Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Часть X

Читайте также:
  1. Betfair для начинающих. Часть вторая
  2. Betfair для начинающих. Часть первая
  3. Betfair для начинающих. Часть третья
  4. Betfair для начинающих. Часть четвертая
  5. FM передатчик начинающего радиопирата. Часть№2
  6. I часть
  7. II Практическая часть
  8. II часть
  9. II. Основная часть
  10. II. ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

В мастерской стоял отремонтированный форд. Новых заказов не было. Следовало что-то предпринять. Кестер и я отправились на аукцион. Мы хотели купить такси, которое продавалось с молотка. Такси можно всегда неплохо перепродать.

Мы проехали в северную часть города. Под аукцион был отведен флигель во дворе. Кроме такси, здесь продавалась целая куча других вещей: кровати, шаткие столы, позолоченная клетка с попугаем, выкрикивавшим "Привет, миленький!", большие старинные часы, книги, шкафы, поношенный фрак, кухонные табуретки, посуда - все убожество искромсанного и гибнущего бытия.

Мы пришли слишком рано, распорядителя аукциона еще не было.

Побродив между выставленными вещами, я начал листать зачитанные дешевые издания греческих и римских классиков с множеством карандашных пометок на полях. Замусоленные, потрепанные страницы. Это уже не были стихи Горация или песни Анакреона, а беспомощный крик нужды и отчаяния чьей-то разбитой жизни. Эти книги, вероятно, были единственным утешением для их владельца, он хранил их до последней возможности, и уж если их пришлось принести сюда, на аукцион, - значит, все было кончено.

Кестер посмотрел на меня через плечо:

- Грустно все это, правда?

Я кивнул и показал на другие вещи:

- Да, Отто. Не от хорошей жизни люди принесли сюда табуретки и шкафы.

Мы подошли к такси, стоявшему в углу двора. Несмотря на облупившуюся лакировку, машина была чистой. Коренастый мужчина с длинными большими руками стоял неподалеку и тупо разглядывал нас.

- А ты испробовал машину? - спросил я Кестера.

- Вчера, - сказал он. - Довольно изношена, но была в прекрасных руках. Я кивнул:

- Да, выглядит отлично. Ее мыли еще сегодня утром. Сделал это, конечно, не аукционист.

Кестер кивнул головой и посмотрел на коренастого мужчину:

- Видимо, это и есть владелец. Вчера он тоже стоял здесь и чистил машину.

- Ну его к чертям! - сказал я. - Он похож на раздавленную собаку.

Какой-то молодой человек в пальто с поясом пересек двор и подошел к машине. У него был неприятный ухарский вид.

- Вот он, драндулет, - сказал он, обращаясь то ли к нам, то ли к владельцу машины, и постучал тростью по капоту. Я заметил, что хозяин вздрогнул при этом.

- Ничего, ничего, - великодушно успокоил его человек в пальто с поясом, - лакировка все равно уже не стоит ни гроша. Весьма почтенное старье. В музей бы его, а? - Он пришел в восторг от своей остроты, громко расхохотался и посмотрел на нас, ожидая одобрения. Мы не рассмеялись. - Сколько вы хотите за этого дедушку? - обратился он к владельцу.

Хозяин молча проглотил обиду. - Хотите отдать его по цене металлического лома, не так ли? - продолжал тараторить юнец, которого не покидало отличное настроение. - Вы, господа, тоже интересуетесь? - И вполголоса добавил: - Можем обделать дельце. Пустим машину в обмен на яблоки и яйца, а прибыль поделим. Чего ради отдавать ему лишние деньги! Впрочем, позвольте представиться: "Гвидо Тисс из акционерного общества „Аугека''.

Вертя бамбуковой тростью, он подмигнул нам доверительно, но с видом превосходства. "Этот дошлый двадцатипятилетний червяк знает все на свете", - подумал я с досадой. Мне стало жаль владельца машины, молча стоявшего рядом.

- Вам бы подошла другая фамилия. Тисс не звучит, - сказал я.

- Да что вы! - воскликнул он польщенно. Его, видимо, часто хвалили за хватку в делах.

- Конечно, не звучит, - продолжал я. - Сопляк, вот бы вам как называться, Гвидо Сопляк.

Он отскочил назад.

- Ну конечно, - сказал он, придя в себя. - Двое против одного...

- Если дело в этом, - сказал я, - то я и один могу пойти с вами куда угодно.

- Благодарю, благодарю! - холодно ответил Гвидо и ретировался.

Коренастый человек с расстроенным лицом стоял молча, словно все это его не касалось; он не сводил глаз с машины.

- Отто, мы не должны ее покупать, - сказал я.

- Тогда ее купит этот ублюдок Гвидо, - возразил Кестер, - и мы ничем не поможем хозяину машины.

- Верно, - сказал я. - Но все-таки мне это не нравится.

- А что может понравиться в наше время, Робби? Поверь мне: для него даже лучше, что мы здесь. Так он, может быть, получит за свое такси чуть побольше. Но обещаю тебе: если эта сволочь не предложит свою цену, то я буду молчать.

Пришел аукционист. Он торопился. Вероятно, у него было много дел: в городе ежедневно проходили десятки аукционов. Он приступил к распродаже жалкого скарба, сопровождая слова плавными, округлыми жестами. В нем была деловитость и тяжеловесный юмор человека, ежедневно соприкасающегося с нищетой, но не задетого ею.

Вещи уплывали за гроши. Несколько торговцев скупили почти все. В ответ на взгляд аукциониста они небрежно поднимали палец или отрицательно качали головой. Но порой за этим взглядом следили другие глаза. Женщины с горестными лицами со страхом и надеждой смотрели на пальцы торговцев, как на священные письмена заповеди. Такси заинтересовало трех покупателей. Первую цену назвал Гвидо - триста марок. Это было позорно мало. Коренастый человек подошел ближе. Он беззвучно шевелил губами. Казалось, что и он хочет что-то предложить. Но его рука опустилась. Он отошел назад.

Затем была названа цена в четыреста марок. Гвидо повысил ее до четырехсот пятидесяти. Наступила пауза. Аукционист обратился к собравшимся:

- Кто больше?.. Четыреста пятьдесят - раз, четыреста пятьдесят - два...

Хозяин такси стоял с широко открытыми глазами и опущенной головой, как будто ожидая удара в затылок.

- Тысяча, - сказал Кестер. Я посмотрел на него. - Она стоит трех, - шепнул он мне. - Не могу смотреть как его здесь режут.

Гвидо делал нам отчаянные знаки. Ему хотелось обтяпать дельце, и он позабыл про "Сопляка".

- Тысяча сто, - проблеял он и, глядя на нас, усиленно заморгал обоими глазами. Будь у него глаз на заду, он моргал бы и им.

- Тысяча пятьсот, - сказал Кестер.

Аукционист вошел в раж. Он пританцовывал с молотком в руке, как капельмейстер. Это уже были суммы, а не какие-нибудь две, две с половиной марки, за которые шли прочие предметы.

- Тысяча пятьсот десять! - воскликнул Гвидо, покрываясь потом.

- Тысяча восемьсот, - сказал Кестер. Гвидо взглянул на него, постучал пальцем по лбу и сдался. Аукционист подпрыгнул. Вдруг я подумал о Пат.

- Тысяча восемьсот пятьдесят, - сказал я, сам того не желая. Кестер удивленно повернул голову.

- Полсотни я добавлю сам, - поспешно сказал я, - так надо... из осторожности.

Он кивнул. Аукционист ударил молотком - машина стала нашей. Кестер тут же уплатил деньги.

Но желая признать себя побежденным, Гвидо подошел к нам как ни в чем не бывало.

- Подумать только! - сказал он. - Мы могли бы заполучить этот ящик за тысячу марок. От третьего претендента мы бы легко отделались.

- Привет, миленький! - раздался за ним скрипучий голос.

Это был попугай в позолоченной клетке, - настала его очередь.

- Сопляк, - добавил я. Пожав плечами, Гвидо исчез.

Я подошел к бывшему владельцу машины. Теперь рядом с ним стояла бледная женщина.

- Вот... - сказал я.

- Понимаю... - ответил он.

- Нам бы лучше не вмешиваться, но тогда вы получили бы меньше, - сказал я.

Он кивнул, нервно теребя руки.

- Машина хороша, - начал он внезапно скороговоркой, - машина хороша, она стоит этих денег... наверняка... вы не переплатили... И вообще дело не в машине, совсем нет... а все потому... потому что...

- Знаю, знаю, - сказал я

- Этих денег мы и не увидим, - сказала женщина. - Все тут же уйдет на долги.

- Ничего, мать, все опять будет хорошо, - сказал мужчина. - Все будет хорошо! Женщина ничего не ответила.

- При переключении на вторую скорость повизгивают шестеренки, - сказал мужчина, - но это не дефект, так было всегда, даже когда она была новой. - Он словно говорил о ребенке. - Она у нас уже три года, и ни одной поломки. Дело в том, что... сначала я болел, а потом мне подложили свинью... Друг...

- Подлец, - жестко сказала женщина.

- Ладно, мать, - сказал мужчина и посмотрел на нее, - я еще встану на ноги. Верно, мать?

Женщина не отвечала. Лицо мужчины покрылось капельками пота.

- Дайте мне ваш адрес, - сказал Кестер, - иной раз нам может понадобиться шофер. Тяжелой, честной рукой человек старательно вывел адрес. Я посмотрел на Кестера; мы оба знали, что беднягу может спасти только чудо. Но время чудес прошло, а если они и случались, то разве что в худшую сторону.

Человек говорил без умолку, как в бреду. Аукцион кончился. Мы стояли во дворе одни. Он объяснял нам, как пользоваться зимой стартером. Снова и снова он трогал машину, потом приутих.

- А теперь пойдем, Альберт, - сказала жена. Мы пожали ему руку. Они пошли. Только когда они скрылись из виду, мы запустили мотор.

Выезжая со двора, мы увидели маленькую старушку. Она несла клетку с попугаем и отбивалась от обступивших ее ребятишек. Кестер остановился.

- Вам куда надо? - спросил он ее.

- Что ты, милый! Откуда у меня деньги, чтобы разъезжать на такси? - ответила она.

- Не надо денег, - сказал Отто. - Сегодня день моего рождения, я вожу бесплатно.

Она недоверчиво посмотрела на нас и крепче прижала клетку:

- А потом скажете, что все-таки надо платить.

Мы успокоили ее, и она села в машину.

- Зачем вы купили себе попугая, мамаша? - спросил я, когда мы привезли ее.

- Для вечеров, - ответила она. - А как вы думаете, корм дорогой?

- Нет, - сказал я, - но почему для вечеров?

- Ведь он умеет разговаривать, - ответила она и посмотрела на меня светлыми старческими глазами. - Вот и у меня будет кто-то... будет разговаривать...

- Ах, вот как... - сказал я.

* * *

После обеда пришел булочник, чтобы забрать свой форд. У него был унылый, грустный вид. Я стоял один во дворе.

- Нравится вам цвет? - спросил я.

- Да, пожалуй, - сказал он, нерешительно оглядывая машину.

- Верх получился очень красивым.

- Разумеется...

Он топтался на месте, словно не решаясь уходить, Я ждал, что он попытается выторговать еще что-нибудь, например домкрат или пепельницу.

Но произошло другое. Он посопел с минутку, потом посмотрел на меня выцветшими глазами в красных прожилках и сказал:

- Подумать только: еще несколько недель назад она сидела в этой машине, здоровая и бодрая!..

Я слегка удивился, увидев его вдруг таким размякшим, и предположил, что шустрая чернявая бабенка, которая приходила с ним в последний раз, уже начала действовать ему на нервы. Ведь люди становятся сентиментальными скорее от огорчения, нежели от любви.

- Хорошая она была женщина, - продолжал он, - душевная женщина. Никогда ничего не требовала. Десять лет проносила одно и то же пальто. Блузки и все такое шила себе сама. И хозяйство вела одна, без прислуги...

"Ага, - подумал я, - его новая мадам, видимо, не делает всего этого".

Булочнику хотелось излить душу. Он рассказал мне о бережливости своей жены, и было странно видеть, как воспоминания о сэкономленных деньгах растравляли этого заядлого любителя пива и игры в кегли. Даже сфотографироваться по-настоящему и то не хотела, говорила, что слишком дорого. Поэтому у него осталась только одна свадебная фотография и несколько маленьких моментальных снимков.

Мне пришла в голову идея.

- Вам следовало бы заказать красивый портрет вашей жены, - сказал я. - Будет память навсегда. Фотографии выцветают со временем. Есть тут один художник, который делает такие вещи.

Я рассказал ему о деятельности Фердинанда Грау. Он сразу же насторожился и заметил, что это, вероятно, очень дорого. Я успокоил его, - если я пойду с ним, то с него возьмут дешевле. Он попробовал уклониться от моего предложения, но я не отставал и заявил, что память о жене дороже всего. Наконец он был готов. Я позвонил Фердинанду и предупредил его. Потом я поехал с булочником за фотографиями.

Шустрая брюнетка выскочила нам навстречу из булочной. Она забегала вокруг форда:

- Красный цвет был бы лучше, пупсик! Но ты, конечно, всегда должен поставить на своем! - Да отстань ты! - раздраженно бросил пупсик. Мы поднялись в гостиную. Дамочка последовала за нами. Ее быстрые глазки видели все. Булочник начал нервничать. Он не хотел искать фотографии при ней.

- Оставь-ка нас одних, - сказал он, наконец, грубо. Вызывающе выставив полную грудь, туго обтянутую джемпером, она повернулась и вышла. Булочник достал из зеленого плюшевого альбома несколько фотографий и показал мне. Вот его жена, тогда еще невеста, а рядом он с лихо закрученными усами; тогда она еще смеялась. С другой фотографии смотрела худая, изнуренная женщина с боязливым взглядом. Она сидела на краю стула. Только две небольшие фотографии, но в них отразилась целая жизнь.

- Годится, - сказал я. - По этим снимкам он может сделать все.

* * *

Фердинанд Грау встретил нас в сюртуке. У него был вполне почтенный и даже торжественный вид. Этого требовала профессия. Он знал, что многим людям, носящим траур, уважение к их горю важнее, чем само горе.

На стенах мастерской висело несколько внушительных портретов маслом в золотых рамах; под ними были маленькие фотографии - образцы. Любой заказчик мог сразу же убедиться, что можно сделать даже из расплывчатого моментального снимка.

Фердинанд обошел с булочником всю экспозицию и спросил, какая манера исполнения ему больше по душе. Булочник в свою очередь спросил, зависят ли цены от размера портрета. Фердинанд объяснил, что дело тут не в квадратных метрах, а в стиле живописи. Тогда выяснилось, что булочник предпочитает самый большой портрет.

- У вас хороший вкус, - похвалил его Фердинанд, - это портрет принцессы Боргезе. Он стоит восемьсот марок. В раме.

Булочник вздрогнул.

- А без рамы?

- Семьсот двадцать.

Булочник предложил четыреста марок. Фердинанд тряхнул своей львиной гривой:

- За четыреста марок вы можете иметь максимум головку в профиль. Но никак не портрет анфас. Он требует вдвое больше труда. Булочник заметил, что головка в профиль устроила бы его. Фердинанд обратил его внимание на то, что обе фотографии сняты анфас. Тут даже сам Тициан и то не смог бы сделать портрет в профиль. Булочник вспотел; чувствовалось, что он в отчаянии оттого, что в свое время не был достаточно предусмотрителен. Ему пришлось согласиться с Фердинандом. Он понял, что для портрета анфас придется малевать на пол-лица больше, чем в профиль... Более высокая цена была оправдана. Булочник мучительно колебался. Фердинанд, сдержанный до этой минуты, теперь перешел к уговорам. Его могучий бас приглушенно перекатывался по мастерской. Как эксперт, я счел долгом заметить, что мой друг выполняет работу безукоризненно. Булочник вскоре созрел для сделки, особенно после того, как Фердинанд расписал ему, какой эффект произведет столь пышный портрет на злокозненных соседей.

- Ладно, - сказал он, - но при оплате наличными десять процентов скидки.

- Договорились, - согласился Фердинанд. - Скидка десять процентов и задаток триста марок на издержки - на краски и холст.

Еще несколько минут они договаривались о деталях, а затем перешли к обсуждению характера самого портрета. Булочник хотел, чтобы были дорисованы нитка жемчуга и золотая брошь с бриллиантом. На фотографии они отсутствовали.

- Само собой разумеется, - заявил Фердинанд, - драгоценности вашей супруги будут пририсованы. Хорошо, если вы их как-нибудь занесете на часок, чтобы они получились возможно натуральнее.

Булочник покраснел:

- У меня их больше нет. Они... Они у родственников.

- Ах, так. Ну что же, можно и без них. А скажите, брошь пашей жены похожа на ту, что на портрете напротив?

Булочник кивнул:

- Она была чуть поменьше.

- Хорошо, так мы ее и сделаем. А ожерелье нам ни к чему. Все жемчужины похожи одна на другую. Булочник облегченно вздохнул.

- А когда будет готов портрет?

- Через шесть недель. - Хорошо.

Булочник простился и ушел. Я еще немного посидел с Фердинандом в мастерской.

- Ты будешь работать над портретом шесть недель?

- Какое там! Четыре-пять дней. Но ему я этого не могу сказать, а то еще начнет высчитывать, сколько я зарабатываю в час, и решит, что его обманули. А шесть недель его вполне устраивают, так же, как и принцесса Боргезе! Такова человеческая природа, дорогой Робби. Скажи я ему, что это модистка, и портрет жены потерял бы для него половину своей прелести. Между прочим, вот уже шестой раз выясняется, что умершие женщины носили такие же драгоценности, как на том портрете. Вот какие бывают совпадения. Этот портрет никому неведомой доброй Луизы Вольф - великолепная возбуждающая реклама.

Я обвел взглядом комнату. С неподвижных лиц на стенах смотрели глаза, давно истлевшие в могиле. Эти портреты остались невостребованными или неоплаченными родственниками. И все это были люди, которые когда-то надеялись и дышали.

- Скажи, Фердинанд, ты не станешь постепенно меланхоликом в таком окружении?

Он пожал плечами:

- Нет, разве что циником. Меланхоликом становишься, когда размышляешь о жизни, а циником - когда видишь, что делает из нее большинство людей.

- Да, но ведь некоторые страдают по-настоящему...

- Конечно, но они не заказывают портретов.

Он встал.

- И хорошо, Робби, что у людей еще остается много важных мелочей, которые приковывают их к жизни, защищают от нее. А вот одиночество - настоящее одиночество, без всяких иллюзий - наступает перед безумием или самоубийством.

Большая голая комната плыла в сумерках. За стеной кто-то тихо ходил взад и вперед. Это была экономка, никогда не показывавшаяся при ком-нибудь из нас. Она считала, что мы восстанавливаем против нее Фердинанда, и ненавидела нас.

Я вышел и окунулся в шумное движение улицы, как в теплую ванну.




Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 15 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

Часть I | Часть II | Часть III | Часть IV | Часть V | Часть VI | Часть VII | Часть XII | Часть XIII | Часть XIV |


lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.016 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав