Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Диалог: Что такое истина?

1) Даны три числа. Первое уменьшили на 10, второе увеличили в 3 раза, а третье возвели в третью степень. Составить программу, вычисляющую произведение полученных после преобразования чисел.

2) Составить программу, запрашивающую при помощи операторов ввода-вывода: дату разговора, количество минут разговора, стоимость одной минуты. После вычислений и очистки экрана выдаются следующие сообщения: дата и стоимость разговора в этот день.

3) Известно количество символов в каждой строке, число строк на странице, количество страниц в книге и число томов издания. Написать программу, вычисляющую общее число символов в издании.

4) Дан взнос от спонсора на нужды детского дома. Написать программу вычисления распределения денежных средств, если известно, что 25% израсходовали на организацию досуга детей, 15 % - на покупку игрушек, 20% - на покупку одежды, а оставшиеся средства потратили на ремонт спален.

Проблема истины и поиск критерия истины

1. Парадоксальность истины

2. Основные концепции истины: поиск критерия истины

3. Соотношение абсолютного и относительного в истине

Литература

1. Проблема истины. Практикум. Томск, 2012

Диалог: Что такое истина?

Doctor: Вопрос о понятии истины является одним из самых важных в истории философской мысли.. Вне ответа на него любые высказывания о Добре, Красоте и Справедливости будут иметь произвольный ха­рактер.

Ignorant: А разве этот вопрос не имеет однозначного ответа? Каждый человек способен отличить истину от лжи и этого ему достаточно. Возьмем такие утверждения:

Вода в море соленая.

Вода в реках не соленая.

Вода кипит при 100° С.

Волга впадает в Каспийское море.

Истинность этих утверждений ни у кого не вызывает сомнения, так же как очевидна ложность, например, та­ких суждений:

Москва расположена на берегу Балтийского моря.

Ласточки живут в реке.

Всякий, кому хочется узнать, истинно или ложно то или иное утверждение, легко может это сделать, сравнив его с тем, что есть на самом деле.

Doctor: Но ведь далеко не всегда истинность какого-то положения легко проверить его сопоставлением с тем, что «есть на самом деле». В по­вести Марка Твена «Том Сойер за границей» Том вместе со своим другом Геком Финном летит на воздушном шаре над Соединенными Штатами Америки. Гек Финн внимательно смотрит вниз, сопоставляя свои наблюдения с картой. Вскоре он убеждается, что карта «врет», поскольку на кар­те разные штаты окрашены в разные цвета, а «на самом деле» их цвет один и тот же — зеленый.

«Да неужто ты воображаешь, что каждый штат в при­роде такого же цвета, как на карте?

— Скажи-ка, Том Сойер, для чего, по-твоему, сущест­вует карта? Ведь она сообщает нам о фактах?

— Разумеется.

— Ну а как же она может сообщать нам о фактах, если она все врет?

— Ох ты, болван несчастный! Ничего она не врет.

— Нет, врет.

— Нет, не врет

— Ну ладно, если она не врет, тогда, значит, все шта­ты разного цвета. Что ты на это скажешь, Том Сойер?»

Здесь трудность возникла даже несмотря на то, что Гек имел возможность наблюдать, что есть «на самом деле».

Чернышевский Н.Г.: Или возьмите, например, вопрос «Благо или зло дождь?» Ответить на него не так уж и просто. Сказать, что дождь — благо, будет неверно, так как что хорошего в дожде, который не дает высушить сено? Но нельзя дождь считать и злом, ибо без дождя трава не выросла бы. Приходится делать оговорки: дождь — зло в одних условиях и благо — в других.

Гераклит: Подобным же образом я спрашивал о морской воде: чистая она или гряз­ная, пригодна для питья или нет? Здесь, казалось бы, воп­рос более ясен, чем с дождем: морская вода — горькая, для питья не годится. Однако морские рыбы обходятся без пре­сной воды. Поэтому следует высказываться осторожно: морская вода чистейшая и грязнейшая. Рыбам она пригод­на для питья и целительна, людям же для питья не при­годна и вредна.

Doctor: Тогда, казалось бы, вторая часть утверждения Гераклита истинна безо всяких оговорок: людям морская вода для питья не пригодна. Но, побывав на Балтийском море, вы не станете утверждать это с прежней уверенностью. Поезжайте вес­ной к Черному морю, в Одессу. Вы опять-таки сможете на­питься морской воды, и с вами ничего не случится. Ска­жете, здесь «не типичная» морская вода. Хорошо, будем говорить о типичной, нормальной морской воде. Сотни лет во флотах всех стран морякам запрещалось пить морскую воду. Люди гибли от жажды посреди океана воды. Но вот французский врач Ален Бомбар один, на резиновой лодке, переплыл океан и доказал на опыте, что морскую воду человеку пить можно.

Ignorant: Да, приходится признать, что вопрос об истине не так прост, даже если речь идет о таком частном вопросе, как пригодность для питья морской воды.

Doctor: А ведь есть вопросы и посложнее. Тем, кто читал в журналах и газетах отзывы критиков и зрителей на различные кинофильмы, театральные поста­новки, хорошо известно, как непохожи иногда бывают мнения об одной и той же кинокартине, постановке или только что вышедшей книге. Может быть, для выяснения истины в этих случаях следует произвести подсчет числа сторонников разных точек зрения: где больше сторонников, там и истина?

Именно таким образом — количественно, через мнение большинства — и пытались некоторые философы опреде­лить понятие истины. Однако стоит только вспомнить о том, что еще сравнительно недавно большинство людей были убеждены в, существовании нечистой силы, домовых и ведьм, чтобы усомниться в достоинствах количественного способа выявления истины. В свое время атеистов были считанные единицы среди миллионов людей, глубоко верив­ших в сотворение мира богом. Но это, как мы знаем, отнюдь не означало, что истина была на стороне большинства.

Ignorant: Тогда получается истины вообще не существует?

Doctor: Многие мыслители приходили именно к такой точке зрения. Обосновывая ее, они не только ссылались на различие мнений по одному и тому же поводу, но и приводили аргументы чисто логиче­ского характера. От древних греков дошла до нас история о критянине Эпимениде, сказавшем как-то, что все критя­не — лгуны. Если это высказывание истинно, то есть дей­ствительно все критяне — лгуны, то Эпименид, будучи критянином, лжет, и, следовательно, его высказывание о критянах ложно. Получается, что, допустив истинность высказывания Эпименида, мы должны констатировать его ложность, а тем самым в определенном смысле стирается граница между истиной и ложью.

Эвбулид: Однако в той форме, в какой вы изложили здесь тезис Эпи­менида, он довольно легко разрешим, стоит только допустить, что существуют критяне, которые иногда лгут, а иногда говорят правду,— что вполне правдоподобно.

Но я готов предложить свою версию «парадокса лжеца». Допустим, я утверждаю, что то, что я сейчас говорю, — ложь. Если это правда, то есть если я говорю истину, то это означает, что оя говорю ложь, а если то, что я говорю,— ложь, это означает, что я говорю истину. И здесь нам не поможет предположение о том, что я иногда говорю истину, а иногда — ложь. Ведь речь идет об одном и том же высказывании.

Doctor: Чтобы ликвидировать всякую двусмысленность, перефразируем высказывание Эвбулида следующим образом:

Если это высказывание истинно, то, если ему же и ве­рить, оно

оказывается ложным, а если оно ложно, то, зна­чит, верно то, что оно утверждает, то есть высказывание истинно.

Ignorant: Как же тогда быть?

Doctor: Рассказывают, что древнегреческий фило­соф Диодор Кронос, будучи не в силах решить этот пара­докс, от "огорчения скончался. Другой философ — Филипп Косский, пытавшийся разобраться в парадоксе, не перенес неудачи и кончил жизнь самоубийством.

Тарский А.: Я считаю, что «парадокс лжеца» вообще неразрешимым в рамках так называемых естественных языков: русского, немецкого, польского и т.д., поскольку все эти языки настолько богаты по своим выразительным средст­вам (и, кроме того, сам синтаксис естественных языков столь неопределенен), что в них можно сформулировать предложения самого экстравагантного вида. Для того что­бы избежать парадокса, я предлагаю просто перейти к бо­лее бедным выразительным средствам, специально пост­роенным логическим языкам, с помощью которых можно якобы устранить семантическую многозначность понятий.

Doctor: Но несмотря на множество попыток решения этой проблемы, трудности, которые, как мы видели, возникают в свя­зи с определением понятия истины, часто приводили фило­софов к так называемому релятивизму.

Ignorant: То есть истина у каждого своя, и, таким образом, общей, объективной истины не. су­ществует вообще?

Аристотель: Тогда это уже не истина. Прав тот, кто считает разделенное — разделенным и со­единенное — соединенным, а заблуждается тот, мнение которого противоположно действительным обстоятельст­вам... Надо иметь в виду — не потому ты бел, что мы пра­вильно считаем тебя белым, а наоборот — потому, что ты бел, мы, утверждающие это, правы. Таким образом, истина не зави­сит от мнений отдельных людей, она объективна.

Doctor: Однако следует учитывать еще один момент. Определение Аристотеля предполагает объективность истины. Но нельзя понимать его так, что под истиной понимается сама природа, поскольку природа существует объективно. Речь идет о содержании человеческого знания, а не о природе самой по себе. Вне знания невозможно ставить вопрос об истине. Истинна не природа, а наши знания о природе.

Но наши знания не остаются неизменными, они изменяются в процессе познания. Учитывая это, принципиальным вопросом становится проблема соотношения в истине моментов абсо­лютного и относительного.

Ignorant: То есть истины могут быть и относительными?

Doctor: Да, это так. Те трудности, которые были нами показаны в определении истины ранее, свидетельствуют о том, что истины, с которыми мы встречаемся в науке и в повседневной жизни, носят относительный характер. По мере развития науки каждая из таких истин уточ­няется, конкретизируется, выясняются границы ее приме­нимости. Вспомним хотя бы высказывание «вода в море соленая» и те ограничения, конкретизации, уточнения, которые по­надобилось ввести, чтобы это, казалось бы, банальное по­ложение было справедливым. «Вода в реках не соленая». Однако и речная вода представляет собой раствор раз­личного рода солей, и в этом смысле она «соленая». «Вода кипит при 100° С»,— многие альпинисты и путешествен­ники, уверенные в безусловности этой истины, испытали много затруднений, пытаясь сварить картошку в бурно кипящей воде: высоко в горах, оказывается, вода кипит не при 100° С, как на равнине, а всего лишь при 80° С. «Волга впадает в Каспийское море». А почему не Ока? Ведь Ока до соединения ее с Волгой длиннее Волги. Так что, быть может, логичнее считать, что Ока впадает в Кас­пийское море, а Волга — в Оку? И мы еще не приводили примеров более сложных — из области физики, химии или биологии, где, кажется, не осталось ни одного положения, истинность которого не была бы под­вергнута сомнению, в том числе и таких, которые раньше считались абсолютными истинами.

Ignorant: Получается, что понятие абсолютной истины бес­смысленно?

Doctor: Нет, напротив. Возьмем следующий пример. О форме Земли в разное время думали по-разному: «Земля имеет форму лепешки»; «Земля имеет форму бара­бана»; «Земля шар»; «Земля — геоид». Эволюция позна­ния, как правило, идет таким образом, что каждое следу­ющее положение так или иначе связано с.предыдущим, уточняя, конкретизируя его. В Древней Греции одни фи­лософы полагали, что Земля походит на лепешку, которая плавает в реке, называемой Океан, другие считали Землю похожей на барабан. После путешествия Магеллана стало общепринятым мнение, что Земля — шар.

Новая точка зрения не уничтожала интуицию предшествовавших ей: и у шара, и у лепешки есть нечто общее: то и другое округло, ни там, ни здесь нет острых углов. Модель «Земля — шар», более адекватная, чем предыдущие мо­дели, оставляла в себе их главную идею. Дальнейшие ис­следования показали, что Земля — не совсем шар. В ре­зультате точных измерений выяснилось, что расстояние между полюсами меньше, чем расстояние между проти­воположными точками экватора, и, таким образом, Земля как бы сплюснута по оси N — S. Это открытие не опро­вергло полностью точку зрения, что Земля шарообразна. Глобусы до сих пор моделируют нашу планету как шар именно потому, что новая точка зрения только уточнила старую, а не отбросила ее. Таким образом, в новой истине всегда есть нечто от старой, которая, как говорят философы, сохраняется «в снятом виде».

Ignorant: То есть абсо­лютная истина складывается из относительных.

Doctor: Ты прав. Если внимательно проанализировать различные точки зрения по тому или другому вопросу, то чаще всего выяс­няется, что каждая из спорящих сторон отражает какой-то момент абсолютной истины: каждая точка зрения предста­вляет собой относительную истину, в которой содержится зерно истины абсолютной. Трудность в том, что мы не зна­ем, в чем состоит это зерно в каждом конкретном случае.

Истина относительна по­тому, что она неполна, приблизительна, но отнюдь не пото­му, что именно так, а не иначе, думать кому-то нравится больше.

Иными словами, относительные истины, как и абсолют­ная, являются объективными в том смысле, что в них есть такое содержание, которое не зависит от познающего чело­века и человечества. И мы на каждом шагу сталкиваемся с относительностью, живем в мире относительности, и это не представляет для нас большой сложности. Никто не удивляется, что на вопрос: «Каково рассто­яние до Москвы?»—нельзя ответить, не зная «системы отсчета», не уточнив тех отношений, в системе которых рассматривается в данном случае Москва; по отношению к городу Иванову это расстояние одно, а по отношению к Одессе другое. Расстояние относительно, однако оно объ­ективно.

Ignorant: Теперь понятно. истина содержит и момент абсолютного, и момент относительного. Абсолютная исти­на складывается из истин относительных. Чем больше бу­дет собрано относительных истин о предмете, тем ближе мы подойдем к абсолютной истине о нем; однако никакая, сколь угодно обширная, совокупность относительных истин ни на каком этапе познания не дает нам абсолютную истину. Но можем ли мы тогда вообще постичь абсолютную истину?

Doctor: Если бы истина существовала в качестве абсо­лютной, данной сразу и навечно, то и познать ее можно было бы сразу. С религиозной точки зрения так и получа­ется. Бог снисходит к избранному им человеку и сразу со­общает истину, истину абсолютную, в последней инстан­ции. Этот путь познания называется откровением и явля­ется настолько несовместимым с научными методами, что остается за рамками нашего рассмотрения. Но были мыслители, которые, тем не менее, считали, что истину возможно постичь мгновенно.

Платон: Да, я придерживаюсь именно такой точки зрения. Человек «во плоти и крови» не может сразу узреть истину. Но возможность такого познания я не отрицаю. Когда-то, до своего во­площения в телесной форме, человеческие души пребыва­ли в особом сверхчувственном мире идей. В этом мире души могли непосредственно созерцать истину и обладали целостным знанием. Воплотившись в человеческую форму, уша потеряла эту способность. Однако кое-что она пом­нит. И задача учителя сводится к тому, чтобы пробудить эти воспоминания. Познание— это вспоми­нание.

Шопенгауэр А.: Истину мы действительно постигаем сразу и целиком. Я не отрицаю правомочности разума и научного познания, но отвожу науке второстепенную роль по срав­нению с интуицией. Научный поиск так или иначе базируется на первоначальной интуиции, зна­чит, зависит от нее, подчинен ей. Кроме того, интеллект в конечном счете познает не сами вещи, не их идею, а только отношения вещей. Иначе и быть не может, потому что интеллект, разум служит практике, на­правлен на удовлетворение практических интересов. Дру­гими словами, интеллект, наука не бескорыстны и поэтому не могут дать подлинного знания. Свободно от корысти только незаинтересованное чистое созерцание. Таков, на­пример, взгляд на мир художника. Художественное воззре­ние, опирающееся на интуицию, может дать, в отличие от научного, целостное вйдение истины.

Бергсон А.: Интуитивное познание может дать нам несравнимо больше, чем научное. И доказательства этому мы можем увидеть везде. Возьмем в качестве примера инстинктивное поведение насе­комых (а я рассматриваю инстинкт как разновидность интуиции). В некоторых случаях оно прямо-таки порази­тельно. Так, маленький навозный жук кладет яйцо у входа в подземную галерею, прорытую определенным видом пчел. Личинка жука долго подстерегает самца пчелы при выходе из галереи, садится на него верхом и катается до тех пор, пока не получает возможность пересесть на самку. Когда последняя снесет яйца, личинка жука перебирается снача­ла на яйцо, потом прогрызает себе дорогу внутрь яйца, обеспечивая себя, таким образом, сразу и домом, и пропи­танием.

Насекомые постигают истину сра­зу — как только родились. И разуму этого не понять. Разум имеет дело с познанием отношений. На проникновение в суть вещей способен лишь инстинкт. Человеческая техни­ка при всем своем могуществе не способна на то, что лег­ко делает насекомое. И это потому, что человеческая ин­туиция уступает интуиции осы. Я советую не дове­рять разуму и больше полагаться на интуицию, которая у человека, уступая в известном смысле интуиции насеко­мых, все же превосходит его разум, поскольку разум ха­рактеризуется органическим непониманием жизни.

Doctor: Но несмотря на всю убедительность представленных только что доказательств, я должен предупредить, что зачастую весь наш опыт служит контраргументом к подобной точке зрения. Мы сейчас знаем неизмеримо больше того, что знали древние греки. И это вовсе не потому, что у нас было больше времени «вспоминать» истину. Платон и его ученики не смогли бы «вспомнить», как выглядит обрат­ная сторона Луны и каково устройство атома, не говоря уже о том, что они не могли бы «вспомнить» о тех собы­тиях, которые происходили после их смерти. Насекомое действительно в чем-то превосходит человека, но превос­ходство человека — в значительно большем. Человек пре­восходит насекомых прежде всего своим умением приспо­собиться к быстро меняющимся условиям среды, чего нельзя сказать о насекомых, поведение которых почти целиком предопределяется их наследственностью.

Однако главное преимущество человека — в его способ­ности к творчеству, к созданию нового. Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела по­стройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых лю­дей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наи­лучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове... Человек не только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет вме­сте с тем и свою сознательную цель.

Ignorant: Значит ли это, что понятие интуиции, как таковое, бессмы­сленно?

Doctor: Конечно, нет. Обобщая самые различные понимания интуиции, мы замечаем, что все они так или иначе сходятся на фиксации момента непосредствен­ности в процессе познания. И в этом — их рациональное зерно. Ведь не всегда же в процессе позна­ния мы проделываем, каждый раз заново, весь путь от исходных данных через ряд ступеней к результату. Зача­стую промежуточные ступени опускаются, и мы принима­ем решение непосредственно от исходных данных. Именно в этом смысле часто говорят об интуиции врача, летчика, шофера, которые бывают вынуждены принимать решения молниеносно, не осознавая того, как и почему они выбрали это решение. Но эта интуиция не имеет мистической подоп­леки, в ней нет ничего таинственного, она не противостоит разуму. Напротив, такая интуиция является в некотором роде следствием предшествующей работы разума по обоб­щению результатов опыта. Недаром чем богаче опыт, тем богаче интуиция. Таким образом, интуиция важна как характери­стика элемента непосредственности в познании.

Ignorant: Тогда интуиция не враждебна рас­судку, а взаимодействует с ним в процессе познавания человеком мира.

Doctor: Это верно. И, несмотря на все вышеперечисленные сложности, человеческое познание стремится к истинному описанию этого мира. И мы постоянно формулируем все новые и новые высказывания относительно него, приписывая им статус истины. И для того, чтобы выделить ис­тину из всей совокупности наших убеждений нам необходимо найти критерий, который позволил бы нам это сделать.

Ignorant: А зачем его искать? Истина - то, что соответствует фактам. И даже если она временна и относительна, но пока она соответствует фактическому положению дел, мы можем признавать ее истиной. Если понятия "истина" считать синонимом понятия "соответствия фактам", то для каждого утвержде­ния можно легко показать, при каких условиях оно соответствует фак­там. Например, утверждение "Снег бел" соответствует фактам тогда и только тогда, когда снег действительно бел.

Doctor: Твоя формулировка вполне выражает смысл классической или, "корреспондентной" теории истины. При этом понимании теория истинна даже в том случае, когда никто не верит в эту теорию, и даже когда нет оснований верить в нее. В то же время другая теория может быть лож­ной, несмотря на то, что есть сравнительно хорошие основания для ее признания. Корреспондентная теория истины четко различает ис­тину и ее критерий, поэтому допускает, что, даже натолкнувшись на истинную теорию, можно не знать, что она истинна. Это обеспечивает объективность истины и ее независимость от субъекта. Но данный критерий истины обладает теми недостатками, о которых мы говорили ранее.

Ignorant: А есть и другие критерии истины?

Doctor: В истории науки выделяются три основные теории истины: теория корреспонденции, или соответствия знания реальности; теория когеренции, или связности, согласования элементов знания на основе системности знания, его единства; прагматическая теория истины, строящаяся на признании инструментального и этического значения этой категории. Но эти три концепции должны рассматриваться во взаимодействии, поскольку они носят взаимодополнительный характер, не отрицая друг друга, а выражая различные аспекты истинного знания. Очевидно, что знание может быть 1) соотнесено с реальностью; должно 2) согласовываться с другим знанием, поскольку оно системно и взаимосвязано; и 3) обладать практической значимостью и признанием общества. Все три теории позволяют нам отделить истинные убеждения от ложных и еще на шаг приблизиться к абсолютной истине, которая остается недостижимым идеалом любого познания. Но давай обратимся конкретным примерам. Какой ответ будет истинным на вопрос «зрячий или слепой камень?»

Аристотель: Я рассматривал в свое время подобные примеры и могу сказать, что оба ответа — «камень зрячий» и «ка­мень слеп» — были бы неправильны, ибо свойства зрячести и слепоты применимы лишь к живым существам и о камне спрашивать такое бессмысленно. Но если неверно гово­рить, что «камень зрячий», значит, это суждение не может быть признано истинным. Вместе с тем оно не ложное, ибо ложность суждения «камень зрячий» влекла бы за собой истинность суждения «камень не зрячий», то есть «камень слепой», а это суждение также не является истинным.

Алексей Толстой.: Позвольте и мне привести пример из моей сказки «Золотой ключик». Богомол, приглашенный лечить заболевшего Буратино, поставил диагноз: «Пациент жив или он умер. Если он жив, он останется жив или он не останется жив. Если он мертв, его можно оживить или нельзя оживить». Мы можем говорить о том, что это утверждение истинно, ведь оно соответствует реальности. Могу поручиться за то, что, если даже относительно пациента будет получена дополнительная информация, диагноз Богомола не будет поставлен под сомнение. Его нельзя опровергнуть. Он — всегда истинен.

Ignorant: Следовательно, абсолютная истина существует, и более того, эта истина соответствует действительности?

Doctor: Это не совсем верно. Такие, всегда истинные, положения носят название тавтологий. Истинность тавтологий устанавливается не сопоставлением с фактами, а путем анализа логической структуры выражения. Тавтология состоит всегда из не­скольких более простых элементарных предложений. И по­строена она так, что, какие бы значения ни принимали ее компоненты, сама она остается истинной. Если Буратино на самом деле жив, то тавтология, приведенная выше, истинна потому, что будет истинна первая компонента выражения «пациент жив или он мертв». Если же Буратино умер, то тавтология опять-таки останется истинной, так как будет истинна вторая компонента того же выра­жения. Поскольку истинность тавтологии определяется ее ло­гической структурой, тавтологии называют логически истинными в противополож­ность фактическим истинам. Поэтому к истине, как соответствию фактам, ни первый пример, ни второй не имеют никакого отношения. Это так называемые логические истины.

Ignorant:: И тогда это уже будет истиной в смысле когеренции?

Doctor: И опять не совсем верно, хотя безусловно теория когеренции пытается решить вопрос о выборе критерия истины логически. Изначально предполагается то, что все предложения должны согласовываться между собой в рамках одной теории — с тем результатом, что каждое отдельное предложение рассматривается как в принципе могущее быть исправленным, то истина может заключаться лишь во взаимном согласии предложений.

Решер Н.: Я вижу в этой теории одну главную проблему. Когерентность, рассматриваемая в когерентной теории, касается вопроса об отношении одних высказываний к другим, но она не касается вопроса “когерентности” с реальностью или с фактами действительности”. Однако в рамках такой трактовки когерентности невозможно понять, каким образом непротиворечивость знаний гарантирует их соответствие реальному миру.

Мориц Шлик. Если серьезно рассматривать когерентность в качестве общего критерия истинности, мы должны считать всякого рода сказки столь же истинными, как исторические свидетельства или утверждения в трудах по химии,— конечно, в том случае, когда в сказке нет противоречий. Я могу создать своей фантазией удивительный мир, полный чудесных приключений,— и философ, придерживающийся теории когеренции, должен поверить в истинность моего повествования при условии, что я позабочусь о взаимной совместимости моих утверждений, а также приму меры предосторожности, исключив любое столкновение с обыденным описанием мира. Условие непротиворечивости не является достаточным условием истинности, поскольку не всякая непротиворечивая система утверждений о реальном мире соответствует реальному миру. Кроме того, это условие применительно к естественным наукам, например к физике, не всегда оказывается и необходимым. Противоречивость какой либо теории не означает автоматически ее ложности. Она может быть показателем временных трудностей, переживаемых истинной теорией.

Уильям Джеймс: Согласен с вами, коллеги, любые логические критерии недостаточны. Критерий истины должен быть 1) практическим, 2) связан с индивидуальным опытом. С прагматической точки зрения, истинность наших мыслей в их способности "работать" на нас. Мысль, которая успешно ведет нас от одной части опыта к другой, которая упрощает, экономит труд - такая мысль истинна ровно постольку, поскольку она все это делает. Она истинна инструментально – как орудие логической работы. Новое мнение признается истинным, поскольку оно удовлетворяет желанию индивида согласовать свой новый опыт с запасом старых убеждений. Чисто объективной истины, при установлении которой не играло бы никакой роли субъективное удовлетворение от сочетания старых элементов опыта с новыми элементами, – такой истины не существует.