|
Все вы помните начальные кадры замечательного фильма Василия Шукшина «Калина красная» - тюремный хор исполняет песню «Вечерний звон». Только не о церковном колокольном звоне думают исполнители, а о кандальном. А «дум» он наводит, действительно, очень много. Тюремным этим звоном пронизана вся наша жизнь. Да иного и быть не могло, если за годы тоталитаризма через тюремно-лагерные застенки прошли десятки миллионов людей. Они, за редким исключением, не могли выйти на волю иными – с благородными манерами, со сладкозвучными речами, человеколюбивыми принципами. На волю они выходили волками, и в этом их беда, а не вина. Вина на тех, кто превратил их в волков. Вот оттого и стало в порядке вещей «ботать по фене» (говорить на блатном языке) в высоких кабинетах, ругаться матом дошколятам и девам юным, устраивать кровавые разборки на дискотеках и прочих, говоря по-блатному же, тусовках, гадить в общественных местах и драться за место под солнцем (читай, на нарах) в любых обстоятельствах.
Большинство заключенных советского ГУЛАГа не были ни политическими, ни уголовными в собственном смысле слова преступниками, а лишь обыкновенными гражданами, жертвами тоталитарного режима как в трудовых отношениях, так и в социальном поведении. О чем говорить, если опоздание на работу свыше 20 минут в 1940 году каралось лишением свободы, а прогул чуть ли не лишением жизни. По статистике через тюрьмы и лагеря при большевиках прошли около 100 миллионов человек, и ныне редкая семья найдется, в роду у которой не было бы подвергшихся этой печальной участи.
Что мог принести в общество людей человек, искалеченный тюрьмой? Чаще всего – жестокость, отчаяние и злобу. Злость родителей генетически передается детям. Тюремные порядки переносятся во все сферы личной и общественной жизни. Я не знаю ни одного бывшего заключенного, о котором можно было бы сказать: вот человек, достойный подражания, коль прежняя тюремная система называла себя «перевоспитывающей». Вот почему растет криминализация общества, хотя не только поэтому. Бывшие «зэки» легко вовлекают в свою преступную деятельность несовершеннолетних, о чем свидетельствует хотя бы серия умышленных поджогов личного и общественного имущества нынешней осенью в районе.
Подростки почти поголовно украшают себя татуировками или хотя бы подобием ее в виде росписи фломастером на коже. Этим не гнушаются даже модные певицы, нанося татуировки на открытые части тела. Да чего там – тюрьма диктует моду! Зэковские шапчонки с отгибающимися ушами, кольца в уши, бритые затылки, золотые печатки с черепами на пальцы…
И все-таки куда опаснее распространение мерзких законов тюремной жизни. Любая форма проявления гражданской бдительности называется сейчас стукачеством. «Старики» в любом коллективе дают понять «салагам», где их место. Групповой эгоизм раскалывает те же коллективы – ученические, трудовые, солдатские, досуговые на соперничающие группировки. Но ведь всего этого нет или почти нет в странах «старого света», и в дореволюционной России бурсацкие нравы не проявлялись столь явно! Что это? Народ деградирует? Теряет свой духовный потенциал? Пожалуй, нет. Во всяком случае, история таких примеров не знает (не обвиняем же мы в этом народы враждующих стран, развязавших две мировые войны). Тогда что же это? Временное помрачение сознания?
Не берусь дать в этом месте однозначный ответ, но выскажу мнение, что лучшая, «породистая» часть русской нации поредела неимоверно. Миллионы людей элиты покинули Россию после большевистского переворота 1917 года и в ходе гражданской войны. Миллионы не худших воинов, как «красных», так и «белых», погибли в этой братоубийственной войне. Миллионы и миллионы погибли от голода с началом коллективизации в начале 30-х и в период массовых репрессий последующих лет. А на Великой Отечественной войне кто погибал чаще всего? Не самые ли храбрые и отчаянные, которые могли бы вырастить таких же детей? Это все называется генофондом нации. Он подорван. Но не исчерпан, не сгинул! И это все вселяет оптимизм. Нет, не «новые русские» восполнят потери. Они дети смутного времени, люди переходного периода. Будущее – за теми, кто только начинает жизнь, да, скорее всего, и вовсе еще на свет не появился. Потому как философы и социологи утверждают, что должно уйти с арены деятельности поколение людей прегрешивших, и их место займут более достойные. Ох, как хочется в это верить…
Статья получилась желчная, но высказать все самое личное и сокровенное Вадим Максимович все-таки не сумел. Но редакторша официальной районной газеты живо откликнулась у себя на статью подборкой пенсионерских мнений на за тронутую Шавыриным тему. Подборка была предельно тенденциозна, и это было видно хотя бы из того почетного места, которое было уделено в ней секретарю уренской ячейки коммунистов, численность которой не превышала сейчас тридцати человек. Словно бы на дворе был год этак семьдесят пятый, когда в районной организации состояли более двух тысяч «рыцарей революции».
- «Пенсионерские вести»,- дал после этого пассажа охранительницы большевистской нравственности определение газете Шавырин.
А над головой Марины Баевой тучи сгущались. Во-первых, иссякали ее собственные финансовые запасы. Во-вторых, почта отказалась от распространения и подписки на «Правое дело». В - третьих, директор типографии повысил расценки на печатание. В - четвертых, рекламные объявления приносили мизерный доход. В - пятых, постоянных спонсоров не находилось. Предприниматели были озабочены сколачиванием собственных капиталов, а еще более боялись ответных действий районной администрации, которой независимая газета уже уперлась колом в горло. А тут еще на носу выборы нового главы. Существование легального источника критики в предвыборные планы не входило. Константин Николаевич Веревкин изо всех сил старался обложить строптивую газету со всех сторон: направил на квартиру Бакиной, являвшейся как раз помещением и для редакции, поочередно для проверки - санэпидстанцию, налоговую инспекцию, милицию, отдел культуры, пожарную инспекцию и проч. Издавать Марине газету стало почти некогда. Большая часть времени уходила на составление объяснительных. Последняя статья Шавырина стала и последним номером газеты «Правое дело». Статья называлась
Пресса
В студенческие годы мне казалась очень актуальной фраза поэта Маяковского, выписанная метровыми буквами на фасаде одного из нижегородских зданий: «Газета – это не чтенье от скуки, газетой с республики грязь скребете, газета – наши глаза и руки, помощь ежедневная в ежедневной работе». В немалой степени этот постулат повлиял на выбор места моей работы – редакция газеты. Это было махровое время единогласного «одобрямса», жесткого контроля партийных органов за действиями интеллигенции. Приходилось прибегать к эзоповому языку, чтобы сказать хотя бы крупицу правды об истинном положении дел в районе. О «соскребании грязи» с гадких явлений жизни в те лживые времена не могло быть и речи. Так, по мелочам, да по указке из райкома партии можно было кое-кого пожурить. Но чтобы усомниться в чем-то советском кардинально – ни-ни. Мой приятель, Володя Жильцов, ныне известный правозащитник и журналист, угодил на четыре года в тюрьму за… чтение диссидентской литературы. Мне же просто «перекрывали кислород», не давая возможности печататься.
И вот – свобода. Количество печатных изданий увеличилось в десятки раз. Правда, почти в той же пропорции снизились и тиражи. Содержание газет изменилось до неузнаваемости (исключение – большинство районных газет, которые по-прежнему находятся под каблуком администраций и все более превращаются в обыкновенные стенгазеты, вздыхающие по старым временам).
Плюсы свободы: почти исчезла официальщина и партийщина, темы публикаций стали браться из обыденной жизни, элемент увлекательности зримо увеличился, улучшилось оформление, расширилась тематика.
Минусы: запахло «жареными фактами», в стиле авторов засквозила циничность, элемент развлекательности зачастую превалирует; критики стало больше, но эффект от нее почти нулевой, в оформлении слишком неэкономно используется полезная площадь, забиваемая аршинными буквами заголовков и невыразительными фотографиями, угрожающе растет безграмотность создателей газет.
Если все эти плюсы-минусы «взвесить на весах», то в смысле качества немногое, казалось бы, изменилось? Многое. Пресса распрощалась с назидательностью, от которой начинало тошнить с третьей строки. Большевистская риторика назойливо лезла в глаза. Призывы, лозунги, расхожие сентенции закрывали фальшь общественных отношений. Содержание едва ли не любой статьи было известно наперед, достаточно прочитать ее заголовок: «Идущие впереди», «Впереди – новые рубежи», «Комсомольцы, вперед!» и т.д, и т.п. Шаблон на шаблоне, стандарт на стандарте, блок на блоке.
Но. Нечто подобное происходит сейчас и с новой прессой. В первое время читать было интересно всё: про экстрасенсов, НЛО, конкурсы красоты и про катастрофы, исторические откровения и анекдоты. И… И вот насупило пресыщение. Объелись… Чего же ждем мы от сегодняшней прессы? Поменьше сенсационности (иной факт выеденного яйца не стоит, а преподносится как событие века). Побольше критичности, но не расплывчато-беспредметной, а целевой. Ведь сколько проходимцев занимается сейчас ловлей рыбы в мутной воде, а одернуть их некому.
И еще очень хотелось бы видеть, как говорилось раньше, «пропаганды передового опыта». Нет, не отчетов об устраиваемых шоу-мероприятиях, а рассказов о людях, «прорубающих окно» пусть не в Европу, а в собственный жизненный успех. О людях, мыслящих и действующих по-новому. О племени младом и незнаемом. А вообще: будьте смелее, господа читатели, писатели и издатели! Быть смелым и по-настоящему впереди идущим и означает жить не по лжи.
Увы и увы, статья эта стала лебединой песней для «Правого дела».
А затем были выборы нового главы администрации района. Прежний глава, судорожно цепляясь за уплывающую власть, пошел на испытанные грязные приемы – начал в анонимных подметных письмах обвинять своего соперника во всех смертных грехах. Но номер не удался: люди научились разбираться в правилах подковерных игр. Победу одержал тот, кто оказался порядочнее.
Новый глава начал набирать себе и новую управленческую команду. Неожиданно поступило и предложение Оксане Шавыриной – перейти на работу в отдел образования.
- Что делать, Вадим?- естественно обратилась за советом к мужу Оксана.- Оставлять тебя в школе на растерзание директорше?
- Да не беспокойся ты за меня! В крайнем случае, вернусь на пилораму к Борису,- отшутился супруг.- А тебе не пристало из Уреня в деревенскую школу мотаться. Мне ж не привыкать, да и с ребятами я сильно сдружился.
Но вскоре еще более неожиданное предложение поступило и самому Вадиму Максимовичу. Знакомая сотрудница районной газеты пожаловала к нему с устной петицией от коллектива– возглавить коллектив вместо уволившейся редакторши, которая сильно переусердствовала в пользу прежнего главы в ходе предвыборной компании. Вадим Максимович размышлял недолго:
- Не те времена, не те! Новый глава, может, и постарается перестроить работу подведомственных ему органов, но, как сказал Шекспир: «Уходит Кент, куда глаза глядят: на новом месте жить на старый лад». Сложившаяся в стране система отката от гласности и демократии не позволит ему развернуться, а, следовательно, и вам. А посему не желаю быть заложником этой системы и портить жизнь себе и вам. Спасибо за предложение, но ищите другой, более мягкий вариант.
Супруга решение Вадима не поняла:
- Но ведь это для тебя самого был не худший вариант! Хотя бы в смысле зарплаты, которая раза в три больше школьной. Хотя бы в смысле следования к месту работы, в смысле престижа, в смысле соответствия профессии и в прочих других смыслах.
Но переубеждать упрямца-супруга Оксана в очередной раз не стала: зряшный номер, пустая трата времени.
Новый учебный год Вадим Максимович начал с новым замыслом – создать деревенский музей. Подходящее отапливаемое здание от захиревшего колхоза находилось. Дело оставалось за малым – заполнить его экспонатами и надлежащим образом оформить. Директорша замысел одобрила, но помогать решительно не помогала. Зачем ей лишние хлопоты в предпенсионном возрасте: ей бы успеваемость учащихся на уровне удержать да подросткового травматизма не допустить.
Единственное новшество, которое она привнесла в педагогический коллектив – трудоустройство преподавателем физкультуры собственного сына Андрея. Вот для него Ирина Алексеева постаралась создать все условия: щадящий режим работы с двумя выходными днями, к ставке учителя - плюс полставки дворника и полставки технического работника, компьютер для персонального пользования. Хотя зачем в спортзале компьютер, сначала никто уразуметь не мог. Но скоро прояснилось: Андрей намерен создать школе славу компьютерными презентациями. Точнее говоря, вылепить из мухи слона. Любое мероприятие, вроде эстафетного пробега или подтягивания старшеклассников на турнике отныне облачалось в модную оболочку «инновации». Андрея едва ли не с первых дней работы в школе начали приглашать на районные методобъединения для проведения «мастер-классов», заявили для участия в конкурсе «Учитель года». Интервью с ним в районной газете пошли чаще, чем с главой администрации. Оксана приходила с работы домой и откровенно плевалась:
- Черт те знает что! Мальчишка-молокосос в школе без году неделя, а возомнил о себе бог невесть что. Заставили меня рисовать ему дутые баллы в зачет конкурса «Учитель года»…
- И ты нарисовала?- спросил Вадим Максимович.
- Пришлось. Ты ведь сам говорил, что система заставляет любого подчиниться.
- Да-а,- задумчиво-горестно ответил супруг.- За что, как говорится, боролись? Советскую власть уничтожали, компартию распускали, курс истории ломали?
- Ты что, жалеешь этого?
- Вовсе нет! Назад возврата нет, и не будет. Но и сегодняшний день меня ничуть не устраивает. Противно видеть, что старая бюрократия по-прежнему правит бал, прикрываясь словами верности президенту и правительству. А президент словно не видит, что его окружает паутина из авантюристов и подхалимов.
- Наверное, его это устраивает. Нефтедоллары текут рекой. Во всяком случае, их олигархам уже и девать некуда. Абрамович, вон, половину английского спорта купил, а наши футболисты страну своей игрой позорят. Словом, видимость благополучия имеется, а благополучия нет.
- Что ты! Видимость не имеется, а создается средствами массовой информации.
- Ну, это одно и то же. Впрочем, хватит вести крамольные речи, ужинать пора. Ты и в коллективе попридерживал бы язык. Чекисты у нас и на свинофермах имеются.
- Ах, контрреволюционерка ты моя!- рассмеялся Вадим и обнял жену.- Корми ужином, пока есть возможность потреблять не тюремную баланду. Но..,- Вадим разом помрачнел,- оставим вопрос для ночного размышления: кто же плетет эту государственную паутину?
После ночного размышления Вадим пришел к единственно разумному решению: «Необходимо на время замкнуться, отложить перо, испробовать теорию малых дел, чтобы жизнь не стала совершенно невыносимой. Но вот вопрос: на какое время надлежит не быть гражданином?»
Школьные уроки отвлекали его от безрадостных размышлений. Постоянно меняющаяся череда ребячьих лиц уже одним мельканием развевала мрачное настроение, заставляла забыть о доме, о семье и насущных проблемах. А погружение в мир литературных героев создавало иллюзию виртуальной жизни, насыщенной событиями. Но уроки в старших классах давались Вадиму Максимовичу с трудом. Как переломить сознание подростков, чьи родители воспитаны «с Лениным в башке»? Как открыть им широкий мир литературы всемирной, не зацикленной на стремительно устаревших «Тихом Доне» Шолохова и поэмах Маяковского? Обсуждение произведений зачастую выливалось на уроке в острейшую полемику.
- Кто же он, Григорий Мелехов, больше - «белый» или «красный»?- задавал провокационный вопрос Шавырин.
- Конечно, белый,- звучал один ответ и обоснование:- Не из бедной же он семьи. А истинный казак всегда по натуре белый.
- Нет, нет, он, в конечном итоге, красный,- возражал другой.- Шолохов же в романе оставляет его жить. А кругом уже красные.
- А вдруг он не белый, и не красный,- добавлял жару в костер спора учитель.- Вдруг ему противны и те, и другие?
- Так не бывает, третьего не дано, или ты «за», или «против».
- А Нестор Махно на Украине?- приводил пример уже из истории Вадим Максимович.- Он за кого? Не за себя ли самого, а, в конечном итоге, не за крестьянскую ли справедливость?
- Крестьянская справедливость?- переводился разговор на повседневность.- А разве она есть? Крестьян в России позабыли-позабросили, мясо и молоко везем из-за границы. Цены на рынке кусаются…
Вадим Максимович часто обращался за советом к матери, на полемических вопросах в бытность свою профессором университета зубы съевшей, но и она оказывалась бессильной объяснить сложившуюся ситуацию в школьном образовании: как и чему учить детей.
- Мы сами, учителя, мечемся как Григорий Мелехов, метавшийся между белыми и красными, или как его сравнили с навозом, плавающем в проруби от одного берега к другому.
- Так более не мы мечемся, а власть, давящая на авторов учебников. Вот и получается, что в одно время Сталин – первый герой, в другое – последняя гнида, а теперь прослеживается тенденция отделить в Сталине черное от белого, черное посветлить, а белое слегка потемнить.
- А что, в этом есть резон,- неожиданно выдала мать.- Сталин ужасно серая личность. Но я бы сказала, это серая личность с белым оскалом зубов в черной пасти.
- Вот и понимай тебя, как хочешь. А как донести это до учеников? На уроке я им внушаю одно, дома родители внушают обратное, а массовая пропаганда внушает третье.
- Плюрализм мнений, что ты хочешь,- язвительно заметила мать.- А на деле получается, что мы способствуем раздвоению личности, даже расстроению. У молодых нет надежных ориентиров в жизни, нет твердости понятий добра и зла, а отсюда все проблемы и шараханье из крайности в крайность.
Одним из слагаемых шавыринской теории малых дел стало создание деревенского музея. Только дело-то оказалось не таким уж и малым. Тут понадобилась помощь всех учащихся школы. И Вадим Максимович бросил клич: «Все на поиск экспонатов для колхозного музея!» Единственное условие – чтобы экспонату было не менее тридцати лет. Так он определил для себя ценность старины глубокой и не очень. Первыми помощниками стали, конечно, скауты. Они распределили между собой все дома деревни и провели, так сказать, «ковровую бомбардировку» - вычистили с позволения хозяев все чердаки и чуланы в поисках предметов, имеющих хоть какой-то исторический интерес.
Уже скоро начали вырисовываться основные разделы музея. Первый раздел «Предметы крестьянского быта» примечателен был тем, что в большинстве своем предметы, от ложки до прялки, были сделаны из дерева. Второй раздел освещал период истории до ХХ века. Были здесь и археологические находки: кости мамонта и носорога, каменный топор, пушечные ядра, находки с места раскольничьих скитов и многое другое.
Урень-край – заповедная зона старообрядчества. Религиозные атрибуты рассказывали об этом: церковные лампадки, ладанка, макет раскольничьего скита, сделанный скаутами, макеты кельи и колокольни.
Третий раздел освещал кровавую историю ХХ века. Трагическое событие – Уренский крестьянский мятеж. От него дошли холодное оружие крестьян – рогатины и кинжалы, пулеметная лента, фотография Уренского царя, бирка от полевой кухни и прочее.
Второе важное событие – Великая Отечественная война. О ней рассказывало особенно много экспонатов: солдатские награды, оружие, фашистская регалия, пробитая немецкая каска, гильзы от пушечного и танкового снаряда, осколки мины и бомбы, сброшенной в 1942 году на соседнюю деревню и так далее.
Помещение для музея довольно скоро стало тесноватым, тем более что добровольные помощники включили в зону поиска и другие деревни колхоза. Директриса лишь однажды заглянула в музей, молвила: «Свету у вас здесь маловато», на что Вадим Максимович резонно заявил, что обилие света музейным экспонатам противопоказано. И на этом участие Ирины Алексеевны в создании музея было исчерпано.
В то же время сын Андрей явно в пику Шавырину начал создавать свой музей - …компьютерно-виртуальный. Надергал из Интернета снимков на тысячу разных исторических тем и подготовил презентацию под громким названием «История малой родины в музейных экспонатах». Презентацию прокручивали на районной педагогической конференции, на всех методобъединениях, на заседании организаторов внеклассной работы и проч, и проч. Слава о ловком компиляторе пошла греметь и за пределы района. Уже ни одно мероприятие районного масштаба не обходилось без директорского сына.
И вдруг блестящая восходящая карьера компьютерных дел мастера разом обрушилась. Андрей был уличен в интимных связях с учащимися старших классов. Причем, не с девушками, а с юношами. Директорша, разумеется, закатила скандал районного масштаба, выгораживая сына, называя видеосъемку мобильным телефоном фальшивкой, но сам Андрей обороняться не стал. Забрал рабочие документы и отбыл в неизвестном направлении. Отпираться было бесполезно, тем более что и по характеру внешности, и по манерам, и по женственному голосу, и по тому, что Андрей до сих пор был не женат, не имея влечения к лицам противоположного пола, легко было вывести его нетрадиционную ориентацию. И вновь Шавырин остался в педколлективе мужчиной в единственном числе.
Дата добавления: 2015-09-12; просмотров: 13 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |