* * *
Пришёл в себя на холодном мраморном полу. Вокруг колонны, испещрённые птичками, цветами, непонятными фигурками и каракулями. Запахи сплошь незнакомые, то ли благовония иранские, то ли огурцы в маринаде прокисли. А надо мной стоит женщина красоты умопомрачающей, одетая не то чтобы много, но богато! В основном золото и драгоценные камни, ткани как таковой-то и нет почти - чистое блаженство для истосковавшегося по эстетизму гусарского взгляда.
- Здравствуй, - говорит, - Денис Васильевич, вот настала и моя очередь тебя от беды уберечь.
- Счастлив лицезреть, сударыня, но с кем имею честь? - ответствую, а сам поклон хочу изобразить да шпорами эдак звякнуть. Не тут-то было - всё тело загадочным образом скрючило, и - спасения нет, как ни выкорячивайся. Неприятно-с...
- Не напрягай стальные мышцы свои, ибо грядёт час великого испытания! Сам бессмертный Ра отвратит божественный лик свой, когда утратится тобою то, что так и не смогла вернуть Изида возлюбленному Осирису!
- Минуточку, минуточку... - хитро прищурился я. - Это, кажется, из Платона, мифы Древней Греции. Чего-то она там у него отстригла... А, волосы, пока спал! Парень как
проснулся без косичек - сразу в слезы, но не волнуйтесь, потом пришёл Геракл, снял шкуру немейской гидры, спрял пряжу за весь гарем и опять всех спас! Особенно тех, кто сопротивлялся...
Женщина, округлив глаза, резко наклонилась вперёд и постучала мне пальцем по лбу. Видимо, звук её не удовлетворил. Она тяжело вздохнула, поправила сияющие ожерелья на загорелой груди и, выпрямившись, высокопарно произнесла:
- Имя моё - Клеопатра! Царица Верхнего и Нижнего Египта, из династии Птолемеев, властительница душ и сердец, воплощение мужских грёз, про меня ещё ваш Пушкин напишет...
- Сашка?! Ну, это тот ещё хлюст, наверняка что-то фривольное отчебучит!
- Подполковник, уймитесь! Как особа царского рода, я не привыкла повторять дважды. Конечно, ваш предок - большой авторитет, но, можно подумать, мне больше заняться нечем, как вас от проблем избавлять. В кои вы, господин мой, преотличнейше вляпываетесь обеими ногами... Итак, готовьтесь к худшему!
- К смерти? - сипло ужаснулся я, ибо не все мои долги перед Отечеством были искуплены в ту роковую годину. Я ведь и не женился-то ещё толком!
- Нет, речь вообще-то об ином...
- Ещё худшем?! Смилуйтесь, Клеопатра (простите, не помню по батюшке!), да что ж гусару хуже смерти? Позор, бесчестие, разорение, отказ красотки и обход в чинах я уж как-нибудь переживу...
- А потерю мужского достоинства? - злорадно сощурилась царица.
Долгую минуту я так и эдак прикидывал, что именно она имеет в виду...
- Ладно, побоку намёки, говорю прямым текстом - вас хотят кастрировать.
-...еня?...а что?...то я сделал?! - От шока в голосе моём прорезался пресноватый фальцет.
- О, всего лишь попали не в то время, не в то место и не в тот час...
- Клевета-а! Ей-богу, клевета! Война же кругом. Как я мог... попасть не туда?! Я уж и забыл, когда куда попадал...
- А самое главное, вы назвали не то имя! - Упорно не желая принимать моих оправданий, властительница Египта встала и, кажется, собралась уходить.
- Не бросайте меня! Я не хочу... меня нельзя... мне по уставу гусарской службы не положено-о-о!!!
- Держитесь спины врага вашего, - таинственно ответствовала великая Клеопатра, разворачиваясь задом и тая в золотом сиянии. Уф-ф... со спины она была одета ещё меньше, так что я дерзнул... - Э-э, постойте же! Давайте ещё немножечко побеседуем, пока меня не...
- Прекратите хватать меня руками, месье! - Над моим ухом раздалась французская речь, мгновенно приведшая меня в чувство. - Мы связаны вместе, но извольте соблюдать хоть какой-нибудь пиетет!
Египет исчез вместе с сиятельной Клеопатрой, особенно мне было жаль колонн с картинками - там миленькие такие уточки с цаплями попадались...
Мы с французом сидели связанные спина к спине на сырой соломе в каком-то занюханном овине. Шалею я от этих снов... Угораздило же прапрапрапрадедушку задействовать такую толпу знаменитостей на мою голову! Шагу ступить не даёт без присмотра, забодал уже! В гневе я сжал кулаки, вновь невольно коснувшись жёсткой задницы драгунского полковника.
- Э-э, прошу прощенья, месье, - поспешил извиниться я, ненавязчиво демонстрируя своё безупречное произношение. - Война пробуждает в человеке худшие инстинкты. Надеюсь, вы не в претензии?
- Пожалуй, нет... - раздумчиво ответил он. - Скажу больше, ваши грубые пальцы возбудили во мне воспоминания о более нежных и умелых ручках... Но что за чёрт! Для разбойника и партизана вы блестяще говорите по-французски.
- Благодарю! Только для офицера российской армии знание языков иноземных исключительным не является.
- Но... вы же все - северные варвары! Полулюди-полумедведи!
- А в рыло без пардону?! - естественно, обиделся я, но, усилием воли подавив праведное возмущение, продолжил: - Вас жестоко обманули, на самом деле мы очень интеллигентные и правильно держим нож и вилку за столом. Позвольте представиться: Дени Давидофф, поэт, гусар, дворянин, подполковник Ахтырского полка!
- Честь имею, месье! Я видел вас издалека и несправедливо принял за бандитского главаря. Моё полное имя Луи Жерар Филипп де Гётальс, драгунский офицер из Нормандии, - в свою очередь представился неприятель, хотя его имя было известно мне и ранее. Тем не менее, мы вежливо кивнули и, вскинув головы, дружно стукнулись затылками. Взаимный стон и удвоенные проклятия только усилили пробуждающуюся взаимную симпатию. - Боюсь, господин партизан, что злодейка судьба коварно бросила нас обоих в засаду неблагодарной черни.
- Досадное недоразумение, не более... - нехотя поморщился я. - Русские люди скоры на расправу, но добры и отходчивы душою. Вот увидите, когда они поймут свою ошибку, так нас будут провожать пирогами и народными песнями! Их гневный пыл направлен лишь на врагов Отечества...
- Что ж, тогда до поры считайте меня своим пленником, месье Давидофф, - философски определился француз, привычно выбирая наиболее безболезненное решение проблемы и перекладывая всю ответственность на мои плечи.
- Не сомневайтесь, с вами будут обращаться долженствующим образом. Ибо, положив свою саблю к стопам императора Александра, вы таким образом... - Договорить мне не удалось, двери распахнулись, и четверо рослых мужичков дружно взяли нас под мышки.
Я радостно оповестил сиволапых о своём имени, национальности, чине, религиозной принадлежности, роде войск, реестровых данных, близости к государевому дому и... увы! Мои речи наглым образом игнорировались. Я не счёл зазорным повторить, но они и ухом не повели, напрочь опозорив меня перед хихикающим французским захватчиком.
Нас бесцеремонно выволокли вон и потащили через весь хутор. Всю дорогу я крыл безбожников отборным гусарским матом! Судя по скрежету их зубов, ругань моя достигала цели, а так как руки у мерзавцев всё равно были заняты, я выговорился за год вперёд. Драгунский полковник воодушевлённо попытался подхватить эстафету, но... полноцветные нормандские, испанские, неополитанские, каирские и даже греческие ругательства не имели для мужиков наших ровно никакого веса. Хотя лично для меня, к примеру, оказались весьма познавательными. Военные люди как передовые носители культуры и этикета везде одинаковы. Из любых наречий мира настоящий офицер в первую очередь запоминает слова любви и слова брани! Чем грязней и возвышенней, тем лучше. Всё прочее не столь полезно, а значит, учится как-нибудь... где-нибудь... без интересу.
На затерянном лесном хуторе оказалась всего одна изба, но здоровущая, как Исаакий! По двору бегали злющие собаки, в сарае мычали коровы, наши благородные кони, уже рассёдланными, были привязаны к забору, а в отдельном загоне мрачно топтался совершеннейше нечеловеческих размеров бык. Огромный чёрный гигант с лоснящейся шкурой, вывороченными ноздрями и рогами, изогнутыми на манер польской сабли.
Людей не было видно нигде - то ли спят, то ли прячутся. Странно это... Ни мужиков, ни баб, ни ребятишек, не хватало только для полного счастья действительно залететь в настоящий разбойничий притон. Мало ли их здесь по Смоленщине от закона хоронится? Но тяжёлый Рок подбросил мне куда более страшное испытание...
* * *
Нас волоком затащили в избу и бросили прямо на деревянном полу посреди горницы под ноги какому-то высоченному старцу. Я хоть и сам роста немаленького (на полвершка выше самого Наполеона!), сразу отметил нездоровый рост этого деда. Каланча, да и только! Одет в рясу чёрную, портки чёрные, ноги босые, грязные до черноты, а из-под спутанной седой бороды чёрный крест старообрядческий виднеется. В глазах огонь, а костистые руки дрожат так, словно задушить кого торопятся...
- Реките, чада, кто мужи сии? - неожиданно тонким, бабьим голоском спросил старец.
Один из нёсших нас мужиков похлопал себя по плечам, намекая на эполеты, и изобразил воинское отдание чести, брезгливо перекрестился и сплюнул.
- Бесчинного Магога рабы?! Вой и ратники коего кенезе ести оба?
Тот же крестьянин весьма недурственно изобразил благородную позу нашего любимейшего государя Александра и нагло выпяченное пузо Бонапарта с правой рукой за обшлагом мундира.
- Грешники! Друзи Антихристовы! Слуги Ваала! - возопил старик, драматически воздевая руки вверх и отставляя ножку. - Велик грех на них, и несть прощенце Божьяго!
Молчаливые (уж не немые ли?!) мужики поддержали дружным мычанием. Причём, насколько я в мычании разбираюсь, самым одобрительным...
- Друг мой, разве вы не собираетесь прояснить ситуацию перед этим... э... старейшиной? - деликатно поинтересовался полковник Гётальс.
- Увы, наверняка он не понимает французского, - вздохнул я.
- А-а... прошу прощения, а поговорить с ним по-русски вы не можете?
Я задумался. Вообще-то могу, конечно. Странно лишь, что такая простая мысль забрела не в мою голову. Наверняка просто случайно ошиблась адресом - с кем не бывает...
- Эй, почтеннейший! Я русский офицер, Денис Васильевич Давыдов! Гусар, поэт, партизан, в общем, человек выдающийся. Вы могли видеть меня в сражениях под Вязьмой, Гжатью, Калугой и Смоленском или слышать о подвигах моих у Знаменского, Монина и Юренева. В здешних лесах личность более чем популярная!
- Изыдите! - Старец величавым мановением мизинца выпер из горницы мужиков и самолично прикрыл дверь. - Да уж, знаем тебя, сокола залётного... - без труда переходя на нормальный, современный язык, деловито развернулся он. - Деньги-то где прячешь?
- Откуда деньги у бедного гусара?!
- А как же балы, красавицы, лакеи, тра-ра-ра? Я уж про вальсы Шуберта молчу, небось за всё платить надо... - проявляя завидную осведомлённость в светской жизни, промурлыкал дедок. Надо же, даже модные романсы знает... Его сухие, похожие на спицы пальцы бегло проверили меня на предмет утаения кошелька в самых неприличных местах. - А это кто с тобой?
- Французский полковник, как военнопленный он находится под моей защитой!
- Ну хоть он-то при деньгах?
- Месье Давидофф, скажите этому седому маньяку, чтоб перестал меня лапать, - грозно зашипел красный, как девственница, Гётальс, подвергнутый столь же унизительной процедуре. В карманах полковника оказались табакерка с нюхательным табаком, пара писем, локон любимой женщины и моя записная книжка.
- Цыц! - Старец ловко отвесил ему затрещину, но ушиб ладонь о драгунскую каску. - Ты что ж, подлец-иноземец, по России без золота ездишь?! А ты, дурила российская, столько французов на дорогах пограбил, а поделиться-то и нечем? Ох, не гневите Бога, господа военные...
- Никогда, старый хрен, никогда Денис Давыдов не привлекался даже по подозрению в соучастии в ограблении! - выгнув грудь до шестого размера, грозно возопил я, силясь порвать путы.
- Значит, везло... - глубокомысленно резюмировал злодей и, поворотясь к дверям, стукнул в них три раза.
Внутрь тихо заглянули те же молчаливые мужики.
- Сторожаще их, аки око ваше! Бо зело яры во зле мужи сии, и прискорбны разумом, и печать Сатанаилову на челе мают. А такоже греховны плотию!
Последнее предложение было произнесено особенно значимо и даже с драматическим оттенком гамлетовского трагизма. Крестьяне охнули, испуганно выкатив глаза, мелко крестясь в какой-то странной манере. Не по-православному и не по-католическому... Может, старообрядцы или сектанты, что, по совести говоря, куда хуже разбойников. Те хоть понятия имеют - усадят, выслушают, посочувствуют, успокоят. Нет, придушат-то потом в любом случае, но всё как-то по-человечески, по-людски...
- Ой!
Я нехотя оторвался от собственных размышлений на тему: “Романтизация разбойничьего образа на Руси в начале XIX века” и прислушался.
- Ой... - повторил драгунский полковник. - Месье Давидофф, вы опять меня щиплете.
- Прошу прощения, это чисто инстинктивно, по велению сердца, так сказать... - разом опомнился я.
- По велению сердца? Тогда продолжайте, друг мой...
- Я хотел сказать, что меня порой посещают вещие сны. И вот, не далее как час назад имел я встречу с самой царицей Клеопатрой, которая и присоветовала “держаться спины врага своего”. Видимо, я принял её слова чересчур буквально...
- Да, да, понимаю... - медленно согласился француз. - Нам действительно должно держаться друг друга. Только вы меня больше не сжимайте...
- О, разумеется, и в мыслях не было!
- Лучше поглаживайте...
Мы распрекраснейше провели время. Полковник рассказывал о своей жизни во Франции, о военной карьере, походах и кампаниях, любимых лошадях, надоевших любовницах... и о том, как они за глаза называют Наполеона выскочкой! Я в свою очередь разболтал все несвежие петербургские сплетни и даже полушёпотом продекламировал знаменитую басню про Александра Первого “Голова и Ноги”, за которую едва не загремел в Сибирь.
Дружба двух непримиримых противников на поле брани крепла посекундно, и наше взаимное приятствие было очевидным. Да и право, что в том странного, господа? Благородный полковник Гётальс был немногим старше меня, мы говорили на одном языке, оба давали присягу Марсу, оба служили в кавалерии, оба не мыслили иной карьеры, кроме военной, и, в конце концов, сердца наши были почти одновременно уязвлены гордыми красавицами...
“Неужто думаете вы, что я слезами обливаюсь, как бешеный, кричу: увы! и от измены изменяюсь?” - на этой благодатной теме мы застряли часа на два. Да что говорить, доподлинно известно, что любой мужской разговор на любую тему всенепременно съедет на дам-с! Уж такие они существа, созданные нам на погибель, и нет от них спасения даже в гробу... А вот радость и счастие есть! Опытный в куртуазных делишках француз даже подсказал мне пару оригинальных (прошу прощения!) любовных позиций: “драгунская нетрезвая с разбегу” и “кавалерийская с подскоком без седла”. Стыжусь признаться, но у нас в полку о таком и не слыхивали...
Поучительная беседа была прервана скрипом двери и появлением всё того же сурового старца-вымогателя. Следом за ним в горницу стали торопливо просачиваться серые люди. Ей-ей, иного определения я для них не нахожу. Одеты в длиннющие рубахи, лица постные, без кровинки на щеках, ходят медленно, семеня, словно ёжики на сносях. Бабы в платках чёрных, все плоскогрудые, как лавки, мужики с глазами тоскливыми, у каждого в руке дудочка либо сопелка деревенская. Выстроились рядком вдоль стен, что-то шепчут про себя, вроде молятся, но слова непривычные. Не “Отче наш, иже еси на небеси...”, но ритмика похожая, только неприятная почему-то...
- Какие печальные люди попадаются у вас в России...
- Ну, не каждый же час им с балалайками прыгать! Может, некоторое серьёзное событие планируется...
- Похороны?
- Не обязательно. - Массовые похороны?!
По правде говоря, я спорил лишь для проформы, правота французского полковника была чересчур очевидной. Налицо явное упадничество духа, пораженческое настроение и полная апатия к политической обстановке в стране. Плюс ко всему - ещё ведь и трезвые все, как стёклышко в монокле! Признайте, сие сочетание для народа нашего суть есть нехарактерно...,
- Гой еси, селяне? - припоминая нужные слова, громко поинтересовался я. - Пошто рожи кислые, хоть капусту квась?! Нешто пшено грозой побило али коровы в отёл не пошли, а не то бабы лаской не радуют?
От последнего предположения физиономии окружающих повело судорогой. Не от смеха, от... не знаю даже чего, но глаза повыпучивали все, а мужики по полбороды себе в рот засунули, лишь бы смолчать...
- Шутка сие! Вижу, вы своих жён голубите... Вона как рьяно прижимаете, да только кормите плохо - не везде круглы, а?!
Мой ободряющий смех поддержал лишь ничего не понимающий Гётальс. Бабы в ответ так заскрежетали зубами, что мы быстренько заткнулись.
- Ничего не понимаю... Можно подумать, здешний люд ещё в позапрошлом веке живёт, а не при просвещённом правлении государя Александра Первого.
- Кто рек имя Антихристово?! - тонко взревел писклявый голос.
- Он! - дружным хором подтвердили все, указуя на меня обличительными перстами.
Всё тот же старик с горящим взором и дурными манерами шагнул вперёд, простирая руки в стороны:
- Чада мое! Зрите на сынов аспидовых, извергнутых из чрева смердящего! Един медноголов, един чёрен и кудряв, аки бес. Страшитесь и взора их, ибо семя оно злонравное и кипучее!
Мы с полковником невольно покосились друг на дружку. Он - в блестящей драгунской каске (правда, дырявой по моей вине...). Я кудрявый, конечно, но почему же именно как бес?! Лично мне кудрявые бесы ещё ни разу не попадались. О, идея! Приеду после войны, буду Пушкина дразнить...
- В сей день снииде на нас тяжкий крест - должно решить живот и смерть их, всё в руце нашей! Что речете, чада мое?
К чести собравшихся, должен признать, внутренняя дисциплина была у них практически на военной высоте. Никто и моргнуть не посмел без разрешения, народ отрепетированно набрал воздуху в грудь и на шесть тактов проорал:
- Те-бе-су-дить-от-че!
- Азм грешен есмь... - кокетливо опустил реснички старец, видимо, это была просто дань традиции.
- Су-ди-от-че!
- Склоняюсь пред слову вашему - беру суд, хоть худ и слаб еси. - Разбойник деловито потёр ладони и, наклоняясь к нам, на всякий случай шёпотом уточнил: - Ну что, служивые, не передумали золотишком поделиться?
- Нет у нас ничего, хрыч плюгавый, - беззлобно буркнул я, а француз, неожиданно правильно истолковав интерес старикашки, толкнул меня локтем:
- Друг мой, но, быть может, мерзавец чего-то хочет? Давайте расскажем ему лакомую сказку об острове сокровищ, где зарыты сумасшедшие богатства, а по дороге сбежим! Что нам стоит соврать?!
- Чегой-то иноземец лопочет?
- Предлагает русскому гусару солгать! - брезгливо ответствовал я, а статус Гётальса упал в моих глазах едва ли не безвозвратно. - Увы, месье, честь российского офицера не позволяет мне опускаться до банальнейшего вранья перед необразованными крестьянами!
- Но это... лишь полевая тактика, - явно смутился француз. - В Европе никто и никогда не счёл бы подобную мелочь проступком.
- Вы в России, полковник! У нас свои понятия о том, чего не должно преступать человеку благородного происхождения.
- Вы правы, месье Давидофф. Прошу прощения!
- Оно у вас в кармане.
- Как вы великодушны!
- А вы сомневались?!
- Молча-а-а-ть!!! - Пронзительный голос старикана беспардоннейше прервал нашу аристократическую беседу. - Значица, слушай сюда, кучерявый, - обманом ты нас не возьмёшь. Царя твоего, безбожного Александра, мы не боимся! Нас от его взора грозного Высший судья укрывает. А раз откупиться вам нечем, то примите веру нашу - тогда и сами уходить не захотите!
- Убивать не будут, - радостно сообщил я своему недавнему врагу. - Хотят, чтобы мы перешли в их секту! На груди каждого висит крест, так что, думаю, это какая-то ветвь христианства. Может быть, не противиться? Секты бывают разные... Многие отличаются разнузданностью нравов, свободой потребления алкоголя и общедоступностью женщин. В таком разрезе почему бы и нет? В конце концов, наш полковой священник легко отпустит мне этот грех...
- Я тоже так думаю, - кротко согласился полковник. - Потом отмолимся...
Тайком пожав руку драгуна, я поворотился к старцу и кивнул:
- Мы согласны! А что с нас потребуется?
- Усекновение греховной плоти! - торжественно возвестил старик, доставая из рукава короткий кривой нож.
- Скопцы... - Тихая догадка взорвалась у меня в мозгу, и таинственный туман погрузил мысли мои в вязкое бездействие.
* * *
Не было ни страха, ни паники, ни роковой покорности судьбе - всё вытеснило тупое равнодушие, и лишь два жёлтых огонька, внезапно вспыхнувшие на горизонте, вернули меня к жизни...
- Дедушка-а, меня кастрировать хотят!
- Знаю, о недогадливый прапрапраправнук мой, - холодно ответствовал дух Чингисхана. - Но разве владычица Египта не помогла тебе?! Почему ты не внял её советам? Такая женщина-а сама приходила...
- Дедушка-а, у меня детей не будет!
- Есть у тебя дети, только ты об этом не знаешь... - хихикнули раскосые жёлтые глаза.
- Да-а, а официальный род Давыдовых прервётся!
- Ну, так ведь вроде там ещё твой младший брат есть... Он и восполнит.
- Дедушка-а-а-а!!!
- Не ори, как обиженный верблюд, пошутил я, - уже серьёзным тоном ответил легендарный предок. - Миссия твоя ещё не окончена, ты не изгнал Наполеона, хотя и показал ему свои зубы. Однако помни - теперь он знает о тебе... и лелеет страшную месть!
- Чёрт с ней, с вендеттой по-корсикански! Мне-то сейчас что делать?
- Потомок самого Чингисхана спрашивает, что ему делать?! - От царственного рёва в голове моей разом всё прояснилось. - Вставай и дерись!!!
Чьи-то руки встряхнули меня и поставили вертикально. Надрывно заныли дудочки, народ начал напевать что-то религиозное на тему вечного блаженства, и нас с полковником наконец-то развязали. Мы стояли в обнимку, поддерживая друг друга, а в ушах моих бились отважные слова Великого Могола - “вставай и дерись!”.
Ему легко говорить... Как дерись, чем, на ком?! Я же офицер, а не пьяный дворник. Да будь у меня горячий конь, верная шашка и полсотни молодцов за плечами... эх, кто не успел, просись обратно к маме! В другом месте от гнева гусарского не скроешься...
Дудочки и сопелки ускорили ритм, бабы с мужиками двинулись вокруг нас хороводом, притоптывая и прихлопывая на ходу. Религиозный экстаз начал набирать обороты! Темп всё ускорялся и ускорялся, лица пляшущих сливались в одну белёсую полосу, казалось, о нашем существовании уже забыли, но... глупый француз испортил всю программу. То ли от страха, то ли от отчаяния (уж не решил ли он, будто нас собираются здесь съесть?!) буйный Гётальс вырвался из моих спасительных объятий и, взревев дурным голосом, бросился в народ. В смысле, на народ... то есть один на всех сразу...
- Вив ля Франс! Вив ле император! Вив ле сават!
Его не поняли. Только поэтому и не прибили сразу, сектанты опомнились, лишь когда троих он завалил. Драгунский полковник абсолютно неподобающим образом размахивал ногами, и очень скоро горница превратилась в полнейший бардак! Никогда не видел, чтобы офицер так высоко задирал ноги. И смех и грех...
Однако же скопцов всё одно было больше, а так как привычные удары в “секретное место” результата не давали, я не мог далее оставаться в стороне. Успешно пятясь задом, мне удалось вырваться к дверям и бежать за помощью. Увы, судьба-индейка не была в тот момент развёрнута к гусару соответствующим параметром, а значит - не свезло...
Я только-только успел вылететь из избы, как двое бородачей с порога бросились в погоню. Им удалось отрезать меня от лошадей и прижать к бычьему загону. Несоразмерный гигант покосился багровым глазом и, флегматично развернувшись задницей, явил полное небрежение к разыгравшейся у него в тылу схватке. Ещё раз повторюсь: будь я при сабле, сражение имело бы для мужиков абсолютно фатальные последствия. А так мне пришлось отбиваться всякими подручными средствами, как то: кидаться навозом и... большими кусками навоза, всё равно рядом ничего больше не было. Злодеи лишь коварно ухмылялись и шли на меня, растопырив грязные пальцы такой толщины, что для удушения дворового пса больше двух и не понадобится.
Ретируясь задом, я упёрся спиной в ограду загона, попытался с ходу выворотить жердь, не сумел, но, по счастливому стечению обстоятельств, заприметил крестьянские вилы, одиноко стоящие в уголке. Единым мигом овладел я оружием сим и, перехватывая оное на манер штыкового боя, честно предупредил врага:
- Не подходи-и-и!!! Уколю так, что мама родная не узнает!
Мужики переглянулись и заржали. Гнев, распирающий сердце моё, закипел, перелился через край, успешно топя на корню последние здравые мысли. Я широко размахнулся вилами и... едва не упал - их заклинило. То есть назад они ушли хорошо, а на возвратно-колющем движении почему-то застряли... Где именно застряли, я увидел, обернувшись, но картина сия отнюдь не наполнила душу мою радостью и надеждой.
Я говорил, что позади стоял бык? Здоровенный такой бычара, отмахивающий хвостом мух и демонстративно не замечающий моих проблем? Так вот, теперь он уже не мог их игнорировать, ибо черенок вил как по маслу влетел скотине в самую... ну, туда, где он и застрял. Бык замер, как бронзовая статуя, вытаращив глаза, прижав уши, не смея даже мяукнуть от шока. Наседавшие на меня бородачи впали в ничтожество, побледнев с небритых рож и пятясь к воротам. Всё ещё не осознавая ужас происходящего, я вновь взялся за вилы обеими руками, упёрся ногами в ляжку быка и, поднатужась, вырвал черен. Раздалось мрачное чмоканье, и рогатое чудище облегчённо выдохнуло...
- Что, не нравится? - шутливо прикрикнул я, унимая прыгающие колени. - Вот ведь небось с коровами-то не церемонишься, а как самому...
Тут его и взорвало! Не надо мне было этого говорить, животные, они же всё-всё понимают... Страшные рога качнулись в мою сторону, могучий зверь развернулся во мгновение ока и... Так я не бегал никогда! Моя кобыла удавилась бы от зависти...
Оказывается, на короткой дистанции человек может развивать та-а-аку-ю скорость... естественно, при наличии стимулирующего объекта сзади. Так что я легко обогнал глупое животное саженей на десять, потом за спиной моей раздался ужасающей силы рёв, и широкая, как стол, морда одним махом подбросила меня к вечереющему небу. Я увидел бескрайние леса, широкие поля, извилистые реки, Монино и Андреяны, своих тоскующих гусар и французских фуражиров, горящую Москву и русскую армию, занимающую позиции при Тарутине. Вот только-только успел подумать, что метод “воздушной разведки” наверняка будет востребован в сражениях будущего, как полетел вниз, плюхнувшись всем телом на обширную спину быка!
Гневная скотина нутром поняла, кто на ней сидит, и, пустив пар, яростно вскинула задом, ан нет! Опытнейший наездник Ахтырского полка не только с лёгкостью одолел сие испытание, но и отважно вонзил чудовищу шпоры под бока! Окончательно взбеленившийся бугай разгромил весь двор, прыгая на месте козлом, но для скидывания всадника не имел ни малейшей практики. Я же, хохоча, как психованный бог войны, направил его в ту самую избу, откуда бежал. Единый миг, и дубовые двери разлетелись в щепки! Подобно грозящим демонам преисподней ворвались мы внутрь, и картина, представшая взору моему, была отчаянно красива!
Красиво - лежал распластанный на полу полковник Гётальс. Красиво - стояли удерживающие его мужики и бабы, красиво - вздымал кривой нож кривой на один глаз (уже!) злодейский старец.
Круглое лицо моё полыхнуло от праведного негодования.
- Не сметь оскоплять француза! Хорошенькое же у него останется впечатление о нашей родине... Ладно бы руку или ногу потерял на войне, женщины любят раненых героев, но... как его любить в ЭТОМ случае?! В смысле за что... каким образом... тьфу, запутался! В общем, я хотел сказать - пошли во-о-о-н, холопы!
Видимо, речь моя произвела впечатление на окружающих, и все, кроме старца, послушливо отвалили. Гусар на быке - зрелище не для слабонервных! Тем паче что этот буйвол впал в ступор лишь от смены обстановки, для очередного приступа буйства ему не хватало ничтожной искорки...
- Сатанаил во плоти! - тонюсенько взвыл старик, беспардонно тыча в меня пальцем. - Зрите, чада мое, Зверь Апокалипсиса изрыгнут огнём геенны пред очи ваши!
Мы с быком недоумённо переглянулись - а о ком, собственно, речь?
- Не попустите злу! Ибо речеши святы отцы - бойтесь владыки Аписа! Рога его - смерть, дыхание - смрад, копыта - твердь, а кровь - яд опаляющий...
На нас так уставились, что мне даже стало как-то не по себе. Положение спас драгунский полковник: Гётальс наконец встал, застегнул клапан панталон и без всякого пиетета врезал сапогом прямо меж ног главного кастрата. Зря, какой смысл туда бить, если... Но чудо! Старец охнул, басом обозвал француза “сволочью!” и рухнул на колени, держась обеими руками за причинное место.
- Да ведь он не скопец! Он - вор, шарлатан и мошенник!
Держу пари, это сразу поняли и остальные. Не дожидаясь, пока народ поймёт, как следует поступить с тем, кто хитро толкнул всех на “усекновение греховной плоти”, я подал руку товарищу по несчастью и дал быку шпоры. Исполинский зверь ещё раз жалобно взревел, но, послушливо развернувшись, бодро вынес нас из горницы.
Серьёзного сопротивления во дворе также встречено не было. Пыльными мешками никто не кидался, под ноги не лез и из-за угла не обзывался. Мы почти в полном шпагате подпрыгивали на спине благородного животного, а он в обиде неизвестно на кого носился кругами, пока наконец не вышиб лбом ворота.
- Я ваш должник, месье Давидофф! - сердечно произнёс француз, неуклюже пытаясь поцеловать меня в шею. Видимо, у них в Нормандии так принято выражать глубокую благодарность.
- Нам ещё как-то надо умудриться покинуть нашего спасителя, - напомнил я, делая вид, будто бы ничего не заметил. - Постарайтесь зацепиться за какую-нибудь ветку в лесу и влезть повыше.
Он понятливо кивнул, а буквально через минуту ласточкой взмыл вверх, исчезнув в сосновых лапах. Мне удалось повторить сей подвиг не скоро, однако же фортуна всегда улыбается тем, кто храбр! Горячий бык ускакал по тропе, так и не поняв, куда делись с его спины эти странные двуногие существа и кого теперь за это следует убить... Не нас, и слава богу!
Остаточные события того злополучного дня были скорее смешны, чем серьёзны. Не прошло и получаса, как я был захвачен в плен тем самым французским батальоном, у которого мы умыкнули командира. А меньше часа спустя неприятель нос к носу столкнулся с гусарами моей партии, предводительствуемой всё тем же Гётальсом.
Встреча товарищей по несчастью была ознаменована искренними объятиями и обильными слезами. А услыша вкратце повесть нашу, дружно разрыдались и оба отряда. Сдвоенной бригадой мы взяли и разгромили зловещий хутор. Всё было предано огню, хотя людей мы там уже не застали, но вера (и их, и наша!) требовала оставить от места сего золу и пепел! Захваченный скот, зерно, фураж и прочую военную добычу делили честно, при свидетелях и без дураков. Мы вернули своих лошадей и прочее имущество. Храповицкий получил-таки свою саблю и носился с ней счастливый, как ребёнок... Подлого старца нигде не нашли, хотя я бы на месте обманутых крестьян оскопил злодея на месте. Ну да убеждён, что бабы своего не упустят и припомнят всякое, по-всякому и за всех...
Простились в ночь. Расставаясь, Гётальс сунул мне за пазуху листок бумаги с перечислением всех борделей, где его можно будет найти после войны. А я потом долго думал, сколь переменчива бывает судьба, делая из прошлых врагов - нынешних друзей, надеясь обязательно увидеть вновь этого славного французского парня. Которому, кстати сказать, мы вернули его спаниеля. Но не тетерева!!!
Дата добавления: 2015-09-12; просмотров: 18 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |