Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

О чем молчит лифтер

Читайте также:
  1. Даже профессиональные культуристы и пауэрлифтеры нередко, по тем или иным причинам, тренируются дома, отказавшись от хорошо оснащенных спортзалов.
  2. Зря вы молчите.Нам же(мне например точно) правда нужна и ваши желания что б воплощать их в реальность а вы молчите как рыбы
  3. О чем молчит ЛУНА
  4. О чем молчит священство 1 страница
  5. О чем молчит священство 2 страница
  6. О чем молчит священство 3 страница
  7. О чем молчит священство 4 страница
  8. О ЧЁМ МОЛЧИТ НАУКА?
  9. Что делать, если ребенок молчит

Добро пожаловать на улицу Смоленская, проезд Зелёный дом 9. Нет, это не районная администрация, не ювелирный и не кондитерская. В этом старом восьмиэтажном доме из красного кирпича нет ничего примечательного. Это одна крохотная частица гигантского планктона городских зданий. Продолговатые окна, прикрытые веками цветных занавесок, часть которых уже обрядилась в модные и практичные пластиковые рамы. В общем и целом, обычный дом, на обычной улице с обычным двором, где и в зной и стужу мельтешит малышня, катаясь со старой железной горки.

Согласно важной директиве правительства почти все дворы города давно оборудованы цветными пластиковыми качелями, горками и всевозможными нагромождениями, для развития детской координации и ловкости. А вот до дома номер 9, Зелёного проезда на улице Смоленская, не дошли пока руки у районной администрации. Так и торчит посреди двора железный гриб-мухомор над песочницей, да покосившаяся ракета – привет из далекого прошлого.

Не сподобились граждане решить и проблему все разрастающегося, точно плесень в сырости, количества легкого транспорта. Собственно решать проблему транспорта и не нужно. Как ее решишь-то? Не садить же всех на велосипеды. А вот проблема свободного места на тротуарах и дорожках и уже детской площадке – на лицо. И так уж нервирует эта проблема любезных жителей номер 9, так огорчает… Причем каждого отдельного индивидуума огорчает не его собственный автотранспорт, припаркованный по диагонали у подъезда к газгольдеру, а пренепременно машина соседа, мешающая свободному выезду своим немытым капотом.

И работает в этом доме Глафира Евстафьевна Загородько, обладатель старинной и доблестной профессии лифтер. Не подумайте чего не то, она вовсе не сидит у входа в лифт со спицами и пряжей на коленях, как это иногда показывается в советских фильмах пятидесятых годов. Глафира Евстафьевна сидит в диспетчерской, принимает сигнал о поломке, от бедолаг, застрявших в лифте, и звонит в аварийную службу доблестным мастерам. Мастера лифто-ремонтного дела – ребята неторопливые и вальяжные. Спешить на вызволение несчастных, волею судьбы запертых в тесной кабине, они не торопятся. Все в их изрядно помятом виде, и высокомерному блеску слегка нетрезвых глаз как бы говорить “Ну куда же они от нас денутся? Подождут, не бояре чай, великокняжеской думы”. Вот и приходиться Глафире Евстафьевне бежать к застрявшим, и ждать мастеров у закрытых дверей лифта, так сказать для моральной поддержки. И вот еще незадача, лифт, в доме номер 9 Зелёного проезда, старый очень, ломается дюже часто. Так что работы у Глафиры Евстафьевны хватает настолько, что каждый житель ее знает, уважает и здоровается.

Понедельник 7.30 утра.

Сигнал на пульт из третьего подъезда. Из динамика, под жёлтой от времени и пыли пластиковой решеточки, звучит поток хриплых звуков, лишь издали, напоминающих членораздельную речь. Из этих бульканий и скрежета улавливается следующее:

-Евстафьна… да какого… кажется брань … это …снова брань… лифт, чтоб его… Евстафьна! Быстрей, я на работу опаздываю… Я этих ваших …..руких мастеров в их…. И что б им вал карданный в то же место!

Глафира Евстафьевна, как водиться в аварийную службу звоночек сделала, где без всякого энтузиазма и интереса заявочку приняли, и обещали вызволение пострадавшего в течении часа от силы двух. “Значит точно, только к обеду прибудут”, буркнула лифтер, натянула шерстяную шаль на свои худенькие старческие плечи, и устремилась по первому ноябрьскому снегу к подъезду номер три. Вошла в подъезд, стукнула по закрытым дверям лифта.

“Вы здесь?” Глупый вопрос, ну конечно, здесь, куда они телепортируются из закрытой коробки, но для дела спросить нужно. Ведь не понятно между какими именно этажами остановился этот коварный лифт. А у нашего лифтера слух профессиональный. Она только по эху голоса из шахты без ошибки определит точное место. Судя по возмущенным выкрикам, лифт стоит между четвертым и пятым этажами, а судя по голосу, в яростной истерике там бьется молодая бухгалтер СЕРМОСТСТРОя, пес знает как это расшифровывается, жительница трехкомнатной квартиры на шестом этаже, Марина Геннадьевна Лапина. “Эх, не те уже у меня годы, чтоб я по лестницам прыгала, как молодой кенгуру. На пенсию пора”, горестно подумала Глафира Евстафьевна, и начала свое восхождение.

-Евстафьна! Да что ж это такое? Это ж который раз за месяц!

- Марина Геннадьевна, я вполне разделяю ваше негодование, только ведь писали уже в ТСЖ. Они нас уже внесли в городскую программу по замене старых лифтов… и…

-Да …. я хотела на все это ТСЖ и председателя его и всех … прихлебателей ……лосых!! И чтоб у них … про меж ушей вырос … и …..ать мне куда и в какую ….ную программу!!! Я тут ….. а их …..адины, мать их!

Словом, суть митинга была в том, что Марину Геннадьевну, не особо интересуют рвение и ярые потуги доблестного ТСЖ облагородить инфраструктуру дома, так как пока очевидных результатов их работы не видно, и у нее давно уже почесываются ладошки наказать всю домовую администрацию сугубо жестко.

“Мда….” Невольно подумала лифтер, и передернула своими худыми плечиками. Такого упражнения в изящном матерном словообразовании ей не доводилось слышать с момента, когда ее покойный муж, забулдыга и транжир, случайно уронил дымящийся окурок в свои широкие резиновые сапоги, подпалив себе свежесвязанные супругой теплые носки. Ну кто знает, может сейчас так принято, чтоб молодые бухгалтера выражались именно так, трех этажными. А то как иначе работать с финансовой частью предприятия?

Уже через несколько минут Марина Геннадьевна, позабыв о присутствии за дверьми Глафиры Евстафьевны, просто мерила шагами периметр лифтовой кабины, изрыгая все более сложно сконструированные маты, а бабушка-лифтер тихо сидела на ступеньках, подперев морщинистую щеку ладошкой, и просвещалась…

Вдруг, в лифте зазвонил телефон. “Да, милый… ” в голосе бухгалтера появились масленые ноты “конечно, такая неприятность…. В лифте застряла… да… ой, не знаю… сама беспокоюсь…. Неприятности, наверное… нет? Ты – просто чудо! Да…. Про завтра? Помню конечно! Какой там лифт, я по лестнице пойду, полечу просто” захихикала, стараясь вложить в этот смех как можно больше грудной хрипотцы.

Должно быть, звонил законный супруг Марии Геннадьевны, Степан Георгиевич Лапин, видный инженер-проектировщик. Чего он там проектирует и где, никому в этом доме неизвестно, но очевидно то, что Степан Гергиевич очень гордиться своей должностью, ходит всегда слегка приподняв свой подбородок, одетый в густую рыжеватую бороду, выставив вперед широкую грудь, на которую так и тянет навесить медалей побольше, а то жаль, что такая грудь пустует зря. А может он нарочно ее так растягивает и расширяет, чтоб удобней на ней покоилось голове бухгалтера Марии Геннадьевны. Любит наш инженер свою жену, уж так любит! Тому, как Степан Георгиевич любит свою дражайшую супругу завидует весь дом, как ходят они заручку взявшись, точно школьники на переменке, какие букеты таскает он ей, как смотрит на людях. Конечно, это звонит он! Ну с кем еще так ворковать молодому бухгалтеру.

Глафира Евстафьевна заслушалась нежными речами, пока из медового транса ее не вывел истошный крик с первых этажей: “Мариночка, ты здесь, милая?” От удивления лифтёр подпрыгнула на ступеньке, как сидела, так попой и подпрыгнула. Голос принадлежал Степану Георгиевичу. Ну да, как есть в пролетах замелькала его рыжая борода. Из разговора Марии Геннадьевны в одночасье исчезли все сладкие интонации, голос стал сух и холоден, а фразы четки, как приказы генерала. “Да,… да… Виктор Викторович…. Я скоро буду…. Вот как дождусь мастеров… отчет почти завершен… да… предварительно можете ознакомиться, он у меня в столе в первом ящике, розовая папка.”

- Мариночка, ты тут? Как тебя угораздило?

- Степушка, солнышко, я так рада, что ты приехал, мне тут так страшно одной.

- Я тут, девочка моя! Я этих из ТСЖ в роллы закатаю и голодным Китайцам скормлю!

- Роллы едят японцы, а не китайцы, - непонятно зачем подала голос Глафира Евстафьевна.

Вдруг в кабине лифта зазвенела тишина полная ужаса. Кажется бухгалтер Мариночка только сейчас осознала, что во время бархатного разговора по телефону она была не одна.

- О, здравствуй, Евстафьевна! Опять вишь, какой непорядок!

- Евставьна, ты все это время была здесь? – осторожно спросила Марина Геннадьевна в аккурат в щелочку между двумя створками дверей.

- Неееет, - протянула лифтер, - чего мне здесь было делать то? Я по своим делам моталась, вот только сейчас и подошла.

Глафира Евстафьевна почувствовала немой вздох облегчения. А в это время, перед дверями лифта, юной куропаткой порхал Степан Георгиевич, охая, причитая, кляня на весь свет ТСЖ, мастеров и всех тех, кто конструировал этот подъемник.

- Не беспокойся, Мариночка, я тебя подброшу.

- Спасибо, золотце. Я уже опоздала. Сейчас с шефом разговаривала. Он в ярости. Я сегодня должна была отчет сдать. Аж ногами сучит! Наверное мне придется завтра задержаться на работе из-за всего этого. Видимо, до поздна.

- Ооо, как плохо! Я думал мы завтра …

- Да, зайка, я знаю. Сама расстроена. Но видишь, какая неприятность!

- Ничего, кошечка. Я найду завтра, чем заняться, чтоб сильно не скучать.

- Какой ты у меня умничка!

- Я люблю тебя, Мариночка.

И вот Глафира Евстафьевна снова погрузилась в сладкую дрему, под убаюкивающее мурлыкание двух влюбленных… как им кажется друг в друга. Интересно, а кто этот Виктор Викторович, и вправду начальник, или так, какой-нибудь Санек с какой-нибудь Новокузнецкой, ловко маскирующийся под непререкаемый авторитет начальника всех бухгалтеров. А что если прямо сейчас встать и в лицах пересказать несчастному инженеру – Степану, только что прослушанную радио трансляцию, и пусть он сам вычисляет высоту и габариты своих рогов. В таких раздумьях и прошли оставшиеся часы перед тем, как тяжелая уверенная поступь на лестничной площадке возвестила о прибытии долгожданных мастеров.

В полдень Глафира Евстафьевна вошла в свою лифтерку. Включила электрический чайник, из ящичка достала смятую коробку с заваркой в пакетиках. Сладкие сухарики из сдобных булочек лежали в целлофановом мешочке, в старой тряпичной сумке, которую Евстафьевна принесла с собой утром. Она никогда не оставляла еду на работе, чтоб не нервировать тараканов и мышей, вечных обитателей подвалов, которые каждую ночь устраивали набеги в маленькую душную комнатку - вотчину лифтеров. Заварился чай, на целлофановой подстилке легли мозаикой бесформенные фрагменты сухариков. Не успела старушка-лифтер оценить всю красоту этого натюрморта на деревянном столе с обшарпанным лаковым покрытием, как вдруг раздался сигнал на пульте.

“Мы застряли!!! Лифт не едет! Сделайте что-нибудь.” Что делать, Глафира Евстафьевна знала в деталях, эта схема была отработана до совершенства. А делать собственно нужно было немного - позвонить в ремонтную службу, и спешить к пострадавшим, уже в пятый подъезд. Судя по голосам, в лифтовой капкан попали два студента, с восьмого этажа. Семка и Гарик, как их величали соседи, снимали однокомнатную квартиру у почтенной пенсионерки Тарасовой Валентины Ивановны, которая счастливо доживала свои лета, в окружении множества внуков, у своей дочери в поселке Даниловка. Парни учились на третьем курсе Государственного Технического университета, факультета металлообработки. По сути, хлопчики были не дурные, жильцам нервы не портили, и общественный покой после 10 вечера не нарушали. За глаза ехидные жители прозвали их Инь и Янь, за кардинальную противоположность внешнего вида и характеров. Семка олицетворял собой сошедший портрет с афиши театральной пьесы про Садко. К его небесно-голубым глазам и льняным кудрям еще б рубаху русскую, тесьмой плетеной подпоясанную, да косу острую, да во поле. Гарик же, лицо кавказской национальности, проще говоря, житель солнечного Еревана, был носат, чернобров, да еще и сутулился почем зря. Справедливости ради, следует отметить, что у девушек парни пользовались одинаковым успехом, один за чело распрекрасное, другой за лихое, отвязное чувство юмора. И что, кроме факультета, объединяло этих молодых людей? Нет, нет, не подумайте, орлы были глубоко гетеросексуальны, и интереса друг к другу в этом смысле не имели. Объединяло их страстная нелюбовь к учебе, пристрастие к слабо горячительным напиткам а ля пиво, и общий автотранспорт – Семкин мопед, на котором, в теплое время года, парни добирались до университета. А еще, связывала их одна общая неприязнь к соседу Казимирову Сан Санычу, проживающего этажом ниже, аккурат под их жилплощадью.

Сан Саныч был человек непростой. Его скверный нрав, ворчливость, и старенькая хонда 99 года были известны всему подъезду. На вечно недовольный, насупленный вид жильцы еще готовы были закрывать глаза, но вот хонда, болотного цвета, с ядреной вмятиной на правом крыле, по праву завоевывала первый приз в конкурсе “Изжога района”. Не то, чтобы вид машины оскорблял чувства соседей. Неразумный Сан Саныч, не то по неосмотрительности, не то по злому умыслу, всегда норовил ее поставить так, чтоб создать препятствие для выезда двум-трем машинам точно, причем каждый раз разным, что отвергало идею о системе и намеренной пакости определенным людям. Намеренная пакость то была, но вот люди от нее страдали каждый раз новые.

Вот и сейчас, добравшись до третьего этажа, где и покоилась кабина застрявшего лифта, Глафира Евстафьевна застала бурное, эмоциональное промывание косточек вышеупомянутого соседа.

-Хвост козлиный! Отрыжка ишачья! Хряк! Прикинь, Егорыч (ага, в кабинке притаился еще один собеседник, сосед с пятого этажа, свежевышедший на пенсию садовод-любитель Игнат Егорыч), мы вчера ящик пива купили, на лифте доставили, поставили у входа, чтоб ключи найти. Семыч их в очередной раз куда-то запиндюрил, не то в карман, не то в рюкзак… короче, пока дверь открывали, эта гнида задом с чердачной лестницы спускается, и якобы случайно, как пихнет этот ящик копытом своим, он и полетел с лестницы, побилось все к Едреневой Фене! Ну скажи, не мудак он после этого? Ведь он нас пас там, как пить дать!

-Мудак! – уверенно согласился Егорыч, - Я, от этого грохота, вчера чуть с кровати кубарем не слетел, думал террористы нападают. А оказалось вон чего… Зато запах, говорят, стоял пивной на весь подъезд. Алкоголик наш, Петро с седьмого этажа, несколько раз свой портрет из двери высовывал, нанюхаться не мог, хотел даже пойти с лужи на полу полизать пиво, так жена его тазом медным по голове так отоварила за намерение, что из глаз огонь посыпался, этаж осветил, не хуже лампочки.

- А потому, что пить не надо в таких количествах, - вклинилась в разговор лифтер, - и вам, соколики, в том числе. Иж чего, ящик пива приволочь!

- О, Евстафьевна! – чуть ли не хором радостно отозвались три голоса из темного жерла лифта, - Присоединяйся к нашей беседе. А еще лучше, скажи-ка народу, когда нас вызволят от сюда, и когда это вообще все кончится?

- На оба ваши вопроса, богатыри мои, ответ один – а пес его знает! Вытащат вас, тогда, когда мастера явятся, а когда все это кончится, хотели знать еще классики. А я вам скажу, когда в головах своих порядок наведете, тогда и кругом порядок будет. А то вы герои соседей поносить, а на себя взглянуть слабо вам?

- Ну, ты не права, Евстафьна, - отозвался Егорыч, - Саныч всех уже до почек достал.

- До печенок. Так говорят, “достать до печенок” – парировала лифтер.

- Да пусть говорят, на здоровье. Меня лично он достал до почек! Как камешек! Вроде маленький такой, а неудобств столько, что и не знаешь через какой хрен его достать. Я, Евстафьна, вчера хотел утречком на свой участок в Верховке поехать, чтоб поработать там, хотя бы до обеда. А вышло, что я как раз только к обеду туда приехал, потому, что Саныч жабой своей мне бампер подпер!

- Какой участок, Игнат? Ноябрь на дворе! Ты там что, огурцы поливаешь? Дома сиди, книжки читай!

- Вооот… видишь, Евстафьна, сразу видно, что у тебя дачи нет. Да знаешь сколько всего сделать нужно перед зимой? Пока моя старуха соления в банки закатывает, я домик в порядок привожу, мусор жгу с огорода, малину укрываю.

- Спалить его машину надо, - выдвинул умную инициативу Семка.

- Не-а, опасно, на другие машины может перекинуться, - отклонил идею Гарик, - давай лучше краской, яркой такой, люминесцентной, на капоте напишем “Я - мудак в третьем поколении”.

-Мелко, - усомнился Семка.

Далее началась оживленная дискуссия, в которой как на съезде Политбюро выносились и обсуждались инициативы по наказанию нерадивого Сан Саныча.

- Давай ему дверь вонючей смесью вымажем, такой, чтоб не стиралась даже.

- Так это помимо Саныча еще и Петро нюхать будет.

- Ничего, ему полезно, мож пить бросит.

Послышался заливной смех Егорыча.

- Давай, динамики к батарее подвинем, и часа в четыре ночи Рамштайн ему врубим, пусть думает, что немцы наступают.

- А если это по батарее ниже пойдет? Ниже Саныча живет бабка Нюра, ей 90 лет, ее инфаркт хватит.

- Бабку жалко…, да…

- А мож не дверь, а машину ему, вонючкой этой намазать.

- Двор задохнется.

- Тогда салон.

- Привлекут за взлом.

- Ради благородного дела, стоит рискнуть.

- Я рецепт у девчонок с химбиофака возьму. Говорят, убойная жижа. Сидение заднее ему измалюем, чтоб он на свалку свою каракатицу свез.

- А ты, Евстафьна, молчи, как рыба, поняла?

- Чего удумали? Вот сейчас возьму, и вызов мастерам отменю, будете сидеть здесь, пока дурь из головы не выветрится.

- Не выветрится, не бойся, наше дело правое!

- А еще, колеса ему спустить, все четыре. Пиво, понимаешь, целый ящик….

Аварийная служба прибыла на удивление быстро, всего через 40 минут. Поднялись добры молодцы, на Глафиру Евстафьевну сверху вниз взглянули, взглядом осуждающим, будто бы это она, диверсантка, лифты ломает и отвлекает их от служению отчизне, и дел очень важных. А что ж ей, горемычной делать? Не по своей же охоте она, тут, на лестничной площадке обитается, да паскудство всякое слушает в отношении бедного Сан Саныча, в то время как у нее в лифтёрной дымится чай с сахаром, и сухарики сладкие.

Чай давно остыл и превратился в противную, холодную, приторную жидкость, а мыши, учуяв бесплатный ужин, погрызли половину сухариков. А вы говорите лифтер. Лифтер - это тоже профессия вредная для здоровья, особенно, когда за один только день случаются несколько поломок. Вот, и в этот Понедельник двумя вызовами дело не ограничилось. В семь вечера на пульте раздался еще один вызов.

- Естафьна!!! Ты там уснула что ли? Лифт опять сломался, Евстафьна!

На этот раз идти было не далеко, до первого подъезда. Буквально на прошлой неделе, многострадальный первый подъезд прогремел, на весь двор, одним крайне неприятным происшествием. Ограбили квартиру стоматолога Фриды Осиповны Кейцман. Супруг Фриды Осиповны, Михаил Борисович Кейцман, работавший в депозитном отделении местного банка, год назад приказал долго жить. Не сдюжило сердце этого щуплого человечка от переизбытка ответственности на такой денежной должности. Он умер, во сне, как ангел, оставив своей супруге и дочери Софье приличное наследство. И вот, на плечи безутешной вдовы свалилось новое испытание. За одну ночь, ее трехкомнатная квартира была освобождена от гнета материальных ценностей, как раз тогда, когда сама Фрида Осиповна с дочерью гостили у матери в соседнем городе. Имена освободителей так и остались загадкой для правоохранительных органов, а жилплощадь Фриды Осиповны постепенно вновь стала наполняться материальными благами, благодаря накопленному капиталу покойного супруга, и далеко не нищенской зарплаты стоматолога. Данное происшествие, чудовищное своей циничностью, повергло в шок всех обитателей дома номер 9, и особенно, что очень логично, жителей первого злосчастного подъезда.

Уставшая от дневной маяты Глафира Евстафьевна вошла, наконец в подъезд, и тут ее ждал неприятный сюрприз. Лифт остановился ровно между первым и вторым этажом. С одной стороны, пожилому лифтеру не пришлось снова изображать альпинистское восхождение на гору Килиманджаро, но с другой стороны, и это было самое неприятное, на первых двух этажах всегда очень холодно, особенно в ноябре.

С дверей кабины доносились женские голоса.

“Как вы там, девоньки?” спросила Глафира Евстафьевна.

“Да вот, только тронулись, и встали тут же” – констатировал удрученный голос, принадлежавший, похоже, Ангелине Петровне Комаровой, врачу педиатру детской поликлиники номер 7.

“А я так на работе устала” – вздохнул еще более грустный голос Анны Федоровны Петровой, работнику торговли в бутике греческих шуб.

“Домой хочу” – устало пискнул совсем еще молодой фальцет аспирантки Педагогического университета, Аленки.

- Потерпите, девочки, скоро вас от туда достанут.

- Безобразие, опять лифт ломается! – крякнула Анна Федоровна.

- Достанут –то достанут, а мне потом еще пешком аж на восьмой этаж, - гневно выпалила Ангелина Петровна.

- Домой хочу, - продолжала поскуливать аспирантка.

- Я это ТСЖ наше разнесу в пух! Я сегодня весь день на ногах, не присесть. Ноябрь. Всем шубы понадобились срочно. Перед всеми этими курицами раскланяться надобно.

- А почем у вас норковая шуба будет?

- Цены разные, Алиночка, но для тебя похлопочу, чтоб скидочку сделали.

- В туалет хочу, - пискнула Аленка.

- Здрасте, нашла время!

- Кстати, девчонки, вы заметили, что в лифте всегда в туалет хочется. Сильно прям.

- Молчи, Анюта, а то мне тоже сейчас приспичит.

- Ты, Евстафьна. Если что, нас не ругай. За конфуз будет ТСЖ виновато, ясно?

- Ясно, ясно, девоньки, - ответила лифтер, все сильнее кутаясь в шаль.

- А в городе сейчас эпидемия гриппа, особенно среди детей. Вы вообще представляете, что твориться в нашей поликлинике?

- Бррр, так ты наверное заразная, не дыши в мою сторону!

- Темнота ты, Анна Федоровна. Мы ж в замкнутом пространстве. Если вирус есть, вы им уже надышались. Это ж вам не кариес.

И вдруг, все разом замолчали, словно всех в одно мгновение осенила одна и та же мысль. Загадочное слово, связанное с болезнью зубов, бросало мостик к самой благодатной теме, среди женской публики, тему ограбленной Фриды Осиповны.

- Уж с кариесом есть к кому обратиться.

- Ну уж дудки, приумножать богатства Фриды Осиповны, моими кровно заработанными, я ни в жизнь! Ты подумай, у нее ж из дома все вынесли, а ей хоть бы хны. Вон, недавно, кухонный комбайн домой заносила, на какие деньги, а?

- Кстати, возле подъезда еще коробка стояла, из-под плазменной панели, тоже ее, наверное.

- Ой мне эти Кейцманы, Вайсманы и Рабиновичи… ведь это из-за них в стране бардак.

- Это как?

- А так, мы с тобой за копейки горбатимся, а у этих перцев профицит бюджета! Ничто их не берет.

- Слова-то какие!

- В туалет хочу, - снова подала голос аспирантка.

- Терпи! – закричали два голоса, хором.

- Да, не долго горевала наша Фрида Осиповна.

- Да она и по мужу не сильно скорбела. Все выхаживала в этой куртке, кожаной, с опушкой. Ты знаешь, сколько такая куртка стоит? А я знаю. У нас такая модель в бутике продавалась. Сказать?

Послышался доверительный шепот.

- Ни чего себе! Мне б этих денег хватило на юг к сестре съездить.

- Это мы с тобой все по югам, а Кейцманы все по Европе. И дочь у нее будет в престижном вузе, или вообще, за границей. Где справедливость, я не понимаю. Или с детишками, больными, весь день возиться, да по домам на автобусе ездить, или сидеть на своей попе, да в рот заглядывать, есть разница?

- Есть.

- В туалет хочу!!!

- Терпи, кому говорят. Евстафьна, там мастера скоро приедут, или нам тут в Аленкиной луже ночевать придется.

- Да почем же я знаю, девочки? Обещали быть как можно скорее.

- А я все понять не могу. Как же ее ограбили, если у нее дома собака?

- Да какая там собака, не смеши! Это ж шпиц! Сувенир, а не собака.

Вдруг распахнулась дверь в подъезд, и в дверном проеме появилась армия спасения, несущее долгожданное облегчение многострадальной Аленке. При помощи инструментов и загадочных действ, мастера открыли, наконец, дверь на втором этаже, и помогли слегка ослепленным женщинам выбраться из лифтового заточения. Аспирантка Аленка, забыв сказать “до свидания”, пулей метнулась на третий этаж, едва не сбив с ног Фриду Осиповну, спускающуюся с верхних этажей. На поводке рядом с хозяйкой семенил ножками рыжий пес, по виду напоминающий пушистую миниатюрную лисичку.

- ­Добрый вечер, - хрипло поздоровалась грузная женщина с собачкой.

- Здравствуйте, здравствуйте Фрида Осиповна! – засияла Анна Федоровна, - ну как вы?

- Спасибо, девочки, помаленьку, - кивнула головой стоматолог.

- Мерзавцев этих так и не нашли? – участливо спросила Ангелина Петровна, - Мы тут, с Анной Федоровной, буквально минуту назад, вас вспоминали. Говорим мол, это ж что ж делается, совсем вас без портков оставили. Знали ведь, наверное гады, что вы одна дочь поднимаете. Ничего в людях святого нет.

- У вас же, наверное, и верхнюю одежду вынесли? Вам же в чем-то зимой ходить нужно? Вы к нам в бутик зайдите, я у хозяйки вам хорошую скидку выхлопочу.

- Да, да, если вам нужно чего, вы обращайтесь, мы за счастье сочтем вам помочь.

- Спасибо большое. Я вас тоже рада буду в нашей клинике видеть, расплылась в улыбке Фрида Осиповна, и в глазах ее светился теплый свет благодарности.

А Глафира Евстафьевна вдоволь налюбовавшись этой умильной сценой, ссутулившись, вернулась в свою вотчину. Ее одолевала тоска, от всего увиденного, от всего услышанного. От всего того, что в простонародье называется “человеческая природа”. В десять вечера, лифтер Глафира Евстафьевна закрыла лифтерку, заранее мысленно извинившись перед всеми, кому “повезет” застрять в лифте ночью, так как о поломке они не смогут сообщить до утра. На улице шел ноябрьский снег, сырой, рыхлый и промозглый. Понурив голову, и сильней закутавшись в старенькое пальто, шла лифтер к себе домой, в одинокую холодную квартиру под желтым светом уличных фонарей. Вдруг, кто-то окликнул ее. Глафира Евстафьевна обернулась. Ей приветливо махал рукой Кузьма Демьяныч, консьерж с высотной новостройки на улице Смоленской.

- Евстафьевна, ты чего такая хмурая? Как день прошел?

- Три поломки в одном здании, Демьяныч! Меня жители казнят скоро.

- А ты-то тут причем?

- Да кто будет разбираться, причем я или нет? Людям виноватые нужны, чтоб душу отвести. Так что, если что, ты в эпитафии моей обязательно напиши: “Ее сгубило разгильдяйство ТСЖ”.

- Ой как мрачно. Пойдем, посидим у меня, Евстафьна. Я тебе налью чудесной сливовой наливочки.

- Мне нельзя, сердце пошаливает. А вот если ты мне взамен наливки борща нальешь, буду благодарна, а то я за сегодня и не ела ничего толком.

- Борща не обещаю, зато бульоном куриным порадовать тебя могу. Ну что, пойдем?

- Пойдем, - вздохнула лифтер. И не столько ей хотелось отведать куриного бульона, сколько облегчить груз на душе и рассказать консьержу о всем увиденном за сегодня, о всех трех историях лицемерия и злобы, которые прочно поселились в душах жильцов дома номер 9.

Через некоторое время Глафира Евстафьевна сидела за маленьким, квадратным, голубым столиком, далекого советского производства, накрытого клеенчатой скатертью, в крохотной кухоньке Кузьмы Демьяноча. Консьерж снял с конфорки ковшик с подогретым бульоном и налил ароматную теплую жидкость, с половинкой вареного яйца, в глубокую тарелку.

- Ты точно наливку не будешь, - уточнил он?

- Точно.

- Ну да Бог с тобой. Вот твой бульон. А я выпью рюмочку. Рассказывай, красавица, что там у тебя случилось сегодня.

Глафира Евстафьевна выпила две ложки бульона. Уютная теплота растеклась по желудку, согревая организм изнутри. Только тут она осознала, как сильно устала за день, и как сильно ей хочется поделиться своими соображениями. И лифтер рассказала Демьянычу в лицах, с театральной экспрессией, все три истории, что произошли с ней в этот понедельник: и про изменницу бухгалтера Марину, и ее несчастного влюбленного мужа; и про двух оболтусов, готовящих коварный план, против несчастного Сан Саныча; и про завистливых квочек, поносящих, на чем свет стоит, в лифте стоматолога Фриду Осиповну, и без того пострадавшую от злоумышленников.

- И главное, - закончила она свой рассказ, - мне больше всего жаль Степана Георгиевича Лапина, инженера. Уж так он влюблен в жену, и так горько за него, так хочется прийти и раскрыть ему глаза на то, кому он поет серенады и таскает букеты. Искренне обидно за мужичка.

Кузьма Демьяныч задумалася.

- Лапин… Лапин… Степан… уж больно имя знакомое. А как он выглядит, говоришь?

- Он высокий такой, широкоплечий, борода у него такая… с рыжиной, скулы немного заостренные.

- А ходит так, будто его только что в рыцари посвятили?

- Точно!

- Ну точно, это же Степашка.

- Кто?

- Степашка, его так наша душечка Танюшка называет.

- Ты ничего не путаешь?

- Ничего я не путаю. Лапин, инженер. У него любовница в нашем доме живет, Танька. Он к ней всякий раз бегает, когда жена на работе задерживается, и по выходным иногда. А однажды на целую неделю у нас останавливался. Видать, для жены, в командировку ездил.

- У тебя осталась наливка, Демьяныч? Налей ка мне рюмашку, рискнем.

- Держи, болезная моя. Что это ты так опечалилась?

- Ой Демьяныч, я ж его жалела. Думала, мужик порядочный, а он оказывается жены своей стоит, а то и почище будет.

Глафира Евстафьевна залпом осушила рюмку сливовой наливки и запила очередной ложкой бульона.

- Да не расстраивайся ты так, мать. Что поделать, такие люди, такие отношения.

- Я вот пойду и выложу всю правду! И ему, и жене его, и Саныча предупрежу, всем! Всем все расскажу, что знаю! Хочу, чтоб правды на земле больше стало!

- Да кому, на хрен, нужна твоя правда? Они счастливы в своем самообмане. У них, на этой лжи, построена гармония!

- Что построена?

- Гар-мо-ния. Их совместное сосуществование. Это их мир, не лезь в него своим ты носом. Знаешь чего, промолчи лучше. Ну, расскажешь ты все супругам Лапиным – разобьешь семью. Начнется развод, упреки, нервы, раздел имущества. Ну, предупредишь ты Саныча, а он возьмет и в полицию на парней заявление напишет. Им неприятности в Университете, отчислят еще, не дай Бог. Сломаешь жизнь парням. Ну расскажешь стоматологу про завистниц этих, накалишь обстановку в подъезде, вражду раздуешь. Так хоть, искренне или нет, но они ей даже помочь могут, если потребуется. Не лезь ты к ним! Без тебя разберуться, Евстафьевна.

- А скажи мне, Демьяныч, вот ты – консьерж, тоже, небось многое про многих знаешь. Тебе самому не тошно?

- Да с чего мне будет тошно? Мне любопытно, не более того. Мне главное, чтоб за мою жизнь мне тошно не было. Люди же… Я ведь для них лишь крохотный фрагмент жизни, и дарят они мне всего несколько секунд, уходя на работу, и возвращаясь с нее, и того не знают, что из этих секунд складывается у меня целое полотно, большая картина. Вот пусть и висит она у меня в прихожей, а в зал свой ее я вешать не собираюсь.

- Что-то опьянела я от наливки твоей.

- Ешь, Евстафьевна. Я тебе сегодня на диване постелю, чего тебе по темноте сейчас идти? Да и кто тебя там ждет?

- Никто, - грустно подтвердила лифтер, и осушила еще одну рюмочку наливки.

 

Вторник 7.30 утра.

Глафира Евстафьевна уже была на своем боевом посту. Утро было тихое, молчал диспетчерский пульт. За окном не прекращался снегопад. Вот и зима. Она вновь накинула на плечи свой платок и вышла во двор дома номер 9, Зелёного проезда. На детской площадке на лавочке сидели два измятых, сильно подвыпивших, небритых мужичка, а перед ними, точно актер на сцене, стоял алкоголик Петро, с пятого подъезда, с ядреным фиолетово-желтым синяком под глазом, и рассказывал, как днем ранее отбивался он от хулиганов, коварно настигших его в подворотне, и как не сладко пришлось супостатам.

“С меня что? С меня синяк только, это я увернуться не успел. А этих бедолаг в больницу на скорой. Там долго им… Я ж одному пять ребер, а второму ключицу…”И так красочен был его рассказ, что на секунду Евстафьевна даже забыла, что синяк этот был оставлен медным тазом, заботливо женой приложенным.

“Сволочь! Сволочь! Козел!!! Я ему…!!! Какой козел!” - это истошно орал Семка, в то время как Гарик яростно водил хоровод вокруг Семкиного мопеда. Сан Саныч, не то почуяв неладное, не то ожидая подлой мести за разбитый ящик пива, решил первым нанести упредительный удар, и залил двигатель припаркованного Семкиного мопеда, какой-то вязкой смолой.

Из третьего подъезда, как водится, за ручку, вышли супруги Лапины, и облобызав друг друга на глазах у соседей, и многозначительно поблагодарив друг друга за прошлый вечер, разошлись в разные стороны.

Вот и Фрида Осиповна, со своим кукольным шпицем, вышла на прогулку, перед рабочим днем. Рядом с ней шла соседка Мария Васильевна, со скорбным выражением лица, и рассуждала, при этом, о разгуле преступности в наши дни, а глаза грузного стоматолога все также светились теплым светом бесконечной благодарности за участие и понимание.

А ведь и правда у них- Гар-мо-ния. И какая разница на чем она строится. Ведь это иллюзия станет так хрупка, если пытаться разбить ее своими добрыми намерениями. “ Что ж, помолчим еще немного”, улыбнувшись, подумала Глафира Евстафьевна, и вернулась в лифтёрную.

 

 




Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 11 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
СКАЗКОТЕРАПИЯ КАК ОДИН ИЗ МЕТОДОВ КОРРЕКЦИОННО-РАЗВИВАЮЩЕЙ РАБОТЫ С ДЕТЬМИ| СЕМЕЙНАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ ПРИ ШИЗОФРЕНИИ

lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.03 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав