Тот, кто хочет что-то сделать, ищет
способ, тот, кто не хочет – ищет причину.
Все это вызывает глубокое недоумение. Нет никаких внешних причин, которые бы мешали России осуществлять любые действия, необходимые для достижения статуса великой страны. Катастрофическое сознание у населения, паралич воли и ряд предрассудков относительно устройства власти у правящей верхушки – по-видимому, только эти причины (относящиеся к «субъективным») мешают России начать строить собственную суверенность.
То есть, казалось бы: хочешь быть суверенным – будь им. Но дело не только в желании, но и в воле, а самое главное – в способе и технологиях.
Двести лет назад Г.В.Ф.Гегель опубликовал свое знаменитое рассуждение о диалектике раба и господина4. Гегель рассматривает такую ситуацию: два человека сталкиваются в поединке. Тот, кто ценит в первую очередь свою жизнь и хочет во что бы то ни стало сохранить ее, становится рабом у второго – того, кто готов идти до конца, на смерть. Господин – тот, кто не боится смерти и берет раба под свою защиту.
То же приложимо и к суверену. Он готов нарушать любые правила во имя сохранения того, над чем он властвует, – страны, области, – и остальные делегируют ему это право умереть, защищая существующего порядки. Это – внутреннее состояние, оно регулируется только способами: чтó суверен сумеет сделать. Иными словами: если есть суверенная воля, то дальше вопрос только в способе.
Следовательно, проблема сегодняшних российских властей не только в нехватке воли, но и в непроработанности способов достижения суверенитета. Ведь суверенитет – это некоторые эксклюзивные возможности, лежащие за пределами обычного нормального состояния, возможности, которыми можно обеспечивать действия. Значит, надо формировать их5. От СССР России досталось совсем немного таких возможностей – ядерное вооружение, постсоветсткие территории и энергетический ресурс. Новые не создаются.
Многие эксклюзивные возможности выявляются только в действии, только в условиях вхождения в некоторый клуб. По-видимому, именно это заставляет нынешние российские власти так держаться за место в G-8 и в иных «клубах избранных». Но это избранничество не вечно: эксклюзивные преимущества, доставшиеся по наследству от СССР, быстро тают. Необходимо поддерживать статус, строя иные эксклюзивы.
Ими могут стать, например, собственные образцы и, затем, собственные стандарты демократии. В этом случае Россия сможет частью своих внешних контрактов и коммуникативных тем отвечать более высоким стандартам демократичности, а значит, и в остальном сможет стать существенно более свободной.
Это парадоксальное обстоятельство стало понятным на примере сегодняшней Украины. Новое украинское правительство объявило о пересмотре 3000 приватизационных сделок (даже с участием западных инвесторов), совершенных, с его точки зрения, с нарушениями закона, – однако США и ЕС это воспринимается с пониманием. При этом в России дело ЮКОСа и любые намеки на возможность «пересмотров итогов приватизации» вызывают очень острую реакцию Запада.
Дело в том, что Украина сейчас достигла – под ожидания действий новых властей по сближению с ЕС и демократизации – определенного уровня коммуникации с Западом (на тему демократии и движения к ней). После этого она может делать фактически все, что угодно, например, устроить сотни показательных процессов над олигархами, – с точки зрения Запада это будет означать движение к демократии. Идеологически любые действия Украины после установления такого типа коммуникации – после вхождения в клуб «передовых стран», да еще на правах форпоста демократии на постсоветском пространстве, – будут рассматриваться как соответствующие и приемлемые. Тем самым Украина сегодня стала существенно более свободной и суверенной страной, чем раньше.
Проблема суверенитета – это проблема воли интеллекта, стоящего выше внешних ограничений и законов
Получается странный, но, по-видимому, логичный вывод: проблема суверенитета – это проблема воли интеллекта, стоящего выше внешних ограничений и законов. Как только этими ограничениями элита страны начинает играть, как только поверх этих ограничений она вступает в коммуникацию с теми игроками, которые не слепо подчиняются правилам, а проблематизируют и обсуждают их и тоже играют с ними, – появляется возможность суверенитета. У того, кто не способен играть, она никогда не появляется. Назначить себя суверенным, повесить такую вывеску – нельзя. Можно стать – благодаря интеллектуальному усилию и освоению технологии игры.
Но это пока только возможность. Потому что дальше встает вопрос о суверенных шагах и проектах.
России никто не мешает выработать свои собственные проекты по развитию страны. Для этого достаточно выделить несколько десятков миллионов долларов и собрать хорошую команду. Что бы Россия ни делала в этом направлении, никто ей ни слова не скажет. Далее, если у правительства и президента достаточно воли и они начнут эти проекты реализовывать, то на международном уровне возникнет другая ситуация – начнется иная коммуникация, новые переговоры.
Но этого почему-то не происходит. Россия не делает шагов, которые бы рассматривались как суверенные. Конечно, это связано не только с волей, но и с потенциалом: нужны и деньги, и торговля. Но стабилизационный фонд Россия накопила – значит, проекты возможны.
По-видимому, этому мешает в первую очередь страх – страх, что они этого не смогут, что фонд разворуют. Страх изменить самоопределение – правящая верхушка за десяток лет привыкла к позиции «бывшей великой державы», к положению наследников-хранителей. Имеет место блокировка на уровне сознания псевдоэлиты. Кроме того, мешает отсутствие самих проектов, неспособность их разработать и неспособность понять последствия.
Но ведь в 1870-х гг., после крестьянской реформы, как и в конце 1920-х, после гражданской войны, ситуация была хуже, чем сегодня. Однако суверенность России была восстановлена. А придумать себе объяснений, почему страна не может оторваться от нарисованной линии, можно очень много.
Дата добавления: 2015-09-12; просмотров: 16 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |