Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

ОГОНЬ ОТ ГОСПОДА

Читайте также:
  1. IV. Заходи в неблагополучному щодо лейкозу господарстві, фермі, стаді
  2. Аналіз показників рентабельності фінансово-господарської діяльності
  3. Благодаря всегда за все Бога и Отца, во имя Господа нашего Иисуса Христа.
  4. ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ
  5. ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ
  6. Взаємозв’язок господарських процесів
  7. Визначення поняття «організаційно-правова форма господарювання» та коротка характеристика основних груп підприємств виділених за критерієм організаційно-правової форми власності.
  8. Вирішення спорів у засіданні господарського суду
  9. Виробництво зерна – провідна галузь сільського господарства країни. Зернові культури в Україні займають понад 14 млн. га або 56 % посівних площ.
  10. Відмежування господарських відносин від інших видів правовідносин

 

Прошло несколько лет; я продолжал публиковаться в своей области. Съездил раза два ненадолго в Южную Африку, надеясь продвинуться к цели. Но все тщетно. Отличный аргумент, который мне преподнесли на блюдечке, облек мои теории плотью, но не помог отыскать Ковчег. Кое-какого прогресса мне добиться все же удалось, во всяком случае, исключить некоторые версии.

В частности, меня интересовал вопрос, насколько тесно связаны лемба и фалаша, и связаны ли вообще. А также есть ли связь между городом лемба Сенной в Хадрамауте и суданским городом Сеннар, который упоминается в эфиопских легендах. Благодаря данным, полученным в результате исследований ДНК начиная с конца 1990-х годов, выяснилось, что у евреев, проживающих в разных концах мира, имеется выраженное генетическое сходство. Однако между евреями и фалаша такого сходства нет; получается, что верна позиция, занимаемая по данному вопросу Стивом Капланом и многими другими учеными: фалаша — одно из племен агау с эфиопскими корнями.

Генетическое сходство между ними и населением древней Иудеи отсутствует. Нет его и между фалаша и лемба. Отсюда следует, что лемба пришли из Аравии прямо в Южную Африку и их легенды о Ковчеге не имеют ничего общего с многочисленными эфиопскими легендами на эту тему. Пункты Сенна-Сеннар и лемба-фалаша можно было смело исключить. И я радовался, что могу мысленно вычеркнуть этот сомнительный вопрос, который в последние годы стоил мне многих бессонных ночей.

 

В январе 2002 года я снова принялся изучать некоторые аспекты истории лемба в надежде, что смогу ответить на один-два важных вопроса и что лучшее понимание прошлого лемба приведет меня к моей изначальной цели. Потому мне и пришлось опять поехать в Южную Африку. В первую очередь я позвонил духовному лидеру южноафриканских лемба — прекрасно эрудированному и всегда обаятельному профессору Мазива. С обычным энтузиазмом он рокотал:

— Парфитт, нам нужно встретиться! Надо поторапливаться. У нас же не вечность впереди!

Профессор дал мне адрес фермы в горах Соутпенсберга, принадлежащей одному состоятельному лемба, и сказал, что мне нужно быть там завтра в четыре часа. Я должен кое с кем познакомиться.

На ферме меня ждали трое. Сам Мазива; мой давний друг, тоже из племени лемба — Сэмьюэль Моэти, сделавший успешную политическую карьеру в качестве члена парламента и мэра Тохоянду, главного у племени венда города, и Уильям Масала, человек очень верующий — весь вечер он держал перед собой раскрытую Библию.

Мы сидели за столом вишневого дерева, уставленным фруктами, минеральной водой, хрустальными бокалами. Мазива устроил это собрание, чтобы обсудить вопрос, представляющий для лемба огромную важность. Им, как и мне, хотелось знать, где находится Нгома Лунгунду. Они считали, что Нгома — это и есть Ковчег Завета и что священники-жрецы из рода Буба принесли его из земли Израиля через Сенну. По их убеждению, именно Нгома привел их из Сенны — и Нгома же покажет им обратный путь.

Генетическое исследование племени лемба не оставило никаких сомнений в верности их легенд. Теперь им было вдвойне важно отыскать Нгома. Однако его местонахождением интересовалось не только племя лемба. Несколько дней назад местный мэр заявил, что намерен тщательно обыскать всю местность в поисках следов Нгома. Король большого племени венда всей душой жаждет его заполучить. Некоторые люди, заметил Моэти, ни перед чем не остановятся. Готовы даже убивать ради Нгома.

Как раз в тот день газеты писали о человеке, которого убили ради его очков в стальной оправе, и я был склонен верить Моэти.

Мы сидели на террасе, глядя на опускающееся в вельд солнце и потягивая напитки. Меня — во второй раз — официально уполномочили продолжать поиски Нгома и обещали поддержку всего племени.

Я уже получил от Рувима неофициальное поручение отыскать Ковчег, а теперь — официальное поручение от племени лемба отыскать Нгома.

Итак, у меня две задачи. Или одна?

 

На следующий день у меня была назначена встреча с некоторыми старейшинами лемба в глухом местечке неподалеку от городка Луис-Тричард. Я приехал слишком рано и, чтобы убить полчаса, зашел в бар на окраине города и взял себе пива. За столиком в углу я заметил двоих молодых лемба, с которыми пару раз встречался и раньше. Я подсел к ним и заговорил. Они держались настороженно и подозрительно, но меня выслушали. Я рассказал, что виделся с Мазива, Моэти и Масала и что они попросили меня найти Нгома.

На лицах молодых лемба появилось изумление и возмущение; двое пустились меня отговаривать. Это их дело, молодых, а не пожилого белого из другой страны. Ведь Нгома — священный предмет! Я не имею никакого права вмешиваться! Меня, конечно же, привлекает денежный интерес.

Я пытался их разуверить. Один из них обвинил меня в том, что я продавал за деньги их кровь, подразумевая, видимо, тесты ДНК. Наши глаза встретились. Парень уже несколько часов пил пиво, и они у него были желтые и злые. Другой схватил меня за руку и вынудил заняться с ним армрестлингом. Он был моложе меня и сильнее, ярость из него так и брызгала. От него несло пивом. Выпучив глаза, мой соперник с такой силой хлопнул моей рукой о стол, что на костяшках у меня лопнула кожа.

— Брось это дело! Это тебе не старая Африка! Мы больше не хотим, чтоб в наши дела мешались белые.

— Может, ты и прав, — сказал я, обматывая кровоточащую руку носовым платком. Чтобы сменить тему, я спросил, как быстрее добраться до деревушки Элим, где на более позднее время у меня была назначена встреча кое с кем из племени лемба. Мои собеседники неохотно нарисовали мне, как проехать, и я отправился на назначенную встречу.

Поговорив с людьми, я пустился в обратный путь; на взятом напрокат автомобиле я несся по пыльной дороге, ведущей к основной трассе. Рука у меня все еще болела, я злился. Впереди дорога поворачивала; из-за густых кустов по обе стороны я не видел, что делается за поворотом. Все еще думая о сегодняшних событиях, я снизил скорость и повернул. Поперек дороги лежало срубленное дерево. За ним — всего в нескольких ярдах от меня — стояли трое вооруженных мужчин с опущенными на лица капюшонами. Они замахали, требуя, чтобы я остановился. «Если остановлюсь, — подумал я, — мне конец». Вывернув руль, я рванулся в объезд препятствия. В заднее стекло ударили пули. Я опустил голову и сквозь тучи красной пыли погнал машину в вельд.

Единственными, кто знал о том, что я поеду именно здесь, был и те двое. О чем это говорит? Неужели засаду устроили они? Или это случайное нападение грабителей, какие теперь случаются в Южной Африке каждый день? И если меня поджидали мои знакомые лемба, неужели они и вправду собирались меня убить? Одна часть племени хочет, чтобы я изучал их историю и связь с Нгома, а другая, возможно, не хочет.

Несколько дней спустя я навестил бунгало профессора Мазива. Рассказал ему о происшествии. Профессор пожал плечами. Он был совершенно убежден, что лемба с этим никак не связаны.

Мазива опять торопил меня с поисками. Он нисколько не сомневался в существовании Нгома Лунгунду. Нгома не миф и не плод воображения. Это реальная вещь, которую обнаружил и держал в руках один белый человек в тридцатых или сороковых годах. Звали его Гаральд фон Зикард; миссионер и ученый, он много лет работал в племени лемба. Мазива твердо знал, что фон Зикард нашел подлинную реликвию: это подтвердил сам Фофи — историк племени лемба. Сведения точные. Лемба починили Нгома и снова его спрятали. Никто не знает где, но кое-кто из уважаемых лемба думает, что где-то на горе Думгхе. По мнению Мазива, искать нужно в горах Вендаленда, к югу от Лимпопо. Некоторые самые почтенные старейшины знают, где именно.

— Так спросите у них! Спросите у старейшин!

— Мне они не скажут. Об этом — не скажут.

— А мне скажут?

— Нужно попробовать. Если ничего не выйдет, придется поискать.

 

Несколько дней спустя я прятался от тропической бури в пещере высоко в горах, неподалеку от границы с Зимбабве. Из своего рюкзачка я достал спальный мешок и расстелил его на земле. Налил себе из термоса кофе, отхлебнул глоточек «Лафройга». Снаружи бесновалась буря, а я записывал доводы в пользу того, что Нгома — Ковчег Завета.

> Все легенды лемба представляют Нгома как предмет, к которому племя относилось со страхом и трепетом, как к сущности Бога, его голосу. То же самое можно сказать о Ковчеге.

> Нгома — обиталище живого Бога. Как и Ковчег.

> Нгома запрещалось ставить на землю. Ковчег — тоже.

> Нгома сопутствуют смерть, огонь, дым, грохот. Как и Ковчегу.

> Нгома прислуживали только священники. И Ковчегу тоже прислуживали только жрецы.

> Обе династии священников и жрецов происходят от одного общего предка, который жил приблизительно во времена Моисея и Аарона. Прикасаться к Нгома дозволялось лишь первосвященникам. К Ковчегу тоже могли прикасаться лишь верховные жрецы. Всякий другой, кто прикасался к Нгома, карался смертью. Также обстояло дело и с Ковчегом.

> Если верить легенде лемба, Нгома — того же размера и формы, что и простой деревянный Ковчег, сделанный Моисеем.

> Нгома носили на шестах. Как и Ковчег.

> Шесты вставлялись в специальные кольца; такие кольца имелись и у Ковчега.

> Нгома был изготовлен из очень твердой древесины — как и Ковчег.

> Внутри Нгома хранились магические предметы. В Ковчеге тоже изначально хранились магические предметы, включая волшебный жезл Аарона.

> Путь Нгома можно проследить до южной Аравии. Существуют древние предания, связывающие Ковчеге южной Аравией.

> Нгома привезли в Африку в далеком прошлом; сравнительно недавно его видели и установили его подлинность. Видел его немецкий антрополог фон Зикард; он даже сфотографировал его в музее в Булавайо в 1947 году.

> Ковчег, напротив, совсем исчез со страниц истории.

 

* * *

 

Буря не утихала. Лил дождь, становилось все темнее. Я решил переночевать в пещере. Допил виски и лежал, глядя в темноту. У меня было предвкушение близкого успеха. Я чувствовал, что доказательства начинают выстраиваться.

В следующие дни я более тщательно проанализировал истории о Нгома, которые выслушал от стариков в далеких горных краалях, и пунктов в моем списке прибавилось.

 

Многие старики рассказывали о важном событии, случившемся больше ста лет назад. Произошло это во времена войн и голода. На селение напали многочисленные враги. Неожиданно раздался ужасный грохот, из Нгома, который помещался за плетеной изгородью рядом с домом короля, повалил черный дым, и выстрелил огонь. В результате взрыва погибло много народу, но среди погибших не оказалось ни одного лемба. Все лемба выжили, ибо соблюдали обрядовую чистоту и хранили верность единому Богу.

А убил врагов огонь Бога.

В другом широко известном предании говорилось, что много-много лет назад — один из рассказчиков отнес эти события к самому началу семнадцатого века — в принадлежащем королю краале однажды раздался ужасный гром.

Никто сразу не понял, что произошло. Люди бросились к дому короля. Из-за плетеного ограждения, где хранились Нгома и другие священные предметы, доносился грохот, валил дым согнем. Реликвии, хранившиеся внутри Нгома, охватило пламя. Уцелел только сам Нгома. Да и то не весь. Он был безнадежно испорчен. Огонь вышел изнутри. Из старого Нгома каким-то образом сделали новый — с такими же страшными свойствами.

 

Перед тем как улетать в Южную Африку, я говорил с Рувимом. Он владеет в Йоханнесбурге и еще где-то каким-то бизнесом, связанным с алмазами. Мы договорились встретиться в конце января в Мессине, шахтерском городке недалеко от реки Лимпопо, на границе Зимбабве и ЮАР. Мессина — небольшой пыльный городишко; с давних времен здесь разрабатываются местные залежи меди — рабочего материала для прославленных кузнецов лемба.

Я приехал в Мессину за день до встречи с Рувимом, намереваясь посетить древние развалины Мапунгубве, самого, вероятно, первого поселения лемба в Африке, основанного больше тысячи лет назад. Обратно я ехал не спеша, думая о том, как в свое время шли по этой местности лемба. Любуясь открывающимся со всех сторон прекрасным видом, суровой красотой гигантских баобабов, я невольно замечтался и вдруг заметил, что по вельду, по дороге, которая сходится с моей, несется открытый джип.

Когда он, подняв тучи пыли, проскочил мимо, я заметил внутри трех белых мужчин, одетых в хаки. Один из них был Рувим. Я посигналил, и джип, вильнув, остановился.

— А я думал, ты завтра приедешь, — начал я, но Рувим радостно ухнул и сжал меня в медвежьих объятиях. За год, что мы не виделись, он сильно поправился. Борода у него отросла и стояла торчком, и он, похоже, вернулся к ортодоксальной одежде, какую носил раньше. Только вот плащ, прекрасного, разумеется, покроя, ортодоксальным явно не был. А еще на Рувиме красовалась черная шляпа-панама. Отряхивая с себя белоснежным платком пыль, Рувим объяснил, что у него слегка изменились планы. Он приехал в Мессину на день раньше — встретиться с кем-то на прииске «Венеция», самой продуктивной в мире алмазной трубке, до которой отсюда оставалась миля или две.

Рувим распрощался со спутниками, взял из джипа портфель и небольшой портплед и забрался ко мне в машину.

Вскоре мы подъехали к месту, откуда виднелся кишащий крокодилами ручеек — вот во что превратилась теперь Лимпопо. Река тоже отдала свою дань долгой засухе.

Когда-то под жарким солнцем Африки шагали жрецы лемба, неся с севера Нгома. Если верить профессору Мазива, то давным-давно Нгома прятали где-то здесь, в какой-то пещере — возможно, на протяжении нескольких веков.

— Вот здесь шли лемба. — Я указал на реку. — Этим путем они попали в Южную Африку. Нгома указывал им дорогу.

Я много размышлял над тем, что услышал за последние дни. Легенды, которые связывали Ковчег-Нгома с огнем, дымом, грохотом, со смертью и уничтожением, с битвами, наводили на мысль, что назначение у них было весьма своеобразное. Об этом я и толковал Рувиму, когда после обеда мы сидели за выпивкой в гостинице, в часе езды на юг от Йоханнесбурга.

— Понимаешь, Рувим, думаю, мы неверно представляем себе суть Ковчега. Ведь Ковчег — древнее оружие массового поражения. Уже высказывались версии, что он представлял собой примитивное, но мощное устройство, наподобие генератора Ван-де-Граафа, способное выбрасывать смертельный электрический разряд. Были гипотезы, что каменные скрижали внутри Ковчега — это метеориты, обладающие разрушительной радиоактивной или иной энергией, или что Ковчег — нечто вроде лейденской банки, которая может сохранять и испускать электрические заряды. За долгие века пребывания в Храме Ковчег стал больше символом, чем оружием, превратился в военный талисман. О его могуществе, вероятно, просто позабыли…

Но ведь это не просто талисман, — продолжил я, повышая голос. — Он праздно стоял за стенами Храма и утратил истинное назначение. Когда же Ковчег выносили наружу, когда его освобождали, он выполнял те же функции, что и когда-то давно. Так говорят и арабские источники. Ковчег восстановил свое первоначальное предназначение. И это — Нгома! Нгома — это Ковчег освобожденный! Нгома — рабочий вариант Ковчега, Устрашающий, опасный, громовержущий и действующий двояко. Да, двояко! Ведь помнишь, даже дым из него выходил разный — дым боевой и дым от возложенных на алтарь благовоний.

Слушая мою страстную речь, Рувим смотрел на меня со сдержанным удивлением, словно мы вдруг поменялись с ним ролями. Загадочно улыбаясь, он поглаживал бороду и некоторое время молчал. Потом встал, прошелся до опушки леса, где прыгали с ветки на ветку и что-то бормотали обезьяны. Вернулся, сел.

— Тебя слегка заносит, — заявил он. — Хотя взгляд на Ковчег как оружие массового поражения вполне согласуется с источниками.

— Ну сам подумай! Ковчег и Нгома в этом отношении абсолютно идентичны. Их хранители обычно выигрывали сражения, когда брали их с собой, и проигрывали, когда не брали. И Ковчег и Нгома могли быть самым обычным оружием, не особенно сложным. Народы доколониальной Африки, включая лемба, могли самостоятельно изобрести какие-то примитивные огнестрельные орудия. Ясно, что шума от них было больше, чем толку, но принцип-то тот же.

— И чем же они, интересно знать, пользовались вместо пороха? — нетерпеливо спросил Рувим.

— Я, конечно, не уверен полностью, но думаю, селитры в Южной Африке полно повсюду. Имея селитру и древесный уголь, можно отлично бабахнуть. Лемба, которые живут в Мессине, да и не только, всегда были кузнецами и рудокопами. Они и огнем умели пользоваться, и добывать ископаемые. Более чем вероятно, что им удалось найти какие-то несильные взрывчатые вещества. То же самое относится и к Ковчегу. Быть того не может, чтобы древние египтяне, столь хорошо разбиравшиеся в свойствах минералов и широко применявшие их в медицине, не знали, как действует смесь селитры и древесного угля — ведь и того и другого в Египте сколько угодно.

— Думаю, ты прав, — негромко заметил Рувим. — Селитра — это нитрат калия, а нитрат калия встречается в природе, в частности под скалами и в пещерах, он откладывается в некоторых почвах по всему миру, включая, насколько я помню курс химии, Южную Африку и Египет. А еще у них могло быть какое-нибудь горючее вещество вроде нефти. Помнишь, Аарон принес огня, чтобы сжечь жертвы, а Ковчег сам их сжег, а когда сыновья Аарона Авиуд и Надав принесли к Ковчегу не тот огонь, Ковчег их испепелил.

— Что бы то ни было, — сказал я, — нам уже не выяснить. Можно хоть до посинения строить догадки, но они ни к чему не приведут. Хотя принцип, наверное, такой же, как и у Нгома. Впрочем, это нам ничего не даст, потому что люди, которые знали, как именно действовал Нгома, давно умерли. Думаю, мы уже не узнаем, какая там применялась технология, как не знаем в точности, что представляло собой секретное оружие Византии. Так называемый греческий огонь наносил вражеским кораблям страшные повреждения, но когда в 1453 году Константинополь разрушили, секрет его был утрачен. Так или иначе, я убежден, что Ковчег-Нгома — оружие.

Рувим кивнул:

— Меня только одна мелочь смущает. Если это оружие и оно стреляло огнем, реально ли вообще, чтоб такой предмет просуществовал несколько тысячелетий?

— Дельное замечание. Если верить легендам лемба, много столетий назад подлинный Ковчег, который привел их из южной Аравии, почти полностью себя уничтожил, и несколько столетий назад священниками был изготовлен его преемник — из останков прежнего. А мощь сохранилась. Суть осталась той же.

— Если он найдется, так можно будет определить, когда его сделали.

— Каким образом? — спросил я.

— Радиоуглеродный анализ.

Однако занимало Рувима совсем другое.

— Оружие, — бормотал он. — Да, согласен. Вспомни только древнюю молитву, которую произносил Моисей, когда Ковчег выносили перед войском. «И рассыплются враги Твои, и побегут от лица Твоего ненавидящие Тебя».[40]Ведь это явно молитва, произносимая над опасным оружием. А из твоих рассказов о Нгома понятно, что он тоже действовал как оружие.

Рувим поставил стакан на стол и поднял ладони.

— Давай тут немного притормозим, — попросил он. — У Ковчега и Нгома, конечно, много общего, очень много. Но они разные. Нгома — барабан, а Ковчег — ящик. Разница большая. Ковчег нигде и никогда не называли барабаном. Совершенно противоположные вещи.

Я неспешно сходил к стойке, взял нам еще выпить, уселся поудобнее и с улыбкой произнес:

— Иногда, Рувим, как слишком уж любит повторять наш друг Дауд, две противоположности — едины.

Я пояснил, что библейские тексты очень древние, что в них описывается мир, который для нас почти полностью закрыт. По причинам политическим и религиозным текст на протяжении веков меняли, а настоящее назначение и историю древнего, подлинного Ковчега намеренно искажали. Тексты Библии — отредактированная версия куда более древнего повествования, существовавшего в народных преданиях, версия, в которой опущены многие забытые подробности.

Описание Ковчега и его действия составлялось в основном в тот период, когда самую важную роль в жизни израильского государства играл Храм. Сам Ковчег, его история и история скинии должны были соответствовать концепции Храма; по большей части они-то и лежат в основе истории самого Храма. В такую схему никоим образом не укладывался простой барабан или оружие из древесины акации.

В древних текстах все же есть подсказки, проливающие некоторый свет на истинное назначение древнего Ковчега. Одну из них можно найти в отрывке, где Бог разговаривает с пророком Натаном и объясняет ему, что Ковчег не всегда хранился в доме у пророков. «Я не жил в доме с того времени, как вывел сынов Израилевых из Египта, и до сегодня».[41]Это предполагает, что евреи несли Ковчег с самого начала похода через пустыню, а не изготовили его в пути. Они несли его с собой из Египта. Похоже на недосмотр переписчиков, желавших изменить текст.

То же самое мы видим и в описании того, как евреи перешли реку Иордан. Чтобы они смогли попасть в Ханаан, свою Землю обетованную, Ковчег заставил воды реки разойтись. И когда евреи пересекли Красное море, воды его тоже разошлись. Правда, там это чудо приписывается жезлу Моисея. А на самом деле сотворить его мог и Ковчег.

— Помнишь, чем занялись евреи в первую очередь, когда оказались на другом берегу Красного моря? Сестра Моисея Мариам танцевала и била в барабан. Она несла его с собой. Ей даже не пришлось его доставать. Она несла его из Египта. Вот чем занялись евреи, как только попали из Африки в Азию. Мы слышим бой простого африканского барабана, который в египетской религии тесно связан с борьбой добрых и злых сил.

И не забудь, — продолжал я, — что слово «арон» (ковчег) в иврите тоже связано с музыкой и барабанным боем. Помнишь, несколько лет назад я тебе рассказывал о моем разговоре с Наки про этимологию слова «арон»? Среди прочего он упомянул, что оно может происходить от корня «рнн» и означать что-то вроде «я — тот, кто шумит».

Рувим отпил виски и несколько минут сидел, поглаживая бороду. Он погрузился в раздумья. Потом, потянувшись, с улыбкой ответил:

— Да, хорошо, я согласен: есть аргументы в пользу того, что Ковчег еще и музыкальный инструмент. Он участвует в музыкальных процессиях, его носят в сопровождении труб. Он издает музыкальные звуки. Когда его несут в Иерусалим, это сопровождается шумом, звуками труб. А когда его носят вокруг стен Иерихона, он вообще напоминает инструмент из военного оркестра. «Как скоро Иисус, — торжественно процитировал Рувим, — сказал народу, семь священников, несших семь труб юбилейных пред Господом, пошли и затрубили трубами, и Ковчег Завета Господня шел за ними; вооруженные же шли впереди священников, которые трубили трубами; а идущие позади, следовали за Ковчегом, во время шествия, трубя трубами».[42]

И тут Рувим вдруг наклонился ко мне; лицо у него было такое, словно он увидал призрака. Мой друг побледнел, рука, протянутая ко мне, дрожала.

Глядя мне прямо в глаза, он медленно произнес:

— А мы ведь часто говорили о том, как много общего между Ковчегом и ефодом, который Моисей изготовил в пустыне, тогда же, когда и Ковчег. И если мы предположим, что Ковчег и ефод — одна вещь — как я часто думал и как считают многие компетентные ученые, — и если эта вещь, как ты предполагаешь, имеет сходство с барабаном, то ты вспомни — вспомни только! — Рувим уже кричал и дико размахивал руками. — Вспомни, как в книге Исхода описывается изготовление ризы для ефода!

Я все еще не понимал, к чему он клонит.

Рувим наскоро порылся в портфеле, вытащил Ветхий Завет на еврейском языке, который всегда возил с собой, и нашел мне текст. Я медленно прочитал. Потом прочитал еще раз. И когда я со всей неотвратимостью постиг значение этих строк, по спине у меня пробежала дрожь. Я понял: риза ефода — декоративная рама, или оправа для барабана. Ничем другим она просто не могла быть.

В Библии говорится, что ефод крепился с помощью двух золотых цепей к нагрудной пластине первосвященника, а с обеих сторон у ефода имелись золотые кольца, соединенные с цепями. То есть крепление именно таково, как и полагается у барабана: чтобы руки оставались свободны и можно было бить в барабан. По нижнему краю ризы прикрепили шарики из голубой и красной шерсти — или, как сказано в тексте, «плоды граната» с бубенцами.

Рувим забрал у меня потрепанную книгу, надел очки, которыми пользовался для чтения, и прочитал вслух на иврите:

— «И сделай верхнюю ризу к ефоду голубого цвета; наверху посередине должно быть отверстие; вкруг отверстия должно быть плетение, как отверстие у тахраха, чтобы не разорвалось… по подолу сделай плоды граната голубые и алые… а меж ними бубенцы золотые. Пусть чередуются по подолу ефода золотые бубенцы и плоды гранатовые. Пусть Аарон надевает ризу для служения. И будет слышен от бубенцов звон, когда он будет входить во святилище пред лицо Господа…».[43]

В русской синодальной версии Библии этот отрывок звучит следующим образом: «И сделай верхнюю ризу к ефоду всю голубого цвета; среди ее должно быть отверстие для головы; у отверстия ее вокруг должна быть обшивка тканая, подобно как у отверстия брони, чтобы не дралось; по подолу ее сделай яблоки из нитей голубого, яхонтового, пурпурового и червленого цвета, вокруг по подолу ее; позвонки золотые между ними кругом: золотой позвонок и яблоко, золотой позвонок и яблоко, по подолу верхней ризы кругом; она будет на Аароне в служении, дабы слышен был от него звук, когда он будет входить во святилище пред лице Господне…»

— А что означает слово «тахрах»? — спросил я.

Рувим не знал.

— Я пойду посмотрю, — решил я и не спеша отправился к себе за словарем, не переставляя удивляться, что никогда не придавал особого значения описанию ризы для ефода.

Вернувшись, я положил словарь на стол и отыскал слово «тахрах». По мнению Брауна, Драйвера и Бриггса, «тахрах» может означать что-то вроде полотняного корсета, но это мне мало о чем говорило; кроме того, не указывалось происхождение слова.

— Слушай, Рувим, — неуверенно заговорил я. — А если вывести это слово от корня, который сам напрашивается — «хрх» (гореть, загораться), — тогда оно может означать печь, то есть место, где горит огонь, или что-то вроде того. Получается: «…у отверстия ее вокруг должно быть оплетение, подобно как у отверстия печи». Понимаешь? Верхняя часть ефода могла быть барабаном, если его закрыть крышкой, а если открыть, отверстием (дулом) какого-то примитивного оружия или же просто устройства, которое испускало грохот и дым, а вокруг отверстия должно было быть оплетение, укрепляющее ризу, «чтобы не разорвалось», — на случай взрыва, или же это оплетение должно было быть на самом ефоде, для прочности, «чтобы не сломался», — что-то вроде кольчуги. А само отверстие в ризе — чтобы бить в барабан или проделывать прочие штучки: стрелять огнем и грохотать.

В Мидраше, припомнил я, говорится, что сжигаемые Ковчегом ветки пахли ладаном. Ковчег, он же ефод, — это еще, наверное, и своего рода курильница, в которой в зависимости от того, какой выполнялся обряд, сжигали ладан и тому подобное. Еще я вспомнил про алтарь, созданный, как и Ковчег, в Синайской пустыне; видно, когда Моисей спустился с горы Синай, евреев охватила строительная лихорадка. Алтарь, как и Ковчег, представлял собой ящик из древесины акации и имел почти такие же размеры (два локтя в высоту, один в ширину и один в длину). Как и у Ковчега, у него на углах были кольца для переноски. Каждое утро и каждый вечер на алтаре сжигали в золотой курильнице ладан. Вероятно, изначально и Ковчег, и ефод, и алтарь — одна и та же вещь. Когда на ящик водружали курильницу, ее, несомненно, ставили на отверстие в «тахрах». Озарившая меня ярким светом мысль о том, что ефод, он же Ковчег, — это барабан, совершенно неожиданно породила в моем сознании новые образы. Например, когда Давид, не щадя сил, танцевал перед Ковчегом, он танцевал с ефодом. Ведь царь танцевал раздетый, чем и навлек на себя презрение жены своей Мелхолы, которая с того времени никогда не делила с ним ложе. Возможно, Давид слишком уж обнажился, а ефод не прикрывал его интимных мест. А если он еще и бил в барабан, нетрудно представить, что при этом выделывал его мужской орган.

Получается, царь, раздетый, танцевал и бил в барабан — он же ефод, — который висел на цепи у него на шее. А на ефоде была риза с разноцветными шариками и звенящими бубенцами. И наверное, царь совершал над отверстием ризы неподобающие телодвижения. Так в самом ли деле барабан, он же ефод, — и есть Ковчег? Получается, Давид танцевал перед Ковчегом, но этот Ковчег висел на нем со своей ризой и бубенцами?

 

Добравшись до самой сути, Рувим от волнения затаил дыхание.

— Я не специалист в этимологии, но версия, что Ковчег — музыкальный инструмент, просто неотразима! Если только представить — как мы с тобой представили, что ефод — предмет вроде барабана, то уже при чтении его описания ничто другое просто в голову не приходит! Его носят туда-сюда, его используют для колдовства; как Нгома и другие африканские барабаны, он издает грохот, и его сопровождают трубами. Призывы к шумному торжеству во славу Господа, встречающиеся в псалмах, приобретают дополнительный смысл. Сверху в ризе есть отверстие, чтобы бить в барабан, а по краям — бубенцы, для большего звона. И знаешь, — добавил он, отпив глоток виски, — я только сейчас понял, что тут есть еще один маленький ключик.

У Ковчега, пояснил Рувим, как и у ефода, имелся покров голубого цвета. Кроме того, Ковчег покрывали шкурой животного, который на иврите называется «тахаш» — название, обычно переводимое как «барсук». А вот в новейших переводах Библии «тахаш» переводится как «тюлень» или «дюгонь». Эти морские растительноядные животные, иногда достигающие в длину пятнадцати футов, живут у побережья Красного моря. На арабском языке они называются «тукас».

Поймать такого зверя легко, шкура у него достаточно большая для изготовления накидки или полога. Рувим предположил, что коль скоро речь идет о покрове из шкуры и пустой емкости из древесины акации, тут же возникает образ некоего обтянутого шкурой барабана. И его покрывали, как и ефод, голубым полотном и шкурой дюгоня. Тюленья или дюгонья кожа используется для обтягивания барабанов у многих народов, например у эскимосов.

— А размер! — подхватил я. — Ты не задумывался над тем, какого размера Ковчег? Два локтя в длину. «Локоть» — расстояние от локтя до кончика среднего пальца. Если бить в барабан диаметром в два локтя, опершись локтями на его края, то как раз будешь ударять в самую середину — в точке наибольшего резонанса.

Рувим осклабился:

— Знаешь, благословенной памяти мудрецы учат в книге «Зоар», что библейские сказания и легенды — лишь внешний покров Торы. И нам строго предписывается смотреть глубже. Тем, кто этого не делает, не будет места в грядущей жизни. Мы обнаружили верхний покров Ковчега. И нам нужно заглянуть под него. Мы с тобой следуем духовным предписаниям раввинов!

— Взгляд весьма современный, — заметил я. — Некоторые ученые, например, Карло Гинсбург, историк из Калифорнийского университета, советуют проникать под покров очевидного и простого, чтобы достичь подлинной реальности, которой не хватает в традиционной исторической науке.

— А в Библии, — продолжал Рувим, не обращая на меня внимания, — полно намеков на то, что Ковчег был не один. Например, нехорошая ситуация, когда царь Давид соблазнил жену одного из своих военачальников — Урии Хетгеянина.

Царь узнает, что Вирсавия забеременела, и делает жалкую попытку прикрыть свои грешки — посылает Урию домой, провести ночь с супругой. Тогда беременность можно будет списать на мужа. А Урия, который был отнюдь не дурак, дает вероломному повелителю отличный ответ: пока Ковчег и воины Израиля остаются на поле боя, он, мол, и не подумает нежиться у себя дома с женой. А загвоздка в том, что в тот момент Ковчег находился в Иерусалиме! Войска же осаждали Равву. Какой тогда Ковчег они взяли с собой на поле битвы?

— Ковчегов, вне сомнения, было много, — согласился я. — Мой старинный друг из Оксфорда, профессор Филип Дэвис — в университете в Шеффилде он считался выдающимся библеистом — настаивает, что «ефод» и «Ковчег» — слова полностью взаимозаменяемые.

Я даже вспомнил статьи, в которых Дэвис очень убедительно обосновал это утверждение. Одна была опубликована в 1975 году в журнале «Геологические исследования», другая — в 1977-м, в журнале «Северо-западные семитские языки».

— Теперь я понимаю, что он прав. Получается, до централизации культа в Иерусалиме ковчегов было много, потому что ефоды всплывают то и дело.

Рувим вдруг замер, словно его осенила какая-то мысль, и, вынув из кармана карандаш, написал на оборотной стороне настольного коврика два слова на библейском иврите. Пододвинув ко мне коврик, он сказал:

— До меня только что дошло: на иврите слова

— «Ковчег» и

— «ефод» — пишутся очень похоже, и это могло когда-то вызвать путаницу.

Солнце опускалось на холмы; я еще и еще рассказывал Рувиму о непростых африканских обычаях, связанных с Нгома, о том, что есть общего между ними и Ковчегом. Я говорил о его роли в переселении народов к югу, о местных легендах и о том, как их можно понять и истолковать.

Энтузиазм Рувима вскоре иссяк. Он подавил зевок, начал поправлять белоснежные манжеты с золотыми запонками и согласно кивал. Демонстративно убрал в карман очки. Взглянул на золотые часы от Картье. Лицо застыло в маске, выражающей внимание. Только не очень убедительной — историей Африки Рувим никогда особо не интересовался.

— Предположение довольно смелое — что Ковчег из Храма или какой-то другой более древний ковчег попал в такую даль, — в конце концов заявил он, отрешенно глядя на немыслимо красивые леса Соутпенсберга. Обезьянки перебирались с лужайки в рощицу за гостиницей и устраивались на ночь; закатное солнце покрыло все вокруг золотистой дымкой.

— Да, смелое, но в древние времена люди путешествовали куда чаще, чем принято считать, — сказал я. — В окрестностях Лимпопо проходили торговые пути на Ближний Восток, в Индию и Китай. Эти земли отнюдь не были отрезаны от всего мира, и сюда много чего могло попасть. В том числе и Ковчег. А следов, ведущих в здешние горы, все больше и больше. — И я кивнул в сторону Соутпенсберга.

— В последние годы, — медленно произнес Рувим, — поиски идут по всему миру, но никто пока ничего не нашел. Удивительно. Предположение, что Ковчег спрятан в субсахарской Африке, восторга у меня не вызывает. Я по некоторым причинам предпочел бы, чтоб он находился в Эфиопии. Но ты прав, теперь я понимаю. Ты последовал совету Рабина и попытался проследить путь священников. Современная наука тебе помогла. Результаты тестов ДНК, благодаря которым мы обнаружили первосвященников даже здесь, — аргумент вполне весомый.

Рувим говорил с рассудительным видом, поглаживая бороду.

— Еще следует упомянуть, что я ни от кого не слышал возражений против твоего варианта истории лемба. Предположение, что жрецы Буба принесли сюда Ковчег из Аравии, весьма убедительно. Тот отрывок из произведения Аль-Идриса может относиться к прибытию на землю Африки Ковчега — он же Нгома, — ведь слово, которое он употребляет, на иврите означает «бог», а Ковчег — это Бог. Судя по твоим рассказам, бытующее у лемба предание о Нгома — очень древнее, древнее любых влияний христианского миссионерства.

Тут Рувим презрительно сморщил нос; к миссионерам, пытающимся обратить иудеев, он испытывает особое отвращение. Насчет древности преданий о Нгома он заметил верно.

— Этот наш разговор очень важен, я уверен. Кусочки начинают складываться в общую картину.

Рувим улыбнулся. Зубы у него по-прежнему были белоснежные, и, несмотря на темные тени под глазами и морщинки на загорелых щеках, Рувим все еще был хорош собой. Он с мольбой простер ко мне руки:

— Ты скажи мне только вот о чем… Так, мелочь, сущий пустяк. Где Ковчег? Мне уже недолго осталось, сам знаешь. Прежде чем умру, я хочу его увидеть. Найди его. Сделай радиоуглеродный анализ, и мы приблизимся к ответу.

Рувим улыбался, но чувствовалось, что настроен он серьезно.

— Несколько лет назад я думал, что уже приблизился, — ответил я. — Я тебе рассказывал о своем ночном приключении в пещере у селения Мпози. Разумеется, я тогда не знал, что представляет собой Нгома, но сильно испугался. Струхнул, сам понимаю. До сих пор стыдно. Но в 2001 году я опять побывал на Думгхе. И опять испугался. Большинство моих знакомых в тех краях уже поумирали, и старый вождь тоже. В округе стояла страшная засуха, в полях никто не работал, потому что и полей-то не было. Все высохло. И вот я пошел к горе, пробрался по тропе между валунами и вошел в пещеру. Меня переполнял страх, но я себя пересилил. Меня от страха чуть не вырвало.

— Страх нужно уметь обуздывать. Я это понял еще мальчишкой, сидя на чердаке. Так что ты там нашел?

— Я заставил себя войти в первую пещеру, потом, через небольшой лаз, во вторую. Ничего там не было — ни диких зверей, ни змей двухголовых, ни львов. Кучки помета летучих мышей, несколько истлевших костей — и все.

— Думаю, мы на верном пути! — твердил Рувим, ведя меня в столовую. — Знаю, что на верном! Но идти по верному пути — еще не значит найти Ковчег. Знаешь, — с воодушевлением продолжил он, — рэнд[44]сильно упал, местные согласны работать за гроши. Мне так сказали в «Венеции». Они и тому рады. Я могу нанять целую армию помощников. Сотни. А если ненадолго — то и тысячи.

Рувим окликнул проходившего мимо официанта, сунул ему бумажку в десять рэндов и спросил, сколько тот зарабатывает в неделю.

— Ты слышал? Нет, ты слышал?! Даже меньше чем за гроши! Мы можем прочесать всю местность. Залезем в каждую пещеру — отсюда и до Зимбабве. Прочешем долину Лимпопо. Отправимся на твою драгоценную Думгхе и в Мберенгва. Почему бы нам не попытаться в последний раз? От этого так много зависит. Вложим все силы. Возьмись разок как следует. Пока есть время — сделай последнюю попытку. Послушай, я изменю свои планы. Сообщу сотрудникам, что побуду здесь пару недель. Кларе скажу, что это связано с бизнесом. — И Рувим уже потянулся за мобильником.

— Да погоди ты, Рувим. Понимаешь… э-э… я не уверен, будет ли от этого прок, — мягко заметил я. — Слишком много тут заинтересованных. Нам потребуется разрешение сверху. Может, даже от самого президента.

— Да ради Бога. С Табо Мбеки мы знакомы, — ворчливо сказал Рувим. — Я с ним на днях встречался. И Манделу я знаю. И половину министров. А если придется работать в Зимбабве, то я и Мугабе знаю. У нас с ним дела.

— Прелестно, — пробормотал я. — Проблема в другом: толку от этого не будет, я уверен. Понадобится содействие и лемба, и венда. А они ни за что не согласятся. Ковчег хочется заполучить всем. А без официального разрешения, без помощи местных жителей такую крупномасштабную операцию, как ты планируешь, организовать невозможно. Тот, кто прячет Ковчег, перевезет его куда-нибудь в другое место. Мы его никогда не найдем. Такие дела нужно делать потихоньку.

— Ты не изменился, — сказал Рувим совершенно другим тоном. Он подарил мне долгий и отчасти презрительный взгляд. Пожал плечами. — Ты никогда по-настоящему и не впрягался. Я тебе предложил любую помощь, я был готов предоставить любую финансовую поддержку, а ты что сделал? Наплевал на мои деньги, и все. Ты никогда не понимал, что в этой жизни без денег ничего не добьешься. Без денег ты — ничто. А ведь ты мог снарядить отличную экспедицию в Эфиопию и поставить наконец точку. Даже израильские спецслужбы считают, что Ковчег, вероятнее всего, там. Помню, как много лет назад я спрашивал, понимаешь ли ты, что такое мечтать. Теперь вижу — ты никогда и не понимал. И еще ты не понимаешь, что избавление Израиля — Израильского государства — связано с Ковчегом, и когда Ковчег найдется, исламский мир наконец признает: евреи занимают на Ближнем Востоке место, завещанное им Господом. Такое сочетание — Ковчег и династия первосвященников, восходящая к временам Моисея, — знак того, что настало время возвести третий Храм, время ждать Мессию…

Глаза у Рувима горели, и походил он сейчас на слишком хорошо одетого, но сварливого ветхозаветного пророка.

— Вот — мечта! — Рувим повысил голос. — Сильный Израиль в назначенных Богом границах. Израиль, который не окружен со всех сторон кровожадными соседями. Созданное Господом государство, признанное во всем мире, со своим собственным Храмом, возрожденным Храмом в Иерусалиме, государство, ждущее своего Мессию. Такая мечта стоит усилий и больших вложений. А ты не сделал ни того ни другого. А все вложения — и времени, и денег, и сил — окупились бы сторицей. Сторицей! И в финансовом плане тоже. И ты бы сейчас не прикидывал, как будешь существовать в старости на убогую преподавательскую пенсию! Вот чем ты явно ни разу не занимался — так это подсчетом упущенных прибылей. Если уж откровенно — ты для таких дел не годишься. Пьешь слишком много, зациклился на женщинах не того сорта и любишь помечтать. Одно я тебе точно скажу — бизнесмен из тебя никакой.

— Не спорю, — согласился я, кусая губы. Я понимал Рувима. Но понимал я и то, что нам с ним Ковчег нужен для разных целей.

Спать мы легли рано. За завтраком Рувим почти не говорил. Потом мы пошли прогуляться по лесу, он задал мне один-два лаконичных вопроса про Нгома, а через полчаса прибыл шофер — отвезти Рувима в Йоханнесбург. Рувим улетал в Тель-Авив. Он вяло помахал мне рукой из окна «мерседеса».

В тот день я видел его в последний раз.

 

Недели две я потерянно бродил по горам Соутпенсберга. Слова Рувима камнем лежали у меня на сердце. Я бороздил местность с востока на запад и с севера на юг. По узким, повисшим над пропастью тропинкам я карабкался выше и выше в горы, пробирался через оплетенные лианами рощи, а в ушах у меня звенели его едкие слова. Я ночевал прямо в горах, прикрепив к дереву москитную сетку. Заставлял себя попусту рисковать.

Во всех деревнях, где жили лемба, меня принимали прекрасно. За мной ухаживали, постоянно выражая ужас при известии, что я хожу пешком. Я осторожно давал людям понять, что раз уж я раскрыл важнейшие тайны истории лемба и отыскал Сенну и Пуселу, то мне осталось, покуда я не умер, найти еще одну вещь: Ковчег — Нгома Лунгунду. И от каждого я слышал одно и то же. Всегда оказывалось, что есть кто-то более старый и мудрый, чем мой собеседник, и уж ему-то точно известен секрет Нгома. Человека, которому известно местонахождение Нгома, я должен был найти сам.

Пару раз я навестил Мазива в его бунгало в Сибаса. Он ушел на покой; ему теперь нравилось сидеть на террасе, поглядывать на свой фруктовый сад и разбирать бумаги. Он сказал мне то же самое, что говорил уже много раз. Ковчег спрятан в горах. Вероятно, где-то неподалеку от Чиендеулу, высоко в горах Соутпенсберга. Кое-кто из стариков знает. А сам он не знает — ни где спрятан Ковчег, ни кому именно известно, где он спрятан.

Как-то раз, сидя на террасе за чашкой чая, я спросил у Мазива — были ли еще нгома, кроме Нгома Лунгунду.

— Люди всегда делали копии Ковчега. И к копиям переходила некоторая часть его могущества. Но настоящий Нгома, настоящий Ковчег, тот, который старики считали подлинным, — нашел у Лимпопо один белый. Я тебе про него говорил. Это случилось, когда я был еще совсем молодой, лет шестьдесят тому назад. Так говорили старики. А другие нгома, спрятанные в пещерах или расселинах, его копии, и они еще обладают некоторым могуществом. Все копии Ковчега стоит отыскать, где бы они ни были. Хотя бы потому, что они приведут к настоящему Ковчегу.

А я про себя подумал: легенда о многих ковчегах, ковчегах, рождающих другие ковчеги и передающих им свою силу, полностью соответствует тому, что нам известно о библейском Ковчеге-ефоде.

 

К концу февраля я уже вернулся в Лондон. Теперь мое представление о Ковчеге было яснее, я лучше прочувствовал его историю. Правда, ничего конкретного я так и не нашел. Я облазал больше пещер, чем самый завзятый спелеолог. Я опросил толпы дряхлых беззубых стариков. Того, что мне нужно, они не знали, но никогда не упускали случая отправить меня куда-нибудь еще — поискать кого-нибудь постарше и помудрее, старика, который-то уж точно окажется настоящим кладезем бесценных тайн. И вот такого-то — самого старого и неуловимого — мне найти не удалось.

До меня постепенно дошло, что ветхих мудрецов, на которых я рассчитывал как на надежный источник информации, просто не существует. С Южной Африкой, понял я, пора завязывать — хоть туда и вели многие интересные следы. Мне казалось, что я узрел свет, узрел проблеск истины, — и тем труднее было отвернуться.

Мне вспомнились слова из Корана, которые процитировал некогда муктар Сенны: «Сравнятся разве мрак и свет?»

По-видимому, вопреки собственному желанию мне придется искать где-то в другом месте.

 




Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 17 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

ИЛЛЮСТРАЦИИ | ЗНАМЕНИЕ ЕГО ВЛАСТИ | СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ СВЯЩЕННИКИ | ГОРОД МЕРТВЫХ | КЛЮЧ К ПРОШЛОМУ | ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ ЕДИНЫ | ПЕРВЫЙ ПОРОГ | ЛЕГЕНДА О ЦАРИЦЕ САВСКОЙ | ГРОБНИЦА ПРОРОКА ХУДА | СТРАЖИ КОРОЛЯ |


lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.043 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав