Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Границы совести

То, что мы обычно понимаем под совестью, есть внутрен­нее чувство, которое сродни чувству равновесия. С помощью этого чувства мы ощущаем, как нужно себя вести, чтобы при­надлежать к определенной группе, и чего необходимо избегать, чтобы не проиграть право на принадлежность. Наша совесть спокойна, когда мы выполняем условия принадлежности. Наша совесть неспокойна, если мы отступаем от этих условий.

Условия принадлежности различны у разных групп. В семье воров нужно вести себя иначе, чем в семье священника, напри­мер. Для того чтоб совесть была спокойна, дети в обеих семьях ведут себя совершенно по-разному.

Моральным мы считаем то, что ценится в нашей семье, и аморальным то, что отрицается. Содержание этих принципов полностью почерпнуто из системы.

Странно, но чистая совесть дает нам право причинять вред другим, тем, кто отличается от нас. Чистой совестью прикры­вается, как правило, тот, кто собирается причинить вред дру­гому. Если я хороший и хочу добра, мне нет нужды взывать к моей чистой совести. Это странно.

Настоящее добро творится по ту сторону совести, чтобы действительно делать добро, нужно выйти за границы собствен­ной совести, а это требует мужества. Истинное добро служит многим, оно признает действительность различий между раз­ными группами, системами, религиями.

Однако существует и высшая инстанция. Она действует за пределами совести, которую я описал только что. Эта инстан­ция действует, когда мы сами в гармонии с чем-то большим. Действие этой инстанции можно иногда увидеть в расстанов­ках, когда все участники умиротворены и находятся в созвучии с чем-то большим. Или когда человек замечает, что он призван к чему-то и не может избежать этого. Если он не следует такому призванию, что-то ломается в его душе. Или человек, занима­ясь чем-то определенным, легкомысленно полагает, что это и есть то, что надо, что-то ломается в его душе. Это тоже резуль­тат действия совести. Это — совесть высшего порядка. Она близка бытию, существенному.

То опасное движение отца, которое обозначилось в расста­новке, совершенно ясно показало движение к умершим из любви. Это и было движение совести. За ним действует следу­ющее представление: если я сделаю это — я с вами. Поэтому движение к смерти связано с глубоким чувством невиновнос­ти. Такая невиновность, как ни приятно ее ощущать, враждеб­на жизни. Видно, как важно распознать это, и вопреки страс­тному стремлению к невиновности перейти на другой уровень, где оставить то, что было, или то, что есть. Например, оставить умерших там, где они есть, или там, где они хотят быть. Зача­стую это связано с чувством вины. С этим чувством нужно столкнуться или можно столкнуться с целью подтверждения того, что «остаться жить» — это тоже невиновность, может, даже большая, чем следовать за умершими. Это было видно по обозначенному движению.

В этой связи я хотел бы еще кое-что сказать о другой, родо­вой, совести, которую мы не ощущаем. В процессе семейных расстановок выявляется, каким законам следует эта совесть. Она объединяет совершенно определенный круг лиц, я назову его для тех, кто его еще не знает. Это дети, родители, братья и сестры родителей, родители родителей, кто-либо из прароди­телей и все те, кто освободил место для одного из членов сис­темы, например, прежние партнеры родителей или прародите­лей. Вот этот круг. Он управляется общей совестью. Эта со­весть определяет, что никто не должен быть потерян для систе­мы. Если под влиянием личной совести (которая устанавливает различия между добром и злом) один из членов системы изго­няется из семьи или исключается, или забыт, то под влиянием родовой совести определяется другой член системы, призван­ный замещать исключенного, так сказать, для восстановления равновесия.

Родовая совесть подчинена еще одному закону, а именно: ранее вошедшие в систему имеют преимущество перед при­шедшими позднее. Т. е. родители имеют преимущество перед детьми, первенец — перед вторым ребенком. Кто нарушает ус­тановленный порядок (например, ребенок, пытающийся сде­лать для своих родителей то, что ему не подобает — искупить вину родителей, или старший ребенок чувствует себя ответ­ственным за свою мать, полагая, что он должен держать ее, а не она его), тот идет против родовой совести.

Родовая совесть беспощадна. Она наказывает такую дерзость крахом или гибелью. Несмотря на то, что ребенок делает это из любви — и с точки зрения личной совести это воспринимается, как невиновность, — родовая совесть воспринимает это как тяжкую вину и соответственно наказывает. Все семейные тра­гедии, как и трагедии вообще, происходят в силу противоре­чия друг другу обоих видов совести. Герой трагедии с чистой совестью совершает то, что противоречит родовой совести, и оттого гибнет. Он должен освободиться не только от влияния собственной совести, но и совести родовой, уважая их и отда­ляясь от них одновременно. Это можно сделать, только нахо­дясь в связи с глубокими силами, а это глубокая душа. Душа в самой ее глубине, погрузившись в которую можно уйти от всех различий и черпать силу для освобождающего действия.