Читайте также:
|
|
______
После смерти «вождя пролетариата» выявились три подхода к трактовке его учения (марксизма-ленинизма).
Первый подход намечается в трудах Л. Д. Троцкого (1879-1940). Он берет во внимание ту часть идейного наследия Ленина, которая рассматривает русскую революцию лишь как начальный этап развития общеевропейской революции. Согласно его воззрениям, победа российского пролетариата встретит организованную вражду со стороны мировой реакции. Поэтому ему не остается ничего другого, как связать судьбу своего политического господства с судьбой социалистической революции на Западе. Это теория перманентной революции. Советская Россия должна всячески разрушать социальное равновесие в европейских капиталистических странах, чтобы там не заглохла революционная энергия. В противном случае, в мире «восстановится новое капиталистическое равновесие с Америкой во главе, в качестве руководящей державы мира». Тогда мечтать о наступлении европейской революции будет бессмысленно, ибо Европа станет частью этого «нового восстановленного капитализма». А это ставит под вопрос и существование социализма в самой России: «Социализму в отсталой стране пришлось бы очень туго, если бы капитализм имел шансы не только прозябания, но и долголетнего развития производительных сил в передовых странах». Опору для своих взглядов Троцкий находит не только у Ленина, но и у классиков марксизма.
Троцкий был стопроцентным марксистским догматиком, уникальным в своем роде человеком, он свято верил в то, что Россия должна развиваться строго по Марксу и нес эту веру миллионам людей. На каком-то этапе эта слепая, неистовая вера пришла в противоречие с тем, что реально происходило в Советском Союзе. Историки, в частности, Дмитрий Волкогонов, утверждающие, что на самом деле Сталин в 30-е годы осуществил все те установки казарменного социализма, которые отстаивал и Троцкий, не замечают диаметральных различий идеологии сталинского "большого скачка" и теоретических построений Троцкого. Тот факт, что Троцкий одобрил коллективизацию по-сталински (как и советско-финскую войну), не означает совпадения конечных целей социализма в одной стране, который строил Сталин, с намерением Троцкого как можно скорее распространить этот социализм по всему миру. И это расхождение вовсе не тактическое.
В борьбе Троцкого со Сталиным столкнулись не только два претендента на главенствующую роль в партии и в стране и стоящие за ними аппаратные кланы, но прежде всего два абсолютно различных взгляда на роль русской революции в судьбе России. Это не раз отмечали их современники. Так, советский дипломат-невозвращенец Сергей Дмитриевский в своей книге "Сталин" писал, что если Троцкий был по своей сути "западным империалистом наизнанку", мечтавшим "взамен культурного западного капитализма иметь культурный западный социализм", то Сталин строил "русско-азиатский социализм" с целью добиться "национальной независимости России".Троцкий всегда видел в России лишь безликое пространство, пригодное для того, чтобы стать базой, стартовой площадкой европейской, а затем и всемирной революции. "Мы нация бедная, - сетовал он еще в 1912 году, - тысячи лет жили в бревенчатом здании, где щели мхом законопачены, ко двору ли тут мечтать о стрельчатых арках и готических вышках". Еще в годы Первой мировой войны, выдвинув лозунг "Соединенные Штаты Европы - без монархий, постоянных армий и тайной дипломатии", Троцкий отвел России роль бедного родственника, годного лишь для того, чтобы пожертвовать собой во имя "культурной" Европы. В данном случае Троцкий выступал как самый последовательный марксист. Энгельс на закате жизни считал, что "русская революция даст новый толчок рабочему движению Запада, создаст для него новые лучшие условия борьбы и тем ускорит победу современного промышленного пролетариата, победу, без которой сегодняшняя Россия ни на основе общины, ни на основе капитализма не может достичь социалистического переустройства общества".
В сталинской теории о возможности построения социализма в одной стране Троцкий учуял смертельную опасность своим грезам о Соединенных Штатах Европы. Сама мысль надолго, если не навсегда, ограничить свою бурную деятельность одной страной, да еще такой отсталой и варварской, как Россия, приводила его в бешенство. Какими только эпитетами он не награждал Сталина - "могильщик революции", "интендант Гитлера", "Каин", "Сверх-Борджиа в Кремле". В стремлении Сталина "строить наше хозяйство так, чтобы наша страна не превратилась в придаток мировой капиталистической системы", Троцкий усматривал только "национальную ограниченность" и забвение "мировых хозяйственных зависимостей". Троцкий не мог простить Сталину его "национал-большевизм", его "непочтение" к Европе, выразившееся еще в августе 1917 года на VI съезде партии большевиков, когда в полемике с верным сторонником Троцкого Евгением Преображенским, который как истинный марксист считал, что строительство социализма в России возможно только при победе пролетарской революции на Западе, будущий его убийца раздраженно бросил: "Надо откинуть отжившее представление, что только Европа может указать нам путь".
Троцкий в отличие от Сталина презрительно относился к традиционной русской культуре. В этом он тоже был стопроцентным марксистом. Маркс и Энгельс не питали теплых чувств не только к русским (за исключением нескольких революционеров), но и вообще к славянам. Не будем долго рассуждать на эту тему. Достаточно прочитать статью Энгельса "Демократический панславизм" или биографию Маркса, написанную германским социал-демократом Францем Мерингом, в которой приводятся факты сотрудничества Маркса в годы Крымской войны с далеко не социалистической британской прессой, в которой он раздувал шовинистический угар по отношению к России. В высказываниях Троцкого типа "английская культура выше русской" или о том, что вся русская "дворянская" культура представляла собой "лишь поверхностное подражание более высоким западным образцам" и "не внесла ничего существенного в сокровищницу человечества", куда больше марксистского, чем в литературных вкусах Сталина, хорошо знавшего и ценившего русскую классику (во второй половине 30-х годов Пушкин будет чествоваться как "великий русский поэт", его книги и книги других русских писателей будут издаваться миллионными тиражами).
Марксистские идеи так прочно завладели Троцким, что он фактически полностью лишился способности трезвого политического анализа событий в СССР и в мире. Он осуждал Сталина за вступление СССР в 1934 году в Лигу Наций, хотя этот шаг был не только принципиально важен для тех европейских стран (Франции, например), которые искали в Советском Союзе геополитического союзника против Гитлера, но и освободил нашу страну от всех ее царских долгов Западу (о чем не всегда пишут в учебниках). Троцкий пророчил неизбежное поражение СССР в случае войны с гитлеровской Германией, осуждал разрешение в середине 30-х годов крестьянину держать приусадебный участок, запрещение абортов в 1936 году он квалифицировал как "семейный термидор". Можно привести и много других несбывшихся пророчеств Троцкого относительно перспектив социализма в СССР и судеб мирового революционного движения, но и сказанного достаточного, чтобы понять, насколько нереальны, иллюзорны были эти пророчества.
Троцкий не дожил и не мог дожить до победы мировой революции. Реальная действительность ХХ века похоронила все мечты Маркса о всемирном господстве пролетариев. Трагедия Троцкого была в том, что он не мог понять, что мир может развиваться по каким-то другим, немарксистским законам. Это непонимание стало причиной его идейного краха. Современный троцкизм идеологически анахроничен, политически маргинален и обречен на участь своего вождя - исчезнуть с политического горизонта.
Совсем в другом свете представляется ленинизм Н. И. Бухарину (1888-1838). Он считает «признаком» советской власти прежде всего «власть массовых организаций пролетариата и деревенской бедноты». Ссылаясь на слова Ленина о том, что пролетарская диктатура должна приучить даже каждую кухарку к управлению государством, Бухарин отмечает: «Советская республика в сущности есть громадная организация самих масс», т. е. народное самоуправление. Соответственно он допускает различные типы социализма, явно ослабляя при этом не только роль партии, но и диктатуры пролетариата вообще.
Ни один из этих подходов к ленинизму не приемлет И. В. Сталин (1879-1853). Ошибку «русских перманентников» он видит в том, что, они, настаивая на непрерывности революции, выражают недоверие к пролетариату капиталистических стран, в его способность сплотить вокруг себя трудящиеся массы и привести их к победе над буржуазным классом. Это, на его взгляд, принципиальное отступление от ленинского учения. Что касается «группы Бухарина», то ее заблуждение состоит в признании идеи уничтожения классов «путем потухания классовой борьбы и врастания капиталистов в социализм». Сталин, напротив, считает основным в ленинизме тезис о нарастании и обострении классовой борьбы по мере построения социализма. Отсюда вытекает триединая задача «использования власти пролетариата»: во-первых, для подавления эксплуататоров и обороны страны, для укрепления связей с международным пролетариатом и содействия победе революции во всех странах; во-вторых, для окончательного отрыва трудящихся и эксплуатируемых масс от буржуазии, вовлечения и государственного руководства ими в деле социалистического строительства; в-третьих, для организации социализма и уничтожения классов, «для перехода в общество без классов, в общество без государства». Непосредственно диктатуру пролетариата будет представлять ««диктатура» его авангарда, «диктатура его партии, как основной руководящей силы пролетариата». Таким образом, в сталинизме возобладал крен на поддержку ткачевских элементов ленинизма, на развитие идеологии насилия и террора.
Канонизация ленинизма всецело соответствовала политическим устремлениям Сталина, которому и принадлежал сам термин "ленинизм". Этим он отсекал все другие направления большевизма, в особенности связанные с именами Богданова и Троцкого. Сталин не только интернационализировал ленинизм, провозгласив его "марксизмом эпохи империализма и пролетарской революции", но и объявил его "новым видом" диалектического материализма, намного превосходящим все другие философские системы. Сущность ленинизма он сводил к двум основным моментам: во-первых, к учению о роли "авангарда", т.е. партии в политическом движении; во-вторых, к теории пролетарской революции. Значение авангарда обусловливалось тем, что "отмирание старого и нарастание нового" (так представлял себе Сталин "закон развития") совершается не вследствие "преднамеренной, сознательной деятельности людей, а стихийно, бессознательно, независимо от воли людей". Это происходит оттого, что люди не свободны в выборе того или иного способа производства; их общественное бытие детерминируется предшествующим строем жизни. Даже улучшая орудия производства, они "не сознают, не понимают и не задумываются" над всеми последствиями своих действий, добиваясь лишь "непосредственной, осязаемой выгоды для себя". Авангард оказывался как бы мозгом, сознанием масс, без руководства которого невозможно построение социализма. Все это очень напоминало идеологию ткачевского революционаризма. Сталин превратил ленинизм в целую систему идеократии, ставшей основным источником всей цепи зол русской жизни советской эпохи.
_________
Сталинизм превращается в разновидность радикализированного псевдоэкономизма. Для него ничто в обществе не происходит «в результате преднамеренной, сознательной деятельности людей, а стихийно, бессознательно, независимо от воли людей». Ключ к изучению законов истории - «не в головах людей, не во взглядах и идеях общества», а в способе производства, экономике. Способ производства охватывает производительные силы, т.е. орудия производства, и производственные отношения, т.е. отношения людей в процессе производства материальных благ. Направление общественных процессов зависит от состояния способа производства: «Каков способ производства у общества - таково в основном и само общество, таковы его идеи и теории, политические взгляды и учреждения». Изменение данного способа производства приводит к изменению и всего общественного строя, без всякого наследования элементов прежней общественной системы. Для каждого нового экономического базиса создается новая экономическая и идеологическая надстройка. Это затрудняет предвидение массами общественных результатов, и они, улучшая или создавая новые орудия производства, «не сознают, не понимают и не задумываются» над тем, какие последствия это может вызвать в будущем. В обыденной жизни люди добиваются всего лишь «какой-либо непосредственной, осязательной выгоды для себя». Но постепенно этот стихийный процесс развития производительных сил обостряет производственные отношения, конфликт рождает «новые общественные идеи, новые идеи организуют и мобилизуют массы, массы сплачиваются в новую политическую армию, создают новую революционную власть», которая и берет на себя инициативу сознательной борьбы за новые порядки, эволюцию сменяет на революцию. Чтобы исключить разговоры о возможной демократии, Сталин недвусмысленно заявляет: в условиях диктатуры пролетариата, а следовательно, и диктатуры партии «демократии развернутой, полной демократии, очевидно, не будет». Государственной формой диктатуры пролетариата станет советская власть, т.е. такой тип государства, который, в отличие от буржуазно-демократической, парламентарной формы, будет приноровлен «не к задачам эксплуатации и угнетения трудящихся масс, а к задачам диктатуры пролетариата». Положение партии как «ядра» советской политической системы закрепляется конституционно.
Сталинизм становится идеологией партократического тоталитаризма, целые десятилетия проводившего «социалистический эксперимент» в СССР. Жертвами этого эксперимента оказались многие и многие тысячи людей самых разных национальностей, безвинно, в рабском труде загубленных в бесчисленных лагерях ГУЛАГа. Отечественная война 1941-1945 гг. на время ослабила репрессивную деятельность партийно-административного аппарата, но после победы над гитлеризмом колесо тоталитаризма завертелось в прежнем направлении, убивая инстинкт государственности и патриотизма у советских «граждан». Им было отказано не только в национальной истории, но и даже в желании принадлежать своей национальности: партия объявляет о возникновении в СССР новой исторической общности людей - советского народа. Параллельно раскручивается очередной виток русификации «инородцев», исподволь ожесточавшей окраины и ставившей их в оппозицию к «центру». «Политическая оттепель» 60-х гг. возрождает надежды на развитие социализма «с человеческим лицом», однако все ограничивается разоблачением «культа личности» Сталина, переставшего удовлетворять идеологию партократии. Робость, половинчатость политических реформ в изоблии компенсируется «схоластическим теоретизированием». 70-е гг. объявляются периодом «развитого социализма», в котором классовая борьба «сменяется» противостоянием «неантагонистических противоречий». Советским людям обещается ближайшее построение коммунизма. Вся эта нацеленность на воплощение утопии, с одной стороны, ослабляет власть, отвлекает ее от реальных проблем и решений, а с другой - радикализирует общественное сознание, рождает широкое движение интеллигентского диссидентства. Массовый характер принимает криминализация экономических отношений в форме скрытого развития частнособственнических тенденций, десоветизации хозяйственно-управленческой системы. Таким образом, партократия все более увязает в застое, теряя поддержку и веру со стороны масс. Необходим был лишь удобный момент, чтобы все рухнуло в одночасье. И когда это свершилось в 1991 г., народ остался безучастным зрителем крушения опостылевшего советского режима.
________
Дата добавления: 2015-02-16; просмотров: 80 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |