|
Читайте также: |
Кризис библиариев. Как постыдный секрет, он маячил за парадным фасадом Объединения, как ноющая боль, о которой Империум старался забыть, словно испуганный человек, игнорирующий боль в животе из страха перед тем, что может обнаружиться при тщательном обследовании. Библиарии появились в Легионах в то время, когда Магнус, Сангвиний и Джагатай Хан предложили режим тренировок и развития психики параллельно обычному курсу формирования воина Астартес.
Император одобрил эксперименты в качестве способа контроля над силами появляющихся в Легионах псайкеров, и в Тысяче Сынов, Кровавых Ангелах и Белых Шрамах были образованы специальные подразделения для их обучения и тренировки. В результате появились библиарии, которые зарекомендовали себя верными воинами и грозным оружием в арсенале Легионов. После успешного завершения начальной стадии эксперимента Магнус настоял на его расширении, чтобы преимуществами могли воспользоваться и другие Легионы.
Успех заставил многих примархов признать пользу библиариев, и воины-ученые из числа Тысячи Сынов образовали специальные отделения — библиариумы — в других Легионах. Но не все примархи одобрили это решение, и с первых же дней создания программа подготовки библиариев вызывала горячие споры.
Психические силы своими корнями уходили в темное прошлое, а целью Великого Крестового Похода и было освобождение утерянных империй человечества от остатков Древней Ночи — катастрофы, вызванной, как говорили, бесконтрольными действиями псайкеров по всей Галактике. И как бы Магнус и его сторонники ни убеждали всех в надежной целостности психики библиариев, на них всегда оставалось клеймо тех, кто едва не привел человечество к гибели.
Несмотря на постоянные разногласия и споры относительно полезности библиариев, Тысяча Сынов стоически игнорировала все обвинения, довольствуясь тем, что с ними было благословение Императора.
Но разногласия, словно незалеченная рана, становились все глубже и болезненнее, грозя превратиться в трещину, которую невозможно закрыть. И потому Император, назначив Хоруса Луперкаля Воителем и окончательно решив уединиться на Терре, выбрал этот момент, чтобы покончить с назревшей проблемой и снова объединить своих сыновей.
Это собрание войдет в историю как Никейский Совет.
А многие запомнят его как суд над Магнусом Красным.
Охтхере Судьбостроитель пересек амфитеатр и поднялся на помост перед возвышением Императора. Ариману очень хотелось, чтобы жрец увидел его и ощутил всю тяжесть своего предательства.
— Я же доверял ему! — воскликнул главный библиарий Легиона Тысячи Сынов, сжав кулаки. — А он меня просто использовал. И все это время обманывал меня. — Следующая мысль мгновенно развеяла его гнев. — О Трон! Я ему столько рассказал! Открыл наши методы и наши силы. Это целиком моя вина.
— Успокойся, Азек, — посоветовал ему Магнус. — Не предпринимай ничего, что могло бы доказать его правоту. В конце концов, я сам предложил тебе довериться Судьбостроителю. Если уж кого-то и обвинять в том, что приходится принимать участие в этой пародии на совет, так только меня, потому что я недооценил настойчивость этих скептиков.
Ариман заставил себя снова перейти к высшим сферам Исчислений и сосредоточился на тех потоках, которые увеличивали остроту и скорость мышления, оставив в стороне сопереживание и силу.
Судьбостроитель поднял голову к ложе Тысячи Сынов, и под волчьей мордой открылось морщинистое лицо, горящее неприкрытым отвращением. В его взгляде читалась такая злоба, что Ариман невольно удивился, почему он раньше не разглядел жестокую и неистовую сущность рунного жреца. Он всегда знал, что Космические Волки были безжалостным орудием, мощным и непримиримым, но столь неприкрытое выражение этих чувств потрясло его.
— Я не стану тратить время на пустые догадки, — заговорил Судьбостроитель. — Я Охтхере Судьбостроитель из Легиона Космических Волков, и я сражался рядом с Тысячей Сынов на Сорокопуте и стоял рядом с ними в выжженных солончаках Агхору. И я называю их сборищем колдунов. Все они, до последнего воина, хитроумные чернокнижники и заклинатели, пользующиеся нечистой магией. Вот все, что я хотел сказать, и я, воин Лемана Русса, присягаю в правдивости своих слов.
Больше всего Аримана поразила архаичная форма обвинения. Неужели они перенеслись в древние времена, когда людьми правили страх и суеверия? Он окинул взглядом амфитеатр и с ужасом увидел, как присутствующие с серьезным видом кивают и бросают в его сторону возмущенные взгляды.
Малкадор подошел к краю помоста и стукнул пару раз в пол концом своего посоха. Все взгляды обратились на него.
— Ты выдвинул серьезное обвинение против братского Легиона, Судьбостроитель, — сказал Малкадор. — Может ли кто-нибудь подтвердить твое заявление?
— Да, Сигиллайт, такие найдутся, — ответил Судьбостроитель.
— Кто поддержит обвинение? — громко спросил Малкадор.
— Я, — откликнулся Мортарион.
Он сбросил маскировочный плащ, так что все присутствующие могли его видеть. Пока Охтхере Судьбостроитель возвращался к своему месту, Мортарион вышел в центр амфитеатра. То ли случайно, то ли намеренно, но Повелитель Смерти сделал двадцать восемь шагов, и повторение числа семь неприятно поразило Аримана. Мортарион был одет точно так же, как и на Улланоре, словно с того самого дня ждал момента.
Прежде чем заговорил Мортарион, Магнус вскочил со своего места и стукнул кулаком по обсидиановому барьеру.
— Неужели так и будет проходить процесс?! — воскликнул он. — Или меня будут судить невидимки, скрывающиеся под маскировочными плащами? Если кто-то хочет меня обвинить, пусть выскажет мне все прямо в лицо.
Малкадор снова ударил в пол концом посоха.
— Так распорядился Император, Магнус, — поведал он. — Показания не должны искажаться страхом перед теми, на кого они направлены.
— Выплескивать потоки злобы из-под плаща-невидимки очень легко, куда труднее при этом смотреть в глаза тому, кого ты обвиняешь.
— Магнус, ты получишь возможность высказаться. Решение будет принято не раньше, чем выступит каждый желающий, я тебе обещаю, — заверил его Малкадор. — Тебе обещает Император, — добавил он.
Магнус, покачав головой, вернулся на свое место, но его гнев ничуть не уменьшился.
Во время неожиданного выступления Магнуса Мортарион стоял не шелохнувшись, словно взрыв ярости его брата примарха был чем-то несущественным, всего лишь досадным неудобством. Ариман пожалел, что не может призвать Аэтпио, хотя и сознавал, что это было бы равносильно тому, чтобы выпустить Ревнителя Пирридов в залитый прометием склад.
Мортарион коротко поклонился Императору и начал свое выступление.
— Брат Малкадор заявляет, что этот вопрос беспокоит весь Империум, — произнес Мортарион своим шелестящим, словно сухой ветер в песчаных дюнах, голосом. — Но он ошибается. Ничего сложного в этой проблеме нет. Я видел последствия бесконтрольного применения колдовства — сожженные миры, порабощенное чужаками население и гуляющие на свободе чудовища. Именно колдовство довело миры до такого состояния, колдовство людей, заглянувших слишком глубоко в темные пропасти, которые, как все знают, лучше обходить стороной.
Всем нам известны ужасы Древней Ночи, но я хотел бы задать вам один простой вопрос: кто вызвал этот галактический геноцид? Псайкеры. Неконтролируемые псайкеры. Эти личности создают реальную угрозу, и ни для кого не является секретом опасность, которую они представляют. Некоторые из вас могли лично в этом убедиться. Пси-машины и «Оккулюмы» Терры ищут среди людей обладателей колдовских генов, а Черные Корабли Сестер Безмолвия прочесывают Вселенную в поисках опасных индивидуумов. Неужели Император, возлюбленный всеми, создал эти устройства без особой на то причины? Нет, они были созданы для защиты от этих опасных мутантов, использующих свои способности в корыстных целях.
Вот в этом-то и заключается разница. Если астропаты и навигаторы пользуются своими силами ради общего блага, обеспечивая связь между отдаленными мирами и определяя звездные маршруты экспедиционных флотилий Империума, то колдуны преследуют личные цели, стремятся получить превосходство над своими братьями.
Да, Империуму требуются наделенные особыми способностями личности, но их действия должны строго контролироваться. Всем известно, к чему может привести беспорядочное употребление сверхъестественных сил. Все мы слышали легенды о Древней Ночи, но кто из вас видел все это в действительности?
Мортарион взмахнул боевой косой, и длинное древко взметнулось на его плечо.
— Это видела Гвардия Смерти, — провозгласил Мортарион.
Его высокопарная манера едва не вызвала смех у Аримана. Хоть Мортарион и пытался играть роль разгневанного праведника, он явно наслаждался своим участием в процессе, который, по его мнению, означал падение Тысячи Сынов.
— На Кайоре мой Легион столкнулся с воинственной человеческой расой, которая скатилась до варварства. Широкомасштабное сканирование с орбиты не выявило никаких следов высоких технологий, но тем не менее моему Легиону потребовалось шесть месяцев, чтобы покорить этот мир. А почему? Ведь нам противостояли дикари, вооруженные простыми мечами и примитивными кремневыми ружьями. Как могла нецивилизованная раса сдерживать наступление Гвардии Смерти в течение столь долгого времени?
Мортарион стал расхаживать по амфитеатру, и каждый шаг сопровождался громким стуком его косы.
— В борьбе с нами им помогали сверхъестественные силы и невидимые союзники. Каждую ночь созданные магией существа преследовали нас и убивали просто из любви к убийству. В темноте лесов таились кровожадные псы, обладающие непостижимым инстинктом, и при каждом нашем наступлении ряды воинов рассеивали громовые разряды.
Повелитель Смерти сделал паузу, позволяя слушателям вдуматься в его слова. То, что какое-то явление могло расстроить боевой порядок Гвардии Смерти, можно было объяснить только чудом, и все собравшиеся в амфитеатре внимали его негромкой речи с обостренным вниманием.
— Мои воины сражались с ксеносами всех мастей и размеров и всегда одерживали победы, но в тот раз нам противостояли не обычные создания из плоти и крови. Они были вызваны в этот мир колдунами Кайора. Эти маги вырабатывали в своих телах молнии, усилием воли зажигали пламя, а от их громких заклинаний раскалывалась земля! Но никакие силы не достаются даром, и с каждой одержанной нами победой это становилось все яснее. В центре каждого захваченного нами города воины находили обширные сооружения, которые мы стали называть кровавыми храмами. И каждый из них был местом казней и захоронений. Мы уничтожали их все до единого, и с каждым разом силы наших противников становились слабее. В конце концов мы разрушили все чары. Но обитатели планеты не пожелали сдаться, и все пали, уничтоженные воинственными жрецами, которые не захотели расставаться со своей властью. Я до сих пор вздрагиваю при воспоминании о Кайоре.
Мортарион закончил речь перед ложей Тысячи Сынов и, произнося последние слова, смотрел на Магнуса:
— Я, безусловно, не обвиняю моего брата в подобном варварстве, но зло берет начало не в чудовищных действиях. Если бы это было так, ни один разумный человек не поддался бы его чарам. Нет, оно вырастает постепенно — шажок здесь, шажок там, а сердце человека при этом чернеет и начинает гнить. Можно начинать творить зло с благими намерениями, можно верить, что такие мелкие злоупотребления ничего не значат по сравнению с грядущими великими достижениями. Но важен каждый шаг и каждый поступок.
Невозможно перечислить все победы, одержанные Легионом Тысячи Сынов, но невозможно и повторить все слухи об их колдовстве. Мне в прошлом доводилось сражаться рядом с воинами Магнуса, и я прекрасно знаю, на что они способны, а потому могу подтвердить правдивость слов Охтхере Судьбостроителя. Это колдовство. Я видел его своими собственными глазами. Подобно чародеям Кайора, воины братств Магнуса мечут в своих врагов молнии и пламя, а их собратья сокрушают врагов невидимой силой. Я не солгу, признавшись, что в тот день я познал страх. Я только что уничтожил армию колдунов, как вдруг узнал, что у меня под боком есть еще одна.
Всем известно, что я не доверял институту библиариумов в рядах Астартес, опасаясь заразы, насаждаемой Тысячей Сынов. В рядах Гвардии Смерти нет ни одного библиария, и, пока я дышу, их у нас не будет. До сих пор я держал рот на замке, уповая на мудрость старших. Но я больше не могу молчать. Когда брат Лоргар и брат Русс рассказали о сражениях в скоплении Приют Ковчега, я понял, что пришло время нарушить молчание, хотя мне очень больно называть колдуном своего брата. Я не могу оставаться в стороне и смотреть, как его одержимость увлекает в бездну его и весь Легион. Знайте, что мной движет не ненависть, а искренняя любовь к Магнусу. Это все, что я хотел сказать.
Мортарион развернулся, снова поклонился Императору и вернулся в ложу, где его дожидались воины Гвардии Смерти.
Раздался звонкий треск стекла, и Ариман обернулся на звук. Огонь гнева уже не мог оставаться в теле Магнуса и выплескивался наружу. Руки примарха сжимали край обсидианового барьера, и на глазах у Аримана вулканическая порода размякла и потекла, словно растопленный воск. Сгустки породы падали на пол, но, застывая по пути, раскалывались на мелкие части.
— Мой лорд? — прошептал Ариман.
Все мысли об Исчислениях мгновенно испарились. Между ними искрой психического осознания вспыхнул вихрь ярости. Ариман легонько коснулся пальцами руки примарха.
Магнус ощутил прикосновение и обрушил на главного библиария свой взгляд. Ариман отшатнулся, заглянув в бездонную глубину его глаза, пылавшую переливами неизвестных людям цветов, как будто бесчисленные эмоции боролись между собой за превосходство над остальными. С замиранием сердца увидел он неистовую борьбу между яростью и необходимостью оправдаться, между разбушевавшимся инстинктом и высшим интеллектом. Он увидел желание Магнуса обрушиться на своих врагов, которые в силу собственной ограниченности заклеймили брата. Но высший интеллект, разум, способный вознестись в варп и бросить взгляд со стороны, сдерживал это желание и осуждал низменные эмоции.
В краткий миг контакта Ариман заглянул в самое сердце пламенной сущности примарха, где в невероятном сплаве соединились гениальность и укрощенный эфир, из которых родились его поразительный разум и тело. Но смотреть в раскаленное добела горнило, в сокровенную сущность столь могущественного существа было все равно что наблюдать за вспышкой сверхновой звезды.
Ариман закричал; перед ним пронеслась вся жизнь примарха, тянувшаяся многие тысячелетия, но спрессованная в одно мгновение. Он увидел, как общаются между собой ярчайшие разумы в глубинах подземелья и удивительное создание, спускающееся на золотой горный хребет Просперо. Все это и многое другое лавиной хлынуло в мозг Аримана, несмотря на то что его сознание было не способно усвоить такие колоссальные потоки информации и воспоминаний.
Он осознал лишь малую часть того, что увидел, но и этого хватило, чтобы оказаться намертво прижатым к спинке кресла. Он с трудом мог дышать, а поток информации грозил разрушить его разум.
— Остановись! — взмолился Ариман, чувствуя, как на него обрушилась неимоверная лавина знаний, накопленных целой цивилизацией, и даже его возможности Астартес оказались на грани перегрузки.
Кровеносные сосуды в глазах начали лопаться, и свет стал меркнуть. У него задрожали руки, Ариман ощутил приближение сильнейшего эпилептического припадка, который почти наверняка его убьет.
В этот момент Магнус прикрыл глаз, и бушующий поток иссяк.
Ариман охнул, с его губ сорвался мучительный стон. В его голове мелькали ужасные тайны и устрашающие знания, и каждое явилось для него беспощадным и неуловимым откровением.
Перегруженное сознание отключилось, пытаясь восстановить поврежденную структуру разума, и Ариман упал с кресла на пол.
Открыв глаза, он обнаружил, что лежит на одной из мягких кушеток в сводчатом зале под основным амфитеатром. Боль немного утихла, но на голове как будто остался постоянно сжимающийся стальной шлем. Свет резал глаза и усиливал боль, и Ариман поднял руку, чтобы заслонить лицо. Во рту пересохло, а в зоне периферийного зрения мелькали отрывочные образы, словно миллиарды нахлынувших воспоминаний.
— Поднимись к шестому уровню Исчислений, — послышался приятный голос, несущий в себе успокоение и облегчение. — Это поможет тебе восстановить способность мыслить.
— Что произошло? — сумел произнести Ариман, стараясь сосредоточиться на личности говорящего. Он понимал, что узнал его, но в мыслях вертелось столько лиц и имен, что он никак не мог в них разобраться. — Я ничего не помню.
— Это моя вина, сын мой, — послышался тот же голос. — Мне так жаль.
Ариман наконец сумел разобраться, что за коленопреклоненная фигура стоит рядом с кушеткой.
— Мой лорд Магнус? — спросил он.
— Он самый, Азек, — ответил Магнус и помог ему приподняться.
В голове Аримана вспыхнула целая россыпь ослепительных огней, и казалось, мозг вот-вот вырвется из черепа. В зале кроме них находились и воины Сехмет; некоторые сидели с кубками в руках, другие охраняли вход.
— Твоя нервная система сильно пострадала, — сообщил Магнус. — Я уступил своему гневу и позволил ему разрушить барьер, ограждающий мою сущность. Из этого колодца нельзя пить ни смертному, ни даже Астартес. У тебя еще долго будет болеть голова, но ты остался в живых.
— Я не понимаю, — выговорил Ариман, сжимая виски ладонями.
— Знания могут быть крепче любого алкоголя, сын мой, — с улыбкой пояснил Магнус. — Если выпить слишком много и слишком быстро, можно опьянеть.
— Я никогда не был пьяным. Не думаю, чтобы для меня это было возможно.
— Да, это действительно так, — согласился Магнус и подал ему кубок с чистой водой. — По крайней мере, от алкоголя ты не опьянеешь. Но что ты помнишь о том, что произошло?
— Не слишком много, — признался Ариман и одним глотком осушил кубок.
— Возможно, это и к лучшему, — заметил Магнус.
Ариман еще не совсем оправился от потрясения, но он не мог не заметить оттенок удовлетворения в голосе примарха.
— Я помню Повелителя Смерти, — сказал Ариман. — Помню его обвинения и подтасованные в их подтверждение факты, но после этого — провал.
Неожиданная мысль вызвала вопрос:
— А сколько времени я пролежал без сознания?
— Чуть больше трех часов, и для тебя это было настоящим благодеянием.
— Как это?
— Ты был избавлен от необходимости выслушивать выступления ограниченных невежд, суеверных глупцов и отсталых неучей, которые обзывали нас еретиками, колдунами, обвиняли в том, что мы пьем кровь и приносим в жертву девственниц. Судьбостроитель и Мортарион ради нашего осуждения собрали целую толпу охотников на ведьм.
Ариман поднялся на ноги, хотя стены комнаты в его глазах все еще покачивались. Усиленный организм попытался справиться с расстройством, но проиграл, и Ариман наверняка упал бы, если бы не рука примарха. Ариман покачал головой и сделал глубокий вдох, стараясь побороть головокружение.
— Можно подумать, мне на голову наступил «Канис Вертекс».
— Ничего удивительного, — заметил Магнус. — Но сейчас тебе захочется побыстрее справиться со слабостью.
— Почему? Что происходит?
— Наши обвинители закончили свои выступления, — ответил Магнус. — Теперь настал мой черед.
Появление Магнуса было встречено настороженной тишиной. В развевающемся плаще с перьями, с высоко поднятой головой и взглядом, устремленным на Императора, он решительно направился к помосту. Это был не выход обвиняемого, а поступь правого человека, которому предстоит борьба с ложными обвинениями.
Еще никогда Ариман не испытывал такой гордости от сознания, что является одним из Тысячи Сынов.
Магнус поклонился Императору и Малкадору, затем, повернувшись к Фулгриму и Сангвинию, дружески кивнул братьям. Несмотря на нависшую опасность, он изящными жестами приветствовал Мортариона и Судьбостроителя. Магнус обладал прекрасными манерами и никогда не забывал о них даже перед лицом врага. Покончив с приветствиями, он поднялся на помост и возложил руки на края кафедры.
Некоторое время он молчал, окидывая взглядом собравшихся мужчин и женщин, одаривая каждого из них своим вниманием.
— «Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою»,[69]— заговорил Магнус, словно читая невидимый текст. — Эти слова взяты из книги, написанной много тысячелетий тому назад и иронично озаглавленной «Апокалипсис». Вот так в те варварские времена думали все люди. Это ясно дает понять, из какой дикости все мы произошли и насколько легко люди могут обернуться друг против друга. Подобные страхи послали в огонь тысячи людей — и ради чего? Только для того, чтобы успокоить страхи тех, кто не в силах воспринимать новые знания.
Магнус сошел с помоста и, словно заправский итератор, прошел по амфитеатру. Выступление Мортариона ставило своей целью запугать слушателей, а Магнус держался таким образом, словно все они, начиная с низшего адепта и заканчивая самим Императором, были его лучшими друзьями и собрались на дружескую беседу.
— Если бы кому-то из вас довелось попасть к людям из тех времен, вас наверняка убили бы из-за тех устройств, к которым мы с вами давно привыкли. Их сочли бы колдовскими штучками и чертовщиной. К примеру: до того как Аристарх Самосский[70]создал свой научный труд, люди верили, что Древняя Терра имеет форму плоского диска, с которого стекают океаны. Можете ли вы представить себе что-нибудь более смехотворное? Ведь теперь же никто не сомневается в сферической форме планет! Много позже ученые духовного звания утверждали, что Терра является центром Вселенной, а Солнце и звезды вращаются вокруг нее. Человек, который решился опровергнуть это геоцентрическое утверждение, был обвинен в ереси и вынужден отказаться от своих идей. Теперь нам прекрасно известно устройство Галактики.
Магнус остановился перед Мортарионом и спокойно встретил полный ненависти взгляд Повелителя Смерти.
— Из сильного желания рождается самая беспощадная ненависть, — продолжал он, — и лживые слова причиняют вред не только сами по себе. Они заражают сердца тех, кто слушает их, испытывая злобу. Представьте себе, что подумают о сегодняшнем собрании через тысячу лет.
Магнус отвернулся от Мортариона и, воздев руки, прошел в центр амфитеатра. Продолжая говорить, он медленно поворачивался, попеременно глядя на каждого из слушателей.
— Вообразите Империум будущего. Вообразите идеальное государство прогресса и просвещения, где в создании блистательного будущего на равных правах принимают участие ученые, философы и воины. А теперь представьте, что подумают люди этого прекрасного века, вглядываясь сквозь пелену времени в сегодняшний день. Представьте, о чем они узнают и какие сделают выводы. Они с ужасом поймут, насколько близок к затуханию был сегодня факел просвещения. Искусство все подвергать сомнениям и есть источник всех знаний. Отказаться от него означает обречь самих себя на медленный упадок, обречь Империум на тьму невежества, где к людям, осмеливающимся искать знания, относятся с подозрением. Это не тот Империум, в который я верю. Это не тот Империум, частью которого я хочу стать.
Знания — это пища души, и никакие знания не могут быть вредными, поскольку каждый искатель истины становится хозяином того, о чем узнает. Знаниям нельзя научить, они должны быть получены потом и кровью экспериментаторов, а в этом отношении нет более достойных ученых, чем Тысяча Сынов. Даже во время сражений на переднем крае Великого Крестового Похода мы изучаем вещи, на которые остальные не обращают внимания, ищем информацию в тех местах, куда другие боятся заглянуть. Для нас нет ничего неизведанного, нет неразрешимых тайн и слишком запутанных дорог, потому что все они ведут к просвещению.
Но в полученных знаниях мало проку, если они не испытаны на практике. Информация — это еще не все. Она должна работать. Мало желать чего-то — мы должны это совершить!
Магнус улыбнулся, и Ариман, оглянувшись по сторонам, понял, что примарх Тысячи Сынов завоевал всеобщее внимание.
— С учетом всего вышесказанного, я прошу у вас прощения за то, что займу еще немного вашего времени, поскольку хочу поведать вам одну легенду, — сказал Магнус.
— Эта легенда родилась на Древней Терре, и в ней говорится о трех людях с острова Эгина, живших в пещере глубоко в горах, — начал Магнус с энтузиазмом прирожденного рассказчика.
Ариман, хотя и слышал эту историю не один раз, невольно поддался притягательности голоса Магнуса и его личному обаянию, сквозившему в каждом слове.
— Эти люди жили вдали от дневного света, и провели бы в темноте всю свою жизнь, если бы не маленький костер, постоянно горевший посреди пещеры. Они питались растущими на стенах лишайниками и пили холодную воду из подземных источников. Так они и жили, хотя настоящей жизнью это было назвать нельзя.
День за днем они садились вокруг костра, смотрели на тлеющие угли и пляшущие язычки пламени и были уверены, что другого света в этом мире не существует. Танцующие на стенах тени служили им величайшим развлечением. Эти люди были по-своему счастливы и проводили день за днем, даже не представляя, что находится за пределами света их костра.
Магнус немного помолчал, давая слушателям возможность представить описанную им сцену вплоть до мелькавших по стенам пещеры теней.
— Однажды в горах разбушевался сильный ветер, но люди укрылись так глубоко, что в пещеру проникали лишь его слабые дуновения. Огонь заплясал пуще прежнего, и люди, глядя на тени, громко смеялись. Но буря утихла, и они вернулись к спокойному созерцанию огня, как делали это всегда.
Однако один человек поднялся и вышел из освещенного круга. Его поступок взволновал остальных, двое его товарищей стали звать его обратно. Но тот человек только покачал головой. Он один из всех испытывал желание узнать больше о ветре. Он пошел вслед за ветром, взбирался на крутые скалы, пересекал расщелины и избежал множества опасностей, пока не увидел над головой слабый отблеск света.
Вот тогда он выбрался из пещеры на склон горы и взглянул на раскаленное солнце. Яркий свет слепил глаза, а красота и жар светила настолько ошеломили человека, что он упал на колени. Человек боялся, что солнце выжгло его глаза, но через некоторое время зрение восстановилось, и он нерешительно огляделся. Он выбрался из пещеры на верхнем склоне, и мир простирался внизу во всей своей красе: мерцающие бирюзой моря и бескрайние поля золотой пшеницы. Человек горько заплакал: он провел столько лет во тьме, не догадываясь о великолепии окружающего мира, который всегда был здесь, но оставался недосягаемым из-за ограниченности человеческого взгляда.
Примарх остановился и поднял взор к звездам, и восхищенные слушатели последовали его примеру, как будто представляя себе пылающее солнце.
— Вы можете вообразить себе, что он чувствовал? — спросил Магнус слегка охрипшим от волнения голосом. — Провести всю жизнь у костра в полной уверенности, что другого света нет в природе, а потом увидеть солнце! Человек решил, что должен рассказать об этом чудесном открытии своим друзьям, и отправился обратно в пещеру, где двое оставшихся людей все так же сидели у костра, смотрели на огонь и порой с улыбкой оглядывались на тени. Человек, увидевший солнце, окинул взглядом пещеру, которую называл своим домом, и понял, что на самом деле это тюрьма. Он рассказал остальным о том, что увидел, но история о далеком, пылающем наверху глазе их не заинтересовала. Все, что они хотели, — это продолжать жизнь, которую вели до сих пор. Они называли его безумцем и смеялись над ним, а сами продолжали смотреть на огонь, поскольку это была единственная известная им реальность.
Впервые Ариман услышал эту историю, будучи Философом в храме Корвидов, когда Магнус наставлял его перед прохождением Доминус Лиминис. И сейчас, как и тогда, в голосе примарха прозвучала горечь, тот же самый отлично выраженный оттенок разочарования и боли, вызванной слепотой людей в пещере. Казалось, голос Магнуса говорил: как можно отвернуться от света, зная о его существовании?
— Человек никак не мог поверить, что его друзья не хотят увидеть мир наверху, — продолжал Магнус. — Но он решил, что не примет их отказа. Он должен показать им свет, чего бы это ни стоило. И если они не хотят идти к свету, значит, он принесет свет к ним.
Итак, человек снова взобрался наверх, в мир света, и начал рыть. Он рыл, пока не расширил устье пещеры. Он копал сто лет, а потом еще сто лет, пока не срыл всю вершину горы. Потом он стал рыть вниз, к самому центру, пока не провалился в ту самую пещеру, где его друзья все так же сидели у костра.
Магнус снова приостановил свой рассказ, и его голос затих, хотя Ариман отлично понимал, что это всего лишь театральная пауза. Зная, чем заканчивается эта история, он ничуть не удивился молчанию Магнуса. В оригинальной версии легенды друзья так перепугались открывшейся картины, что убили человека и ушли вглубь пещеры, прихватив костер, чтобы продолжать жизнь в вечном сумраке.
Это притча о том, как опасно делиться знаниями с теми, кто обладает слишком узким взглядом на реальность. Рассказывая ее не до конца, Магнус нарушал данное собранию обещание, и об этом никто не догадывался, поскольку он продолжил повествование, но уже в собственной версии:
— Люди пришли в восхищение, увидев свет, какого не видели всю свою жизнь, и золотое сияние, которое могло стать их постоянным спутником, если бы только у них хватило храбрости последовать за своим товарищем. В конце концов они выбрались из своей темной пещеры и увидели окружающий мир во всем его величии и красоте. Оглянувшись на сырую сумрачную пещеру, которую они называли домом, люди ужаснулись тому, насколько ограниченным было их представление о мире. Они осыпали похвалами своего друга, показавшего им путь к свету, и горячо благодарили его, поскольку теперь им принадлежал весь мир, с бесконечными чудесами, которые предстояло исследовать.
Магнус снова замолчал, позволяя слушателям проникнуться смыслом придуманной им концовки. Такого внушительного спектакля не мог себе представить даже лучший актер Театра Империалис. Спустя несколько мгновений ярусы амфитеатра взорвались аплодисментами, и на лице Магнуса вспыхнула улыбка, в которой отлично сочетались скромность и благодарность. Сангвиний и Фулгрим даже встали со своих мест, хотя Мортарион и его Гвардия Смерти остались такими же невозмутимыми, как и всегда.
Однако, каким бы безупречным ни казалось выступление Магнуса, Ариман видел, что его речь подействовала не на всю аудиторию. Впрочем, стало ясно, что обвинительный процесс против Магнуса и Тысячи Сынов пойдет уже не так гладко, как надеялись его инициаторы.
Магнус поднял руки, призывая публику закончить аплодисменты, как будто столь энергичная реакция привела его в смущение.
— Этот человек сознавал, что его долг состоит в том, чтобы показать товарищам истинную сущность окружающего мира и спасти их от скучного, сумрачного прозябания. Так же и Тысяча Сынов сознают свой долг перед Человечеством. Из всех Легионов только Тысяча Сынов увидели свет за вратами Эмпирея. Этот свет освободит нас от оков привычного восприятия реальности и позволит человеческой расе стать хозяевами Галактики. Как тем людям у костра надо было показать ожидающее их великолепное будущее, так и человечеству нужно дать подсказку. Знания, накопленные Тысячей Сынов, позволят каждому видеть то, что видим мы. Человечество необходимо вести вперед мелкими шажками, чтобы яркий свет не ослепил людей. В этом и состоит высшая цель Тысячи Сынов. Сейчас решается судьба нашего будущего. Друзья мои, я призываю вас не отказываться от шанса достичь новых высот просвещения, поскольку мы вплотную подошли к поворотной точке в истории Империума. Подумайте о будущем и о том, как будут судить о нас спустя многие тысячелетия.
Затем он поклонился всем четырем сторонам амфитеатра.
— Благодарю вас за внимание, — завершил свою речь Магнус. — Это все, что я хотел сказать.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 23 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |