|
Читайте также: |
Логопед глубоко беременна – месяцев шесть, прикинула я. У нее толковое, живое лицо и по-американски бодрый голос. Подъехав вместе с креслом к столу с раскрытой картой Дэниэла, докторша одернула платье и с ходу, без тени смущения, приступила к самой больной для меня теме – заговорила о Дэниэле, который сидел тут же, в кабинете.
– Тяжесть средняя. Не безнадежен. – Она прищурилась на Дэниэла сквозь стекла очков без оправы. Левое ухо у логопеда утыкано дюжиной стразов, на макушке облачко подобранных заколками черных кудрей, а роскошная улыбка затмевает мелкие прыщики – бич беременных. – Собственно, я не вправе даже называть его аутистом, не моя специальность. Однако на вашем месте я подумала бы о спецшколе и о круглосуточном уходе. Иного выхода у вас просто нет.
В точности слова Стивена: иного выхода у нас просто нет. По мнению мужа, сына требовалось как можно скорее отправить в специализированное заведение для детей с задержкой развития. Стивен на этом настаивал; его упорство – самая тяжкая из проблем, которые он мне создавал, но не единственная.
– Есть другой выход! – возразила я.
Она рассмеялась.
– Вы крепкий орешек, однако аутизм, доложу я вам, – штука сложная. Обычные логопеды, и я в том числе, за таких детей не берутся. Приведите мне ребенка с легкими речевыми отклонениями – и я завалю вас идеями, как с этим справиться. А с вашим мальчиком… – Она покачала головой.
Дэниэл устроился на полу, поджав под себя ножки, и с отрешенным видом раздирал страницы журнала, который я для него купила, с картинками Паровозика Томаса. Он не обращал ни малейшего внимания ни на меня, ни на докторшу, ни на разговор между нами. Его ничто не интересовало, кроме мерного звука раздираемых глянцевых страниц.
– Но почему вы не возьметесь за Дэниэла? – настаивала я. Докторша переводила взгляд с меня на Дэниэла и молчала, покусывая губу. – Почему? Скажите правду. Не бойтесь, хуже не будет. – Конечно, это ложь. Мне уже стало хуже от ее слов. Она ведь мне отказала, и все потому, что сочла Дэниэла безнадежным. Если я правильно ее поняла. – Прошу вас! Я ко всему готова. Будьте со мной откровенны.
Она со вздохом пожала плечами, колыхнув налитой, как у всех беременных, грудью.
– Почему не возьмусь? Потому что он молчит. Если бы хоть несколько слов мог сказать – пожалуй, я попыталась бы. А ваш случай не для меня. Вам нужна помощь квалифицированного специалиста по такого рода заболеваниям. Повторяю, подумайте о школе с…
– Ему только три года!
– Я имею в виду – позже, когда он немножко подрастет.
– Не буду я ждать, пока он подрастет! – вырвалось у меня чуть резче, чем следовало.
Докторша хотела что-то сказать, но тут же передумала и стиснула челюсти. Замкнулась. Я поняла, что битва проиграна.
– Мне очень хотелось бы помочь вам, миссис Марш. Честное слово, очень хотелось бы. Но это не в моих силах.
Я стояла в очереди на прием к ней четыре недели. Я приехала сюда, вместо аэропорта, где, судя по моим часам, как раз приземлялся самолет Стивена из Вены. За три дня, что мужа не было дома, он ни разу не позвонил, а я все ждала звонка с извинениями и обещанием немедленно вернуться. Набирая его номер, я натыкалась на автоответчик – уж не знаю, то ли в Вене нет мобильной связи с Лондоном, то ли Стивен решил не отвечать на звонки.
– Ну хоть помогите мне сдвинуться с мертвой точки, – взмолилась я. – Если бы он начал говорить…
– Каким образом, мэм? Лично я представления не имею.
У меня длиннющий список вопросов, толстая чековая книжка, и во времени я не ограничена. Я готова на все, чтобы мой сын заговорил… а она не имеет представления?
– А как же «прикладной поведенческий анализ»? Слышали о таком?
Я раскопала книгу под названием «Хочу услышать твой голос» Кэтрин Морис, матери двоих детей-аутистов. Автор утверждала, что этот самый «анализ» – ППА – за каких-нибудь два года превратил ее детей в совершенно нормальных. Звучит, конечно, невероятно, зато обнадеживающе.
– ППА – это Ловаас. – Докторша вскинула брови. – Я сама из Лос-Анджелеса, где Айвор Ловаас работал. Видите ли, его подопечные не пользуются языком в контексте, просто как роботы реагируют на определенный стимул. То есть если ребенку задают вопрос: «Как тебя зовут?» – он называет свое имя. Однако языка он не понимает.
– Ясно.
Она отодвинула кресло, но так и не смогла положить ногу на ногу – живот мешал.
– Да, но если бы Дэниэл научился произносить свое имя и еще хотя бы несколько слов, вы бы за него взялись, верно? Ваши слова! – напомнила я.
Она со смехом погрозила пальцем:
– Поймали-таки!
– Ага, поймала, – улыбнулась я в ответ, принимая условия игры. Играть так играть, лишь бы сманить ее на нашу сторону.
– О'кей. Но только если он будет произносить их осознанно. Если же вы их вдолбите в него, по Ловаасу…
– А как вы догадаетесь? Ну можно хотя бы попробовать?
– Уж догадаюсь, будьте уверены, – подмигнула она.
Признаться, ее неизменная жизнерадостность меня покоробила. Веселиться, отказывая мне в помощи, – в этом было что-то порочное.
– И не вздумайте обращаться к Энди О'Коннору. А вы о нем непременно услышите, если уж копнули в Прикладной Поведенческий Анализ. Специального образования у О'Коннора нет, только университетский диплом. Он не учился работать с детьми. Он сам по себе – потому что ни один приличный институт или больница его не возьмут. Цены, кстати, задирает выше крыши. Доморощенный комедиант и первостатейный жулик. Даже не приближайтесь к нему.
– А что он делает, этот Энди О'Коннор?
– О-о! Заявляет, что может все. – Докторша презрительно закатила глаза. – Дети у него и говорят, и играют… Короче, темный тип.
Энди О'Коннор. Я не забуду это имя.
Стивен так и не позвонил, не ответил ни на один мой звонок, и я отправилась с Дэниэлом к мужу в офис. Третий этаж, в конце коридора, угловой кабинет с видом на Гайд-парк. Там я устроилась в удобном офисном кресле и вертелась на нем вправо-влево, отсчитывая минуты, пока Дэниэл карабкался на стол и тыкал пальцем в клавиши компьютера и кнопки телефона.
Десять минут прошло – Стивен не появился. Я загрузила компьютер, подключилась к сети, воспользовавшись его паролем, угадать который не составляло труда: «Эмили». Зашла в его электронный ящик и беззастенчиво покопалась в письмах. От брата – счет матчей по крикету и галиматья насчет отбора игроков; деловые е-мейлы от коллег по офису; уйма моих писем, неоткрытых, с призывами и угрозами в графе «тема» (Прочти, УМОЛЯЮ! ПОДНИМУ НА УШИ ПОЛИЦИЮ!!!). Я отправляла их из кафе на Бейкер-стрит, все… ну-ка, подсчитаем… все семнадцать.
Четверть часа ожидания. Не повезло мне – видно, Стивен на каком-нибудь совещании.
Мы с Дэниэлом поменялись местами, он забрался в кресло, а я уселась на стол. Сбросив туфли, я болтала ногами и кружила Дэниэла в кресле. Он счастлив, глазенки загорелись, но моя цель – чтобы он захлопал в ладоши. Крутану кресло, хлопну сама и прошу повторить. Снова крутану кресло, снова хлопну… Я едва ладони не отбила, но Дэниэл не хлопнул ни разу. Он уже в год прекрасно умел хлопать, у нас и фотографии были, а сейчас отказывался, и все тут.
– Хлоп! Давай, Дэниэл! Хлоп! – Я взяла обе его руки в свои и свела ладони вместе. – Хлоп! – Еще один виток кресла. – Ага! Ты хлопнул!
Почти правда.
Двадцать пять минут. Я кормила Дэниэла грудью в офисе Стивена. Вот было бы крику, если бы супруг увидел.
Сорок пять минут. Дэниэл заснул.
Через пятьдесят пять минут после нашего прихода помощница Стивена зашла в кабинет с документами.
– Мне жаль, Мелани. Его сегодня не будет, он работает дома. Вам разве не сказали?
Никто мне ничего не сказал.
– Он работает дома, – повторила помощница и, явно сконфуженная, с пылающими щеками, выскочила за дверь – только каблуки по коридору зацокали.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 79 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |