Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

ЗАЧЕМ СОЦИАЛИЗМ?

Юрий Трофименко

О «социализмах», социализме и коммунизме

(современные комментарии к Манифесту Коммунистической партии К. Маркса и Ф. Энгельса 1848 г.)

Мариуполь, 2014 г.

СОДЕРЖАНИЕ

ЗАЧЕМ СОЦИАЛИЗМ?

Для решения различных проблем у человека есть в наличии набор соответствующих инструментов: молоток, чтобы забить гвоздь, транспорт, чтобы быстро преодолеть большие расстояния. Сколько всего можно сделать при помощи сети Интернет, сколько всего можно спроектировать при помощи математики, усиленной компьютерами! Но вот мы сталкиваемся с общественными проблемами, которые породило само общество. Есть ли сегодня набор инструментов для их решения? Начнем с самого поверхностного рассмотрения нашего повседневного бытия.

Проснулись. Кто-то – когда уже щекочут лучи утреннего солнца, кто-то – когда еще совсем темно, а некоторые – все время по-разному (например, работающие по графику «четыре на пятый»). Завтракаем, или очень быстро завтракаем, или вообще не позавтракав, выбегаем на улицу. Пешком, на велосипеде, чаще всего – в давке общественного транспорта, значительно реже – на собственном автомобиле, «летим» на работу. Тут на первый взгляд – у всех по-разному, но всегда и у всех в первую очередь работа – для получения денег, на которые можно купить все (на что их хватит). Даже если у кого-то когда-то работа бывает в радость, это лишь случайное дополнение, а прежде всего – это затрата жизненного времени на заработок денег как первая жизненная необходимость. Многим начинать зарабатывать деньги приходится с юных лет – образование платное. После рабочей смены надо купить различные товары народного потребления, и с ними – домой. Там надо готовить, стирать, убирать, обновлять и ремонтировать. Родителям – вложить море времени и сил в обеспечение и воспитание своих чад. На выходных – выстоять в очереди, заплатить за коммунальные услуги. Голова идет кругом, валимся спать. Утром – звонок будильника, и все сначала. Присмотримся к этому круговороту внимательнее.

В тех государствах, где производится львиная доля товаров, свободного от работы времени совсем мало, а жилище – комнатушка, снимаемая у хозяина фабрики. Производственный процесс разбит на элементарные операции, которые надо монотонно повторять всю смену. Наемный рабочий – классический пролетарий (лишен всякой собственности). Его жизненное время уничтожено в монотонном труде ради жалкой зарплаты, на которую, тем не менее, можно кое-как прожить. До тех пор, пока корпорация не обанкротится. Тогда придется бродяжничать, побираться, подрабатывать чернорабочим, пока не найдется новый «работодатель». Встречаются среди наемных работников и «счастливчики-интеллектуалы», на «отлично» освоившие какую-нибудь востребованную сверх узкую специальность, – физики, программисты, инженеры-конструкторы всевозможных направлений. Они время от времени кочуют из одного государства в другое, туда, где в данный момент больше платят и лучше развлекают. Весь смысл жизни у большинства из них сводится к поиску «теплых мест», вся личность – к самодовольной профессиональной ограниченности, в лучшем случае приукрашенной каким-нибудь любимым развлечением – «хобби». Иные подаются в мелкие буржуа – торговать на рынке или завести свою лавку, пытаться жить продажей продуктов фермерского хозяйства или мастерить в кустарных условиях какие-нибудь электронные устройства. Но история не знает обратного хода, на дворе давно век империалистической стадии капитализма. Буржуазная «мелочь» порождается снова и снова, но вскоре пожирается, растирается в порошок, раздавливается тяжеленными тушами корпораций. Во многих сферах бизнеса даже «начать с нуля» невозможно – все жизненное пространство рынка занято соответствующими монополиями.

Есть государства, живущие неплохо за счет высокой производительности (благодаря применению новейших технологий) и за счет эксплуатации других государств (эксплуатация дешевой рабочей силы, ограбление при помощи кредитов) – глобальная метрополия. Здесь капиталисты «делятся» с рабочими посредством социального обеспечения (пособия по безработице, пособия новорожденным, хорошие зарплаты и пенсии госслужащим и т.д.) Работа становится более интеллектуальной, рабочий день сокращается, у некоторых появляется возможность приобрести собственный дом, автомобиль, и целые горы сложной бытовой техники, произведенной на периферии глобального мира. И что же, значительная часть жизненного времени освобождена? Нет, у рабочих метрополии жизненное время тоже уничтожено, но в иной форме. Вместо его потери на длительный, тяжелый, монотонный труд, происходит дурная растрата на дикарские развлечения: дискотеки в ночных клубах, алкоголизм и наркоманию, патологический шопинг, просмотр видео-мусора, примитивные компьютерные игры и азартные игры, освоение «духовных практик» (пережитков давно исчезнувших укладов) и т.п.

Может быть, здорово живется представителям противоположного класса – крупным капиталистам? Средства массовой информации показывают нам счастливые лица, белозубые улыбки! Но взгляните, как сами себя показывают эти «хозяева жизни» и их преданные слуги в произведениях современного киноискусства: «ДухLess» (Россия), «99 франков» (Евросоюз), «Космополис» (США). Головокружение от ежедневных бизнес-гонок, внутренняя пустота, скрываемая фальшивыми улыбками, припадки эйфории быстро сменяются неподдельной апатией и суицидальным настроением. Все материальные блага давно доступны, ничто больше не удивляет и не радует, а крах бизнеса – смерть последнего огрызка, составлявшего личность.

Все терпят: стиснув зубы или научившись не замечать своего положения, когда почти все человеческое в человеке уничтожено, вокруг хаос товаров, а внутри - пустота. Наиболее «счастливы» те, кто никогда этого положения не осознавал. Так может быть привыкнуть, приспособиться к «системе», сдаться и смириться? Для тех, кто не дорожит своей волей и, имея такую возможность, готов погрузиться в омут грез, омертвляющий личность, - нормальное решение. Но у мира приятных религиозных, рекламных и виртуальных иллюзий должно быть материальное основание, и вот оказывается, что это основание под угрозой. Разрушается экология, подходят к концу запасы полезных ископаемых, за владение которыми вспыхивают войны. Ядерные «щиты» и «мечи» вопреки сказке о конце «холодной войны» обновляются и совершенствуются, осваиваются все новыми государствами. Голливудские фильмы закормили нас до отвала фантастическими сюжетами молниеносной гибели земной цивилизации, но оставили в тени наиболее вероятные варианты нисходящей линии в форме медленного гниения, мирной, но отвратительной деградации. Ничьей злой воли здесь нет, все дружно «против всего плохого» и «за все хорошее», но мир неуклонно катится в пропасть. Звучит все сказанное пафосно, но факты и экстраполяции одергивают нас все настойчивее. [1]

Налицо глобальная проблема общественной природы, требующая общественного же инструмента для ее преодоления. Наш пока что абстрактный, пустой, неопределенный инструмент по преодолению настоящего положения общества в следующей главе будем называть, как это сложилось исторически – «социализмом». Точнее – «социализмами», ведь существовавших и существующих сегодня вариантов этого инструмента – множество.

Имеется враг человечества, созданный развитием самого человечества, и оказавшийся неподконтрольным ему, господин над всеми без исключения. Этот враг, этот рубеж развития, который надо перешагнуть, изображен в художественном фильме «Рабочий класс идет в рай» в метафорическом образе стены. Главный герой, рабочий итальянского завода, попытавший счастья в борьбе и проигравший в ней, в отчаянии восклицает: «Стена! Стена!» Что же это такое и как с ним бороться? Вначале посмотрим, какие варианты ответов на этот вопрос предлагались ранее, и какие варианты предлагаются сегодня.

«СОЦИАЛИЗМЫ»

Наша проблема появилась около двухсот лет назад, одновременно возникли первые «социалистические» движения и учения. Первый итог этому «фонтану» учений был подведен в «Манифесте коммунистической партии» Карла Маркса и Фридриха Энгельса. За прошедшее с тех пор время общественно-экономическая формация, против пороков которой были направлены социализмы, в основании своем не изменилась. Развитие ее формы завершилось в начале 20-го века, но она по сей день продолжает незначительно изменяться в тщетных попытках выйти на дорогу стабильного прогресса. Получается топтание на месте. Как следствие, социализмы, будучи реакцией на общественную реальность, представляют собой эпигонов. Слово «эпигон» по-древнегречески значит «потомок», а в данном контексте – бесплодный, низкокачественный подражатель былых учений, давно пройденных историей. Вторая характеристика многих современных «социалистических» теорий – эклектика – механическое смешение разнородных учений. Настоящее качество общественной реальности себя исчерпало, ему остается внутри себя воспроизводить элементы пройденных этапов развития. Социализмы тоже вынуждены извлекать духовное старье и смешивать его в различных пропорциях, маскируя затем полученный «салат из помоев» новыми ягодками-терминами.

Рассмотрим, в чем суть наиболее ярких современных социалистических учений, сопоставляя их наиболее существенные положения с фрагментами из «Манифеста…».

* * *

Совершенная неожиданность в эпоху перезревшего капитализма – феодальный социализм. Вот его характеристика в «Манифесте»:

«Французская и английская аристократия по своему историческому положению была призвана к тому, чтобы писать памфлеты против современного буржуазного общества. … Если феодалы доказывают, что их способ эксплуатации был иного рода, чем буржуазная эксплуатация, то они забывают только, что они эксплуатировали при совершенно других, теперь уже отживших, обстоятельствах и условиях. Если они указывают, что при их господстве не существовало современного пролетариата, то забывают, что как раз современная буржуазия была необходимым плодом их общественного строя. … Христианский социализм – это лишь святая вода, которою поп кропит озлобление аристократа». [2]

Два столетия прошло со времен окончательного заката феодального способа производства. Остатки феодальной надстройки давно перемолоты капитализмом. Нет больше князей и помещиков, нет крепостных, а монархи стали живыми музейными экспонатами, шутами публике на потеху. Но идеология с феодальным уклоном в России благополучно дожила до 21 века. Думаете, где-нибудь в глубинке, в затерянных среди лесов хуторах староверов? Затейливая песня пропаганды средневековых ценностей льется с кафедры Московского Государственного Университета!

На сайте «Центра консервативных исследований» читаем:

«Центр консервативных исследований социологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова создан в сентябре 2008 г. по инициативе декана В.И. Добренькова и профессора А.Г. Дугина. … Цель: развитие и становление консервативной идеологии в России с опорой на научные кадры». [3]

Консервируют обычно то, что есть, а есть сейчас во всем мире, в том числе и в СНГ, капитализм на своей последней, империалистической стадии. Но профессор Дугин критикует буржуазное настоящее, предлагая возврат в феодальное прошлое во всех отношениях. Это похоже, скорее, на поднятие старых испортившихся консерваций из погребов истории или более грубо – поднятие истлевших трупов из могил и попытку воскресить мертвые кости:

«Враг подступает к границам вплотную. Он вовне, он внутри.
Чтобы дать отпор внешнему врагу, надо разделаться с внутренним. Внутренний враг – сторонники США, глобалисты, ворье, идиоты-чиновники, опустившиеся телевизионщики, спящие обыватели, конформисты всех мастей. … Наша цель – Евразийская Империя. В ней найдется место всем народам и культурам. Но править в ней будут мудрейшие и сильнейшие, и отбор будет безжалостным». [4]

«Один выход в том, чтобы немедленно создать новую опричнину. … Это своего рода «Орден Левиафана» … А вот выход евразийский: … И если возрождать «Бегемота», то надо восстанавливать не механизм и не машину репрессий, а тончайший, едва уловимый сакральный смысл — содержание, богословскую цель, эсхатологический проект, глубинную и животворящую религиозную идею, которая тайно питала русский народ в его пути по истории. … Это последний ресурс мобилизации, но лежит он не в области технологии, а в теологии, философии истории, философии политики». [5]

Пытаясь подкрепить свои принципы «наукой», евразийцы критикуют позитивизм и симпатизируют «фундаментальным наукам» [3]. Так поступал еще Гегель, ведь позитивизм – стиль науки, порождаемый капитализмом и угодный этому укладу, а объективно-идеалистические «фундаментальные науки» - духовное оружие феодализма времен монархии. Гегель как раз обосновывал превосходство, «разумность» конституционной монархии. Эта форма государства тогда была реакцией по отношению к первым буржуазным республикам, но прогрессом в сравнении с прежней абсолютной монархией. Гегель обогатил философию «Наукой логики» (это компендий диалектики, снявший противоречия предшествующей философии и явившийся одним из необходимых источников, через критику которых формировалась революционная марксистская теория). Евразийцы же не привнесли в науку ничего принципиально нового. Их критика позитивизма с гегелевских позиций сегодня подобна тому, если бы Российская Академия Наук объявила об изобретении паровой машины, аналогичной машине Джеймса Уатта.

Евразийцы стремятся обосновать необходимость сохранения и усиления «вертикали власти» во главе с Путиным, Медведевым и партией Единая Россия, осуществляющими политическую диктатуру российской национальной буржуазии. Но на этом они не останавливаются, им симпатичны старообрядческие традиции, им хочется стать новой аристократией, превращающей современных людей в православное «стадо» и пасущей его. Значит, в поисках духовного оружия надо копать глубже в прошлое, и евразийские «ученые» копают: славянофильство, геополитика, идеалистическая система Платона, эсхатология (учение о конце времен), тщетная попытка Мартина Хайдеггера «вернуться к бытию» (к мифологическому иррационализму при помощи новых диковинных категорий). Все это увязывается, окропляется святой водой православных традиций, приправляется хитроумными учениями буржуазных «философов» 20-го века: феноменологией, экзистенциализмом, структурализмом.

От прежнего феодального социализма этот отличается тем, что является идеологией аристократии без аристократии. Если целью первого была поддержка монархической реакции после буржуазных революций, то второй стремится ввергнуть часть современных людей в мировоззрение и традиции средневековья, нейтрализуя их политически, что и требуется правящему режиму.

* * *

Современный анархизм – сплав всех прежних анархических учений. Идея его проста: упразднение государств, переход к автономным территориальным общинам. Переходить предлагается «эволюционным путем»: реформируя существующие государства в рамках закона или создавая общины, которые должны, в конце концов, экономически и духовно победить в конкуренции с государственными структурами. Чтобы обанкротить враждебную «систему», надо быть неформалом, не покупать одежду из натуральной кожи и меха, не питаться в Макдональдсах, стать вегетарианцем, а лучше – еще и сыроедом. Можно также немного позаниматься «экстремизмом»: пройтись по городу маршем, круша витрины магазинчиков. Или захватить предприятие, на котором еще вчера работал в качестве пролетария, а сегодня хозяин закрыл его из-за нерентабельности, и продолжать работать (анархо-синдикализм). Есть еще вариант для любителей природы – эко-примитивизм. Последний бывает разных уровней: жить летом на даче, или круглый год в избе, занимаясь натуральным хозяйством, или поселиться в шалаше и жить одним собирательством.

В действительности никаких реформ анархические партии проводить не могут. Их идеи настолько наивны, что в парламент анархистов никто не выбирает. А если бы и выбрали, ничего ровным счетом не изменилось бы: любые реформы способны лишь незначительно подстраивать под обстоятельства существующий строй, но не могут вывести общество за его границы. Реформа на практике всегда оказывается лишь мелким поползновением в рамках существующего качества, без слома старой «системы».

Общины, создаваемые внутри государств, влачат жалкое существование, т.к. располагают ограниченными производительными силами, не пользуются мощными инструментами государства и не имеют своих собственных новых. Они исчезают или остаются маленькими незаметными «уродцами». Если община располагается на территориях, в которых заинтересован капитал (леса, черноземы, источники полезных ископаемых, прежде всего, нефти), на нее обрушивается военная мощь государства, не оставляя шансов на выживание.

Саботаж товаров народного потребления – комариный укус в динозавровую броню колосса мирового финансового капитала. Вегетарианец? Значит, кому-то достанется больше мяса!

Захваченное рабочими предприятие не может долго продержаться в капиталистическом окружении. Произведенные товары надо продать. Исхода всего два: окончательное разорение и закрытие или появление нового хозяина-капиталиста.

Эко-примитивисты, даже самые заядлые, не могут обходиться без помощи цивилизации, им нужны, как минимум, произведенные ею орудия труда. Самостоятельное изготовление эко-примитивистами хотя бы каменных орудий в стиле палеолита нигде не наблюдалось. Тяжелейший труд, направленный на выживание в дикой природе, отпугивает тех, кто на словах ратует за такой образ жизни. К тому же этот процесс выживания в свое время и привел к усовершенствованию орудий и организации коллектива, к цивилизации, и, в конечном счете, к тому положению, от которого желает бежать в леса современный сторонник эко-примитивизма. Это не мешает фантазиям на тему «назад в природу» доходить до уровня наивности трехлетнего ребенка. В художественном фильме «Прекрасная зеленая» жители планеты, опустившиеся до первобытно-общинного уровня, мистическим способом пересекают космическое пространство и поучают живущих в цивилизации людей.

Мировой капитал успешно приспособил известнейшую эко-протестную организацию для своих нужд. Когда сильнейшей из империй требуется потеснить своих конкурентов для доступа к природным ресурсам, молодчики из «Гринпис» высаживаются на морские суда и крыши электростанций с лозунгами «руки прочь от дикой природы!», «нет загрязнению экологии!»

Критикуя капитализм, анархисты видят в нем только негативную сторону. Но капитализм создает все условия своего отрицания с переходом в высшее качество. Речь не только о "своем другом" капитализма и капиталистов: пролетариате, его революционизировании и т.д. Фабрики-автоматы, финансовые биржи, маркетинговая система, подчиненные сегодня цели роста капитала в социализме превратятся в органы оптимизации пост-товарного планового производства. Сегодняшние средства изучения спроса нужны будут и тогда, когда каждый будет бесплатно получать все жизненно необходимое. Подключенные к информационной сети счетчики расхода электроэнергии, воды, газа - когда электронному инструменту централизованного планирования надо будет получать сведения о потребностях в ресурсах. База данных о гражданах будет нужна, например, для предоставления им жилплощади и предложений работы при смене места проживания и рода деятельности (которые для людей будущего станут частыми). Промышленная, городская и бытовая автоматика будут освобождать жизненное время для развивающих, творческих занятий. Банки превратятся из аккумуляторов капитала в аккумуляторы ресурсов для рационального использования. Все сказанное, правда, не есть описание средства перехода в новое качество общества, и даже не описание результата такого перехода в его сущности. Это только предполагаемые на основании изучения современных тенденций превращения роли элементов настоящего, когда они будут вовлечены в новые отношения. Поэтому классики марксизма говорили не о том, что надо уничтожить до основания, до нуля машину буржуазного государства, а о том, что надо сломать ее.

К какого рода социализму относятся все вышеперечисленные направления анархизма? В стремлении вернуться от зрелого капитализма, в котором господствуют монополии и империи, к мелким хозяйствам просвечивает мелкобуржуазная сущность. Заглянем в главу «Манифеста», повествующую о мелкобуржуазном социализме:

«Феодальная аристократия – не единственный ниспровергнутый буржуазией класс, условия жизни которого в современном буржуазном обществе ухудшались и отмирали. Средневековое сословие горожан и сословие мелких крестьян были предшественниками современной буржуазии. В странах, менее развитых в промышленном и торговом отношении, класс этот до сих пор еще прозябает рядом с развивающейся буржуазией.

В тех странах, где развилась современная цивилизация, образовалась – и как дополнительная часть буржуазного общества постоянно вновь образуется – новая мелкая буржуазия, которая колеблется между пролетариатом и буржуазией. Но конкуренция постоянно сталкивает принадлежащих к этому классу лиц в ряды пролетариата, и они начинают уже видеть приближение того момента, когда с развитием крупной промышленности они совершенно исчезнут как самостоятельная часть современного общества и в торговле, промышленности и земледелии будут замещены надзирателями и наемными служащими. … По своему положительному содержанию этот социализм стремится или восстановить старые средства производства и обмена, а вместе с ними старые отношения собственности и старое общество, или – вновь насильственно втиснуть современные средства производства и обмена в рамки старых отношений собственности, отношений, которые были уже ими взорваны и необходимо должны были быть взорваны. В обоих случаях он одновременно и реакционен и утопичен. Цеховая организация промышленности и патриархальное сельское хозяйство – вот его последнее слово». [2]

Кроме анархической формы, мелкобуржуазный социализм часто выступает в виде общественных организаций экологического и социального протеста, политических партий, выдвигающих то националистические, то компрадорские лозунги (в зависимости от выгод для мелкого бизнеса).

Когда капитализм достиг своей наиболее совершенной формы (империализма), победители не могут допустить возврата к стихии свободной буржуазной конкуренции. Они позволяют анархическим движениям медленно тлеть для политической нейтрализации части народных масс, но не позволяют выходить за рамки дозволенного. Если где-то на земном шаре возникает действительная угроза в виде коммунистического движения, крупный финансовый капитал использует мелкобуржуазно настроенную публику для установления фашистского режима [6]. Стремившиеся к мелкособственническому раю хозяйчики, клюнувшие на вкусную наживку, приходят к прямо противоположному результату: помогают империализму приобрести жесточайшую форму, не прикрытую демократией.

Мелкобуржуазное сознание принимает форму «социализма» или заставляет массы решиться стать оружием империалистов против коммунизма лишь в самые трудные для бизнеса времена. Тогда «любовь к своему ларьку» и индивидуализм, ранее разобщавшие носителей этого сознания, напротив, сплачивают их в агрессивную толпу, решительно настроенную на оборону мелкой частной собственности. Когда наступает «оттепель», мелкие буржуа и мелкобуржуазно настроенные наемные рабочие возобновляют конкуренцию, междоусобицы, записываются на «тренинги личностного роста» в надежде научиться эффективно налаживать свои делишки, достигать мелочные цели. В графе «политические взгляды» они тогда пишут: «индифферентные» (безразличные), и лишь некоторые – «либертарианские» (анархические вплоть до утопических разглагольствований о необходимости полного раздробления общества на атомарных индивидуумов без упразднения настоящего положения в целом).

* * *

Анархизм, эко-примитивизм, мелкобуржуазные партии и евразийство консервируют настоящее положение тем, что тянут его грузом реакции вниз. Все они – социализм феодальный и мелкобуржуазный – разновидности реакционного социализма, зовущего в прошлое, не замечая, что «взрослый не может обратно стать ребенком».

* * *

Отдельная небольшая глава «Манифеста» посвящена непосредственно консервативному, буржуазному социализму:

«Известная часть буржуазии желает излечить общественные недуги для того, чтобы упрочить существование буржуазного общества. Сюда относятся экономисты, филантропы, поборники гуманности, радетели о благе трудящихся классов, организаторы благотворительности, члены обществ покровительства животным, основатели обществ трезвости, мелкотравчатые реформаторы самых разнообразных видов.