Читайте также:
|
В 50-е годы нашего столетия искусственные люди стояли за витринами крупнейших магазинов техники. Усыпленные хлороформом и подвешенные за конечности, в стильных одеждах они показывали всю мощь века нанотехнологий. Десяток лет назад изобрели искусственный мозг, а после новоиспеченный гений - Дакота завоевала патент на создание протеиновых кукол. Идеальные люди работали моделями и уборщиками, телеведущими и фармацевтами, но чаще всего оказывались в руках миллиардеров, помешанных на «аквариумных рыбках».
Сегодня и я зашел в специализированный бутик; каждый месяц 2056 года я покупал экземпляр человека, на день рождения мне подарили первую живую игрушку по имени Лина. Сегодня 27 июня и я бродил меж стеллажей в поисках моей Ноны. Сегодня и сейчас я вижу эти маленькие пальчики в элегантных черных босоножках, прекрасные протеиновые ножки, кое-где через кожу проступали небесно-голубые сосуды, черное платье не могло скрыть ни сантиметра этого чудесного создания. Я коснулся пальцами лодыжек – нежна. Консультант отдела подал мне лесенку и электронные перчатки, чтобы я мог лучше рассмотреть товар. Пепельно-каштановые волосы ослепительно сияли, я откинул их за спину, но тут кукла открыла глаза и нахмурилась, я отклонился назад и упал с лестницы, опрокинув всю заднюю полку – моментально, как домино, спящие люди сложились один за другим. Должно быть у девушки кончилось действие усыпляющего вещества. Она сошла с места и подала мне руку.
– Я покупаю образец! – Воскликнул я консультанту, восстанавливающему разруху.
Документы на покупку выглядели примерно так:
«Протеиновая девушка №290011, именуемая в дальнейшем «собственность» от 27.06.2056 переходит в право владения Долинского Сергея Валерьевича, именуемого в дальнейшем «собственник», на основании «Акта о приобретении/продаже протеиновых людей»…» далее расписаны пункты о вменяемости и наличии судимостей, з/п и жилищные условия, моя подпись. В течение 5 рабочих дней я обязан зарегистрировать ее в паспортом столе как обычного человека.
Создатели видимо посчитали мою Нону не достаточно красивой и набили штрих-код страны производителя прямо на шее (у всех моделей такой штрих-код на подошвах стоп). Я посадил ее в новенький AGM-10.9 (напоминает летающий кабриолет) и снял с кисти бирку с ценой «4.750 €». Мне не терпелось прилететь в таун-хаус. А пока девочка молча всматривалась в виды под нами, до дома 10 минут лету и мы вскоре приземлились. Нона не просто ходила, она будто парила в воздухе, тонкое платье отражало каждый шаг.
– Это твой новый дом, юная леди.
Я взял ее за руку, повел на экскурсию, и на каждое моё слово она лишь кивала головой, может она немая? Через час мне надоели эти телодвижения, рассердился:
– Скажи же хоть что-нибудь, я тебя купил, ты обязана мне отвечать.
Она медленно зашевелила губами так, что разобрать речь было практически невозможно…
– А можно мне воды?
Нано-протеин вещество высоко гидрофильное, в сутки необходимо 4 л воды для нормальной регенерации тканей, поэтому если искусственного человека исполосовать ножом с головы до ног через пару часов он будет как новенький.
Я один из так называемых «аквариумистов». 12-ая девушка моей коллекции переоделась в купальник и была погружена в аквариум; первое время им трудно привыкать ко сну в жидкости. Нона идеально смотрелась среди свежих потоков H2O, кожа и волосы мерцали, она прикрыла ярко-синие глаза и на ресницы налипли пузырьки воздуха.
Вы часто бьете людей? Вы вообще когда-нибудь били людей? А себя? Я каждодневно издеваюсь над телами полулюдей. Ах! Мне просто нравится наблюдать за выражениями лиц, перекошенными болью; в особенности женские, они так тонко изображают всё нежелание меня, когда я заношу хлыст выше и выше над их и своей головой. Последнее время я увлекся метанием ножей, с меткостью у меня нелады, поэтому часто промахиваюсь и попадаю в протеиновые ноги, живот или глаза. Я так гуманен и добр по отношению к своим куклам, коллеги-миллиардеры регулярно организовывают нелегальные игры в дартс, эти милые мишени аппетитно истекают небесной кровью.
Раннее утро, часов 6-7, я пошел за Ноной.
– Вставай и одевайся, у нас много дел сегодня.
Девчачие глаза загорелись как синие лампочки в голубой темноте, выплыв из аквариума она очутилась в моих заботливых руках, я укутал её в полотенце и подал Ноне новое платье. В белых кружевах она обворожительна, абсолютный идеал.
– Куда мы летим? – Она взяла мою руку своими еще влажными и ледяными пальцами.
– В tattoo-центр, сводить код с шеи, а потом шопинг, ты же не можешь вечно носить шмотки Роксаны.
Нона удивленно моргнула в мою сторону, но промолчала. (Роксана была ноябрьским выпуском этой замечательной коллекции).
В салоне ей свели татуировку, а она ни единой клеткой лица не выразила боли, складывалось впечатление, что создательница армии plastic people нарочно избавила её от этого чувства, дабы не испортить самого идеального человека in the world …
– Малыш, ты – совершенство. – Прошептал я и чмокнул её в щечку.
Мы полетели по бутикам; в джинсах и кедах Нона смотрелась как обычный подросток, а в элегантных платьях затмевала красотой тысячи баронесс, принцесс и даже президентов. Тем временем мой камердинер подготовил все бумаги в УФМС, я не хотел, чтобы Нона носила мою фамилию, она не искусственник, она слишком жива для этой печальной планеты; Нона Витт, родилась 27 июня 2035 года, Франция, Страсбург. Жизнь в этой совсем не французской России, омраченная пельменями, борщом и окрошкой на завтрак, всё это ей понравится.
Не в моем стиле держать человека взаперти дома, как украшения, бижутерию…
– Роксана, детка, помоги Ноне на завтрашнем собеседовании, она теперь работает вместе с тобой.
Рокси выразила негодование формой губ, сжала их настолько омерзительно, что теперь её рот походил на чей-то анальный жом, разукрашенный губной помадой. Трое находилось в комнате Ноны, и хозяйка квадратных метров резко встала с дивана схватила 26-летнюю модель за запястье и вовсе не женским голосом прохрипела:
– Завтра тебя никто не спросит, и ты сопроводишь меня в эту чертову фотостудию, тебя никто не спросит, и ты не посмеешь относиться ко мне хоть чуть-чуть не уважительно, а сейчас ты создашь приятную smile на лице и извинишься за концерт.
Роксана в испуге отшатнулась и исчезла через не запертую дверь. Утром следущего дня обе успокоились и ушли на работу, я лишь подслушал их разговор в гардеробной.
– Нона, ты извини меня…
Рокс вопросительно и настороженно взглянула на нее из-под ресниц и та холодно ответила:
– Да, извенения приняты.
– Нона, послушай, ты для него особенная, нравишься ты хозяину, но... – ее голос дрогнул. – Но не слишком увлекай его, ты пойми, не ты одна в этом доме, обычно хозяин уделяет нам больше времени.
– Роксана, он не мой хозяин, это его жизнь и если он хочет потратить ее на меня – я не стану препятствовать, правда в том что…
Ох! Ну почему она не договорила?! Однако и меня отвлекли рабочие неожиданности.
Никогда не говори никогда. Всё шло своим чередом. Нона стала фотомоделью, камердинер Джо принес мне бокал вина (на самом деле его зовут неблагозвучно Демьян, он настоящий человек, и мне всегда хотелось, чтобы моего слугу звали стильно и по-американски), так вот, Джо подал мне выпивку и отправился сжигать труп, который я сотворил еще на прошлой неделе. Всё шло своим чередом, и на прошлой неделе я так опрометчиво увлекся жестокой игрой, убив Милку (декабрь, подарок на новый год); оказывается, если протеиновой кукле выстрелить из арбалета в сердце, выжить будет практически невозможно, даже со сверхрегенерирующими тканями. Блондинка рухнула на пол, как птица, застреленная умелым охотником, и все бы ничего, но тут мне приспичило по-большому (эти еврейские лакомства, типа хумуса, значительно помогают пищеварению), и стрелок устремился на другие подвиги. Естественно некому было выдрать стрелу из груди Милки, она замечательно испачкала кровью недавно перестеленный паркет из красного дерева.
Эти воспоминания меня несколько огорчили, я горевал о паркете и потраченных деньгах, и одновременно вопил камердинеру:
– Джо, где же ты, черт тебя дери! Джо, мой милый Джо, тащи сюда свою задницу и налей мне еще выпивки! Ах, нет же, всю бутылку… Старый добряк Джо и бутылка рома, ёхохо! И бутылка рома!
Я собирался обнулить четвертую на дню посудину с крепленым напитком. Нона застучала шпильками позади меня, я чувствовал спиной её прохладный и злой взгляд.
– Долинский, опять ты пьешь!
Чокнутая модель огрела меня бутылкой рома по голове, я упал с кресла к женским ногам, забрызгав спиртным и красными каплями белые туфли. Когда очнулся, Нона продолжала смотреть на меня злобно и скрестила руки на груди, как гангстер она качала ногой 37 размера обутой в кровавую белую громадину, не хватало сигары, кончик которой она могла откусить зубами. Она великолепна и ужасающа, от всего этого величия меня вырвало на территорию между нами, а Нона невозмутимо встала с соседнего стула и бросила тряпку мне в лицо.
– Убери здесь всё, пьянь! Джо, да где же ты ходишь, развалина, помоги ему! – Джо высунул свою седеющую голову из-за дверного косяка, но пальцем не пошевелил, чтобы помочь.
Шатаясь и потирая рукой разодранный затылок я добрался до ванны.
Прошел почти месяц, и я перестал быть хозяином таун-хауса, я не успел понять, когда Нона перехватила бразды правления. Дивный сегодня вечер, дорогая Ноночка разбила бутылку, которой уже перевалило за сотню лет, и цена приравнялась к цене сбитого Боинга. Еще месяц в таком режиме и я перестану управлять собственной жизнью, но пускай события идут своим чередом.
Сентябрь, похолодало. Я делаю наброски бизнес-плана, любимая Нона целует мою лысину и подает кофе и блинчики с медом на подносе. По вечерам я предпочел бы оставаться в постели, но друзья-аквариумисты требовали моего присутствия на очередном извращении. Хотя мой психиатр категорически запретил посещать высокой степени впечатляющие действа, упустить шанс заработать пару-тройку миллионов я не мог. Была придумана новая игра, было подготовлено несколько гробов, и несколько шальных пуль уже ожидали спуска курка. Я слишком привык к экстравагантному поведению самого себя и вопреки всем возможным ожиданиям повез Нону на место казни таких, как она. Компания безжалостных убийц собиралась в местном караоке-баре, пропустив по рюмочке, а затем еще по одной и еще, они устали ждать меня.
Нона вошла громко и царственно, распахнув двери двумя руками и демонстративно откинув прядь волос за спину, предстала она в образе гангста-телохранителя с нечеловечески-женственной изюминкой в походке. Из-за её спины показалась половина моего тела. Через сеточку между тканевыми цветами, а впрочем, и через них отчетливо просвечивал черный агрегат небольшого калибра, пристегнутый к ноге свадебной подвязкой. Фигуры садистов разбежались прочь от бильярдного стола, Нона нежно забралась на него, продавливая каблуками зеленую поверхность, и стала палить в воздух из чужого автомата, подобранного уже здесь. Картина – блеск! Какая-то левая сумасшедшая баба появляется на частной тусовке олигархов и спускает полную обойму в пустоту, затем я подаю девушке руку, она спускается, и я толкаю занимательную речь.
– Так вот, друзья мои, имею честь представить вам неповторимую Нону Витт, особу французских кровей и мою новую подругу. Аплодисменты в студию!
Глухо и немо было в караоке, даже бармен перестал смешивать коктейли и, открыв рот, уставился на протеинового человека.
Маленькие секреты, маленькие люди и большие трагедии ожидали нашу веселую компанию. Я вернулся к своим валютным братьям. Крики, громкий бас, хохот захватили мой «гвоздь программы» шумовым лассо. Как и предвиделось, протеиновая Нона увлекла их в пучину синих глаз, интеллектуальных бесед, в саму себя. Dj поставил зажигательную тему, крутанул пластинки и русская рулетка началась!
– Господа, раз протеиновая дама сама пришла в руки к злодеям, пусть и открывает сегодняшнюю вечеринку! – Воскликнул один из денежных мешков с довольным видом. Ох! Как мне не понравилась однозначность сложившейся ситуации, ведь это означало лишь одно – Нона должна убить… Мои ладони вспотели, я схватил свою девушку и выдернул из порочного круга психов.
– Нона, давай уедем?
– Пусти меня! – Повысила она на меня голос, – я не так чувствительна, как тебе кажется! – Шпилькой наступила мне на ногу и вернулась к мужчинам.
Я следовал за ними, и мы оказались в звукоизолирующей темной комнате, некто включил свет и тени людей упали на стену; подряд стояло 6 человек, а женские пальцы сжимали револьер с шестью пулями. Правила были просты: игрок с завязанными глазами должен застрелить всех, количество трупов = количеству миллионов условных единиц. Нона расположилась в середине «тайной комнаты» и вытянула вперед руку, ей закрыли глаза черной повязкой, я слышал только сопение толпы и видел как легко и непринужденно поднимается грудная клетка девушки. Нона переступила с ноги на ногу и бах!!! Бах!!! Бах!!! Троим она попала в голову, затем, не меняя позы, отвела левую руку назад и толпа ошеломленных увидела её великолепный длинный средний палец! Я не мог не улыбнуться. Еще два резких движения и бах! бах! Дыра, зияющая в сердце, куча темно-синей крови, фу… отвратительно. Пятеро не успели пискнуть, перед тем как свалиться на бетон, бывшие живые люди сначала прислонялись к стене и, оставляя кровавые разводы, сползали и падали окончательно. Нона моментально развернулась, сорвала повязку с глаз и направила дуло на свой висок, еще момент, бах!!! От отдачи в руку девушка упала. Я подбежал к ней и как не в себе стал трясти ее за плечи, она открыла глаза, поморгала, потерла левое веко оружием, затем провела рукой по голове, все было целым!
– Последняя была холостой, – сказал мне появившийся в коробке греха бармен, с полотенцем, засунутым в бокал, – поздравляю, мисс, вы – миллионер. – Он поцеловал разгоряченную кисть несостоявшегося самоубийцы.
Шок и ненависть смешивались в моем сознании и горечь чувствовалась во рту. Нона лишилась девственности во взгляде и на синей радужке временами появлялись и исчезали какие-то черные пятна.
Осенью как никогда опа просит приключений, а душа глинтвейна и под влиянием недружелюбного климата завсегдатым пристанищем кровожадных киллеров стал караоке-бар. Моя абсолютно человечная девушка каждый вечер без меня развлекалась в обществе недолюдей. Меня это бесит, ее это не бесит. Нона вообще живет отдельно от меня, от общества, от работы. Я подарил ей небольшой дом в черте города, источником дохода стали игры в особом казино. На самом деле я просто привык, когда в фартуке и домашних тапках-зайцах она готовит завтрак specially for me, когда ночами заползает ко мне под одеяло и прислоняется к спине своей грудью; в ее движениях есть нечто любящее и теплое с бархатным оттенком горячего шоколада. А теперь же остались фальшивые поцелуи в щечку и милые смс, отношения, как и горячий шоколад, сначала загустели и кажется уже твердеют. Я привык фантазировать о ее невинной и чистой любви, видимо от того, что и я полюбил Нону. Вам не кажется странным привязываться к куску протеина?
Фишка жизни проста – хочешь счастья – добейся. Я и камердинер Джо беседовали о не семейных ценностях в кафе:
– Джо, курьер ежедневно приносит мои цветы ей, я шлю открытки с поэзией, во вторник я подарил Ноне «Феррари»… – Задумчиво протянул последний слог.
– Мой милый друг, ты зачем пытаешься купить не материальное? Ты купил ее тело когда-то, душу покупают по-другому. Не мне тебе говорить, что куклы не умеют любить – рожденный ползать, как говориться… – Он тоже протянул последний слог и закурил папиросу.
Таких я не видел, по меньшей мере, лет 30, а впрочем, в реальности не видел вообще. Но Джо был прав, и душу покупают иначе.
Вы наедине с девушкой, она вам нравится, ваше сердце часто бьется. Вы думаете это любовь? Это тахикардия… Любовь – это бессимптомное разрушение вашей психики. И по ходу я серьезно влип. Влип в большую ароматную лепёху из продуктов обмена душистой бурёнки, от которой еще пахнет молоком, я упал туда лицом и теперь над ним кружат мушки.
Осенние дожди во Франции особенные, Нона скучала по ним и сегодня я решаю увезти ее в родные места. Я перебираю пальцами по клавишам фортепиано, где-то в моем ухе маленький музыкант играет мелодию на духовых, у нас выходит нечто похожее на саунд-трек из старого французского фильма. Шелестит листва за окном, шелест приносит с собой вести.
– Рюмочку коньяка. – Тихим голосом просят деревья.
– Рюмочку коньяка. – Опять просят они.
Мои зрачки расширились от удивления.
– Что, простите? – Спросил я, закончив дело с инструментом.
– Рюмочку коньяка, пожалуйста. – Послышалось мне из открытого окна в оранжерее на первом этаже.
Я с любопытством высунул лицо на улицу, поглядел по сторонам: в саду ни справа ни слева не было людей. Еще с большим любопытством я оглядел большие многолетние сосны и остановился на белых, налипавших одно на другое, облаках.
Скрипнула дверь и тут же громко захлопнулась, я не вздрогнул. Повернул голову и в меня впились большие бездонные бесчеловечные глазища. Набравшись терпения и страха, я моргнул, а космос продолжал буравить меня чем-то синим и омерзительно одиноким. Нона.
– Ну что, по коньячку?
Спиртное амбре перебивало запах моего парфюма и ее духов, да и вообще перебивало любой запах и даже воздух. Пьяные синие блюдца съедали мою голову и еще через пару минут дожуют мизинцы на руках. Меня изнутри выворачивало от ее присутствия и от перегара. Я забросил Нону на плечо и с удовольствием выкинул девушку в аквариум, прохладная вода быстро привела ее в чувства и несколько не трезвым голосом она проорала вслед уходящему мне:
– Ты в своем уме?! Вытащи меня отсюда немедленно! Долинский!
Я ухмыльнулся и ушел на кухню с чувством удовлетворения. Мокрая, волосы-сосульки, чудовищная улыбка, а еще водоросли под одеждой и рыбка в бюстгальтере. Рюмочку коньяка я все-таки налил. Себе. Протеиновая кукла принялась разрушать мой игрушечный домик с силой атомного взрыва в Чернобыле: опять она угробила бутылку старинного алкоголя, затем железным антикварным стулом доломала и без того не новое фортепиано, после чего стул вылетел в закрытое окно, по пути снося и его, на меня же направились банки со специями, светильник и маленькая gold fish из нижнего белья; перчинка не двусмысленно появилась в наших отношениях, порошкообразный красный чили был рассыпан по кухне и по мне. Я с трудом выгребал из гор битой и не битой посуды, а Нона продолжала, и не было этому ни конца, ни края…
– Кобель! – Разорялась она, запустив в мою голову солонку и пару вилок. – Убью! Ненавижу! Ничтожество!
Ножи с разделочной доской угодили ниже пояса. Когда все метательно-кидательные агрегаты кончились, Нона принялась за занавески и мой любимый деревянный диван с пуфами. Она разрушила своим телом журнальный столик, осколки хрустели под ногами, и я не выдержал:
– Господи, да остановись же! Иначе я тебя пристрелю!
Сумасшедшая замерла в позе из кинолент Тарантино, вокруг нечто ужасающее и грязное, с перцем. С уставшим видом, весь потрепанный и помятый я уселся на разодранный диван, голову в руки.
– Знаешь, еще час назад я хотел сделать тебе предложение… – С уловкой буркнул я, Нона обомлела, отошла к оранжерее и уставилась на кусты ягод.
Мои прекрасные вишни, ее адская рука не коснулась их, и в этом я мог быть спокоен. О, мой прекрасный сад! Я поцеловал ее, сжимая в ладонях волосы и край левой ягодицы, мягкие влажные губы.
– Уедем в Париж?
Они кивнула головой и захлопала ресницами:
– Я соскучилась по французским булочкам с шоколадной начинкой и по тебе. – Она нежно сравнила меня со своим любимым десертом, и устало свесила мне на плечи тело.
Утренним рейсом, минуя паспортный контроль и несколько часов в самолете, мы не волшебным образом уже смотрели на Пензу. В доме моей мамы все оставалось таким же, как в детстве, старый трехколесный велосипед в моей комнате на втором этаже без заднего колеса стоял у дряхлого шкафа. В шкафу детские вещи, мячики, игрушки и прочий хлам, накопленный за многие годы, вовсе не пылился, мама часто убиралась там.
Пока я изучал дом, Нона скромно сидела на семейном диване, на нем вся моя родня собиралась в праздники и под шум выпивала запасы погреба. С кухни, как и 30 лет назад, тянуло жареным, и свистел закипающий чайник. Разговор завязался под пирожки и мамин фирменный чай.
– Сережа, бегом мыть руки и кушать.
Фразой из прошлого позвала она меня, и я сломя голову побежал к умывальнику. Олдскульный аппарат с легким хрипом пел. Я включил громче радио и, захватив пирожок зубами, плюхнулся рядом с Ноной.
– Стало быть, ты невесту привез знакомиться? Ну наконец-то, а то я думала, что не доживу до этих замечательных дней, а тут еще и такая красавица-скромница. Дочка, расскажи о себе, а то из него и слова не вытянешь, вон, как испуганно глазами хлопает! И я так рада за вас!
Нона скромно и невозмутимо отхлебнула чай и откусила пирожок и, жуя, потрепала меня за щеку, от чего я вообще онемел.
– Знаете, мама, – с набитым ртом начала она. – Все это полная чушь. Только в сериалах красавица любит чудовище, а мы, мама, не кино снимаем.
Нона так активно жестикулировала, что капуста из пирожка вывалилась и попала прямо на колено к моей маме. И тут мне показалось – хуже не может быть.
– Да и какая из меня жена? Готовить, допустим, я умею, но мне слишком лень, каждый вечер я пью, чтобы убить время и убиваю, чтобы заработать на существование, а заработав, я снова пью и снова убиваю, я трачу баксы тоннами на шопинг, я не слишком часто ухаживаю за собой, не делаю интимных стрижек и не люблю Долинского, но я никогда не постарею, как вы; я не человек, точнее не настоящий, а вы только представьте, какие чудные детки у нас могли бы быть: прекрасные полукровки с кукольной душой.
От негодования мама выглядела еще более седой и старой. Вот теперь точно не будет хуже, это дитя разврата навеки вечные отбило желание моей матушки интересоваться личной жизнью сына и читать нотации по этому поводу, я доволен.
– Да что же вы такое говорите! Какая наглость! – Мамуля встала и ушла к себе в комнату.
– А что? Я правду ей сказала. Дурдом! – Нона даже не посмотрела на меня, запихнула обгрызанный пирожок в рот и смылась из дома.
Да и я не стал сидеть на месте и отправился спать в подростковую кроватку, мои пятки свисали с края, и пружины матраса неприятно массировали мой зад. Дневные кошмары снились моему воспаленному сознанию: вот я бегу в шортах и кроссовках фирмы Nike, рядом едет режиссер с камерой, кричит «покажи мне страсть!», и я показывал страсть и бежал дальше, в конце аллеи я забрал видеокамеру и снимал режиссера, он раздевался, а я психовал и делал новые дубли; потом я фотограВ по прозвищу что-то типа «Варенье» или «Повидло», ноги – вспышка, руки – вспышка, волосы – вспышка, попа – вспышка; пол под ногами испарился, я стоял на лазурном берегу и потягивал мохито из трубочки, Нона в образе русалки плавала в 50 метрах от меня, плавки прилипли к ягодицам, а сзади солнце поджаривало мне голову, русалка подплыла к берегу, ударила хвостом по воде, меня окатило сверху до пят; я лежу на операционном столе, без наркоза, кажется, хирург скальпелем ковыряет сердце, операция прошла успешно, и вот я NEOчеловек, я без чувств, нет, вроде только без любви; конец, красный занавес и надпись по середине экрана The End, как в мультиках про Тома и Джерри.
Я проспал много интересного, но порой во сне являются ценные мысли… Если через неделю Нона не будет моей, то и нет смысла ее добиваться, ибо нефиг было надеяться на лучшее.
– Ну, привет, ночной Париж! – Я оседлал железного тигра и умчался прочь от дома.
Мимо мощеных улиц и пьяных и праздных парижан Долинский ехал на своем байке. А Нона заливала в пустоту своего желудка коктейли и виски преимущественно. Тадам-там-тадам, важный и зловещий момент нашего фильма, ничего не предвещало встречи кукловода с протеиновой дамой, ведь она такая одинокая и женственная расслаблялась у барной стойки и так мужественно залпом «хлопала стаканчики» и закусывала лимоном тягости жизни, а я не мог на трезвую голову рассекать по городу в косухе и прочей спец. одежде и как бы случайно по воле судьбы заглянул в клуб, где противоположности притягивались. Молоденькие француженки, обкуренные, кучками двигались в dance-зоне, а я просто хотел освежиться парой-тройкой бокалов пунша.
– Нона! Хватит же бегать, я тебя всегда найду. Нона, прекрати эти игры, издевки, будь хоть немного живее и чувственнее своих мертвых сородичей.
Она вот не реагировала на меня вовсе, это обижало, жестоко обижало. Тогда я не стал дожидаться своего заказа, просто украл девушку, схватив ее в охапку, принес к мотоциклу и принудительно нацепил шлем, испортив прическу; в считанные секунды завел тигра, и мы рванули из Парижа, пьяная Нона держалась за меня как могла, а я ехал все быстрее и опаснее отклонялся на виражах.
Дома нас не было уже около четырех дней. Я богат и безрассуден. За пределами столицы природа вдохновляет. Вдалеке от городской романтики. Розовеющее утро. Дымка кругом и окрестности моей виллы одаривает волшебными рыдающими мелодиями Нона. Белый рояль в белой комнате, белая тюль, содрагаемая звуковой волной. Ужасно холодно становится от этого. Я стою, скрещиваю руки на груди и мурашки по ногам (волосы встают дыбом), стою, опершись на стену, Нона меня не видит и продолжает создавать шедевр. Я чувствую ее дыхание, миллиметры тела – кукольное одиночество, живое одиночество, просто одиночество. Давно я не испытывал душевных мук, ну хоть кто-нибудь пожалейте меня, но нет живых вокруг. Нона шепчет и играет:
– Ла-ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла-лаа-а-а-а…
Я умиляюсь, но не выхожу к ней. Я уединяюсь в своей комнате, занимаюсь бумажной работой, хотя мечты разъедают мне сердце. Удивительно накрывает.
Каждое утро после совместного завтрака Нона занимается «ледяной романтикой» с белым роялем, и после 3-х часовой сессии за инструментом идем гулять в лес. Обычно пар еще стоит над рекой, и мост погружен в густой туман, рассеивающийся у берегов. Мы молчим и думаем каждый о своем. Всегда Нона забирается на шаткие деревянные перила и грациозно падает ниц в воду, полупростуженная и абсолютно мокрая плетется к моим владениям босиком по колючей траве. Там для нее заранее подготовлены горячий чай с ромом и десерт. Мама волнуется о ней и ежедневно звонит, мы подолгу разговариваем, я часто жалуюсь, да, я определенно постоянно ною, но это моя мама и она понимает и поддерживает, всегда. Думаю, что я бестолочь.
– Нона, сегодня я должен вернуться в Париж по работе и отвезти кое-что маме, ты ничего не хочешь ей передать?
Она удивленно хлопает яркими шелковыми ресницами, посасывая во рту ложку, и изгибает бровь домиком.
– Это плохая идея! Когда ты вернешься? – Она резко повышает тон и тут же успокаивается, мимика притупляется и исчезает.
– Сейчас уже вечер, по-моему, около 6. Гм… я вернусь не поздней ночью.
– Хо-ро-шо, я при-го-тов-лю для те-бя что-ни-бу-дь.
Тянет Нона слогами, я обнимаю ее и целую в занятый столовым прибором рот, она мягко касается подушечками пальцев моих щек и отстраняется. Какая же она все-таки plastic girl, слишком заметно. В гараже мой «Мерс»-внедорожник изрядно запылился. В дороге я буду много думать, я знаю.
Нона не вышла во двор и не махала мне рукой на прощание. Покинув виллу, ажурные металлические ворота закрылись, и я уже выдавливаю 211 км/ч по федеральной трассе. Muse поет очень старую песню, в молодости мне нравились его композиции. «Времени почти не осталось, и я твердо уверен, что ее бесстрастное сердце останется айсбергом, таким, что тысячи огней не растопят лед! Я обязан измениться, и нет больше выхода. Или может… Нет, не может, просто не бывает!» Весь этот длинный путь до Парижа меня грызут и душат собственные мысли. Лишь только я вторгаюсь in city, я немедленно меняю план действий. Новая стратегия! Новый тактический багаж! Психоделические сны полезны и по моему лицу расплывается ухмылка.
Прошло часа 4, не меньше, я заглянул к маме и теперь возвращаюсь обратно. Вернулся я действительно не глубокой ночью. Она не спит и сразу же как я ступаю за порог зовет меня за стол.
– Твой шоколадный брауни и апельсиновый фреш, ты перекусил у мамы?
– Да. –Сухо отвечаю я, видимо, она удивлена тону моего голоса.
– Что-нибудь нового на работе?
Я вижу, как на ее глазах проступают черные пятна, и тут уже удивлен я, прежде она никогда не интересовалась моими делами. Я ем свой брауни, он очень вкусный, Нона действительно станет великолепной женой.
– Почему ты меня гладишь? – Вдруг спрашиваю я, но ее рука делает все тоже.
– Ты очень милый.
Она рдеет от интенсивного румянца, и я роняю вилку на пол, когда поднимаю ее Нона становится мертвенно бледной.
– Посмотри на меня, – прошу я. – Что с твоими глазами?
Я нервно начинаю теребить ее маникюр, она уставилась на меня. Я поглощен ее тьмой, радужки чернее ночи.
– О чем ты?
– Я не знаю, как ты это делаешь, у тебя странные глаза и очень черные.
Только заканчиваю, и Нона срывается с места, подлетает к зеркалу в прихожей, от туда слышны громкие ругательства и крики:
– ЧЕРТ!! Черт! Что за хрень?!
Я с беспокойством подхожу к ней, Нона вцепилась обеими руками в волосы и с ужасом смотрит на себя, затем в такой же позе разворачивается ко мне и ревет как маленькая девочка. Со всхлипами она бросает в мои объятия, и я увожу ее к себе в спальню. Ложусь рядом, и мы засыпаем. Мне ровным счетом ничего не снилось, это необычно. Нона посапывает, скоро полдень, а она спит еще и это необычно тоже. Но стоило мне подняться с кровати, как она открывает свои по-прежнему мрачные глаза и сонно бормочет что-то невнятное. Обед. Я сижу внизу в столовой и доедаю вчерашний брауни, Нона появляется в проходе, очень элегантная и задумчивая: на ней черные туфли на шпильке от «Лабутена», черные чулки со стрелкой сзади, платье-карандаш от «ЛуиВи» в тон к обуви, ожерелье из черного жемчуга и браслет, волосы заправлены за уши и идеально выпрямлены, глаза черные и зрачков не видно, похоже, что Нона смирилась с происходящим. Так и не попрощавшись с мамой, мы уехали в аэропорт. Бизнес-класс.
– Выпьешь, может? – Робко спрашиваю я свою спутницу.
– Да, пожалуйста, шампанского, и конфеты. – Неуверенно обращается она.
Уже осталось 3 часа. 2 часа. 15 минут. Россия, самолет садится, все как надо. Ощущаю себя абсолютно пустым кувшином и несколько бессмысленно себя веду. Нона спит на моем плече, и я никак не могу ее растолкать, приходится тащить на себе. Легкая, чуть больше 40 кг и я аккуратно и быстро спускаюсь по трапу.
Ах, дом! Джо скучал по мне, и я не ждал такой реакции от этого чопорного славянина.
– Привет, дружище! Наконец-то ты вернулся!
Я неуверенно улыбнулся и поставил Нону рядом, он обнял нас обоих так страстно и горячо и не свойственно для Джо. Камин, угли и треск, конец холодной осени, клубочек мой нежный ворочается на диване, а я рядом смотрю на огонь.
– Который час? Мы уже прилетели? – Нона сонно бормочет, пытается выбраться из пледа, запутывается и падает на пол с глухим грохотом.
И потирая бок, плюхнулась как бы на диван, но и как бы мне на колени, от боли я выпучил глаза, но к счастью она этого не заметила, а только уткнулась холодным носом в живот и замурчала:
– Ляжем спать? Я очень устала.
– Я могу отнести тебя в комнату. – Предложил я.
Нона отвратительно удивленно всматривается в мои зрачки, от чего они становятся еще уже, и, кажется, дрожат.
– Нет! Я останусь здесь, с тобой.
– Что ж, тебя укрыть?
– Нет, ты очень теплый. – Она стискивает меня и опять засыпает.
Камин потух, светает, но серые тяжелые облака уже заволокли небо, моросит дождь. Моя девочка смирно лежит на диване, я довольствуюсь полом, ламинат уж больно жесткий, похоже я отлежал руку, ее покалывает, когда я пытаюсь подняться. Джо на кухне готовит мне завтрак, но есть не хочется, к этим новым ощущениям я еще не привык…
– Доброе утро, сэр.
Он снова трансформировался в моего непреклонного камердинера. Я ухмыляюсь.
– Доброе, я не хочу есть.
– А это и не вам!
Я округлил глаза. Вот так новость! А кому же, интересно знать? Видимо он понял моего негодования и кулинарной лопаткой указал в сторону Ноны. «Американо» без сахара как глоток жизни в столь пасмурный день. В заднем кармане моих брюк звонит сотовый.
– Здравствуйте, Львович! – Радостно шепчу я, чтобы не разбудить мою девочку. – В любое удобное вам время у меня дома. Да, до свидания.
Психиатр положил трубку, и я вновь погрузился в кофе. 11:00 Нона подняла свою милую лохматую голову и неодобрительно сонно посмотрела на нас.
– Доброе утро…
– Доброе утро, мисс Витт. – Джо расплылся в фальшивой улыбке, я воздержался от любезностей.
Она прошла в кухню, и я ощутил запах свежесобранной малины и еще чего-то освежающего. Ее тонкие пальцы ловко обошлись с кофемолкой, и вот уже в турке закипает эликсир бодрости, она добавила в него «Бейлиза» и немного корицы. Стопка ароматов ударила мне по носу, да так приятно, что я съежился.
– Тебе приготовить что-нибудь? Кофе?
– О, нет, спасибо, у меня «Американо». Чем сегодня займешься?
Нона слегка задумалась и достала из холодильника мороженое, а я внимательно наблюдаю за ней, улавливаю особенности движений.
– Я давно не была в караоке. Мне не хватает адреналина. Нет, ты пойми, у нас все прекрасно, но я бы хотела сегодня расслабиться и выпить. Ну, если ты понимаешь, о чем я. – Она замялась и виновато опустила ресницы и сделала глубокий вдох.
Ее слова звучат одновременно и ужасно и великолепно.
– Да, конечно, сходи, развлекись, у меня будут дела днем.
Я улыбнулся и притянул к себе, без каблуков она упирается носом мне в ямочку между ключицами. Ах! Эта теплая холодная женщина, неужели я не смогу этого вынести? Я улыбался и думал, какая она все-таки безжалостная тварь и хорошо, что я другой теперь, хотя бы для себя.
– И отлично! Я в ванну, ты со мной? – Как ни в чем не бывало воскликнула Нона и хлопнула меня по груди ладонью.
– Ох, ну нет уж. Мне нужно поработать. Джо! Подготовь мне документы!
– Да, сэр.
Джо отозвался со второго этажа. И я быстро ушел на его голос, оставив ее одну. Кипы, вершины, ну просто горы бумаг! В час дня Нона радостно свалила из таун-хауса, и совсем скоро подошел мой психиатр.
– Здравствуйте, Львович.
– Добрый день, перейдем сразу к делу, у меня мало времени. Когда вы звонили мне из Парижа, я не сразу понял, что вы собираетесь делать, поэтому и не мог ничего вам посоветовать.
И я подробнейше рассказал обо всех событиях, меня волнующих. Мы беседуем в моем кабинете в довольно рабочей обстановке.
– Что ж, теперь мне все понятно, и как вы сейчас себя чувствуете с ней и без нее? Наблюдались какие-либо значимые изменения?
– Я еще привыкаю к новым чувствам, Нона… тьма ее глаз пугает меня как прежде. И между нами остается некая наэлектризованность, но мне значительно легче при ее невыносимой близости.
– Судя по рассказу прогноз будет благоприятный, и нам остается только ждать.
Константин Лидин встал, мы пожали друг другу руки, и я вновь ушел с головой в работу. Нона не человек, и покончим с этим, я должен сегодня во всем ей признаться. «Она переживет», – усмехаюсь я. Неожиданно темнеет. В дверь кто-то робко стучится.
– Серж, можно?
Моя девочка слегка пьяная и помятая вваливается в кабинет. Вышагивая и вывиливая бедрами, доходит до письменного стола, одним пальчиком медленно закрывает мой ноутбук.
– Давай пройдемся?
– Хорошо.
Я предельно краток, у меня потеют ладони, трудный будет разговор, но ей понравится. В прихожей Нона надевает черное пальто и выглядит, как чертова вампирша: алая помада обрамляет ей губы двумя пухлыми линиями, черное платье – то самое, в котором она продавалась, через него просвечивают кружевные чулки и как всегда она на внушительно высоких шпильках – в общем, выглядит она умопомрачительно! Мы идем по набережной, дышим холодным воздухом, каждый раз любуясь паром изо рта и полумраком и тишиной вокруг нас. Мы гуляем так целую вечность, молча. Спустя пару часов она ведет меня на паром, и сонный паромщик оживляется при виде нас.
– Доброй ночи, куда бы вы хотели отправиться?
Нона упорно пытается объяснить ему, что от него требуется. Мы устраиваемся на импровизированном диване, и паром медленно трогается с места, на небе редкие звезды, проплываем мимо спящего города. О, залив Ангары, неподалеку дачный поселок, интересно, насколько далеко от центра города мы находимся? Нона задремала на моем плече, и я решил присоединиться, тоже уснул.
– Долинский, вставай. Сережа, уже утро.
Я пытаюсь открыть хотя бы один глаз, и просыпаюсь под теплым пледом в объятиях Ноночки. Рассвет еще не набрал силу, и немного розовеют холмы с соснами. Нона окутана туманом и походит на темного ангела, сверкая бледной кожей, она более чем прекрасна, совершенна. Моя Нона.
– Я должна тебе кое-что сказать… – Мямлит она и подозрительно виновато смотрит в пол. О нет, меня пугают такие заявления!
– Я тоже хотел тебе кое-что сказать, это важно, пойми.
Она соскакивает с дивана, я за ней, мы берем друг друга за руки. Она так тяжело дышит, но я почему-то отвлекаюсь на ее сексуальные губы, которые она постоянно грызет.
– Сначала я, – я крепче сжимаю ее кисти. – Когда мы были во Франции, я убедился, что ты абсолютная кукла; каждый день, проведенный там вместе, ты не любила меня, ты делала одолжение, проявляя ко мне внимание, и я устал. Я любил тебя, ты не представляешь, как сильно любил! А ты рушила мой мир и сейчас рушишь... Но мне легче. Знаешь, есть такая операция: удаляют крошечный кусочек сердечной мышцы, вырезают орган любви, прокапывают препараты, снижающие активность мозга. Я как ты, я не могу больше никого любить и не хочу. Мы будем счастливы вместе, без чувств.
Ее руки леденеют в моих и по нежным щекам текут слезы, оставляя соленые дорожки.
– Я тебя люблю, – пронзительно громко всхлипывает она, – я беременна, я ношу твоего ребенка! – Ее голос срывает на крик и розово-синие вершины разносят его по окрестностям.
Дата добавления: 2015-09-11; просмотров: 70 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
| Теплообмін випромінюванням між поверхнями, які розділені екраном. | | | Схема проведения конкурса |