|
Читайте также: |
«Конечно, у всех нас, русских интеллигентов, даже в сумасшедшем доме остается тайная свобода a la Pushkine <...> Год, кажется, назад, в Петербурге, был преинтересный случай. Знаете, приезжали какие-то социал-демократы из Англии — конечно, их ужаснуло то, что они увидели — и у нас была с ними встреча на Бассейной. По линии Союза поэтов. Там был Александр Блок, который весь вечер рассказывал им про эту самую тайную свободу, которую мы все, как он выразился, поем вослед Пушкину. Я тогда видел его в последний раз, он был весь в черном, и невыразимо мрачен. Потом он ушел, и англичане, которые, конечно, ничего не поняли, стали допытываться, что же это такое — secret freedom. И никто толком не мог объяснить, пока какой-то румын, который почему-то был с англичанами, не сказал, что понимает, о чем речь. <...> Он сказал, что в румынском языке есть похожая идиома — «хаз барагаз», или что-то в этом роде. Не помню точно, как звучит. Означают эти слова буквально «подземный смех». Дело в том, что в средние века на Румынию часто нападали всякие кочевники, и поэтому их крестьяне строили огромные землянки, целые подземные дома, куда сгоняли свой скот, как только на горизонте поднималось облако пыли. <...>. Крестьяне, натурально, вели себя под землей очень тихо, и только иногда, когда их уж совсем переполняла радость от того, что они так ловко всех обманули, они, зажимая рот рукой, тихо-тихо хохотали. Так вот тайная свобода, сказал этот румын, это когда ты сидишь между вонючих козлов и баранов, и, тыча пальцем вверх, тихо-тихо хихикаешь».
Нигилизм примечателен тем, что никакая рефлексия из него вывести не может. С чем-чем, а с рефлексией у пелевинского героя все в порядке: «Знаете, Котовский, это было настолько точное описание ситуации, что я в тот же вечер перестал быть русским интеллигентом. Хохотать под землей — это не для меня». Чем же именно он стал, перестав быть интеллигентом — этого Пустота не объясняет (впрочем, на то и существуют в литературе «говорящие фамилии»). Зато почти сразу же после этого разговора он вместе с Чапаевым прячется в погребе от перепившихся бойцов Ивановского полка красных ткачей, и наступает очередной «механический цикл сознания»:
«Я подумал об этих людях, мечущихся в тяжелых облаках дыма среди безобразных химер, созданных их коллективно помутненным разумом, и мне стало невероятно смешно. <...>
— Они, — ткнул я пальцем в низкий земляной потолок, — просто не знают, до какой степени они свободны от всего. Они не знают, кто они на самом деле. Они... — меня скрутило в спазмах неудержимого хохота, — они думают, что они ткачи...
— Тише, — сказал Чапаев. — Кончай ржать как лошадь. Услышат».
Нигилизм — это состояние сознания, но оно не может быть преодолено работой самого сознания. Литература здесь бессильна — вопреки расхожему мнению о том, что новый способ описания реальности изменяет саму эту реальность, в России любые описания служат лишь констатации одного и того же: ничего сделать нельзя. Чем талантливее описание, тем оно нигилистичнее. Вероятно, при должном развитии навыков рефлексии в древнюю истину «Ex nihilo nihil fit» можно углубляться бесконечно, до головокружения и обморока. Но это — дело литераторов, а что прикажите делать остальным? Ведь нам каждый день приходится отвечать на вопросы той анкеты, которую главврач предлагает заполнить Пустоте перед выпиской из больницы:
«Формальность, — сказал Тимур Тимурович. — В Минздраве все время что-нибудь придумывают — штат большой, а делать нечего. Это так называемый тест на проверку социальной адекватности. Там много разных вопросов, и к каждому прилагается несколько вариантов ответа. Один ответ правильный, остальные абсурдны. Нормальный человек распознает все мгновенно. <...>
В анкете было несколько разделов: «Культура», «История», «Политика» и что-то еще. Я наугад открыл раздел «Культура» и прочел:
33. Какое из перечисленных имен символизирует всепобеждающее добро?
а) Арнольд Шварценеггер
б) Сильвестр Сталлоне
в) Жан-Клод Ван Дамм
Стараясь не выдать своего замешательства, я перевернул сразу несколько страниц и попал куда-то в середину исторического раздела:
74. По какому объекту стрелял крейсер «Аврора»?
а) Рейхстаг
б) Броненосец «Потемкин»
в) Белый дом
г) Стрелять начали из Белого дома»
Это уже не шизофрения, а наша реальность, хотя рядом с нею шизофрения кажется предпочтительнее. Быть нигилистом, то есть одновременно верить и в то, что кроме этого в мире ничего быть не может, и в то, что этого нет — кажется, единственная возможная позиция, позволяющая сохранять иллюзию того, что ты тут не при чем. Это позиция, которую диктует инстинкт самосохранения, а с ним не очень-то поспоришь, поэтому всякая рефлексия здесь заканчивается, и начинается истерический смех. Но инстинкт, как известно, слеп, он знает только «сейчас». Может быть, вся проблема интеллигенции и состоит только в слепом ужасе перед Россией, который парализует способность сопротивляться и подсказывает очередной ход мысли, позволяющий избежать встречи с ней лицом к лицу. Поэтому в литературном своем выражении нигилизм чрезвычайно интересен, а вот в жизни — нисколько. По-настоящему интересно только одно: чем это все закончится. Ибо в реальности Кремль стоит, где и стоял, он ничуть не изменился — но и мы по-прежнему здесь, хотя для нас и нет места. Все осталось, как и было. Кончилась только «внутренняя свобода», вместе с той стратегией выживания, которая на ней основывалась. Мы можем называть или не называть себя интеллигентами — от этого ничего не изменится. Мы можем утверждать, что на самом деле ни нас, ни Кремля не существует — от этого тоже ничего не изменится. Договориться с Кремлем нельзя. Прятаться от него и от себя, как ерофеевский Венечка, больше негде — там, где раньше был «внутренний мир», теперь внутренняя Монголия. И, хотим мы того или нет, нам придется обнаружить российское Ничто, «сияющее во всем своем великолепии». Россия и интеллигенция несовместимы. Кто-то из них должен уйти. Но кто сказал, что уходить должна непременно интеллигенция?
Дата добавления: 2014-12-18; просмотров: 135 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |