Читайте также:
|
В целом сущностной характеристикой гражданского общества является своеобразный эклектизм - сочетание и учет интересов самых разнообразных социальных и политических сил, что предполагает столкновения, противоречия, конфликты между ними, дополняющиеся противоречиями между частными и государственными интересами.
Как говорил И. Кант, "человек стремится к гармонии, но природа лучше знает, что хорошо для рода человеческого: она хочет дисгармонии". Это в не меньшей мере верно для общества. Средством полного развития человеческих сил природа избирает противоборство этих сил в обществе. Это противостояние - тоже форма общения и общежития, хотя и "антиобщественная". Человек по самой своей природе склонен делать все по-своему. Естественно, что в этом отношении он встречает противодействие со стороны других индивидов, которые также стремятся выразить свою волю.
Но вместе с тем главное предназначение гражданского общества состоит в достижении консенсуса между различными социальными силами и интересами. Оно призвано определить нормы и границы, способные блокировать разрушительные потенции борьбы различных сил и направить ее в созидательное русло. Противоречия и борьба перестали бы выполнять функцию двигателя общественно-исторического прогресса, если бы они оставались безысходным и непримиримым антагонизмом между людьми. Еще И. Кант ввел понятие "моральная автономия" личности, согласно которому о правовом государстве можно говорить лишь там, где признается, что общество само, независимо от государства, располагает средствами и санкциями, с помощью которых оно может заставить отдельного индивида соблюдать общепринятые нравственные нормы. Именно институты гражданского общества, такие как семья, школа, церковь, соседские или иные общины, разного рода добровольные организации и союзы и т.д., способны играть свою роль. Такая функция, в сущности, чужда государству, и оно прибегает к ее выполнению лишь в том случае, если институты гражданского общества демонстрируют свою неспособность к этому. Здесь основополагающее значение имеет встроенный механизм достижения гражданского согласия.
Особенность любого более или менее жизнеспособного сообщества людей, в том числе гражданского общества, состоит в его сущностном единстве, в том, что оно - совокупность не только однопорядковых, сходных между собой людей, социальных групп, отношений, установок, но и их различий, многообразия, плюрализма. В то же время плюрализм нельзя представлять, как это нередко делается, в виде некоего хаотического разнообразия изолированных начал, лишенного внутреннего единства. Совсем наоборот. Как подчеркивал С.Л. Франк, "гражданское общество есть как бы молекулярная общественная связь, изнутри сцепляющая отдельные элементы в свободное и пластически гибкое целое".
Иначе говоря, для гражданского общества характерно органическое сосуществование разнородных социальных сил, институтов, организаций, заинтересованных групп и т.д., объединенных общим стремлением к совместной жизни. Признание самоценности личности, ее прав и свобод предполагает и ответственность самой личности перед обществом, перед остальными его членами.
Еще в "Государстве" устами Полемарха Платон говорил о том, что "политическая деятельность должна осуществляться в интересах части общества или одной партии ("друзей") в борьбе с ее политическими противниками ("врагами"). Искусство справедливой политики - это искусство приносить друзьям пользу, а врагам причинять вред". Выступая с позиций сущего или реального положения вещей, платоновский Фрасимах ратовал за то, чтобы в отношениях между властвующими и подвластными приоритет никогда и ни при каких условиях не отдавался подвластным. Как считал Фрасимах, не существует людей, которые, находясь у власти, отдавали бы предпочтение интересам других в ущерб своим собственным. Примечательно, что, считая все существующие системы правления несправедливыми, Сократ не оспаривал фактическую правомерность фрасимаховского конфликтного принципа, выведенного из реального опыта. Эта традиция, поддержанная Н. Макиавелли и Т. Гоббсом, нашла свою дальнейшую разработку у известного германского обществоведа К. Шмитта. Рассматривая политику в категориях "друг-враг", он полагал, что социальные отношения уплотняются, превращаются в политические при необыкновенной интенсивности общественных противоречий. В сущности, он рассматривал дихотомию "друг-враг" в качестве главного конституирующего признака политических отношений, самого смысла существования политического как самостоятельной сущности. В своих построениях Шмитт ставил во главу угла именно эту дихотомию, которой у него соответственно противостояли "добро-зло" в морали, "прекрасное-безобразное" - в эстетике, "выгодное-невыгодное" в экономике. Причем, согласно Шмитту, политические категории самодостаточны и независимы от моральных, экономических и иных категорий, политический враг не обязательно плох с моральной точки зрения или безобразен с эстетической. Весь вопрос в том, что он другой, чужой.
Французский политолог Ж. Френд пришел к выводу: "Сказать о чем-то, что это политика, - это значит сказать, что это "что-то" - полемично. Такие понятия, как "республика", "класс", "суверенность", "абсолютизм", "диктатура", "нейтралитет" и "мир", непостижимы, если при этом не указаны их цели, против кого они направлены и кого они стремятся отвергнуть или опровергнуть. Словом, не борьба порождает политику, а политика, напротив, несет в себе конфликт, который может в предельном случае породить войну". В том же духе, но с иных идейно-политических позиций X. Герт и Р. Миллс утверждали: "Когда все равны, то нет политики, так как политика требует подчиненных и начальника".
Эта линия разработки и трактовки политического нашла свое законченное развитие в марксизме-ленинизме. Его приверженцы однозначно утверждали, что независимо от формы государственно-политического устройства, будь то античные демократии, древнеримская империя, восточные деспотии, абсолютизм средневековой Европы или современные парламентские представительные демократии, суть политического властвования в так называемом эксплуататорском обществе остается одинаковой - это диктатура эксплуататорского меньшинства над эксплуатируемым большинством. Что касается буржуазного государства, то они называли его "комитетом, управляющим общими делами всего класса буржуазии" (Соч. -Т. 4. - С. 426).
Исходя из этого постулата, трактовались все без исключения политические системы и институты. Так, либеральная демократия трактовалась как политико-правовая оболочка классового господства буржуазии. В таком же духе рассматривались все важнейшие политические институты. Например, роль партий К. Маркс характеризовал так: "Олигархия увековечивает себя не при помощи постоянного сохранения власти в одних и тех же руках, но тем, что она попеременно выпускает власть из одной руки, чтобы подхватить ее тут же другой" (Соч. - Т.2. - С. 372). С этой точки зрения немалый интерес представляет оценка Ф. Энгельсом республиканской и демократической партий, составляющих двухпартийную систему США: "Это две большие банды политических спекулянтов, которые попеременно забирают в свои руки государственную власть и эксплуатируют ее при помощи самых грязных средств и для самых грязных целей" (Соч.-Т.22.-С. 200). Последнюю точку в этом марксистском подходе к политике поставил В.И. Ленин с его строго отчеканенными формулировками: "Политика есть концентрированное выражение экономики", "Политика есть отношение между классами", "Политика не может не иметь первенства над экономикой", "Политика есть арена борьбы между противоборствующими классами" и т.д.
В такой постановке вопроса идея непримиримой классовой борьбы была возведена до статуса универсального принципа, лежащего в основе всех без исключения общественно-исторических и социально-политических феноменов и процессов. Тем самым дихотомия "друг-враг" была перенесена на все сферы и принципы жизни. Политический враг не может быть союзником или другом в экономической, социокультурной, эстетической или иных сферах. Исключается само понятие нейтралитета. В либеральной системе мировоззрения, если ты нейтрален к существующему положению вещей, то молчаливо соглашаешься с ним. А здесь же нейтралитет воспринимается как неприятие, и, соответственно, ты причисляешься к лагерю врагов. Причем, если враг не сдается, то его уничтожают.
Самые модные российские писатели провели в Японии серию литсеминаров
В Токио прошла череда литсеминаров, выступлений и встреч, на которые свезли редкий набор суперзвезд сегодняшней русской литературы, рекордсменов по тиражам и чемпионов читательских восторгов: Бориса Акунина, Виктора Пелевина, Владимира Сорокина, Татьяну Толстую, Сергея Гандлевского, критика Вячеслава Курицына.
«И еще одна просьба к Виктору Пелевину: снимите, пожалуйста, очки!» Разношерстная публика в душной, набитой до отказа аудитории Токийского университета съежилась от нехорошего предчувствия. Было ясно, что сидевший за лекторским столом знаменитый сочинитель романов о Чапаеве и поколении «П» сейчас запросто испепелит приставшего к нему молодого русскоязычного нахала. Предупреждали ведь устроители литературного семинара в японской столице: Пелевин не разрешает себя фотографировать, он закрыл лицо руками даже на снимке для рекламного буклета, а уж прятавшие его глаза черные очки, ясное дело, не уберет никогда, дабы не допустить утечки живительной праны из организма.
Немедленного энергетического залпа не последовало — гость из Москвы спокойно ответил на какой-то ранее заданный вопрос и только после этого в упор направил свои очки на нахала:
— У меня к вам тоже просьба: снимите, пожалуйста, штаны.
Понимавшая по-русски часть публики облегченно грохнула, чуть позже стали хихикать японцы, когда сработали переводчики. В таких непринужденных шуточках и проходили встречи, организованные на средства государственного Японского фонда. Первая тусовка такого рода была проведена в Москве в марте — в ней тогда с отечественной стороны приняли участие только Акунин, Сорокин и Толстая. Деньги остались, и мероприятие решили продолжить в Токийском университете в расширенном составе. Участников отбирали лично Акунин (он же японист-литературовед Григорий Чхартишвили) и его приятель — профессор Токийского университета Мицуёси Нумано. «Мы счастливы, что проект удался, потому что в России было бы почти невозможно собрать в одном месте столь разных писателей», — полагает профессор. С ним, правда, совсем не согласна Татьяна Толстая:
— Да кто нас куда в Москве зовет? Мне, например, присылают приглашения только на что-то вроде «презентации водки «Абсолют» для ВИП-персон». Удушить нужно уже только за то, что русского писателя называют словом «ВИП». И кроме того, за то, что, по их мнению, мне интересно наблюдать за представлением водки «Абсолют мандарин».
Толстая уверяет, что в отличие от Акунина ничего не знает о японской культуре и в Токио находится «в тихом беспрестанном визге наслаждения». На своем полном японоведческом невежестве настаивал и Виктор Пелевин, хотя в том же «Чапаеве и Пустоте» есть глава, целиком построенная на достаточно точном знании самурайских реалий. Сам писатель на семинаре в Токийском университете, правда, назвал все это не более чем «галлюцинацией алкоголика на японскую тему». Впрочем, он тут же успокоил публику тем, что сам горячительного не употребляет, полагая, что в русском организме спиртное разлагается дольше, чем в заграничном. «Француз может выпить за столом бутылку вина, и через час он уже трезвый, — развил тему писатель. — А в России человек примет перед сном бутылку водки, просыпается утром — все еще пьяный». Пелевин сообщил, что дружит с физкультурой, занимается велосипедом и плаванием и укрепляет себя медитацией в буддийских монастырях Южной Кореи. Расслабленная токийская атмосфера, задушевные вечера с суси-сасими и игрой на сямисэнах вообще настраивали московских знаменитостей (большинство из которых будут ездить по японской провинции до конца недели) на умиротворенный лад и откровенность. Вячеслав Курицын, например, лихо пел «Катюшу» дуэтом с японским профессором-филологом, а Владимир Сорокин ностальгически вспоминал, как он два года преподавал русский язык в Токио. Татьяна Толстая раскрыла военную тайну, что через год будет с удовольствием писать детектив совместно с Акуниным — только пока не знает о чем, поскольку, мол, не умеет придумывать сюжеты. Сам творец Фандорина подтвердил разговоры о том, что один из его романов будет экранизировать Никита Михалков с Меньшиковым в главной роли.
Пелевин тоже признался, что сочиняет новый роман, но писать не торопится, у него сейчас нет «жизненной необходимости срочно продавать рукопись». В целом великий мистификатор оказался не таким уж страшным: после семинара он охотно беседовал с поклонниками, раздавал автографы девушкам и даже фотографировался с желающими, пояснив, что вовсе не против камеры как таковой. «У меня нет принципов — есть только нервы», — заверил он собравшихся. Но черные очки так и не снял.
Василий ГОЛОВНИН, корр. ИТАР-ТАСС, — специально для «Известий», Токио
Дата добавления: 2014-12-18; просмотров: 105 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
| Плюрализм интересов и условия их реализации в сфере политического | | | ГАНГУТСКОЕ МОРСКОЕ СРАЖЕНИЕ |