Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава XXXVI

Читайте также:
  1. XXXVIII 1 страница
  2. XXXVIII 10 страница
  3. XXXVIII 10 страница
  4. XXXVIII 11 страница
  5. XXXVIII 11 страница
  6. XXXVIII 12 страница
  7. XXXVIII 12 страница
  8. XXXVIII 13 страница
  9. XXXVIII 13 страница
  10. XXXVIII 2 страница

 

На улице холодно, хлещет дождь, и я сражаюсь с дверью, которую ветер норовит захлопнуть. Проскользнув внутрь, прислоняю сложенный зонтик к стене. Забуду ведь… Я улыбаюсь: забуду, совсем как Роберт забыл свой зонтик в нашу первую встречу. Обвожу взглядом кафе – она уже здесь или я пришла первой?

Поверх голов взлетает рука.

– Как тебе только удалось ухватить столик – народу тьма. – Я сбрасываю пальто на спинку стула. – Здесь самообслуживание?

Мотнув головой, Луиза вновь вскидывает руку, и вот уже юная официантка несет мой кофе.

– Ну, как дела? – улыбается Луиза.

– М‑м‑м…

С чего бы начать? Хотелось бы с кофе – после такой‑то холодины. Так что Луизе придется подождать. Она и ждет.

– Вот, посмотри. – Достаю из сумки и протягиваю ей небольшой альбом с десятком фотографий.

Луиза рассматривает снимки не торопясь, отмечая каждую деталь. Совсем как я – по тысяче раз на дню.

– У нее твои глаза, Эрин. И нос, и губы…

– Она просто красавица! – восклицаю я и чувствую, что краснею – вроде сама себя расхваливаю.

– Уже сказала ей?

Я качаю головой. Забрасываю ногу на ногу. Откидываюсь на спинку.

– Я с ней даже не говорила.

– Ага, – кивает Луиза. – Куда спешить. Это точно. Теперь мне спешить некуда.

 

Прошло несколько месяцев, прежде чем наша жизнь вернулась в норму. И я счастлива. Если вся твоя жизнь – сплошной хаос, трудно даже поверить, что когда‑нибудь все наладится.

Роберт теперь специализируется на защите прав детей. А началось все, по его словам, с двоих ребят Боуменов, Джоя и Алисы. Он избавил их от вечных скандалов и мордобоя родителей, и сейчас они живут в приемной семье – пока не решат, как быть дальше. Роб говорит, ребята учатся прощать любимых людей. Думаю, Роб и сам учится тому же самому.

Моя история стала еще одной причиной нового поворота в его карьере. По крайней мере, так он сказал, лежа рядом со мной в постели примерно через неделю после нашего с Руби возвращения из Брайтона. Мы с ним все еще ступали по очень тонкому льду. Роберт старался понять и принять обстоятельства появления на свет Руби и насилие, пережитое мною в детстве. Все к лучшему, убеждала я мужа. Ведь теперь он единственный отец Руби, и ему не с кем бороться за любовь дочери – ну, разве что со мной. О том, что Густав к нашей девочке не имеет никакого отношения, я умолчала.

– Мы справимся. – Ладонь Роберта легла на мой живот – жест скульптора, оценивающего материал для ваяния. – Я точно знаю. Понял это, когда думал, что потерял тебя.

– Мог и потерять… – Я перекатилась на бок и встретила его выжидающий взгляд. – Ты ж юрист до мозга костей, даже дома, даже со своей семьей. Все допытывался. Правда тебе нужна… – Я отвела глаза. Кое‑что обо мне он все‑таки не знает – и не узнает никогда. – Понимаешь, всю жизнь я удерживала окружающих по ту сторону барьера, которым отгородилась от мира. Уж в этом я преуспела, Роб. И лишь тебе удалось ко мне пробиться. (Господи, где найти слова, чтобы он понял?) Вот представь, что человек ранен. Сорви с этой раны пластырь. Если даже просто прикоснуться к больному месту – человек дернется. Но тебе и этого мало, ты суешь в рану палец и ковыряешь ногтем!

– Я? – выдохнул Роберт.

– Да, Роб. Никто и никогда до тебя не бередил эту рану.

Кажется, он начинал понимать. Глаза сузились и потемнели, взгляд заскользил по моему телу.

– Ну допустим… Откуда эта рана взялась – вот вопрос.

Увиливая от ответа, я вытянулась на Роберте, чтобы отвлечь его единственным безотказным способом.

 

Вслед за кофе нам подают панини – бутерброды с моцареллой, базиликом и чесночным соусом. Я откусываю, и соус течет по пальцам. Луиза смеется, протягивая мне салфетку. И снова смеется: ее панини ведет себя не лучше. Но мы все равно не беремся за вилки с ножами – так вкуснее.

– Получила метрику Руби? – спрашивает Луиза.

– Угу… – киваю я, облизывая губы. – Пару недель назад. Роберт взял на себя всю бумажную волокиту.

Я вздыхаю – точь‑в‑точь как в ту минуту, когда увидела свидетельство о рождении своей дочери, которая будто заново появилась на свет – уже официально. Когда я показала документ Руби, моя красавица расплылась в улыбке, обняла меня, прижалась щекой к моему плечу. Скоро она уже будет выше меня.

– А что с удочерением?

– Продвигается. Вообще‑то требуется письменное согласие биологического отца…

Какое мы с Робертом имеем право на Руби? Сколько раз я задавала себе этот вопрос… Обнаружив малютку в шкафу, я искренне верила, что нашла свою больную девочку. Как представлю, что ее родная мать, быть может, обшаривает каждый уголок страны в надежде вернуть ребенка… От этой мысли можно сойти с ума. Вот только в глубине души я уверена, что мать бросила Руби, – так же, как Бекко просто взял и выбросил мою девочку.

– Но дядя ведь изнасиловал меня, когда мне было четырнад… К тому же его давно нет в живых, так что его согласие с повестки дня сняли. – Я заставила себя улыбнуться.

Луиза – единственный человек, с которым я поделилась этой тайной, а теперь начинаю привыкать и к беседам с психоаналитиком, хотя и рискую потерять Руби, если выложу всю правду.

– Ну а ты как, Лу? Еще побудешь в Лондоне?

– А! – Луиза отводит глаза. – Ты об Уиллеме… – И она впивается зубами в панини.

На этой неделе столько всего случилось. Во‑первых, я взяла приз за новаторство в оформлении витрины. Глупейшая история, если подумать, – я ведь и не собиралась принимать участие в каких‑то конкурсах. Это Бакстер расстарался – и «Маргаритка» обскакала все цветочные магазины в стране. Обо мне даже статья в журнале вышла с фотографией. Я сохранила журнал.

А в один из первых дней, когда осень окончательно сдала позиции зиме и небо набухло грядущим снегом, я помахала в окно Руби, проследила взглядом, как она запрыгнула в школьный автобус, и нагнулась за утренней почтой. Среди счетов и банковских извещений на коврике у двери обнаружилась моя медицинская карта.

Пролистав страницы, я узнала, что была на удивление здоровым ребенком. Понятно, записи оборвались в мои пятнадцать. В последний раз я побывала в кабинете педиатра, когда пожаловалась матери, что растолстела, и она повела меня за пилюлями для похудения. Думается, я все же догадывалась, что пилюли не помогут. А уж доктор Бригсон знал точно.

Видимые плотные шрамы в вагинальной области – последствия неоднократных разрывов… ребенок в шоке… не в состоянии/не желает признавать беременность… изнасилование? Известить социальную службу…

Эти записи возвращают меня в детство, и я понимаю, что мне нужны родители. Извечная детская жажда любви, защиты, опеки все еще жива во мне. На опеку, пожалуй, рассчитывать уже не приходится – их самих скоро нужно будет опекать. Но мне хочется, чтобы они знали, какой стала их дочь, как она выжила и чего добилась. Я бы спросила у них, почему они решили забрать у меня дочку; почему были уверены, что я буду плохой матерью; почему закрывали глаза на то, что со мной творил дядя Густав.

Хочу, чтобы они меня увидели и приняли обратно в семью. Как только я призналась в этом самой себе, тут же решила, что однажды сяду в машину и доберусь до унылого дома, где появилась на свет.

Медицинская карта для меня бесценна. Здесь черным по белому написано, что я действительно носила ребенка, и предполагаемый срок родов отмечен – первая неделя января 1992 года. Службе регистрации этого оказалось вполне достаточно, чтобы с большим, очень большим опозданием выдать свидетельство о рождении. А все благодаря Луизе.

Я позвонила ей через два дня после возвращения из Брайтона. Я не сомневалась, что Луиза знает о моих манипуляциях с электронными письмами. Мы, конечно, поняли друг друга тем ранним утром, но все же… Я хотела поговорить. Объяснить. Убедиться, что она на моей стороне. В противном случае я рисковала бы потерять Роберта – навсегда.

– Я профессионал, Эрин, – сказала мне Луиза. – Я отлично знаю, когда надо рыть носом землю, а когда остановиться. Увидела вас с Руби в объятиях Роберта… будто кусочки одной головоломки, каждая на своем месте. Не так важно, откуда взялась Руби. Куда важнее, с кем ей дальше жить. А лучше вас с Робертом родителей для девочки не найти.

О своих чувствах к Роберту она не обмолвилась ни словом. Это было лишнее.

Итак, с моего согласия и при финансовой поддержке моего мужа Луиза раздобыла медицинскую карту Рут Вайстрах. Роберт сумел понять и мою беду с дядей Густавом – ведь человек его профессии с насилием над детьми сталкивается на каждом шагу, – и мою отчаянную борьбу за себя и Руби в заведении Бекко.

Тогда‑то я и обратилась к психоаналитику, которого теперь посещаю каждую среду.

А потом, втайне от Роберта, я попросила Луизу узнать, что случилось с Руби. Моей первой Руби.

– Дай‑ка еще взглянуть, – просит Луиза, и я пододвигаю к ней альбом, отведя руку с панини, чтобы не заляпать соусом обложку.

– А знаешь, это не так просто. Страшновато даже – тайком фотографировать чужого ребенка. – Вытянув шею, я любуюсь своей девочкой. – Это когда она с друзьями выходила из кинотеатра. Мы смотрели «Оливера Твиста».

– Мы?

– Я сидела сзади. Подслушивала. Смотрела, как она жует попкорн.

По правде говоря, я буквально наступала ей на пятки, – странно, как это она не сдала меня первому попавшемуся полицейскому.

Смешно сказать, но я с первого взгляда влюбилась в свою дочь – в свою биологическую дочь. В ту секунду, когда я впервые за тринадцать лет увидела Руби, я поняла, что она превзошла все мои ожидания. Представьте львицу среди котят; представьте красавицу яхту среди рыбацких лодок; представьте орхидею среди фиалок… Представьте рубин среди стекляшек.

– Робу скажешь?

– Что я потеряла свою девочку?

– Боже, Эрин! Ты не ребенка потеряла, а голову! – Луиза захлопывает альбом. – Ребенка у тебя отняли!

Она позвонила мне в «Маргаритку» и на одном дыхании выпалила новость:

– Я ее нашла! Она в Лондоне!

Ноги подкосились, и я опустилась на пол за прилавком, полумертвая от шока. Столько лет… столько лет прожить в двух шагах от родного ребенка.

На первую нашу встречу в кафе Луиза принесла вырезки из газет. История о младенце, в буквальном смысле выброшенном на помойку, прогремела на всю страну. А я ни газет не читала, ни новости по телевизору не смотрела. Слишком была занята – зарабатывала деньги на лечение дочери.

– Не надо быть нобелевским лауреатом, Эрин, чтобы догадаться – если твоя дочь осталась жива и ее нашли, то что‑нибудь в газеты да попало. – Луиза привычным жестом отправила рыжую прядь за ухо.

– Они ж говорили, что она больна… – в сотый раз повторяю я, чтобы Луиза, не дай бог, не заподозрила меня в сговоре с Фредой и Бекко. – Обещали, что я смогу ее забрать, как только ей станет лучше. Сказали, что она в больнице… я и поверила.

Я не уберегла свою малышку, но могла ли я что‑то изменить? Я сама была ребенком – и полностью в их власти.

 

5 января 1992

 




Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 7 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

Глава XXV | Глава XXVI | Глава XXVII | Глава XXVIII | Глава XXIX | Глава XXX | Глава XXXI | Глава XXXII | Глава XXXIII | Глава XXXIV |


lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.011 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав