4 августа 2054 года, 10:34:21
Буферная зона
Клиника доктора Просперити
Я содрал очки и контакты с рук, несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь унять тошноту. Подключения к нейролингве оказались для меня пыткой похуже боли от сожженной по всему телу кожи. Доктор Просперити намеревался превратить меня в двадцатипятилетнего блондина точно к сроку.
— Еще инъекцию, доктор Павлов? — поинтересовался агент Нимура.
Доктор Просперити покачал головой:
— Нет, больше нельзя. Замедлится процесс роста кожи.
— Сделайте мне укол! — прохрипел я.
— Невозможно, — хирург подошел к прозрачной матрице, куда выводились показания от пятидесяти шести различных датчиков на моем теле. — Мы должны успеть в срок. Если вы не успеете что-то просмотреть — это можно сделать после. Но если к десятому числу не вырастет кожа…
Чувство было такое, что я вот-вот вывернусь наизнанку. Виски разрывало от боли, желудок надрывали спазмы, сердце колотилось так, что я едва мог дышать, хватая воздух ртом.
— Угроза инсульта, — заметил один из ассистентов доктора Просперити, постучав ногтем по одному из указателей на матрице. — Уровень внутричерепного давления…
— Помолчите, — сердито оборвал его хирург и обратился к Нимуре: — Вы можете как-то сократить объем закачиваемой в его голову информации?
Нимура покачал ушастой головой:
— Аналитики и так делают все возможное. Они монтируют данные «Большого брата», оставляя только самое главное…
— Неужели информации о Громове так много? — с сомнением поморщился доктор Просперити.
— Нет, но есть другая проблема, — Нимура показал на календарь. — Евгению Климову двадцать пять лет. Значит, события как минимум последних двадцати он должен помнить. Он должен знать, как выглядят хайтек-школы Норфолк и Биогеника, где он, по легенде, учился. Он должен ориентироваться в событиях культуры, политики и спорта. Он должен…
— Бросьте, — перебил его хирург. — Если вы спросите меня, что произошло за последние двадцать лет в культуре, политике и спорте, я вам не отвечу. Потому что мне дела нет до этих вещей. Вы можете ограничиться только данными по его профессии — нейролингвистике. Все остальное его могло просто не интересовать.
— Маскировка должна быть идеальной! — возразил Нимура. — Иначе Громов его очень быстро раскусит! Надеюсь, вы понимаете, что мы имеем дело с чрезвычайно умным подростком!
Я немного отдышался и вступился за Нимуру:
— Они правы. Чтобы Громов мне доверял — мы должны говорить на одном языке. Я имею в виду ментальную составляющую. Необходимо подружиться с ним. По-настоящему. Мне придется запихать себе в голову весь культурный слой, в котором он живет, чтобы понять, как он думает, и полноценно прогнозировать его поведение. Между ним и Аткинсом есть колоссальная разница. Подросток из тридцатых годов и подросток из пятидесятых — отличаются друг от друга на целую эпоху. Поэтому вы должны придумать средство, чтобы я мог… Восстанавливаться во время сна. А пока, — я повернулся к своему помощнику, — увеличьте содержание анаболика в белковой смеси… на десять процентов. Это не затормозит процесс роста кожи и, может, немного притупит головную боль.
Доктор Просперити скрестил руки на груди, нахмурился и уставился в пол. Некоторое время он напряженно думал.
— Я поговорю с биохимиками, попрошу их смешать какой-нибудь гормональный коктейль, который одинаково бы подходил и для физического восстановления организма, и для реабилитации мозга после каждой основательной прожарки, которой вы его подвергаете.
С этими словами он ушел.
Нимура вопросительно посмотрел на меня:
— У вас есть силы продолжать сегодня? Или…
— Пока не знаю, — ответил я. — Отвезите меня к морю. Может, мне станет лучше на воздухе.
Нимура послушно начал переводить все приборы, прикрепленные к моему креслу, в автономный режим.
— Непросто таскать на себе целый реанимационный кабинет, — мрачно пошутил я.
— Ничего, скоро вы его сбросите, как змея старую кожу, — пообещал агент.
Он включил мотор моего кресла, встал на подножку и аккуратно вырулил из лаборатории.
Мы проехали через клинику и двор к длинному прогулочному пирсу, который тянулся до самого края кораллового рифа, образовавшего остров Просперити.
На деревянной платформе, в самом конце пирса, в каталках уже сидела парочка мумий вроде меня. Одна мумия в бинтах, вторая в комбинезоне — резервуаре для питательной белковой пены, которую использовали для быстрого восстановления кожных покровов. Обе мумии тупо таращились на воду.
Мы заняли место в уголке, за одним из крайних столбов. Я тоже тупо уставился на волны, разглядывая стайку рыб, кормившихся у края рифа.
— У вас уже сложилось какое-нибудь мнение о Громове? — спросил Нимура. — Информацию о нем вам давали в первую очередь.
— Видите ту рыбку? — я показал на сине-желтую рыбу-бабочку. — Как, по-вашему, мы можем прогнозировать ее поведение, не зная, какая здесь вода, когда бывают приливы и отливы, какая пища для нее тут имеется, какие повадки у ее стаи?
— Нет, не можем, — Нимура подошел к самому краю и заглянул в воду, потом повернулся ко мне. — Вы хотите сказать, что без данных о культурной и социальной среде Громова не можете сказать о нем хоть что-то определенное?
— Могу сказать, что у него два уха, два глаза, рост метр семьдесят, а будет приблизительно метр восемьдесят пять, вес килограммов шестьдесят пять и большие способности к программированию.
— Ясно, — усмехнулся Нимура. — Доктор Павлов, я хочу сказать вам… Мистер Буллиган предупредил меня, что вы скорее всего рассчитываете вести какую-то свою игру. Что вы, вероятно, преследуете собственные цели, помогая нам. Возможно, захотите узнать больше о смерти Роберта, кто в этом виноват и так далее. Одним словом, если у вас есть подобные планы — вы можете просто сказать нам, что вам нужно, и любая ваша просьба будет удовлетворена.
— А вы знаете, кто убил Роберта? — спросил я чуть насмешливо. — И готовы сказать об этом мне? У вас есть доказательства?
— Смерть Роберта Аткинса стала ударом для нас всех, — Нимура кашлянул в кулак. — И она осталась тайной. Скажу вам откровенно. В этом вопросе мы тоже рассчитываем на вас. Что вы сможете понять мотивы его поведения. Почему он поехал в горы, почему решил спуститься по склону… Чем он жил последний год? Ведь он практически не покидал Рободом.
— Роберт спроектировал и построил Рободом именно для того, чтобы его не покидать, — буркнул я. — Это было единственное место, где он чувствовал себя комфортно. В безопасности.
Нимура чуть помолчал. Потом начал нерешительно мяться с ноги на ногу. Наконец решился спросить:
— Скажите… Правда, что Роберт собирался жениться на Хелене Наварро?
Я зажмурился от боли, пронзившей левую сторону моей груди, как раскаленная игла. Спустя секунду боль отступила, словно иголку вынули.
— Нет. Они были просто друзьями, — ответил я. — Хелена заботилась о Роберте.
— Но… Она же сама сказала, что…
— Если бы Хелена не жалела Аткинса, возможно, у них что-то и получилось бы, — сказал я. — Но она жалела, а Роберт не хотел, чтобы его жалели. Извините, Нимура, мне трудно говорить... Физически.
— Да-да! — встрепенулся агент. — Простите, что пристаю с вопросами. Дайте мне знать, когда захотите вернуться в клинику.
Он отошел чуть в сторону и сел на край платформы, свесив ноги.
Я смотрел на воду, потом на узкую полоску горизонта, у которой сходились небо и океан.
Времени до встречи с Громовым оставалось совсем мало.
* * *
28 августа 2054 года, 20:15:21
Токийский хайтек-мегаполис
Башня «Парламент-Скай»,
зал государственных торжеств
П раздник в честь героя напоминал нечто среднее между многотысячным митингом, концертом и средневековой коронацией. Макса усадили за стол на высоком помосте, где он должен был принимать разнообразные дары и выслушивать дарителей. Чтобы те могли высказаться, рядом со столом Громова соорудили трибуну. Политики, медиазвезды, главы корпораций по очереди поднимались и произносили пафосные благодарственные речи.
Иногда за стол Макса кто-то подсаживался и что-то ему говорил. Что именно, Громов уже не слушал. В другом конце огромного зала поставили сцену. Медиазвезды развлекали гостей пением, танцами и различными динамическими инсталляциями.
Макс крепко зажмурился и прижал ладонями веки. Глаза болели и слезились от направленных на него прожекторов. Громову очень хотелось увидеть рядом хоть одно знакомое лицо — Чарли или Тайни. Но из-за света Макс не видел ничего, кроме черных пустых объективов направленных на него камер. Время от времени по ушам начинал бить чей-то голос, многократно усиленный мощнейшими динамиками.
— Ждешь не дождешься, когда момент наивысшего торжества в твоей жизни закончится? — раздался сзади насмешливый голос Хоффмана.
Алекс сел рядом с Максом и широко улыбнулся. Громов заметил, что жизнерадостная сверкающая улыбка Председателя Торговой Федерации существует отдельно от его лица. Вне зависимости от ее ширины и лучезарности глаза остаются злыми.
— Я пережил то же самое на церемонии своей инаугурации, — продолжил Хоффман, щурясь от яркого света. — Скоро все закончится. Все выскажутся, сложат к твоим ногам положенные дары, и назавтра жизнь продолжится, как была. Не принимай все это слишком серьезно.
— Если завтра они все обо мне забудут и дадут возможность спокойно жить, я буду только рад, — ответил Макс.
— Это тебе только кажется, — Хоффман подмигнул ему. — Слава — самый тяжелый наркотик. Вызывает мгновенное привыкание и хроническую зависимость.
— Я к этому не стремился, иначе подался бы в медиазвезды, — заметил Макс.
— Поговорим через несколько дней, — Хоффман снова улыбнулся.
Впереди мелькнула чья-то тень. Максу показалось, что это был инспектор Идзуми, который внимательно следил за ним и Алексом.
— Я не продам вам патент, — неожиданно для себя сказал Макс, глядя Хоффману в глаза. — Сумма и проценты значения не имеют. Это мое окончательное решение.
— Что ж… — мгновение улыбка еще держалась на лице Алекса. — И очень глупое! — зло выпалил он, встал и исчез за стеной света, которая скрывала от Макса происходящее в зале.
До него долетал только гул тысяч голосов, хохот, завывания рок-групп на сцене, звон бокалов. Все это казалось ненастоящим. Будто он спит и видит сон или зашел на Сетевой портал премии «Кенни», где всем желающим за сотню кредитов предоставлялась возможность почувствовать себя победителем. Выбрать наряд, макияж, выйти на виртуальную сцену перед огромным залом, произнести торжественную речь, держа в руках тяжелую статуэтку. Создатели портала гарантировали «реальные ощущения».
Макс оторвал от кисти винограда пару ягод, положил их в рот и не почувствовал никакого вкуса.
— Ты плохо выглядишь даже сквозь грим, — раздался голос доктора Льюиса. — На твоем месте я бы подумал о диагностике.
Профессор киберорганики, в довоенном смокинге с огромным бриллиантовым орденом на лацкане, сел рядом, на то же место, где сидел Хоффман.
— И вы здесь? — Макс прищурился, пытаясь согнать пелену с уставших глаз.
— Разумеется, — доктор Льюис внимательно смотрел на Громова. — Чего хочет Хоффман? Требует продать патент Торговой Федерации?
— Почему это всех так волнует? — Макс попытался прикрыть глаза рукой. — Черт… Могли бы дать темные очки или свет в зале включить! Я никого не вижу из-за этих прожекторов!
— Зато тебя всем хорошо видно. Люди ведь пришли посмотреть на героя, — доктор Льюис подмигнул Максу. — А насчет твоего вопроса — почему все так волнуются, — по-моему, все очевидно. Никто не хочет, чтобы ты повторил судьбу Аткинса. Яркую, но очень короткую.
Доктор Льюис положил руку на плечо Макса и кивнул в сторону Алекса Хоффмана:
— Я слышал, Ломбардо продал тебе «Фантом»? Алекс этого не переживет.
— Это всего лишь турбокар, — отмахнулся Громов.
— Во-первых, это не турбокар, а турбоджет. Во-вторых, «Фантом» — «Мона Лиза» в мире концептов. Ломбардо делал его полжизни, а Хоффман стал гонщиком в надежде, что сможет его испытать. «Фантом» — детская мечта Алекса. И единственная вещь на свете, которая ему не досталась. Он будет очень зол. Даже больше, чем из-за твоего отказа продать патент.
Профессор киберорганики встал и, перед тем как исчезнуть за плотным кольцом света, сказал:
— У тебя появился враг, Макс. Гениальность не сможет тебя защитить, уж хотя бы потому, что Хоффман не в состоянии понять ее масштаб. Будь осторожен. Последуй совету Синклера — прими участие в Олимпиаде. Медиа сделают твою жизнь невыносимой, но только так ты сможешь ее сохранить.
Его последние слова утонули в звуках гимна хайтек-пространства. На трибуну поднялся президент Рамирес и произнес свое знаменитое:
— Сограждане!..
* * *
28 августа 2054 года, 23:55:16
Токийский хайтек-мегаполис
Отель Nobless Tower,
президентские апартаменты
Макс вошел в спальню, содрал с шеи галстук и с ненавистью швырнул его в угол. Повернув голову, заметил, что на экране сообщений, прикрепленном к стене, горит надпись: «Напоминаем, что вы должны покинуть номер не позднее 11:59:00. Учтите это, планируя время на сборы».
Громов посмотрел в сторону гостиной, заваленной подарками.
— Как я все это отсюда вывезу? — спросил он сам себя.
Потом устало махнул рукой, забрался на кровать и лег лицом вниз, засунув руки под подушку.
— Выключить свет, — скомандовал он.
Номер тут же погрузился в темноту. Макс смотрел на огни мегаполиса за окном. Потом протянул руку, чтобы отключить свой биофон, но тот подал сигнал.
— Вам звонят. Алекс Хоффман. Председатель Торговой Федерации, — произнес электронный секретарь.
— Алло, — ответил Громов.
— Поздравляю с покупкой «Фантома»! — выпалил ему в ухо Алекс и нервно рассмеялся. — Надеюсь, ты сможешь с ним управиться. У тебя хотя бы права на вождение турбокара есть?
— Есть, — сухо ответил Макс, — спасибо, что поздравили.
— Поверить не могу, что Ломбардо отдал его тебе! В рассрочку! Без всяких гарантий оплаты! Должно быть, старик так перепугался за свою жизнь, что ты для него все равно что Христос.
— Кто? — не понял Макс.
— Ясно, историю религий тебе через нейролингву не закачивали, — Алекс снова рассмеялся. — А я вот даже в церковь ходил в детстве. Там кормили бесплатными обедами.
— Здорово, — вздохнул Громов.
— Даю тебе последний шанс принять верное решение и продать патент, — зло проговорил Хоффман.
— Я же сказал — он не продается, — устало ответил Макс.
— Ну, хорошо, — голос Хоффмана стал металлическим, — по крайней мере, теперь ты будешь знать, что сам являешься виновником всех своих несчастий. Ты, должно быть, восхищаешься Аткинсом, раз купил его дом…
— Намекаете, что я могу с ним скоро встретиться? — Макс перевернулся на спину.
— Вряд ли вы с ним увидитесь… Я не верю в загробную жизнь, извини, — ответил Хоффман и добавил: — Набирайся сил, процесс будет долгим…
— Процесс?
Но Алекс отключился, не ответив.
Макс глубоко вздохнул и спросил вампиров на потолке:
— И это называется быть героем? Народным любимцем?
Дата добавления: 2015-09-12; просмотров: 9 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |