Аой. Юу Широяма. Я знаю его давно: мы вместе начинали, мы – самые настоящие друзья, коллеги. Я помню каждый день того времени, когда мы только начинали, когда мы только строили эту жизнь под названием The GazettE. Аой всегда несколько отличался от всех нас: его весёлость, его забавность порой ставили нас в тупик, ведь мы всё же были рок-группой, порой его поведение несколько смущало нас, но, несмотря на это, мы всё равно оставались друзьями. Люди думают, что найти настоящую любовь – сложнейшая задача. Это люди – пустоголовые тупые мрази. Они и не знают, что такое истинная дружба: способность человека быть рядом с тобой, переживать с тобой твои не только беды, но и радости, которые, кстати, разделить бывает сложнее, чем неудачи; умение быть собой, даже являясь другом, упорство не сдаваться и быть верным другом, не влюбляясь. Я всегда знал, что ты вносишь что-то особенное, что ты – необычен. Впрочем, иногда ты пренебрегал заботой о тебе: в одном интервью мы с ребятами смогли-таки уколоть тебя тем, как ты пишешь музыку и песни: сидя за рулём на запредельной скорости. Ты всегда был оторванным от реальности, то есть, унесённым куда-то, но при этом здесь, с нами – ты всегда был похож на крепкую опору, несмотря на свою вспыльчивую непостоянность.
Уруха. Койю Такашима. Я знаю тебя так давно. Я знал тебя с самого начала нашего увлечения, мы делали всё вместе и были всегда вместе. Вместе – это о нас. Ты всегда был моим лучшим другом, ты всегда был им, слышишь, Койю? Я восхищался тобой, делал это тайно, ибо мы были друзьями, ближайшими друзьями, но всё же я не мог двинуться с места, видя твои сосредоточенные глаза, плотно сжатые губы; видя гитарный гриф в твоих руках, я уже не мог оторваться: ты создавал что-то в своей голове, в себе, а ведь это так сложно, когда рядом кто-то есть. Но я мог это наблюдать, я становился человеком, который замёрз в огромной льдине, и всё, что он может: это смотреть. Я помню тот момент, когда ты пришёл ко мне поздним-поздним вечером. Я услышал стук в дверь и очень удивился: какие могут быть посетители? Я открыл дверь и увидел тебя: на тебе лица не было. Ты был угрюм, на лбу была видна морщинка от того, как ты нахмурился, губы были плотно сжаты. Ты отвёл хмурый взгляд и молча протянул мне тетрадь на кольцах, которая была открыта на странице с нотами и словами. Я молча опустил взгляд и неуверенно взял её, ибо ты никогда не показывал мне ничего такого. То есть, именно песен. Да, ты всегда писал музыку, но… Но не то, что увидел я тогдашней ночью. Я начал читать, и невольно моя спина напряглась, я нервно сглотнул. Нет, меня не испугало то, что я увидел в тетради. Меня поразило то, что я увидел в тебе в тот момент. DIM Scene– одна из известнейших песен. Я до сих пор мучаюсь вопросом, что же произошло с тобой, что заставило тебя написать это? Что происходило с тобой, и где был я в тот момент? Как же это жалко - пытаться вернуть момент своего отсутствия, чтоб его исправить.
Рейта. Акира Сузуки. Мне, если честно, сложно о тебе рассказывать. С твоей вечной двоякостью: то ты болтлив и открыт, словно ребёнок, которому после строгой школы разрешили побаловаться, то ты закрыт и холоден, замкнут для всех и повёрнут спиной… Конечно, может, это только я так думал. Безусловный любимец публики, агрессивный одиночка, ты почти всегда был в своей роли. Ты, кажется, никогда не нуждался в помощи, всегда отвергал её. Всегда был отстранён, пусть иногда и казалось, словно ты здесь. Когда-то ты захотел закрыться, спрятаться: и с тех пор ты носишь повязку. И, кажется, всё больше закрываешься с тех пор, пусть уже не используешь повязки для этого. Я когда-то правда привязался к тебе больше, чем… чем по-дружески. Я влюбился в тебя, утопая в высокомерном холоде. Впрочем, я не утонул: ты протянул мне руку помощи, будучи, как я потом узнаю, также неравнодушным ко мне. Я словно нашёл лазейку в стене изо льда. Я попал в мир, где было тепло, я попал в мир, что был тайной. Я не помнил себя, я не помнил ничего, я знал только одно: я люблю тебя. Я безостановочно писал песни, наполненный вдохновением, наполненный не поддающейся описанию энергией. Но потом всё изменилось. И я потерял и тебя, вслед за Урухой.
Кай. Уке Ютака. Ты присоединился к нам последним, но это никогда не умаляло твоего значения. Да, первое время, я знаю, ты беспокоился, что мы захотим, чтоб ты играл в стиле Юнэ, но позже всё стало на свои места. Твоя ангельская улыбка, твоя энергия, твой бесконечный ключ, бьющий призывом к движению. Твоя эмоциональность, твоя любовь к делу, что ты делаешь… Ты стал лидером не только поэтому, но даже этого уже достаточно, разве не так? Ты стал тем, кто объединил нас и привёл именно к той форме, которую мы искали. Точнее, ты стал последним ингредиентом для того, чтобы мы пришли к идеальным пропорциям нас самих. Наконец-то мы нашли то, без чего не могли сдвинуться с места. Когда ты присоединился к нам, мы полетели. Нас уже было не удержать. Ты всегда был словно бы отцом всем. Нет, конечно, ты не был психиатром для каждого, но ты всегда мог и был рад помочь. Правда, порой, твоя забота становилась чересчур навязчивой, из-за этого иногда мы ссорились, не только я. Но я всё равно чувствую вину за то, что оттолкнул тебя тогда, когда ты был искренен.
И это я сейчас говорю так, я помню всё. Помнить всё – иллюзия. Мы «помним всё» только тогда, когда лишаемся предмета своих воспоминаний. Только в горе, только в печали мы начинаем лелеять кадры своей жизни, которую потеряли. Мы «помним всё» просто потому, что это единственное, что осталось. Но тогда я ещё не знал, как и где всё закончится.
Вечереет. Тот же день.
#np the GazettE - 13STAIRS.
Все мы были на пределе: было обнаружено множество неполадок и недоделок, так что нам пришлось проторчать здесь до самого вечера. Мы проверяем звучание, и вот, последняя проверка: 13STAIRS. Кай начинает, Рейта вступает следом. Я молча слушаю, вновь стараясь уловить то, что я упустил. Но это проскальзывает меж пальцев, утекая. Песня, написанная тобой. Грохот, скрежет гитар. Я слушаю, упиваясь ощущением своего незнания, своей потери. Я смакую это, словно бы это то, что стоит так растягивать и во что стоит вникать. Хм… иногда, глубоко зарываясь в свои дрянные ощущения, всё же можно найти ответ. Можно ли найти ответ, когда уже поздно? Я вступаю. Всё в порядке. Всё в порядке. Всё в порядке… Я пою, но… что-то… Что-то неуловимое оттягивает мой голос, словно бы я опаздываю: но это не так. В чём дело?.. Музыка словно не даёт мне гармонировать с ней, ускользая. Она играет со мной, я приоткрываю глаза, оглядываясь на безмятежных музыкантов. Они не слышат того, что слышу я?.. Вот и припев… Затяжные гласные, напоминающие мне меня же, бродящего в темноте в поисках ответа на вопрос, где же Уруха. Что-то путается во мне, раздаётся эхом. Я зову, но ответа нет. Я зову, я кричу. Но всё это бесполезно. Его уже здесь нет. Его нет нигде. Ни в зоне комфорта, ни досягаемости. Нигде. Безнадёжно. Безнадёжно. Очнись! Шепот. Бред припадочного философа. И вот Рейта врывается грубым басом. Гитарный проигрыш риффами: словно усиление фрустрации. Создаёт ощущение ещё большей нагруженности. Накидывает на моё состояние ещё больше блоков в тонну весом. Высокое соло. Я послушно, так, как следует, пою. Им неизвестно… им ничего не известно. Они ничего не знают. Ничего. Вы не знаете, кто я. Рейта. И… я пропускаю свои слова. И ещё. Всё, вплоть до окончания строфы suck my dick, остаётся пустым: лишь Рейта исправно исполняет свою партию бэк-вокала. Ребята не прекращают играть, видимо, считая, что я опять расчувствовался. Я всё молчу. Уруха играет, поглядывая на меня, безэмоционально, холодно. Пошла последняя полная минута. Я молчу.
Вдруг этот ровный строй разрушается, Рейта бросает игру, Уруха, заметив это, опускает руки, не выражая никаких эмоций. Аой с выражением вынужденной причастности к происходящему тоже опускает руки и, шаркнув ногой, начинает попросту стоять с руками, сложенными на груди, разглядывая, что вокруг. Я так и представил тогда, как в его голове промелькнула мысль «опять…»
- Какого чёрта? Что тебе не хватает? – обозлённый Рейта нападает на меня, подходя чуть не вплотную. Уруха молча стоит и смотрит на меня, он за спиной Рейты. Я вижу его лицо. Вижу его взгляд: такой осведомлённый, но равнодушный. Вижу его оболочку, которой он покрылся. Чёртов ублюдок. Аой, утомлённо вздохнув, попросту выходит из комнаты.
- Что?! Что тебе не хватает? – Рейта несильно толкает меня в плечо. Недавно мы поссорились. Его теперь ничто не держит, тем более, сейчас, когда вся эта подготовка так затянулась и действует всем на нервы. Рейта так ревнует меня к Урухе, до которого я никак не могу достучаться, пользуясь ввиду этого единственной своей возможностью быть с ним в близости на концертах. Правда, сразу после ухода со сцены эта солнечная и ни на чью больше не похожая улыбка спадает с его лица в момент, разбиваясь о пол, и на его лице вновь его безэмоциональность. Так и слышу звон стекла.
Я молча смотрю на Уруху, а затем медленно перевожу взгляд на тёмные глаза басиста, наполненные гневом.
- Ничего, - спокойно отвечаю я, - это неважно.
- Да конечно, - его голос сменяет на спокойный, но в этом спокойствии бьётся укрощённая буря. Этот голос… - может ты и Уруха уже наконец решите всё? – просто и в лоб. Рейту не сдерживала такая вещь, как тактичность. Он, как доминирующий самец, не желал ломать пальцы, делая вид, что ничего не происходит. Как это делал… я? Просто я не хотел рассказывать об этом блондину.
- Рейта? – в разговор вклинился Уруха, плавно, но так холодно, что я тут же вздрогнул: будто бы меня обожгло этим самым льдом.
Рейта обернулся к Урухе вполоборота. Он встал между нами. Я почувствовал: он это и имел в виду.
- Така влюблён в тебя, ты не заметил? – усмехнулся Сузуки, очевидно, планируя таким образом вывести прохладного гитариста на эмоции.
- Заметил, - как ни в чём не бывало повёл плечом второй, - тебе-то что?
Ледник. Настоящий айсберг.
Я стоял, конечно, поражённый. Не знаю, видно это было, или нет, но уступи они право сказать мне, я бы не знал, что. Кай молча наблюдал, понимая, что команда трещит по швам от конфликта.
- Ребята, давайте прекратим. Что за дела? Почему мы ссоримся перед концертом?..
- Заткнись и не лезь, - процедил сквозь зубы Рейта. Кай был огорошен такой откровенной грубостью басиста. В следующую минуту от него осталась только бас-гитара: он быстро снял её, поставил у динамика и спешно покинул помещение, с силой открыв дверь, так, что она ударилась о стену и на той остался след. Уруха проводил вспыльчивого агрессора взглядом и молча отвернулся, снимая гитару и опуская её на пол. Уруха сунул руки в карманы, ища там зажигалку: меж его губ уже была сигарета. Он вышел из комнаты плавно, спокойно: ни капли эмоций наружу.
- На сегодня закончили, - негромко сказал Кай после паузы, положив любимые палочки в сумку и застёгивая её. В следующую секунду и он скрылся в дверном проёме.
#np Low - Lullaby
Сегодня, 8 ноября 2012.
Я прогулочным шагом иду ночью по улицам Токио, которые не засыпают ни на минуту. Впрочем, я живу на окраине кладбища, а там редко кого встретишь ночью: я уже знаю на своём опыте. Я подбираюсь к дому не спеша, медленно… Кладбище, окружённое деревьями, навевает на меня желание зайти и попасть в плен своей фантазии о том, как я заблужусь и буду умирать от страха и галлюцинаций на почве паники. Впрочем, я прохожу мимо… Даже меж стволов деревьев под освещением фонарей кое-где поблёскивают таблички или целые надгробные статуи, отлитые в порыве любви, о которой люди вспомнили, потеряв её предмет. И тут я останавливаюсь и заворачиваю в калитку, которая никогда не закрыта. Я не знаю, что так вдруг затянуло меня сюда. Или, кажется, я никогда не смогу пройти мимо?.. Здесь есть фонари, так что я не пугаюсь. Я иду не вглубь кладбища, а вбок. В углу, около возвышающейся каменной горы, стоят четыре серебряных монумента. Я смотрю на них… я пришёл. Привет, ребята.
#np the GazettE - People Error.
Я смотрю на вас. Я люблю вас. Я люблю вас… Я молча стою, обхватив себя за грудную клетку. Здесь всегда свежие цветы, здесь всегда протоптанная дорожка. Концерт 8 октября… Я вновь подошёл к тебе, Уруха, даже зная о твоём цинизме, на Hyena, и поцеловал тебя в висок. Ты улыбнулся мне так светло… Хотя нет. Это был не ты, я точно знаю. Это был тот Койю, которого я знал до того переломного момента, когда ты закрылся и больше никогда не открывался.
Ночью, после того концерта, Рейта приехал к тебе, ты ему равнодушно открыл. Неужели тебе было настолько всё равно? Сузуки в гневе толкнул тебя, крича, - ему надоели эти игры. Ты повалился на пол своим хрупким телом и ударился виском о журнальный столик… Мгновенная, безболезненная смерть… Рейта покончил с собой тут же, очнувшись от застелившей глаза ненависти: он убил прежде всего своего друга, своего любимого друга, вся эта ревность спала с него вмиг. Наверное, он так дрожал… Он увидел, что он убил только что не только гитариста, но и всех The GazettE. Он схватил нож и исполосовал свои венистые руки: бесстрашно и мужественно, конечно, глупо называть эти качества, но он изрезал руки так, что не было ни одного целого участка вен. В ту же ночь мне позвонили из полиции, сказав, что нужно срочно приезжать, - я попросту заперся дома, прокручивая в голове концерт. Я решил, что тем вечером я расставлю все точки над i: поговорю с Койю, оставлю попытки достучаться до него, полностью вернусь к Рейте, без оглядок на потерянного друга. Я приехал. Увидев это, я… Я не знал ничего. Я забыл о том, что только что The GazettE прекратили своё существование, я молча опустился к ним. Уруха, даже в момент смерти ты сохранил на своём лице безграничную холодность и безэмоциональность. Такой покойный, кажется, будто бы ты сейчас вновь откроешь глаза, это просто миг, когда ты моргнул, так затянулся… Но нет. Я смотрел на тебя долго. Ты… умер.
Сузуки… Ты плакал: на лице к повязке идут солёные дорожки. Но я знаю, это были слёзы гнева на себя, слёзы безграничной ненависти к себе, ты вновь был переполненной чашей. И вот как всё закончилось…
#np The GazettE - Taion [DC live]
В ту же ночь меня отвезли в больницу, морально парализованного и ментально уничтоженного. Тогда я был в больнице под наблюдением врача по настоянию Кая, он едва держался, пытался сохранить моё состояние, функционировал, как фундамент, только вот…
Через несколько минут через приёмное отделение пронеслись врачи медицины катастроф. Вслед за ними вошёл полицейский.
- Извините… Юу Широяма попал в серьёзнейшую аварию на главном шоссе. Я должен был Вам сообщить…
«Мы всегда беспокоимся за него, ведь он пишет за рулём на огромной скорости», - я помню, мы говорили это в интервью… Кай бессильно осел на диван, едва поднявшись с него, приветствуя охранника правопорядка... Кай, весь бледный, белый, он думал, что это по поводу Койю и Акиры… Я не плакал, почему-то. Я помню, было ощущение, что сердце покрывается надрывами. В горле оказался ком, который нельзя было сглотнуть или выплакать. Я молча поднялся, чувствуя, насколько тело стало бренным в один момент. Всё, чего мне хотелось – закричать так, чтобы избавиться от этого тела. Я сжал кулаки так, что ногти вонзились в ладонь.
Кай попросил оставить его одного и ушёл в палату. Времени уже прошло прилично… Я посмотрел на часы: 23:17… Я здесь уже два часа… я почувствовал прикосновение. Нехотя обернулся… Передо мной стояла девушка в белом халате и чёрным хвостом. Её губы предательски тряслись. Я смотрел на с каким-то… отстранённым безразличием… Выжидал её слов.
- Таканори-сан… Кай-сан… - лепетала она, показывая куда-то в коридор. Я безучастно посмотрел туда. Из одной из дверей вышел врач, смотря на меня безотрывно. Он кивнул мне. Я подошёл к нему: мне было откровенно всё равно…
Он открыл мне дверь, я молча прошёл. Тут же мой ровный шаг сбился. У окна на полу сидел Кай. Мои веки дрожали. Всё тело окаменело, и тут-то я почувствовал защипавшие глаза и затерзавшие горло слёзы. Рядом на полу - шприц и початая капсула, как я потом узнал, адреналина. Я, шатаясь, подошёл. Его голова была опущена, чёрные волосы закрывали глаза. Я присел рядом, дрожа. На его сгибе локтя виднелся канал от шприца.
- Doushite… (яп. «почему», прим. авт.) – шепнул я, бессильно трясясь, - Doushite… Doushite…
Я заметил его сжатый кулак и аккуратно расцепил его, доставая из него смятую бумажку. На ней было написано его рукой Gomennasai. В следующую же секунду иероглифы чуть расплылись – на клочок бумаги упала слеза.
- Кай…
Ветер треплет мои волосы, которые, кажется, и позабыли, что такое тонны лака и концертная укладка. Ветер треплет одежду, но мне не холодно. Я смотрю на серебряные монументы, к которым «никогда не зарастёт народная тропа».
- Привет, ребята… Как вы тут у меня? – тихо шепчу я с нежной улыбкой. Я улыбаюсь, тепло улыбаюсь, так, как могу улыбнуться только вам. Боже, сколько же я вам не отдал… Чёрт меня дери.
- Чёрт, чёрт.. ЧЁРТ! – всхлип сквозь зубы, и в следующую секунду я уже рухнул на землю, содрогаясь. По моему лицу текут слёзы, смешиваясь с землёй. Меня трясёт.
Сегодня 8 ноября 2012 года. Я – Таканори Мацумото. Сегодня ровно месяц с того дня, как я умер.
Я поднимаю глаза, из которых сочится солёная вода, на монументы: весь я клокочу. На едином монументе выгравированы слова:
dou ka hidoi yume da to kotaete hoshii
dore dake sakebi modae kurushimeba ii
saigo ni mou ichido dake waratte mitai
(Прости меня за моё дыхание, которое, похоже, остановилось.
Пожалуйста, я хочу, чтобы ты ответил, что это дурной сон.
В свой последний момент я хочу попытаться улыбнуться ещё раз; The GazettE – Taion, прим.авт.)
Я смотрю на эти строчки… И мою грудь разрывает нечеловеческий крик.
Сегодня 8 ноября чёрт ведает какого года. И сегодня ровно месяц с того дня, как я умер.
Умер.
doushite?..
Дата добавления: 2015-09-11; просмотров: 114 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
| задолженности администрации Куйбышевского района | | | УЧЕБНО-МЕТОДИЧЕСКОЕ И ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ ДИСЦИПЛИНЫ |