отношений предполагал любовь, дружбу, ненависть, ложь, коварство, месть, зависть. Чем не сюжет для хорошего романа?
Пожалуй, единственным, чего не понимал Дэниэл, был мотив, который двигал Паркером Эвансом – одним из главных героев событий. Он не сомневался: Эванс увлек Марис своей книгой, преследуя какую-то цель. Он не мог не знать, что она жена Ноя, поэтому даже для профессионального контакта с ней у него должна была быть веская причина.
Знает ли Марис о том, что Ной и Паркер были знакомы? – спрашивал себя Дэниэл. Не решила ли она, узнав об измене мужа, отплатить ему той же монетой, переспав с его бывшим университетским приятелем?
Но такая по-детски наивная месть была совсем не в духе Марис, и это обстоятельство заставляло Дэниэла сомневаться в том, что ей что-нибудь известно. Ведь, знай Марис о том, что Паркер как-то связан с Ноем, она бы поостереглась заходить далеко. А в том, что Марис влюблена, Дэниэл был уверен. Это с каждым днем становилось все очевиднее.
Он хотел бы радоваться тому, что Марис нашла свое счастье, но предпочитал соблюдать осторожность – по крайней мере до тех пор, пока не выяснит доподлинно, какие именно мотивы руководили Паркером Эвансом, когда он задумывал свой план. Не раз Дэниэл собирался потребовать у него объяснений либо при личной встрече, либо через Сазерленда, но не мог сделать этого, не раскрыв своей тайны Марис и Ною. А к этому Дэниэл был не готов. Пока не готов.
Поэтому он вынужден был бездействовать, предоставив Сазерленду возможность выискать какую-то новую любопытную информацию, которая позволит ему диктовать свои условия Ною, а если понадобится, то и Паркеру.
Дэниэл не исключал, впрочем, что Паркер невольно раскроет побудительные мотивы в своем романе. Если судить по главам, которые показывала ему Марис, в «Зависти» Паркер описывал свои отношения с Ноем, поэтому в зависимости от того, сколько времени ему понадобится, чтобы закончить рукопись, Дэниэл мог узнать его версию случившегося еще до того, как Сазерленд закончит свое расследование.
Все это, впрочем, интересовало Дэниэла лишь постольку, поскольку касалось Марис, а именно о ней он беспокоился больше всего. О том, что она едет к Паркеру, Дэниэл узнал еще до того, как Марис вернулась на Санта-Анну. Он мог бы помешать ей, но не стал этого делать. Ему было очевидно, что Марис очень хочет поехать на остров, к тому же, как удалось выяснить Сазерленду, соседи Паркера при всем их при страстном отношении к чужакам отзывались о нем неплохо, а это было уже кое-что.
Дэниэл был почти уверен, что Марис ничто не грозит и она сама, и ее чувства будут в относительной безопасности. Если дружба между Паркером и Ноем прекратилась из-за каких-то принципиальных разногласий, в таком случае Паркера почти со стопроцентной уверенностью можно было считать человеком честным и порядочным – ведь Ной Рид уже показал себя бесчестным подонком.
Дэниэл не сомневался: что бы ни произошло в ближайшем будущем, Ной не может и не должен оставаться членом семьи Мадерли. И он уже предпринял по этому поводу кое-какие меры. Напрасно Ной считал, будто с помощью улыбок и виски, которое он наливал Дэниэлу за спиной бдительной Максины, ему удалось завоевать расположение тестя. Неделя, которую Ной предложил ему провести за городом, не обманула бдительности Дэниэла. Он согласился на эту поездку из чистого любопытства, к тому же ему очень хотелось знать, как далеко способен зайти Ной.
Особенное удовольствие Дэниэл испытывал при мысли о том, что самоуверенный и коварный мистер Рид даже не подозревает, что его собственная голова давно лежит на плахе и топор уже занесен.
Символическим жестом отряхнув руки от крошек, Дэниэл поставил в мойку грязную тарелку и бокал. Несмотря на его прогнозы, гроза усиливалась; молнии сверкали чаще, а от ударов грома дрожали стекла и звенела в буфете фарфоровая посуда Розмари.
О, Розмари!.. Розочка, как называл ее Дэниэл в минуты нежности. Она умерла уже больше двадцати лет назад, а он все еще скучал по ней. Особенно ему не хватало Розмари, когда он оказывался в этом доме, где они провели вместе столько счастливых часов.
Выключив свет, Дэниэл вышел из кухни и медленно двинулся по темному коридору к ведущей наверх лестнице. Поднимаясь по ступенькам, Дэниэл с силой налегал на перила, щадя пораженные артритом суставы. Как всегда в сырую погоду, они ныли сильнее обычного, и он уже предвкушал, как примет еще порцию бренди и заберется под теплое одеяло.
– Проклятая старость! – пробормотал Дэниэл, останавливаясь, чтобы перевести дух.
– Вы забыли свою трость, – раздался голос над самой его головой, и Дэниэл невольно вздрогнул и крепче вцепился в перила. На верхней площадке лестницы, до которой оставалось ступеней десять, он увидел Ноя. Вспышка голубого электрического света на мгновение выхватила его из царившего на лестнице полумрака, и Дэниэл разглядел застывшее лицо зятя.
– Ты меня испугал, Ной! – сказал Дэниэл, стараясь казаться спокойным, хотя от неожиданности сердце в груди его отчаянно заколотилось.
– Вам нельзя ходить без палочки. Это… очень неосторожно с вашей стороны, мистер Мадерли, – сказал Ной. Голос его звучал как-то неестественно.
– Ничего, как-нибудь… – Дэниэл снова двинулся вперед. Прежде чем взобраться на очередную ступеньку, ему приходилось задерживаться на предыдущей, чтобы перевести дыхание. – А ты почему не спишь? Тебя разбудила гроза?
– Я еще не ложился.
И снова странный тон зятя заставил Дэниэла на мгновение замереть, но он справился с собой и одарил Ноя улыбкой.
– Мне тоже не спалось, и я решил перекусить, пока нет Максины, – сказал он.
До верхней площадки оставалось всего две ступеньки, но Ной словно прирос к полу. Он не отступил в сторону и не сделал ни малейшей попытки помочь Дэниэлу преодолеть остаток пути. Напротив, он как будто намеренно загораживал ему дорогу. Ной как бы нависал над стариком, и Дэниэлу стало не по себе, однако он сделал вид, будто ничего не замечает.
– Что это у тебя? – спросил он небрежно, указывая на бумаги, которые Ной держал в руке. – Решил еще раз просмотреть документ, который я подписал?
«Пусть хоть выучит его на память, – зло подумал Дэниэл, – все равно это не принесет ему никакой пользы!» Он-то знал, что эти бумажки годились только на то, чтобы выстлать ими клетку для канарейки, хотя Ной, очевидно, считал иначе.
– Нет, – спокойно ответил Ной. – Это отчет о моей жизни, составленный частным детективом Уильямом Сазерлендом. Сами понимаете, мне было не до сна.
Дэниэл был не столько встревожен этими словами, сколько возмущен тем, что Ной рылся в его столе. Крепко сжав губы, что у него всегда служило признаком сильного гнева, Дэниэл поднялся еще на ступеньку.
– Но он же лежал дома, в моем столе, и ящик был заперт!
– Пришлось немного повозиться, но в конце концов я его нашел, – спокойно ответил Ной. – Весьма любопытное чтение, весьма…
– Мне тоже так показалось, – сухо заметил Дэниэл.
– Неужели вы думали, я не замечу слежки? – Ной негромко рассмеялся. – Вы наняли лучших ищеек, которых только можно нанять за деньги, но ваш мистер Сазерленд слишком настойчиво расспрашивал обо мне моих знакомых. Одного моего друга это насторожило, и он счел нужным предупредить меня.
– Согласно этому отчету у тебя нет друзей.
– Что ж, можете называть моих партнеров по теннису просто знакомыми, приятелями или как вам будет угодно… – Ной издевательски поклонился. – Как бы там ни было, этот парень оказался достаточно умен, чтобы раскусить Сазерленда. И теперь меня интересует только одно: когда началось это скрытое наблюдение за мной? Может быть, вы просветите меня, мистер Мадерли?
Играть в кошки-мышки не было смысла, и Дэниэл ответил:
– Я начал собирать информацию месяца два назад. А слежка началась вскоре после вечеринки по случаю вашей с Марис второй годовщины.
Улыбка сползла с лица Ноя.
– Хотелось бы знать, почему вы решили собирать сведения, которые вас не касались?!
– Потому что я уже давно подозревал, что ты отпетый мошенник и лжец.
Ной прекрасно владел собой, но сейчас одна его бровь нервно дернулась и взлетела вверх.
– Вот как? – спросил он.
– Именно так, – подтвердил Дэниэл. – Я, правда, еще не знаю, обманывал ли ты нас с самого начала, или ты пошел по этому пути лишь несколько месяцев назад, когда Моррис Блюм обратился к тебе с предложением продать мое издательство без моего ведома. Лично я предпочел бы, чтобы верно было последнее, так как в этом случае я выгляжу куда меньшим дураком, однако мне это представляется маловероятным. Научиться так хорошо лгать в такой короткий срок невозможно, Ной! Подобные способности необходимо развивать, оттачивать, совершенствовать годами…
– Вы повторяетесь, мистер Мадерли. Ведь вы уже назвали меня отпетым мошенником…
– Совершенно верно. Ты, как видно, тертый калач, но все же, несмотря на весь твой опыт и изворотливость, ты совершил несколько ошибок, на которых я поймал тебя в тот день, когда ты устроил вечеринку на квартире в Челси. Кое-какие обстоятельства показались мне странными, Ной. Правда, часть из них, пусть и с некоторой натяжкой, можно было объяснить твоим желанием устроить Марис сюрприз, но остальные всерьез меня обеспокоили.
– Какие же ошибки я совершил? – с кривой ухмылкой осведомился Ной.
– Самая первая и главная твоя ошибка, которая заставила меня насторожиться, заключалась в том, что ты начал загодя готовиться к этой вечеринке, тогда как обычно ты поручаешь покупать подарки для Марис своей секретарше. Это было так не похоже на тебя, что я волей-неволей начал к тебе приглядываться и довольно скоро обнаружил, что ты не совсем таков, каким хочешь казаться. Я увидел тебя настоящего, Ной, и…
– Просто потрясающая проницательность, мистер Мадерли!
Дэниэл покачал головой:
– К сожалению, на этот раз моя проницательность меня подвела, в противном случае тебе вообще бы не удалось меня обмануть. Но ты слишком ловко притворялся, и я не сумел распознать, что ты носишь маску. Отличную маску, Ной! Ты успел зарекомендовать себя хорошим бизнесменом и издателем задолго до того, как пришел в «Мадерли-пресс». Кроме того, я, как и Марис, был очарован твоей книгой и ошибочно полагал, что такую честную книгу может написать только человек порядочный и прямой.
Ной сложил руки на груди и самодовольно улыбнулся.
– Кому, как не вам, знать, мистер Мадерли, что все написанное в книгах – ложь, выдумка. И мой «Побежденный» вовсе не случайно написан в эдакой придурковато-честной манере… Я наделил своих героев прямодушием, благородством, честностью вовсе не потому, что придерживаюсь тех же взглядов. Я не знаю, существуют ли честность и бескорыстие на самом деле – я лично в это не верю, но зато мне прекрасно известно, что помогает продавать книги. Выдуманная честность и выдуманное благородство выдуманных героев – вот на чем стоит книгоиздание со времен самой первой книги. Обычный человек хочет верить в то, что благородство существует, что зло можно победить добром и что добродетель – награда сама по себе. Читатели просто тащатся от этой ерунды, и каждый издатель, если только он хочет процветать, просто обязан совать им эту жвачку.
Как вы знаете, дорогой мой мистер Мадерли, я вырос в типичной южной семье, и родители с детства кормили меня байками о моих предках – благородных джентльменах-южанах, потомках средневековой аристократии. Пока я был мал, я не мог сказать им: «Хватит! Надоело!» – хотя от их сказочек о честности и благородстве меня буквально выворачивало наизнанку. Но когда я вырос, я решил использовать накопленную информацию, чтобы одурачить доверчивых читателей, которые ждут от книжных героев именно того, что не существует в жизни. Все это лживое дерьмо я слил под одну обложку и швырнул им, словно свиньям, чтобы освободиться от того, во что никогда не верил.
Ной снова усмехнулся.
– Ясноглазая героиня и отважный герой, не лишенный, впрочем, некоторых, весьма симпатичных недостатков!.. – проговорил он презрительно. – Как же мало нужно среднему человеку! Что ж, пусть жрут то, что заслужили. Мало кто из них способен догадаться, что волнующая история любви Шарлотты и Сойера Беннингтона – это плевок в их слюнявые хари. Лично меня переживания моих героев ни капли не трогают и не волнуют. Единственное, что меня волновало, – это размер гонорара, интерес издателей и количество положительных рецензий, которые напечатают ведущие газеты и журналы. На последние я, кстати, особенно рассчитывал, так как мне хотелось привлечь ваше внимание к своей скромной особе.
– Почему же именно мое? За что такая честь?
– Потому что из всех крупных издателей, мистер Мадерли, только у вас была взрослая незамужняя дочь, и к тому же не дурнушка. Когда же я узнал, что «Побежденный» – ее любимая книга, я просто не поверил своему счастью. Это обстоятельство открывало передо мной головокружительные перспективы, и я был бы дураком, если бы не воспользовался своей удачей.
Даже догадываясь о том, что представлял собой Ной на самом деле, Дэниэл был потрясен этим заявлением.
– И ты… так спокойно признаешься во всем этом? – спросил он. – Неужели ты и вправду относишься к своей работе, к людям, к жизни так… так цинично?!
– Даже еще хуже, – отозвался Ной, явно бравируя, и Дэниэл скорбно покачал головой:
– Как жаль, что такой талант пропал зря!
– Да будет вам, мистер Мадерли! – перебил его Ной. – Не стоит жалеть меня – я отлично себя чувствую. Что касается вашего обвинения в лицемерии и двуличии, то сами-то вы немногим лучше меня. Вам – как и мне, впрочем, – доподлинно известно, что автор, который присылает нам по два крутых полицейских детектива в квартал, очень любит, когда секретарь хлещет его кнутом и имеет его в задницу. Это настолько его возбуждает, что после каждого сеанса анального секса он бежит к рабочему столу и начинает описывать похождения своего крутого героя-гетеросексуала со внешностью Шварценеггера. А этот, как его… преподобный? Ну, тот, который стряпает книжки о христианском всепрощении и о том, что надо воздавать кесарю кесарево, а сам то и дело нарывается на неприятности с налоговым управлением? Ведь вы издаете его, а сами говорите мне о лицемерии!..
Нет, мистер Мадерли, у вас и самого рыльце в пушку. Среди ваших авторов, которым вы посылаете поздравления на Рождество и даже приглашаете к себе в дом, полным-полно безнадежных алкоголиков и наркоманов. А брат и сестра Миллер, которые пишут вдвоем? Многие матери, которые покупают их книжки для своих чад, могли бы вчинить вам миллионные иски, если бы узнали, насколько близкородственными являются связывающие их отношения на самом деле. Я даже слышал, что в этом творческом тандеме роль мужчины исполняет именно сестра, в то время как брат только подставляет свою задницу да работает языком, но вас это почему-то не волнует.
Вы скажете – они пишут хорошие книги, а мы их только печатаем. И я совершенно с вами согласен. Вы, мистер Мадерли, думаете только о доходах и закрываете глаза на личности ваших авторов. Больше того, вы даже оплачиваете их счета, когда кто-то из них оказывается в клинике из-за чрезмерного пристрастия к виски или кокаину. Вы прекрасно знаете, что деньги, которые вы получаете, издавая их выдумки о прекрасном и вечном, – грязные деньги, но отказаться от них вам не приходит в голову. Еще бы! Ведь вам надо платить и за ежедневный массаж, и за этот прекрасный загородный дом, и за прочие блага мира, которыми вы наслаждаетесь в своей башне из слоновой кости.
– Я понял, что ты хотел сказать! – сердито перебил Дэниэл. – Но я никогда не закрывал глаза на то, что принято называть изнанкой жизни. Все дело в том, что я не судья, а бизнесмен, и, как считается, неплохой бизнесмен. Я выстоял в схватках с нечистоплотными конкурентами, а мое предприятие сумело выдержать несколько серьезных экономических кризисов, которых, как утверждали пессимисты, не пережить никому. Да, иногда ради блага «Мадерли-пресс» мне приходилось хитрить, изворачиваться, использовать свои связи, даже предавать, когда это было необходимо… – Взгляд Дэниэла, словно огненный луч, пронзил разделявшую их тьму. – И именно поэтому я сумел разглядеть эти же качества в тебе, Ной. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека. А как только я уловил первый, самый легкий запашок измены, я начал принюхиваться и вскоре обнаружил – ты прогнил насквозь.
Ной небрежно облокотился о столбик перил. Взгляд его снова скользнул по бумагам, которые он держал в руке, но вряд ли он их читал – для этого на лестнице было слишком темно.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 17 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |