"Всё отдав, я не встану из праха,
Мне не надо ни слов, ни похвал.
Я не жил, умирая от страха,
Я, убив в себе страх, воевал".
Р.Киплинг "Эпитафия солдату".
"Я не смел на смерть взглянуть
в атаке среди бела дня,
И люди, завязав глаза,
к ней ночью отвели меня".
Р.Киплинг "Эпитафия трусу".
Впереди стояла группа подростков. Человек пять или шесть. А то и больше. Отсюда не видно было. Но никак не меньше пяти, это уж точно. В черных коротких кожаных куртках с какими-то бляхами, в тяжелых армейских ботинках, наголо выбритые.
То ли скинхеды, то ли металлисты, – замирая, определил Лужин. Во рту у него мгновенно пересохло.
Подростки что-то оживленно между собой обсуждали, громко и противно хохотали, курили и поминутно сплёвывали.
Лужин невольно замедлил шаги и почувствовал в душе какой-то нехороший холодок. Под ложечкой засосало. Время было уже позднее, место пустынное.
И черт их дёрнул через парк идти! Ну, вот не хотел же! Как чувствовал!
Лужин совершенно явственно ощутил, как напряглась идущая рядом жена. Она тоже заметила подростков. Делать, впрочем, было теперь уже нечего. Не останавливаться же и не поворачивать назад? Еще хуже будет. Как они на это отреагируют? Заметив, что он струсил и явно пытается удрать. Это как от хищника. Убегать нельзя. Сразу атакует! Да и неудобно как-то!.. И перед женой, и перед собой… Ладно, может, и обойдется.
Лужин на негнущихся ногах продолжал идти вперед. Но, чем ближе были эти проклятые скинхеды, тем всё более и более не по себе ему становилось.
Блин! Надо было сразу разворачиваться и уходить! – запоздало пожалел он. – А теперь уже и не убежишь.
Подростки между тем были уже совсем рядом. Еще шаг… еще… Лужин уткнулся глазами в землю, мечтая как можно скорее проскользнуть, прошмыгнуть мимо них серой мышкой, маленькой и незаметной; а еще лучше вообще оказаться где-нибудь за тридевять земель отсюда! подальше!.. на какой-нибудь освещенной улице! там, где люди,.. машины,.. милиционеры … с дубинками! с рациями и пистолетами!.. где можно снова будет почувствовать себя человеком! мужчиной! спокойным, гордым, невозмутимым и уверенным в себе… полным чувства собственного достоинства…
– Эй, мужик, закурить есть?
Лужин вздрогнул и остановился. Жена по инерции прошла пару шагов и остановилась тоже. Лужину показалось, что она вся дрожит.
От группы отделился один из юнцов и ленивой походкой, вразвалочку, не торопясь подошел к Лужину. Парень был ниже Лужина на полголовы и на вид совсем молодой – лет 14-15. А то и меньше. Мальчишка совсем.
Пиздец! – молотом ухнуло в голове у Лужина, и он почувствовал противную, обессиливающую слабость. Руки у него затряслись частой, мелкой дрожью. – Самый худший вариант! Малолетки – они вообще безжалостные. Отморозки. Плюс комплексы у них все эти подростковые. Как бы кто ни подумал, что он боится!.. Насмерть, короче, могут забить! Или покалечить.
Лужин был обычным человеком. Не Рэмбо и не Чаком Норрисом. И вообще не суперменом. Да, физически он был довольно крепким молодым мужчиной. Даже в спортзал иногда ходил. Но что толку? Он уж и забыл, когда последний раз дрался-то!.. В школе, наверное. Или в детском саду. Что он один может сделать против этой стаи!? А если у них ножи? Или цепи какие-нибудь велосипедные?.. Нунчаки или кастеты?
– Да, пожалуйста, – стараясь говорить уверенно, достал он из кармана раскрытую пачку сигарет и протянул ее подростку. Тот спокойно ее у него из рук взял и положил себе в карман. Остальные юнцы захохотали.
– Не внапряг? – издевательски поинтересовался стоящий перед Лужиным мальчишка. – Босяцкий подгон пацанам сделать!
– Да нет, – жалко пролепетал Лужин, пытаясь улыбнуться. – Берите!
– О, какой дядя добрый! – парень оглянулся на своих товарищей. Те опять радостно загоготали. – Дядя, может, у тебя еще есть? – юнец откровенно ухмылялся прямо в лицо Лужину. Он прекрасно видел его страх и отлично понимал, что делается у него на душе. И ему это явно нравилось.
– Нет, больше нет, – стуча зубами, выдавил из себя Лужин. Губы у него прыгали. Он презирал себя в этот момент за трусость, но не мог ничего с собой поделать.
– А у шмары у твоей нет? – парень перевел взгляд на жену Лужина, нагло и откровенно ее разглядывая.
– Нет, нет! она не курит! – поспешно, высоким от волнения голосом выпалил Лужин.
– Ты что, пидорас? – насмешливо посмотрел на него парень.
– Нет, что Вы! – путаясь в словах, забормотал Лужин. Он от страха уже вообще плохо понимал, что говорит. – Почему?! Это моя жена… Почему Вы так решили?..
– Голос у тебя как у бабы, – охотно пояснил парень.
Остальные опять захохотали.
– Ладно, Дик, оставь его! – раздался вдруг из темноты чей-то пренебрежительный голос. – Пусть катится. Он сейчас обосрётся от страха. Вони будет!..
– Да-а!.. – как бы в раздумье протянул парень, снизу вверх глядя в упор на Лужина. – Что, дядя, страшно?
Лужин молчал.
– Я тебя, козёл, спрашиваю! – повысил голос тот, кого назвали Диком.
– Да, – пробормотал Лужин.
– Не слышу! Громче скажи! Скажи: "Мне страшно. Козлу и пидорасу!" – требовательно приказал парень и угрожающе прищурился.
– Мне страшно,.. – Лужин, сглотнул. – Козлу и пидорасу, – он опять сглотнул.
– Ну, то-то же! – похвалил парень.
Но глаза у него были какие-то ледяные. Казалось, он никак не мог решиться так просто отпустить Лужина.
– Ладно, – всё еще сомневаясь, сказал наконец он. – Вали отсюда, урод! Вместе со своей овцой. Трусы дома постирать не забудь!.. Или подожди!
Лужин замер. Парень с мерзкой ухмылкой подошел к неподвижно стоящей жене Лужина и схватил ее за грудь.
– Тихо стой, сука! – прошипел он, почувствовав, как женщина дернулась.
– А ничего сиська! – сообщил он остальным, бесцеремонно щупая жену Лужина. Рука его скользнула ниже. – И жопа ничего!.. Слышь, овца, отсосать у меня хочешь?
Женщина молчала.
– Ну? – с угрозой в голосе повторил мальчишка. – Или я тебе не нравлюсь?
Жена Лужина всхлипнула и разрыдалась.
– Ладно! – брезгливо скривился Дик и убрал руку. – Валите отсюда! Пошли, пошли!.. – как на какую-то непонятливую скотину прикрикнул он на Лужина и его жену и даже носком ботинка грязь какую-то кинул в их сторону. – Проваливайте!
Лужин с женой одновременно, не сговариваясь, почти бегом устремились прочь. (Как коровы, когда на них пастух замахивается! – мелькнуло в голове у Лужина.) Никто их не преследовал. Подростки, казалось, о них сразу же забыли и снова весело загалдели о чем-то своем.
…………………………………………………
Как только они вышли из парка и оказались в безопасности, страх исчез, уступив место совершенно нестерпимому стыду. Жена его, похоже, чувствовала то же самое. По крайней мере, по дороге они почти не разговаривали. Да и дома тоже. Разделись, умылись и сразу же стали укладываться спать.
– Почему он называл меня овцой? – задумчиво спросила жена, уже лежа в постели.
– Что? – холодея, каким-то чужим голосом переспросил Лужин.
– Если ты козел, то я коза… – словно не слыша его, тем же тоном продолжила жена. – Спокойной ночи! – и она погасила свой ночник.
………………………………………………
В эту ночь Лужин так и не заснул. До самого утра. Он лежал не шевелясь, только притворяясь спящим, и с ужасом ждал ежеминутно, что жена скажет еще что-нибудь. Но жена молчала. Она тоже не шевелилась. Лужин пытался понять, заснула ли она? Иногда ему казалось, что заснула, иногда – что она тоже притворяется, как и он. И тогда его с новой силой охватывал страх. Он боялся еще что-нибудь услышать. Что-нибудь безжалостно-справедливое.
Наконец часа через два по ровному дыханию жены он решил, что она всё-таки уснула и слегка успокоился. Сам он уснуть не мог. Стыд жег его, терзал изнутри раскаленными клещами! Он вспоминал подробности… всего… этого… и даже зажмуривался в темноте от непереносимого позора.
– Но что?!.. Что я мог сделать?! – с тоской вопрошал он сам себя снова и снова. – Их же было много!.. Ну, избили бы меня до полусмерти! Или вообще убили бы. Мало ли случаев? Каждый день в газетах пишут. Это что, лучше бы было?!
– Лучше! – тут же сурово отвечал ему какой-то внутренний голос. – Лучше!! Тогда бы ты хоть человеком остался! А так?.. Как ты жить теперь дальше будешь? Жене в глаза смотреть?
Да! – в отчаянье стискивал зубы Лужин, с ужасом представляя себе, как он утром будет общаться с женой. – Лучше бы меня убили!
Он живо воображал, как он хватает там, в парке за горло этого… Дика, бьет его!.. как со всех сторон бросаются на него остальные,.. эти озверевшие бандиты! – и всё тонет в какой-то кромешно-кровавой, черной мгле… Но это уже неважно! Главное, что он не струсил, не испугался! Не дрогнул. Что он в решающую минуту повёл себя как д о лжно! Как муж, как мужчина!.. А там уж – будь, что будет!!
"Но с торжествующим врагом
Он встретил смерть лицом к лицу,
Как в битве следует бойцу", – всплывали в памяти бессмертные строчки из "Мцыри".
Наконец к утру Лужин уже чуть ли не убедил сам себя, что именно так всё и было на самом деле. А если и не было, то только благодаря какой-то нелепой случайности. Что он просто растерялся! Да! Именно! Не испугался, не струсил, а именно растерялся. Слишком уж неожиданно всё произошло!
Да и за жену свою он боялся. Поэтому и решил… схитрить… пойти на поводу… выполнять все требования бандитов. Ну, как у террористов!.. Выполняют же их требования! Идут на переговоры. На компромиссы. Не потому, что их боятся, а просто, чтобы спасти заложников. Вот и он!... Чтобы жену спасти!.. Пожертвовал собой. Своей гордостью!.. Совестью!
А вовсе не потому, что струсил. Вовсе нет! Жена, конечно, сейчас сгоряча еще не понимает, но потом… со временем… поймет!.. Он ей всё объяснит. Когда она успокоится.
Вот если бы ей что-нибудь угрожало!.. О!.. Вот тогда бы он!.. Тогда бы, конечно! А так?!.. Не мог же он подвергать ее жизнь опасности!.. Да!! Вот именно! Конечно, не мог!
За окном светало. Почти уже полностью успокоившийся Лужин осторожно встал, прошел на кухню и выпил из чайника кипяченой воды. Потом вернулся назад, так же осторожно лёг, закрыл глаза и мгновенно уснул.
Спал он не более получаса – ну, час от силы! А проснувшись, долго лежал в полном ошеломлении, в холодном поту, бессмысленно глядя в потолок.
Сон, который приснился ему, был поистине ужасен! Он, собственно, даже и не проспал, а попросту прожил эти полчаса где-то в другом, параллельном мире, в режиме реального времени. Где все события происходят по тем же самым законам и текут с той же самой скоростью, что и в нашем. И полчаса здесь – это и были те же самые полчаса там. Ну, или час от силы.
И он – это был он! Самый, что ни на есть настоящий. Лужин Александр Иванович. Крепкий, здоровый мужчина тридцати лет от роду. Честный, порядочный, уважаемый друзьями и коллегами. Он-он! Александр Иванович Лужин. Он самый! Не лучше и не хуже.
Итак, закрыв глаза, он, Лужин, словно и не заснул, а по велению какого-то злого волшебства перенесся во мгновение ока на несколько часов назад, опять в этом вчерашний кошмар, в тот проклятый парк. Аккурат в тот самый момент, когда этот… Дик обратился к его жене. Всё вдруг повторилось заново, в мельчайших подробностях, как в каком-то дурацком американском триллере. Петля времени!
Парень, мальчишка, нагло и бесцеремонно, не обращая ни малейшего внимания на беспомощно глядящего на все это Лужина, ощупал не торопясь его жену, со своей мерзкой, грязной ухмылкой помял ей грудь, ягодицу, ухмыльнулся еще шире и спросил:
– Слышь, овца, отсосать у меня хочешь?
Сейчас она заплачет! – вспомнил во сне Лужин. – Или нет, сначала он еще спросит что-то типа: я тебе не нравлюсь?
Однако вместо всего этого юнец вдруг оглянулся на остальных и произнес:
– Молчание – знак согласия!
Эти слова словно послужили для них сигналом. Дальнейшее всё происходило очень быстро и четко. С какой-то пугающей, чисто профессиональной жесткостью и стремительностью. Как будто нечто подобное подростки проделывали уже не раз, и каждый теперь хорошо и до мелочей знал свою роль.
Они сразу же тесным кольцом плотно сомкнулись вокруг Лужина и его жены. Лужин еще затравленно и растерянно озирался кругом, когда Дик вдруг левой рукой схватил его жену за волосы и одним резким движением низко пригнул ей голову. В правой руке его блеснул нож.
Женщина вскрикнула.
– Молчи, овца, убью! – тихо, с угрозой бросил Дик и, чуть приподняв ей голову, приставил лезвие к горлу обезумевшей от ужаса женщины. Рот ее полураскрылся в безмолвном крике, глаза бессмысленно выкатились.
Как у скотины, которую режут! – подумал неожиданно для себя Лужин и истерически хихикнул. Все происходило настолько быстро, что он даже не успел толком ничего понять.
– А-а!.. – вдруг вздохнула-всхлипнула женщина и начала как-то странно и ритмично дергаться всем телом.
Лужин недоумевающе перевел взгляд и внезапно увидел, что его жену уже насилуют!! Платье ее высоко задрано, так что видны бесстыдно оголенные ноги, и какой-то худой прыщавый юнец со спущенными штанами стоит сзади ее, держа руками за бедра, и быстро двигает тазом.
Лужин непроизвольно сделал движение вперед и тут же почувствовал, как что-то острое упёрлось ему в правый бок.
– Спокуха, дядя! – услышал он сзади негромкий зловещий голос и замер. – А то почку проткну!
Первый малолетка запрокинул голову, несколько раз судорожно дернул тазом и негромко простонал сквозь зубы. На секунду замер, потом одобрительно-небрежно мимоходом похлопал сбоку женщину по голому бедру и отошел, натягивая штаны, уступая место следующему своему товарищу.
Лужин, оцепенев, не в силах пошевелиться, наблюдал всю эту сюрреалистическую картину, чувствуя постоянно своим правым боком острие приставленного туда ножа.
Второй… Несколько быстрых ритмичных движений, пара судорожных толчков,.. негромкий стон… Третий… Четвертый… Четвертый что-то долго возится. Аллочка вскрикивает. Лицо ее искажается от боли.
– Тише, сука! – чуть приподнимает ей голову Дик и плотнее прижимает к шее нож. – Что, в жопу никогда не еблась?
Женщина опять замирает и лишь мучительно закусывает губы.
Пятый… Сколько же их?! Шестой! Совсем уж маленький, молоденький парнишка, пацаненок лет двенадцати от силы! Ребенок еще. Неужели и он?.. Да он не достанет, наверное! Разве что на цыпочках. Бог мой!.. Несколько торопливых движений,.. стон… Как и все.
Седьмой!! Толстяк какой-то. Да сколько же их!!?? Или это уже по второму кругу?..
Наконец всё заканчивается. Нож упирается Лужину теперь уже в левый бок. Того, кто стоял справа, давно сменил его приятель. Получивший, вероятно, уже своё.
Всё!?.. Опять этот пацанёнок… двенадцатилетний… Ну теперь-то всё!? Больше нет желающих?.. А как же сам Дик?
Лужину казалось, что это сейчас думает за него кто-то другой! Не могут же у человека, у которого на глазах насилуют его жену, быть такие спокойные и здравые мысли!?
Дик смотрит на Лужина в упор и усмехается.
Потом поворачивается к Лужину боком, таща Аллочку за волосы. Та безропотно двигается в наклоненном, полусогнутом положении вслед за ним, не понимая, очевидно, что от нее требуется.
Убедившись, что мужу теперь всё прекрасно видно, Дик несильно встряхивает жену за волосы.
– Соси, шлюха! – спокойно командует он, убирая нож, уверенный, по всей видимости, что жертва и без того немедленно выполнит сейчас любой его приказ.
И действительно, абсолютно сломленная женщина даже не пытается противиться и возражать. Она трясущимися руками с какой-то постыдной торопливостью расстегивает парню молнию на ширинке, бережно достает оттуда его член, берет двумя руками за основание и начинает делать головой ритмические движения, явно стараясь угодить и понравиться.
– В глаза смотри, соска! – резко командует Дик.
Аллочка поспешно поднимает глаза.
– Во-от так!.. Во-от так!.. Молодец!.. – Лужин с изумлением видит, что похвала Аллочке, кажется, даже приятна! Она начинает работать еще усерднее и старательнее. – С-с-с!.. – Дик вздрагивает всем телом… еще раз! еще!.. и замирает, прижав обеими руками голову женщины к своим бедрам.
Жена Лужина делает несколько глотательных движений.
– Слышь, мужик, а жена у тебя хорошо сосёт! – издевательски хохочет парень, ласково поглаживая уткнувшуюся ему в пах лицом женщину по волосам. – Ты смотри за ней! Где это она так надрачилась? Прямо профи!
Он неторопливо чуть отстраняет Аллочку, вытаскивает у нее изо рта свой член, секунду смотрит на него, потом опять слегка дергает женщину за волосы.
– Оближи! Чтоб не было ничего! – та послушно начинает ему всё тщательно облизывать. – Ладно, хватит! – Дик убирает свое хозяйство, застегивает молнию.
– Стойте здесь еще 15 минут! – приказывает он Лужину и Аллочке. – Никуда не двигайтесь!
После чего вся компания поворачивается и мгновенно исчезает в глубине парка.
Аллочка молча оправляет платье. Глаз она не поднимает. Лужин тоже молчит.
Наконец он набирает побольше воздуха, раскрывает рот и… просыпается.
……………………………………….
Лужин лежал в кровати, тупо разглядывая потолок. Он чувствовал себя совершенно уничтоженным. Он ясно понимал, что если бы вчера там, в парке события развивались именно так, как во сне, то и было бы всё именно так, как во сне. Он стоял бы и безвольно смотрел, как его жену… Аллочку… первый,.. второй,.. третий… И как она в заключение Дику этому… минет делает. И облизывает потом всё тщательно. "Чтобы не было ничего". А он, Лужин, ее законный муж, ее мужчина, стоит и смотрит. Дрожа за свою шкуру.
А если б ее убивали??!! Я тоже так же бы стоял?.. Да, стоял! – безжалостно признался себе Лужин. – Так же стоял бы и смотрел! А если бы меня этот Дик у него отсосать заставил?.. Так же отсосал бы! И облизал бы потом, "чтобы ничего не было". В жопу выебать? Пожалуйста! Вам в какой позе удобней? Только не трогайте!! Не убивайте! Сохраните мне мою поганую жизнь!!!
Господи-боже! Кто я?! Я вообще человек? И ведь я до тридцати лет дожил и даже не подозревал, что я такой! Такой вот!.. И еще мог тридцать лет прожить и не подозревать. Если бы не это случайное происшествие в парке.
Жил бы себе и думал, какой я… герой. Орёл, блядь! Мужчина! Сильный и смелый. И все бы кругом так думали: и друзья, и Аллочка. Ну, может, и не герой, конечно, но… Как все, в общем. Как все.
Да! – лихорадочно ухватился Лужин за эту спасительную мысль. – Как все! Как все! А другие лучше?! Этот?.. Тот?.. – Лужин, спеша, стал перебирать в памяти своих друзей и знакомых. – Да так же точно! Так же точно бы себя повели! – с радостным злорадством подытожил он. – Еще хуже бы. Еще бы жен своих увещевали и напутствовали, трясясь от страха!
"Ну, что ты, Машенька!.. Ну, киска, потерпи!.. Не волнуйся!.. Не дёргайся!.. Видишь, ребятки спешат! А ты им мешаешь. Еще немного осталось. Всего три человека!.. А, четыре?.. Ну, четыре… Ну что, мальчики?!.. Всё?.. Больше нет желающих?.. А то Машенька еще вполне могла бы!.. Правда, Машенька?.. Ну, пошли, пошли, малыш! Домой. Бо-бо, да?.. Ну, ничего. Сейчас ванночку примешь – и баиньки! И всё пройдет… И забудем про всё это – ничего этого и не было! Это всё приснилось. Ты не виновата! Я тебя прощаю!"
Да все мы одинаковые! Все!! Конечно!.. А то я один такой!.. Ага!.. Ну, иди в парк, прогуляйся, если ты у нас смелый! Вечерком. А я посмотрю. Жену свою только прихватить не забудь! И пусть подмоется потщательней. А то мальчики обидятся.
"Герой"!.. Да все мы герои, пока петух жареный в жопу не клюнет!..
И, кстати, насчет "приснилось"!.. Это же действительно мне всё приснилось!! – Лужин замер и аж на кровати от этой мысли привстал. – Ничего же этого не было!.. Реально же вообще почти ничего не было!.. Ну, схватил ее пару раз за сиськи и за задницу,.. – Лужин с досадой поморщился, – ну, подумаешь!.. С кем не бывает. Дело житейское. Чепуха, короче! Стоит об этом вообще говорить!.. А серьезного – не было же ничего! Это сон мне просто какой-то дурацкий приснился! Да! А в жизни бы еще неизвестно чего было!.. Да! Неизвестно.
Лужин откинул одеяло, решительно встал с постели и, посвистывая, отправился умываться и заваривать кофе. Пора было собираться на работу.
===============================
И спросил у Люцифера Его Сын:
– Грех ли трусость?
И ответил, засмеявшись, Люцифер Своему Сыну:
– Нет. Наоборот! Хороший христианин должен всю жизнь бояться и жить в страхе. В страхе Божьем.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 42-й.
И настал сорок второй день.
И сказал Люцифер:
– Современные люди подобны оранжерейным растениям. Они могут существовать только в искусственном климате современного общества. Что делается там, за стеклом теплицы, они себе даже не представляют. И стоит тонкому стеклу лопнуть или хотя бы треснуть…
Т Ю Р Ь М А - 2.
«Perspicuitas enim argumentatione elevator».
(«Очевидность умаляется доказательствами»
- лат.)
Цицерон. О природе богов.
«ПОХУДЕНИЕ!!! 10 кг за 10 дней! Без всяких диет! Результат гарантирован!»
Позвонить, что ли? – Снегирев задумчиво почесал нос и рассеянно похлопал себя по животу. Точнее, по пузу. – Н-да…Что-то я последнее время… Ужас просто! Свинья свиньей. Скоро хрюкать начну, – он с отвращением посмотрел на своё чудовищное брюхо. – Баба прямо беременная, а не мужик! Вообще, надо что-то делать. Ну, куда это годится? Шнурки уже завязать не могу!.. Когда я член-то свой последний раз видел? Глазами, а не в зеркале, в натуре, так сказать? А натюрель. Год назад? Или два?.. «Прощай, член!» Конечно, все мы эту грустную песню рано или поздно поем, но не в тридцать же пять лет! Кошмар! Так разожраться! Распустить себя! А какой я в институте был тоненький и подтянутый!.. Стройненький как… как… кипарис.
Да, «кипарис»!.. – Снегирев, кряхтя, поднялся и пошел на кухню. – Черт! Жрать хочется, сил нет!.. Недавно ведь ел! Ладно, один бутербродик ничего не изменит… С ветчиной… И со сладким чаем… Ну, и рулет уж заодно надо доесть. А то испортится. Неделю уж лежит… Гм! Вкусный рулет… А, черт! Опять обожрался как свинья! И все ведь калорийное! Рулет, бутерброд этот проклятый… На хуй я ел!? Фу-у!.. Надо полежать пойти…Что-то меня совсем разморило… Аж в сон кидает!..
---------------------------------------------------------------
С животом своим Снегирев последний год боролся неуклонно и постоянно. Истово! И чего он только ни делал, чего ни предпринимал, чего ни перепробовал!.. Диеты, голодания, пояса какие-то электрические, иглоукалывание... Ничего не помогало!! Живот знай рос себе да рос, как на дрожжах. Как будто все это его совершенно не касалось. Все эти, блядь, диеты! «Кушайте только травку!» Я им что, ослик?
А советы эти дурацкие!? «Не ешьте вечером! После семи часов». Ага!… «Не ешьте!» Снегирев как-то попробовал. 7 – не ем, 8 – не ем! 9! – не ем!! 10!!! … Наконец в 11 не выдерживаешь и перед самым сном так, на ночь глядя, нажираешься!… Что всю ночь потом пыхтишь и заснуть потом не можешь. «Не ешьте»,блин!… Да пошли вы все со своими советами!!!
Ну, чего, позвонить, что ль?.. – Снегирев опять сомнением посмотрел на обведенное им накануне объявление. – Шарлатаны же ведь наверняка какие-нибудь очередные! Знаю же я уже все это!.. А с другой стороны, чего и не позвонить? Что я теряю? Надо же все-таки хоть чего-то в конце концов делать!? Целых 10 килограмм всего за 10 дней! А вдруг!?
---------------------------------------------------------------------
– Совершено новая и уникальная методика! – представитель фирмы так лучезарно сиял и улыбался и говорил так уверенно, напористо и убедительно, что не поверить ему было, казалось, попросту невозможно! Снегирев, тем не менее, не верил. Ни единому слову! Слишком уж много он за этот год таких вот уверенных и напористых речей понаслушался. И таких вот жизнерадостных жуликов и веселых проходимцев понавидался. Иглоукалывателей, блядь, мать их за ногу!…
Он невольно поежился и машинально потер себе правое бедро. Ранки так до сих пор до конца и не зажили. Хотя два с лишним месяца уже прошло. Сволочи!!!
– 10 килограмм за 10 дней Вы потеряете гарантированно! Без всяких там диет!
(Снегирев скептически ухмыльнулся про себя. Ну-ну!.. Слышали!.. Знаем!.. Короче, Склифосовский! Ближе к телу! Зря я, чувствую, сюда приперся… Очередной жулик. Слишком уж рожа у него канальская! Да и поет слишком уж сладко…)
– Итак, в чем же состоит наш метод? – представитель фирмы сделал эффектную паузу и замолчал, хитро поглядывая на Снегирева (Ну, и в чем же состоит ваш метод? – злобно подумал тот. – Говори, болтунище ты необузданный!)
– Вы не поверите!… – мужчина сделал огромные глаза и с таинственным видом покачал головой.
– Поверю! – хмуро бросил Снегирев.
– Что? – представитель фирмы на секунду смешался, но тут же быстро оправился. – Так вот!… – новая пауза. (Снегирев заскрежетал зубами.) – Так вот… Вы никогда не сидели в тюрьме?
– Где-е?!… – даже опешил слегка Снегирев, таращась в изумлении на своего собеседника. Такого вопроса он, признаться, не ожидал! – Нет, бог миловал…
– Ну, может знакомые у Вас сидели? – голосом киношного провокатора вкрадчиво поинтересовался его визави, крайне довольный, по всей видимости, произведенным эффектом.
– Н-нет… – неуверенно пробормотал Снегирев, быстро перебирая в уме всех своих знакомых, близких и дальних. Он все еще не мог понять, куда это его собеседник клонит и как это, собственно, может быть связано с похудением? Разговор приобретал какое-то совершенно неожиданное и интригующее направление.
– Так вот! – представитель фирмы удовлетворенно откинулся в кресле, постукивая пальцами по столу. – Тогда то, что я Вам сейчас сообщу, будет для Вас, вероятно, совершеннейшей новостью, – он еще немного помедлил, явно давал своему клиенту возможность созреть. –
Практически все без исключения люди, попадающие в тюрьму – особенно впервые! – теряют в первые две недели своего пребывания там в среднем 10-15 килограмм!... Да-да! – кивнул он, заметив недоверчивый взгляд Снегирева. – Именно так! Причем с питанием это никак не связано. Питаться как раз Вы можете как угодно. Чисто на нервной почве! – он испытующе посмотрел на внимательно слушающего его Снегирева. – Это абсолютно достоверно установленный факт. Причем общеизвестный. Даже странно, что Вы об этом ничего не слышали. Хотя, Вы говорите, у Вас знакомых таких никогда не было… – представитель сокрушенно вздохнул и скорбно покивал головой, будто сожалея горько о том, что ни сам Снегирев, ни кто-либо из его хороших знакомых не сидел никогда в тюрьме и не может, увы! таким образом, на собственном богатом тюремном опыте подтвердить несомненную правоту его, представителя, слов. – В общем, уж поверьте мне на слово! Худеют все! 10-15 килограмм – это минимум!
– А потом? – все еще недоверчиво спросил Снегирев.
– Что «потом»? – не понял представитель фирмы.
– Потом, наверное, также быстро опять набирают? – хмыкнул искушенный в этих делах Снегирев.
– Ничего подобного! – энергично замотал головой его собеседник. – Ничего подобного! Ничего никто не набирает! Так все на этом уровне обычно и стабилизируется.
– Ну, хорошо! – Снегирев задумчиво покусал нижнюю губу. – Допустим. Хотя, конечно… Но – допустим! Ну и что? Что с того? Я-то тут причем? Или Вы мне что, в тюрьму, что ли, сесть предлагаете? – нервно хохотнул он. – Специально, чтобы похудеть?
– Именно!!.. Именно! – представитель фирмы смотрел таким ясным, чистым и открытым взглядом, что Снегирев даже растерялся. – А почему бы и нет?! Ну, не по-настоящему, конечно!.. Не всерьез… – мужчина успокаивающе поднял вверх обе руки, видя, что Снегирев порывается что-то сказать. – Просто, чтобы похудеть. Наша фирма заключила договор с одной из тюрем, так что все будет очень естественно. Настоящая камера, настоящие зеки – ну, соответствующим образом подобранные, конечно, так что никаких проблем у Вас с ними не возникнет, это мы гарантируем!.. Но в остальном – полный антураж. Нары, параша… Ну, в общем, настоящая камера! Впечатлений получите массу! – представитель жизнерадостно заржал. – Будет потом, что вспомнить! Да и вообще, настоящий мужчина должен хоть раз побывать в тюрьме!.. Ну, и похудеете заодно. 10 килограмм я Вам гарантирую! А то и все 15. Ну, как? Согласны? Интересное предложение!?.. А? А я Вам что говорил!? Наше ноу-хау!
– И сколько это будет стоить? – криво усмехнувшись, медленно, с расстановкой поинтересовался Снегирев. – Это ваше ноу-хау?..
Второй только день!.. – с тоской думал Снегирев, ворочаясь на узкой и жесткой железной кровати. «Шконке», по-местному, по-тюремному, как он уже успел выяснить. – Это же сколько еще?.. Целых восемь дней! Даже восемь с половиной! Да я здесь с тоски подохну! На хуй я во всё это ввязался?! Во весь этот бред! В это, блядь, «ноу-хау».
То, что это бред, Снегирев понял почти сразу, в первый же день. Причем полный! Полный бред!! Полнейший! Одно дело всерьез сидеть, когда не знаешь, что с тобой завтра будет, и срок тебе реальный светит, лагерь и прочее – и совсем другое, в игры эти играть. Идиотские. С бездарными актерами, к тому же. С супервежливыми охранниками, не знающими очевидно, как себя в этой ситуации вести, и со специально подобранными заключенными – какими-то древними, замшелыми дедами, тихими и безобидными. Дуют себе целыми днями свой чай – и ничего им больше и не надо. Или телевизор смотрят. Караул!
Да у меня тут крыша с ними за эти десять дней поедет! – Снегирев раздраженно стукнул кулаком по шконке. – Тюрьма, блядь!.. Да не тюрьма это, а дом престарелых какой-то! А посещение туалета?! Звуки все эти из-за шторки? Кряхтенье и сопенье? Это вообще отдельная песня! Или он здесь по-другому как-то называется… Не туалет… «Дольняк». Ну, не важно! Дольняк, не дольняк – заебали меня уже все эти дольняки!! И вообще вся эта «тюрьма»! Домой хочу! – он дернулся и пребольно ударился коленом о стену.
К тому же бессмысленно все это! – все еще шипя, продолжал злобно думать Снегирев. – Хуй я здесь похудею! Я же знаю, что все это не всерьез. Какая у меня может быть «нервная почва»? Еще потолстею только, чего доброго, еще больше! Без движения. Лежишь тут круглые сутки напролет… Делать абсолютно нечего, – он снова завертелся на проклятой шконке, пытаясь принять хоть сколько-нибудь удобное положение. – Полежишь, полежишь, потом думаешь: а не поесть ли? И так целый день. Благо, жратвы – навалом. Полный холодильник. Чего хошь! Хошь тебе пирожные, хошь морожные!.. Деды на меня эти вообще как на какого-то бога смотрят. С небес им ниспосланного. Чуть ли не молятся. Да и охранники тоже косятся. Они и сами-то, небось, этого никогда не видели. Только на витрине супермаркета, разве что. Какая у них там зарплата!..
И мне еще тут какую-то баланду с понтом подают! «Обед»!.. «Обедать будете?» Тьфу, комедия! Сваливать, короче, надо. Время только здесь терять. Черт с ними, и с деньгами, пусть пропадают! Скажу, чтоб забирали меня отсюда. На хуй! Хорошего – понемножку!
……………………………
Дверь камеры с лязгом распахнулась. «Проверка!» Снегирев с неохотой вылез из-под одеяла и, зевая, сел на шконке.
Заебало уже все это! Остопиздело! Игры эти тюремные. Где этот болван- представитель?! Сказал же вчера охранникам, чтобы срочно его вызвали! Чтобы передали: «насчет договора». Десять раз повторил! Ну, и где же он? Твою мать! Везде бардак! Лишний день, что ли, здесь теперь торчать придется? На шконке валяться. Чай с дедами пить.
– А тебе что, особое приглашение!?
Снегирев с удивлением поднял глаза. Рослый незнакомый охранник буквально нависал над ним, излучая злобу и раздражение. Деды, оказывается, уже как-то незаметно выскользнули из камеры. Испарились. Остался он один. И охранники. Все незнакомые, злые, агрессивные. Расхлюстанные какие-то. Снегиреву показалось даже, что они пьяные. По всей видимости, новая смена. И все они злобно глазели сейчас на него. Он их всех задерживал.
Снегирев почувствовал невольную робость.
Их что, не предупредили? – беспомощно подумал он.
– Ну, чего расселся!? Тебе говорят! – охранник грубо схватил его за плечо. Пальцы у охранника были железные.
– Как Вы смеете! – фальцетом закричал перепуганный Снегирев, дёргая плечом и пытаясь освободиться. – Вы с ума сошли! Я не заключенный! Я здесь по договору! С фирмой!.. С фирмой!.. – от волнения он никак не мог вспомнить название фирмы.
Охранники переглянулись.
– А-а!.. по договору!.. – зловеще протянул один, вероятно, старший. – Так это ты тот боров, который у нас худеет? – он рывком распахнул холодильник и заглянул внутрь. – Поня-ятно… Курорт себе здесь устроил!?.. Санаторий?.. Мы тут за гроши горбатимся, а ты, значит, жируешь?! Хозяин жизни!? Икру жрешь? Баб наших ебешь? («Каких баб!?» – пискнул совершенно ошалевший Снегирев.) Для людей тюрьма, а для тебя игра? Думаешь, за деньги все купит можно!? Похудение, значит?.. Ладно, ты у меня похудеешь!.. Я тебе устрою похудение!
Охранники опять переглянулись.
– Одевайтесь и выходите из камеры! – официальным тоном приказал Снегиреву старший.
То, что охранник вдруг стал обращаться к нему на «Вы», почему-то испугало Снегирева еще больше. Он торопливо вскочил и стал суетливо одеваться, застегивая рубашку и всё никак не в силах попасть руками в рукава и справиться с непослушными пуговицами. Пальцы тряслись.
Охранники молча за ним наблюдали. Не торопили больше, ничего не говорили. Просто стояли и смотрели.
Наконец с рубашкой кое-как было покончено. Снегирев, заправляя ее на ходу в штаны, чуть ли не бегом выскочил из камеры. Деды безучастно стояли в коридоре, уставясь лицом в стену и держа руки за спиной. Им, похоже, было вообще все до лампочки. Сказали стоять – они и стоят. Час, два… – сколько надо. Какая разница? «Ты что, спешишь куда-нибудь?» – обычная тюремная присказка, которую Снегирев здесь уже неоднократно слышал. Стандартный ответ на все вопросы. Типа, «долго еще?» – «А ты торопишься?»
Снегирев под холодным взглядом охранника тоже встал, как все. Лицом к стене, руки за спину! Предыдущие дни он в таких ситуациях, на всяких там проверках, попросту ломался да дурака валял, всякие нарочито-небрежные позы у стеночки принимал, но теперь ему было не до поз. Он чувствовал липкий, накатывающийся страх. Игры кончились! Что-то пошло не по сценарию.
– Проходим! – охранник махнул дубинкой куда-то вглубь коридора. Деды равнодушно поплелись в указанную сторону. Снегирев понуро побрел вслед за ними.
– Куда нас ведут? – тщетно пытался унять он стремительно нарастающую нервную дрожь. Ему становилось жутко. Что-то явно происходило.
Охранник распахнул дверь. Снегирев вместе с дедами гуськом зашли в какое-то маленькое пустое помещение. Дверь захлопнулась. Деды сразу же задымили свои «Примы».
Снегирев закашлялся. В горле у него запершило.
Черт бы все это побрал! – задыхаясь, думал он. – Что все это значит?! Где эта блядская фирма!!?? Где эти идиоты!!!???
– Где мы? – кашляя, спросил он.
– На сборке, – не поворачивая головы, меланхолически пояснил один из дедов.
– А чего нас сюда завели?
– Шмон, наверное.
– Какой еще шмон? – у Снегирева и глаза теперь слезились. Камера была совсем маленькая. Ядовитый табачный дым от «Примы» стоял столбом. Просто душегубка какая-то! Газовая камера!
– Ну, обыск, – дед скосил на Снегирева глаза. – В камере.
– Понятно, – пробормотал Снегирев и замолчал.
Хотя «понятно» ему ничего не было. Как раз наоборот! Все было совершенно непонятно. Какой еще обыск?! Или как там его?.. шмон?.. Чего у них искать? Снегирев нутром уже чуял, что это неспроста. Не просто так. Запустился какой-то чудовищный механизм. Все это – продолжение его стычки с охранниками.
Чего им от меня надо? – в отчаяньи схватился он за голову. – Чего они ко мне пристали? Ну, чего!? Что я им такого сделал??!!
Заскрежетал ключ. Дверь распахнулась.
– Снегирев!
– Я-я…
– Выходите.
Снегирев неуверенно вышел
– А что такое?
– Проходите!
Снегирев картинно пожал плечами и двинулся вперед по коридору. Точнее, назад, по направлению к своей камере.
– Руки з а спину!
Снегирев поспешно сцепил за спиной руки. Он был противен самому себе.
Вот и их камера. Дверь настежь распахнута.
– Заходите!
Снегирев зашел.
– Ваша мыльница?
– Д-да,.. – запинаясь, подтвердил Снегирев, мельком глянув на свою мыльницу, которую старший охранник почему-то теперь держал в руках. Да что в самом деле происходит!!!???
– А это тоже Ваше? – охранник раскрыл мыльницу. Вместо мыла там лежал теперь одноразовый шприц и какой-то белый порошок в целлофановом пакетике.
– Нет! – отшатнулся Снегирев. – Это не мое!
– А чье же? – холодно возразил охранник, со злорадной усмешкой разглядывая Снегирева. – Если в Вашей мыльнице лежало?
– Я не знаю! – в панике закричал Снегирев. – Это не мое!! Это мне подбросили!
– Кто подбросил? – ласково поинтересовался охранник. – Ваши сокамерники? Пишите объяснительную.
– Н-нет!.. Не знаю!.. – смешался Снегирев. Нельзя же просто так обвинять людей! С которыми как-никак два дня вместе в одной камере жил. За одним столом ел. – Но это не моё!! – снова закричал он. – Что я, дурак, что ли, наркотики в мыльнице хранить?! (Что я несу?! – тут же в ужасе подумал он. – Причем здесь, где хранить?)
– А откуда Вы знаете, что это наркотики? – еще ласковее спросил охранник и сладко улыбнулся Снегиреву. – А?
В груди у Снегирева ёкнуло.
А действительно? – сообразил вдруг он. – Откуда я знаю?
Все это напоминало какой-то плохой детектив. Когда умный следователь своими иезуитскими вопросами загоняет глупого преступника в угол, вынуждая в конечном итоге во всем признаться. Что бы Снегирев ни говорил, все каким-то волшебным образом обращалось против него. Каждое его слово становилось лишней уликой. Он словно тонул в какой-то бездонной трясине.
– Так это не Ваше? – повторил охранник, показывая Снегиреву его мыльницу со шприцем и порошком.
– Мыльница моя, а все остальное – нет, – угрюмо пробормотал Снегирев. Им овладела какая-то тупая апатия.
– Пишите объяснительную. Что это не Ваше. И собирайтесь с вещами.
– Как это: с вещами? – не понял Снегирев.
– Ну, вещи все свои личные собирайте.
– И продукты?
– И продукты. Всё! Ничего своё не оставляйте.
Через пару минут завели дедов.
– Представляете!.. – захлебываясь от переполнявших его эмоций, бросился рассказывать им Снегирев. – Шприц какой-то,.. порошок!..
– Героин, наверно, – зевнул один из дедов.
– Как героин? – похолодел Снегирев.
– Ну да, герыч, – равнодушно подтвердил другой дед. – Прокладка мусорская. Обычное дело.
– Так Вы думаете, это они сами подбросили!? Охранники!? – у Снегирева от изумления даже глаза на лоб полезли.
– Конечно, – с сожалением, как на какого-то несмышленного ребенка, посмотрел на него его собеседник.
– Но зачем!!?? – все еще ничего не понимал Снегирев. – Это же незаконно! И откуда у охранников героин?
В камере воцарилось неловкое молчание.
– Кхе-кхе!.. – наконец смущенно покряхтел один из дедов, пряча глаза. – Может, чайку заварить?
– Какого еще чайку!!! – завопил Снегирев. – И что теперь?!
– Могут и раскрутить.
– Что значит: раскрутить?
– Дело возбудить. За наркотики.
Снегирев обессиленно опустился на чью-то шконку. Действительность начинала походить на какой-то дурной сон. Когда хочешь, хочешь проснуться!.. – и не можешь.
Господи, как я вообще здесь оказался!? – со смертной тоской подумал он, обводя глазами камеру. Сплошное железо, все серое, казенное… – Жил себе, жил… Нельзя дразнить судьбу! В тюрьму на экскурсию съездить собрался на недельку!.. Съездил!
– Ах, да! Мне же еще собираться сказали! С вещами! – спохватился он. – А это что значит?
– В другую камеру переводят, – горестно вздохнул ближайший к нему дед, грустно глядя на холодильник. «Прощай, сыр и колбаса!» – явственно читалось в его печальном взоре.
В дверь камеры постучали.
– Снегирев, собрался?
– Да я еще и не начал даже!
– Поторопитесь.
………………………..
Через полчаса Снегирев, нагруженный бесчисленными пакетами и свертками, пыхтя тащился по бесконечным тюремным лестницам и коридорам. Идущий рядом по скучающим видом охранник даже и не думал ему помочь.
Четвертый этаж… Третий… Ниже,.. ниже… Дно.
Гулкий широкий коридор и запах пота и немытых человеческих тел из-под дверей.
– Заходите!
Снегирев зашел и даже зажмурился от неожиданности. Забитая людьми камера. Жара. Духота. Влажность. Развешанное повсюду мокрое белье. На всех шконках сидят полуголые, густо татуированные зэки. Многие курят. В камере плавают клубы едкого табачного дыма.
Дверь за спиной захлопывается.
Снегирев остается один на один со всей этой уголовной публикой. Со своими свертками и авоськами в руках.
– Ну, чё у тормозов застрял, братан! Проходи к дубку, садись! – здоровенный детина со сгнившими коричневыми передними зубами встал навстречу Снегиреву.
Снегирев неуверенно подошел к столу. Он пребывал в каком-то шоке.
– Чифирнешь? – детина придвинул Снегиреву кружку с какой-то темно-коричневой жидкостью.
– Э-э... – промялил совершенно потерянный Снегирев. Он решительно не знал, как ему себя вести. Отказаться? А вдруг нельзя отказываться?!
– Давай-давай! – ободряюще кивнул ему зек.
Снегирев взял кружку и глотнул. Горечь – чудовищная! Горло сразу свело. Снегирев осторожно поставил кружку обратно на стол.
– Да нет, я вообще-то не пью чифир, – робко произнес он.
Зэк спокойно взял кружку Снигирева и тоже сделал из нее глоток.
– Первоход? – миролюбиво поинтересовался он.
– Что? – не понял Снегирев.
– Первый раз в тюрьме?
– Да! – поспешно сказал Снегирев. – То есть нет! Меня из другой камеры перевели, – пояснил он. – И вообще это какое-то недоразумение!
– Мы здесь все по недоразумению! – весело загоготал детина и сделал еще глоток.
– Да нет!.. Вы не понимаете!.. Я действительно!.. – сбивчиво и торопливо залопотал Снегирев, спеша рассказать свою невероятную историю. – Я!..
– Да!.. плохо твое дело, братуха! – сочувственно покивал Снегиреву зэк, внимательно выслушав его бессвязный рассказ. – Это тебе дело шьют.
– Точно! – подтвердил другой зэк. – У меня кореша так раскрутили по 228-й.
– Что? – переспросил Снегирев. – По какой еще 228-й?
– Ну, 228-я статья. Хранение и распространение наркотиков, – пояснил первый зэк, с интересом глядя на Снегирева как на какое-то диковинное насекомое. Человек не знает таких элементарных вещей!
– Но зачем??!! Почему?! – воскликнул пораженный донельзя Снегирев. – Зачем??!!
– Мусора! – пожал плечами зэк. – Чего ты хочешь!
– Да его, козла, небось жаба задушила, как он в твой холодильник заглянул! – поддержал и второй зэк. – Как это так, зэк такое ест!? Он и сам-то небось этого в жизни никогда не хавал!
– («Я не зэк!» – хотел сказать Снегирев, но промолчал.) И сколько мне грозит? – замирая, поинтересовался он.
– Смотря, сколько герыча было, – зэк опять глотнул своего чифира. – Сколько у тебя изъяли?
– Ну, я не знаю… – замялся Снегирев, припоминая. – Ну,.. пакетик такой…
– Что, целый пакетик? – присвистнул второй зек и переглянулся с первым. – Да-а!.. Паршиво. Червонец как с куста!
– Какой червонец?
– Десять лет.
Снегирев закрыл глаза. Ему захотелось заплакать. Разрыдаться! Если бы не камера, не десятки глядящих на него со всех сторон внимательных и насмешливых глаз, он бы, несомненно, так и сделал.
Этого не может быть! – тупо твердил и твердил он про себя. – Не может! Не может! Не может! Это я сплю. Это бред какой-то!!
– Ладно, братан, иди отдохни, – как сквозь вату донесся до него чей-то голос. Он даже не понял, чей именно. Словно в каком-то тумане он встал из-за стола и, с трудом передвигая ногами, механически прошествовал к указанной ему свободной шконке.
Десять лет! – стучало в висках. – Десять лет!!!
…………………………..
На следующий день Снегирева вызвал опер. «Кум», по-местному.
– Это Ваше?
– Нет.
– А чьё?
– Не знаю.
– Объяснительную написали?
– Да, – Снегирев протянул заранее написанную им накануне в камере объяснительную. Под диктовку многоопытных сокамерников. «Ничего не знаю и не ведаю!»
– Так,.. так... – опер быстро пробежал ее глазами. – Понятно… А что Вы скажете на это? – он придвинул Снегиреву несколько написанных от руки листов.
– Что это? – Снегирев, недоумевая, стал читать.
– Объяснительные Ваших сокамерников, – любезно пояснил опер. – Они пишут, что видели, как Вы прятали в свою мыльницу щприц и героин.
– Этих дедов!? – не поверил Снегирев.
– Ну да, дедов! – жизнерадостно осклабился кум. – Вернее, подследственных Трепинченкова, Аюнова и Караваева, – секундой позже уточнил он. – Н у так?..
– Что «н у так»?.. Что «н у так»?! – Снегирев почувствовал, что у него начинается истерика. – Вы же прекрасно знаете, что все это провокация!! Что мне это подбросили!
– Это всё, что Вы хотите сказать? – спокойно поинтересовался опер, играя карандашом.
– Нет!!! – срываясь, закричал Снегирев. – Я хочу адвоката! Я хочу немедленно видеть представителя этой ёбаной фирмы!! По вине которой я здесь оказался!!! Где эти мудаки!? Где они!!??
– Это мне неизвестно, – пожал плечами опер.
– А кому известно!!?? Кому!!!???
– Тише! – в голосе сидящего напротив человека появился металл. – Успокойтесь и перестаньте орать! – Снегирев сник. – Вот так-то лучше! А теперь спокойно скажите, что Вам надо.
– Мне нужен адвокат, – подавленно пробормотал Снегирев.
– Об этом Вы поговорите со следователем.
– С каким еще следователем? – вздрогнул Снегирев.
– «Ну, как «с каким»? – опер закурил и откинулся в кресле. – Сейчас решается вопрос о возбуждении в отношении Вас уголовного дела. Если он будет решен положительно, к Вам приедет следователь. Вот с ним-то Вы и поговорите тогда насчет адвоката.
– Насколько я знаю, по закону я имею право на адвоката с момента задержания? – Снегирев судорожно пытался припомнить все, что вчера целый день терпеливо втолковывали ему сокамерники.
– А кто Вам сказал, что Вы задержаны? – на лице собеседника отобразилось крайнее удивление.
– А чего ж я здесь тогда сижу? – опешил совершенно пораженный Снегирев.
– По договору с Вашей фирмой, – громко захохотал кум. – Срок договора заканчивается только через семь дней!
…………………………
Эти семь дней слились для Снегирева в один. Он их вообще не помнил. Чем он занимался, что делал?.. Они тянулись бесконечно и в то же время летели очень быстро. То есть каждый отдельный день пролетал почти незаметно: встал-позавтракал-телевизор-попил чай-пообедал-телевизор-попил чай-поужинал-телевизор-отбой; но вот все в целом продолжалось словно целую вечность. Уже на следующий день Снегиреву стало казаться, что он сидел здесь всегда. Вставал, пил чай и пр. и пр. А воля, свобода, нормальная жизнь – все это было когда-то давным-давно, сто лет назад. Или даже двести. Нет, тысячу!.. Миллион!!
За эти семь дней он уже все понял для себя, уяснил и фактически смирился со своей участью и со своим положением. Сокамерники все ему очень внятно и доходчиво разъяснили.
Сейчас за эти семь дней на него материалы подготовят, а через семь дней обвинение предъявят. Вот и все. Легко и просто. Проще пареной репы. И – вперед и с песнями!
Теперь он думал не о том, чтобы выйти – об этом уже и речи быть не могло! – а только о том, как бы поменьше срок получить. Не десятку, а лет семь-восемь хотя бы. Всё лучше! Он же первый раз, в конце-то концов. Должны же учесть! А там по УДО, по полсроку – глядишь, и через три-четыре года дома! Да еще в тюрьме до суда полгода наверняка просидишь, как минимум. Так что в лагере и сидеть-то почти ничего не останется. Какие-то там два-три года! Хуйня! Было бы о чем говорить!
Он здесь такого за эти дни наслушался и насмотрелся, что эти два года ему вообще теперь представлялись какой-то забавой, детской шалостью. Подарком судьбы. Даже и говорить-то об этом как-то неудобно. Стыдно! Все сразу с завистью на тебя начинают смотреть. Тут люди по 20 лет огребают ни за хуй сплошь и рядом! Без всяких надежд на УДО. А тут – какие-то два года. Тьфу!!
Наконец семь дней истекли.
– Снегирев! С вещами!
– Опять перекидывают! – Паша, тот самый огромный зэк, который в первый день в камере угощал его чифиром, сочувственно подмигнул Снегиреву: «Держись, Иваныч!»
Снегирев собрался быстро. Уходить было даже как-то грустно. Он за эти семь дней перезнакомился со всеми, притерся. Вообще, привык как-то к камере!.. А тут опять все сначала начинать. На новом месте. Но – что ж поделаешь! Тюрьма!..
– Ладно, всё!.. Давай!.. Удачи!.. Удачи!..
Рукопожатия, объятия, похлопывания – и вот он уже опять в коридоре. Дверь с грохотом захлопывается, и за ней навсегда исчезают его новые недавние знакомые. Навсегда! Хотя, впрочем, все может быть. Может, еще и увидимся. Тюрьма!
Куда это меня?.. – Снегирев уже немного ориентировался в тюремных коридорах. – На другой этаж?.. А, в оперчасть! К куму. А вещи как же?
– Здравствуйте, Валентин Иванович! – розовощекий и сияющий представитель фирмы бросился к Снегиреву, обеими руками схватил его руку и начал ее трясти.
Этому клоуну что здесь надо? – неприязненно подумал Снегирев, исподлобья поглядывая на кума. Он даже злости никакой уже к этому дурачку и ко всей его фирме не испытывал. Дети! Чего с них взять? Живут себе на Луне и даже не подозревают, как оно все в реальной жизни бывает. Как наркоту в мыльницы подкидывают. Я и сам совсем недавно был таким. Чего он сюда припёрся? Извиняться? Подотрись иди своими извинениями!
А!.. Хотя, можно попросить, чтобы он с адвокатами хоть помог! Я же сам не знаю никого. Это-то хоть ему можно поручить!?
– Ну что, Валентин Иванович, Вы прекрасно выглядите! – представитель фирмы отступил на несколько шагов, оглядывая неподвижно стоящего Снегирева. – Да, великолепно! Килограмм 15 как минимум! Его не взвешивали?
– Нет.
– А почему? Мы же договаривались! – представитель фирмы недовольно смотрел на кума. – Неужели это так трудно было сделать?
– Ну, не получилось! Извините, – кум виновато развел руками.
– Что значит: не получилось!? За такие деньги!.. – повысил голос представитель. – Ладно, впрочем. Я с вашим начальством поговорю. Ну, как Вы, Валентин Иванович? – снова елейным голосом обратился он к слушающему в полном изумлении весь этот диалог Снегиреву. – Злитесь на нас, наверное?
– За что? – настороженно поинтересовался Снегирев, искоса поглядывая на кума. Это еще что!? Какая-то новая подстава? Чего им еще от меня надо?
Что верить этим мусорам нельзя ни в чем и ждать от них ничего хорошего не приходится – это он за эти семь дней усвоил твердо. Улучшиться ничего не может! Все может только ухудшиться!
– Ну, за весь этот спектакль? – глупо захихикал представитель фирмы. – С мыльницей!
До Снегирева начало доходить. Но он все еще ничему не верил.
– Так это все… был спектакль? – медленно спросил он и посмотрел на кума. Тот улыбнулся и кивнул. – И нет никакого дела?.. Никаких показаний сокамерников?..
– Конечно, нет! – радостно затараторил представитель фирмы. – Это все специально было разыграно. Чтобы Вы действительно почувствовали, что Вы в тюрьме сидите! Волноваться начали. А иначе бы ничего не сработало! Конечно, я понимаю… может быть, это было с нашей стороны не совсем корректно,.. но Вы и нас поймите… не могли же мы Вас предупредить! – тогда бы все всякий смысл потеряло! Зато каких-то 10 дней – и целых 15 килограмм!
Снегирев почувствовал приступ удушья.
– Я убью тебя сейчас, сволочь!.. – задыхаясь, прохрипел он, делая шаг в сторону представителя фирмы. Тот попятился.
– Ну-ну, Снегирев, тише! – негромко сказал кум, и Снегирев сразу же остановился. – Вы же не хотите еще и статью за попытку убийства заработать? Правда ведь? – дружески подмигнул он Снегиреву.
– Нет!.. – пробормотал Снегирев, задрожал и опустил глаза. – Нет… Не хочу…
_______________
_______________
И спросил у Люцифера Его Сын:
– Сможет ли тот человек вернуться к нормальной жизни?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
– Сможет. Но он никогда уже не будет прежним. Человеком.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 43-й.
И настал сорок третий день.
И сказал Люцифер:
– Люди не понимают, что такое Свобода…
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 92 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |