Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

РИНГ in vivo при относительно корректных методических подходах. Возможные артефакты

Облучение in vitro с культивированием in vivo. Первоначальные опыты по трансплантации облученных in vitro промеченных цитогенетическим маркером клеток проведены для радиации с высокой ЛПЭ. Ясно, что когда углубленные исследования РИНГ in vivo только начинались, никто не имел идеи связать, например, нестабильные аберрации хромосом в лимфоцитах когда-то облученных животных с РИНГ. Иначе для чего пионеры этих работ, G.E Watson, S.A. Lorimore и E.G. Wright [AW5, AW6], проводили несоизмеримо более трудоемкое методически исследование. Авторы [AW5, AW6], во-первых, облучали in vitro α-частицами клетки костного мозга самцов мышей, затем трансплантировали их необлученным самкам и, затем, через различные интервалы времени исследовали потомков тех клеток самцов, взятые из организма самок. (Клетки самцов были взяты, чтобы отличить их от клеток самок по хромосомному набору.)

Почему доктор Ватсон (с соавторами) не пошел прямым путем, почему он не облучил просто каких-то мышей и не исследовал затем аберрации хромосом в клетках их костного мозга? А потому, что знали эти авторы в 1996 г. [AW6], что им всегда могут сказать: «У вас тут не истинная РИНГ, а просто радиационные повреждения ДНК стволовых клеток и клеток-предшественников». Теперь, к сожалению, такое не услышишь даже на самых высоких радиобиологических форумах России [РР2] и Украины [РМ7], хотя, по сути, никаких новых доказательств противного получено так и не было. Но «научный штамп» уже сформировался.

В работах Watson G.E et al. [AW5, AW6] было обнаружено, что индуцированная α-частицами in vitro РИНГ может поддерживаться и in vivo, даже в течение года. В 2001 г. эти авторы получили сходные данные и для рентгеновского облучения [AW8].

Но все оказывается далеко не столь однозначным. В том же году С.Д. Бафлер (S.D. Bouffler) с соавторами провели специальное исследование [AB28], в котором не обнаружили индукции хромосомной нестабильности в клетках костного мозга мышей при воздействии ²²⁶Ra ни in vitro, ни in vivo. Однако при облучении клеток in vitro с последующей трансплантацией in vivo через 100 дней в костном мозге имелось значительное повышение частоты клеточных единиц со стабильными аберрациями [AB28]. То есть, как и в работах Watson G.E et al. [AW5, AW6, AW8], РИНГ при подобном методическом подходе индуцировалась. С.Д. Бафлер с сотрудниками задались вопросом, почему же α-частицы при классическом введении in vivo не приводят ни к какой хромосомной нестабильности, а в опыте по методу доктора Ватсона и др., напротив, отчетливо приводят? Для этого ими было изучено влияние условий культивирования и трансплантации на исследуемый показатель РИНГ. Поступили так: взяв культуру необлученных клеток костного мозга, трансплантировали ее мышам. А затем, через длительные сроки, провели изучение частоты аберраций хромосом в таких клетках и, параллельно, в «прямом препарате» (в «родных» клетках, просто взятых у мышей in vivo в эти сроки).

Было отмечено практически двухкратное увеличение частоты аберраций хромосом (хроматидных повреждений и пробелов) в клетках на 50-й и 100-й день после трансплантации по сравнению с «прямой культурой». Авторы сделали вывод, что манипуляции при трансплантации ведут, по их мнению, к «депопуляции», к «репликативному стрессу», а те, в свою очередь — к индукции хроматидных аберраций. Увеличенный же уровень последних способен сохраняться длительное время (вплоть до 100 дней, которые были изучены) [AB28]. Вывод авторов работы достаточно строг [AB28]:

«Результаты указывают на необходимость использования строгих согласованных контролей во всех экспериментах по изучению хромосомной и трансмиссивной геномной нестабильности. Учитывая свидетельство о значительной клональной селекции среди потомков контрольных и облученных клеток, проведенное нами исследование эффектов трансплантации указывает на необходимость крайней осторожности при интерпретации данных по трансмиссивной нестабильности генома».

После такого вывода, вероятно, с данным методическим подходом было покончено. И с самого начала 2000-х гг. [AW8] не имеется более публикаций подобного рода, когда клетки облучали бы in vitro, а затем, после трансплантации их животным, прослеживали бы РИНГ in vivo.

Однако нас, конечно, должны интересовать использованные дозы редкоионизирующей радиации. Такие данные по относительно корректно выявленной РИНГ in vivo сведены в табл. 2.7.2. Можно видеть, что в большинстве случаев изучены лабораторные животные. Найдена только одна работа, когда для облученных заведомо радиацией с низкой ЛПЭ людей была исследована долгоживущая культура лимфоцитов. Если читатели предоставят соответствующие подобные данные еще (желательно с конкретными дозами облучения), то автор монографии примет уточнения с благодарностью.

Облучение in vivo с исследованием длительно поддерживаемых культур in vitro. Из табл. 2.7.2 можно видеть, что только в одной из работ мы имеем хоть что-то, относящееся к малой дозе радиации, и то — это эпидемиологическое исследование радиационного инцидента в Эстонии с реконструированными дозами [AS7]. Приведенные данные не могут рассматриваться как адекватное доказательство наличия РИНГ при малых дозах редкоионизирующей радиации вследствие трех соображений, которые частично приведены и в табл. 2.7.2. Во-первых, число индивидуумов недостаточно, во-вторых, отсутствует зависимость от дозы, и, в третьих (наиболее важно), сходная нестабильность генома обнаружена в длительных культурах лимфоцитов и от контрольных (необлученных) эстонцев.

В табл. 2.7.3 представлен оригинальный материал из [AS7]. Следует отметить, что в этой финско-шведско-эстонской работе лимфоциты от пострадавших и контрольных эстонцев, которые намеревались поддерживать в длительно живущих культурах, замораживали в жидком азоте, а потом транспортировали в Швецию, где и осуществляли длительное культивирование (в течение 6–42 дней). Вероятно, именно транспортировка и замораживание отразились на клетках так, что мы имеем то, что имеем (табл. 2.7.3). А именно: в контрольных эстонских образцах % нормальных клеток иной раз меньше, чем в облученных, а что касается отсроченных цитогенетических эффектов (хромосомной нестабильности), то картина еще более вопиющая. Понятно, что мы уже не говорим здесь о какой-либо дозовой зависимости для РИНГ в клетках от облученных индивидуумов.

Авторы [AS7] тоже озадаченно отметили, что в лимфоцитах заведомо необлученных эстонцев, взятых в контроли, при длительном культивировании in vitro обнаруживается отчетливая хромосомная нестабильность по показателям нестабильных аберраций. Для шведского же контроля такого зарегистрировано не было.

Сходным образом, в двух эстонских контролях при длительном культивировании отмечалась и повышенная частота транслокаций, хотя в короткоживущих культурах такого отмечено не было [AS7].

Таблица 2.7.2. Корректно выявленная РИНГ in vivo (радиация с низкой ЛПЭ).

Таблица 2.7.3. Хромосомная нестабильность в длительно культивируемых лимфоцитах облученных и необлученных эстонцев [AS7].

Авторы оригинальной публикации [AS7] объяснили эстонские аномалии с помощью двух предположений, согласно которым либо те необлученные эстонцы были исходно «нестабильны», либо некие неблагоприятные факторы окружающей среды действовали в Эстонии, но не в Швеции. Мы можем добавить еще один важный фактор, исходя уже из нашего экспериментального опыта [РК33]. Длительное хранение — транспортировка — замораживание клеток, вероятно, обладает значительным кластогенным эффектом и способно изменять хромосомную стабильность. Поэтому во всех работах, где некто обнаружил нестабильность хромосом или некие отсроченные генные мутации для той или иной когорты людей, когда-то и где-то облученных (порой «якобы»), полезно сразу обратиться к «Материалам и методам» и посмотреть, а не везли ли те клетки за тридевять земель в лабораторию, в то время как контроли, ясно, брали в том же городе.

Можно привести достаточно свежий пример. Вот работа И.А. Замулаевой и А.С. Саенко с соавторами, посвященная исследованию мутаций по локусам T-клеточного рецептора в различных регионах России, загрязненных в результате аварии на ЧАЭС (Калужская, Брянская и Орловская области) [РЗ13]. «Повышенный радиационный мутагенез» был зарегистрирован у всех тех, кто подвергался обследованию. Интересен вопрос контроля, о котором в статье [РЗ13] сведений немного: «Контрольную группу составили 43 донора сходного возраста, которые проживали на не загрязненной радионуклидами территории РФ и не имели зарегистрированного контакта с генотоксическими факторами».

Надо бы знать, где проживали те контрольные субъекты Это не указано, и нам остается предполагать, что явно поближе к Обнинску, если не вообще там. А вот для образцов крови обследованных «облученных» из Калужской, Брянской и Орловской областей в статье [РЗ13] отмечается однозначно:

«Венозная кровь обследуемых лиц была помещена в пробирки с гепарином... и транспортирована к месту анализа. С помощью центрифугирования в градиенте плотности фиколл-урографина... выделяли мононуклеарную фракцию клеток. Процедуру выполняли в течение 24 ч после венепункции».

Для нас тут важно, что лимфоциты в нативном виде, в составе гепаринизированной крови, протряслись в лучшем случае при температуре таящего льда отнюдь не один и не два часа на поезде (к тому же, вероятно, хранились где-то и как-то пару десятков часов). Ведь не на самолете же летели из Брянска, Орла и Калуги в Обнинск? Мы пока ничего не утверждаем твердо относительно корректности выводов данной работы И.А. Замулаевой и А.С. Саенко с соавторами [РЗ13], а просто представляем свои соображения. В частности, хорошо помнится, в каком виде поступали для наших анализов образцы гепаринизированной крови, которые в 1990 гг. везли из района Чернобыля. Во-первых, имелся значительный гемолиз, при котором в плазму из разрушенных эритроцитов поступают окислители и пр. генотоксические агенты (к примеру, ионы железа и свободные радикалы от окислительного стресса in situ). Во-вторых, косвенным методом (по уровню металлотионеинов), но совершенно явно регистрировалась индукция in situ, при длительной транспортировке,повреждений ДНК [РК33][119]. А отсюда, понятно, недалеко и до нестабильности генома.

Помимо прочего, есть данные, что частота необычного типа T-клеточных рецепторов повышается при длительном культивировании лимфоцитов in vitro в результате воздействия митогенов (увеличение показателя в четыре раза), зависит от сезона и прочих факторов [AM23].

Даже если неблагоприятные условия транспортировки/хранения лимфоцитов и не отражаются на частоте мутагенеза по локусам в T-клеточном рецепторе, мы все равно не можем сбросить со счетов возможного эффекта некоей селекции. Кто скажет нам, какие из лимфоцитов устойчивее к воздействию кластогенных эффектов температуры, тряски и длительного хранения, с нормальным T-клеточным рецептором, или же с тем, измененным путем мутации, что регистрируют авторы из Обнинска [РЗ13]?

Указанный момент нельзя сбрасывать со счетов и при интерпретации других исследований контингентов на загрязненных территориях, когда пробы крови доставлялись в столичные лаборатории путем достаточно долгой транспортировки.

Указанный момент нельзя сбрасывать со счетов также и при интерпретации данных по неким кластогенным эффектам плазмы крови различных групп людей (ликвидаторов, проживающих на загрязненных после аварии на ЧАЭС территориях и т.п.). Особенно — при совместных работах с зарубежными авторами на культурах клеток. В таких случаях полезно было бы знать, сколько времени и при какой температуре провели опытные пробы крови/плазмы до поступления в зарубежные лаборатории или хотя бы до низкоскоростной центрифуги.

Старение клеток в культурах сопровождается нестабильностью генома. К разобранному неконтролируемому влиянию рукотворных и нерукотворных факторов «неожиданной природы» на регистрацию геномной нестабильности нам следует присовокупить еще и такой биологический эффект, как старение (senescence) клеток в культурах. В подразделах 2.3.3 и 2.6.3 был рассматрен вопрос о роли теломер в нестабильности генома и в старении клеток. Вкратце напомним, что после каждого цикла репликации в нормальных клетках концевые теломерные повторы укорачиваются, и именно это, как полагают, может являться одним из факторов, приводящих к старению клеток в том числе в культурах. Кроме того, укорочение теломер, по ряду данных — это предпосылка для нестабильности генома. Вот почему имеется прямая корреляция между старением и показателями нестабильности генома [AS30, AS3] (см. также подраздел 2.3.3).

Вероятно, связанная со старением нестабильность может приводить к артефактам, отражающимся на показателях РИНГ, выявляемой с помощью исследования длительных клеточных культур после облучения in vivo.

На первичных, не иммортализованных и не трансформированных культурах данный процесс — старение — должен по логике идти гораздо интенсивнее. И действительно, при исследовании лимфоцитов человека было не раз продемонстрировано, что с возрастом возрастает число как нестабильных, так и стабильных аберраций хромосом [РВ10, РВ11, РВ12, РЛ3, AS47, AV4]. Это и неудивительно, учитывая рассмотренные нами ранее численные закономерности накопления спонтанных повреждений ДНК (см. подраздел 2.1). К примеру, при длительном культивировании нормальных фибробластов человека (необлученных) отмечается увеличение числа маркеров, отражающих уровень двунитевых разрывов ДНК и их репарации — соответственно фокусы гистона γ-H2AX [AO4, AY3] и фосфорилированных каталитических субъединиц протеинкиназ (PKcs) [AO4].

Такое накопление повреждений ДНК в стареющих клеточных культурах, понятно, не может не отражаться и на стабильности их генома. Действительно, еще в 1960-х и 1970-х гг. было продемонстрировано повышение уровня цитогенетических повреждений в стареющих клеточных культурах [AS6, AB12].

В работе [AD28] было обнаружено явление значительной индукции хромосомной нестабильности для нормальных, необлученных диплоидных фибробластов человека линии AG1521A, которые были получены непосредственно из Коллекции клеточных культур США. Данная нестабильность, обнаруживаемая для 45-й клеточной генерации, была выявлена в контрольной, необлученной культуре. По сравнению с 10-й генерацией суммарное число аберраций хромосом в расчете на клетку возрастало у потомков необлученных клеток в 12,6 раз[120]. И если в 10-й генерации нормальных необлученных клеток дицентриков и аберраций хроматидного типа зарегистрировано не было, а хромосомные аберрации составляли 0,03 на клетку, то к 45-й генерации и те, и другие, и третьи насчитывали уже по 0,11 на клетку. При этом дицентрикам не сопутствовали ацентрические фрагменты, что, как считают авторы данного исследования, указывает на вероятность слияния теломер. Имелось и значительное количество анеуплоидных, тетраплоидных и т.п. клеток, чего в начале культивирования (10-я генерация) не отмечалось. Порядка 30–40% клонов стали нестабильными без всякого облучения [AD28].

Как подчеркивают авторы [AD28], обнаруженная «хромосомная нестабильность не была обусловлена РИНГ» (ибо никаких облученных клеток-прародителей и не было). Эффекты, в том числе вероятные теломерные аномалии, являлись результатом старения культуры нормальных, не иммортализованных клеток [AD28].

Таким образом, при исследовании так называемой «РИНГ in vivo» с помощью длительного культивирования клеток, взятых от облученного организма, необходимы крайне жесткие и, как указывали С.Д. Бафлер с соавторами [AB28] (см. выше) весьма «строгие согласованные контроли». Помимо прочего, на ум приходит необходимость жесткого «согласования» даже возраста индивидуумов для контрольных и опытных лимфоцитов, поскольку кто может исключить влияния старения самого индивидуума на динамику процесса старения его клеток в длительных культурах?

И как вообще в подобных работах вычленить теоретический вклад заведомо малого эффекта РИНГ обычно ничтожных доз облучения человеческих когорт из значительной по величине базальной хромосомной нестабильности, обусловленной старением клеток в длительно поддерживаемых культурах?

Ведь что мы имеем:

· Когда брали необлученные нормальные фибробласты и исследовали их длительно живущие культуры, то была зарегистрирована очень большая нестабильность хромосом, обусловленная старением [AD28].

· Когда брали необлученные нормальные лимфоциты и, опять же, исследовали их длительно живущие культуры, то вновь выявлялась очень значительная хромосомная нестабильность, причем как по нестабильным, так и по стабильным аберрациям [AS7][121].

К сожалению, российские исследователи РИНГ in vivo по нестабильности клеток in vitro для различных когорт, затронутых аварией на ЧАЭС, указанные вопросы в своих публикациях никак не затрагивают.

Российские исследования РИНГ in vivo по нестабильности хромосом in vitro. Нам известны две группы российских авторов, которые использовали метод, сходный с регистрацией индуцированной нестабильности хромосом in vitro для выводов о состоянии дел в облученном организме in vivo. Организмы же, как правило, принадлежали затронутым аварией на ЧАЭС.

Вкратце этот метод основывается на тестировании радиочувствительности лимфоцитов in vitro, и если у подвергавшегося некоему неблагоприятному воздействию in vivo лимфоциты оказываются радиосенсибилизированными, то начинаются утверждения о «РИНГ», индуцированной тем-то и тем-то [РВ4, РВ5, РВ7, РВ8, РС19, РС21, РС22][122].

Группой И.И. Сускова из Института общей генетики им. Н.И. Вавилова РАН (Москва) опубликованы данные о том, что «у детей, проживающих на территориях, загрязненных радионуклидами, как внутриутробно облученных, так и родившихся после аварии от облученных родителей, частота обменных аберраций хромосомного типа после тестирующего облучения in vitro в дозах 10 и 100 сГр достоверно выше, чем в контрольной группе» [РС22]. Приведем соответствующие первичные данные от 2006 г. (рис. 2.7.2).

Рисунок 2.7.2. Данные по радиочувствительности in vitro лимфоцитов детей, проживающих на загрязненных территориях Брянской области. Аутентично [РС22].

Мы можем видеть (рис. 2.7.2), что глобальная интерпретация данных Сускова И.И. с соавторами как факт РИНГ при малых дозах облучения, на чем эти авторы постоянно настаивают [РС19, РС20, РС21, РС22], отнюдь не может быть названа научно обоснованной по следующим причинам:

· Очень малы выборки. Не следовало бы после изучения всего-то пяти индивидуумов в каждой группе детей пугать значительные массы проживающих в Брянской области родителей страшной «нестабильностью генома» у их отпрысков.

· Не ясно, из каких регионов взяты контрольные дети, про которых сказано только, что они «проживают в чистых районах». И каков средний возраст детей в контрольной группе, и как он отличается от возрастов детей в трех опытных группах (а отличаться он заведомо должен, поскольку в опытных группах года рождений варьируют от 1986 г. до 1998 г. — см. рис. 2.7.2).

· Внутриутробное облучение, вследствие крайней радиочувствительности зародыша и эмбриона к самым различным генотоксическим агентам, вполне может приводить к эффектам (в том числе и РИНГ), после воздействия даже в очень малых дозах (этот вопрос рассмотрен ниже в разделе 2.8). Но дозовые зависимости для эффектов при облучении в утробе матери никак нельзя распространять на ситуацию после рождения. Как бы там ни было, вторая группа из исследования Сускова И.И. с соавторами не приносит нам никаких качественно новых результатов.

· На загрязненных территориях теоретически нельзя исключить вероятного воздействия инкорпорированных радионуклидов, поэтому облучение может иметь место перманентно, а это, по определению, должно исключать доказанность феномена РИНГ (эффекты у необлученных клеток, являющихся потомками облученных — см. подразделы 2.2 и 2.3.4).

· Правда, третья и четвертая группа, как сказано в работе Сускова И.И. с соавторами [РС22], представляет собой как бы необлученных детей — «родившихся после аварии от родителей, облученных в подростковом возрасте». Выявление неких наследственных генетических эффектов Сусковым И.И. с соавторами на десяти детях — совершенно новый факт и даже, не побоимся этого слова, целое открытие, поскольку до настоящего времени, согласно международным организациям [AB10, AC12, AU16], никаких трансгенерационных эффектов излучения у человека никто из зарубежных авторов реально не выявил на гораздо больших когортах. Не выявил, отметим, в том числе и по чувствительности in vitro к радиации [AB19] и к радиомиметикам [AB2, AM15] лимфоцитов потомков облученных родителей.

· Обследованные Сусковым И.И. с соавторами [РС22] дети имели явную селекцию на предмет различных патологий. Так, в оригинале [РС22] сказано, что «дети поступали в Федеральный детский научно-практический центр противорадиационной защиты с различными отклонениями в состоянии здоровья: центральной нервной системы, органов пищеварения, дыхания, мочевыделения, эндокринной системы и т.д. В контрольной группе обследовались дети со сходной патологией». Для подобных контингентов, на наш взгляд, трудно подобрать согласованные по всем параметрам контрольные и опытные группы. Тем более, если в группах всего по пять индивидуумов.

· Наконец, если еще раз взглянуть на первичные данные Сускова И.И. с соавторами [РС22] (см. рис. 2.7.2), то мы можем видеть, что для всех трех групп с якобы «воздействием» эффекты практически равны, в отличие от контроля из неизвестно каких и неизвестно откуда детей. Но мы не удивились бы ни большему эффекту при облучении in utero,да еще в период более близкий к моменту аварии на ЧАЭС (вторая группа), ни разнице в цитогенетических показателях у детей в группах, средний возраст которых отличается не менее чем в 1,5–1,7 раза (третья и четвертая группы). Однако у Сускова И.И.и др. [РС22] для всех «с воздействием» всё почти одинаково, отличаясь всюду от контроля раза в два. На ум приходят разобранные нами выше возможные артефакты типа различного времени хранения крови перед анализом, неадекватных контролях и т.п.

Подводя итог мы можем сделать твердый вывод, что декларируемая в работах Сускова И.И. с соавторами «РИНГ после облучения в малых дозах», причем подразумевается радиация с любой ЛПЭ [РС19, РС20, РС21, РС22], не является обоснованным и доказанным утверждением. На рис. 2.7.2 мы привели всю их научную базу на этот счет. Декларации данных авторов — это все то же, что мы подробно разбирали выше в разделе 2.4.4.

* * *

Другая группа российских исследователей, которая применила сходный методический подход и утверждает о выявлении РИНГ при малых дозах, это группа доктора И.Е. Воробцовой из Центрального научно-исследовательского рентгенорадиологического института (Санкт-Петербург). Описав подобный факт в 1992 г. для шести детей — потомков больных раком [РВ5], повторив работу в 1995 г. [РВ7], получив нечто сходное уже для детей ликвидаторов [РВ8], эти авторы перманентно упоминают свои данные в контексте трансгенерационной передачи РИНГ [РВ4, РВ8] (т.е., речь идет все о том же мировом «открытии» в виде реального факта наследственных генетических эффектов облучения у человека, о чем мы уже говорили выше).

В работе Воробцовой И.Е. и др., 1992 [РВ5] была изучена радиочувствительность in vitro лимфоцитов шести детей, рожденных пациентами, лечившимися в клинике по поводу лимфогранулематоза, и десяти детей от здоровых родителей. Оказалось, что при воздействии γ-излучения in vitro в лимфоцитах опытной группы уровень аберраций хромосомного и хроматидного типа превышал показатель контроля (спонтанные показатели не отличались). Это все, что получено, причем трудно сказать, имеем ли мы эффект радиотерапии или радиохимиотерапии. В 1992 г. Воробцова И.Е. и др. [РВ5] еще упоминали об эффекте «лучевой и химиотерапии», однако постепенно химиотерапия благополучно улетучилась, и в обзоре 2002 г. И.Е. Воробцова говорит исключительно о действии радиационного фактора [РВ4]: «Данные о геномной нестабильности были получены нами позже на детях, чьи родители до зачатия облучались по поводу опухолевых заболеваний» (и ссылка на работу 1992 г. [РВ5]).

В этом обзоре 2002 г. один из российских лидеров по изучению наследственных эффектов радиации, И.Е. Воробцова, утверждает следующее [РВ4]:

«Физиологическая неполноценность, геномная нестабильность потомства облученных родителей заставляют пересматривать принятые оценки генетического риска от облучения в сторону их возможного увеличения».

Понятно, что вследствие отсутствия признанных авторитетными международными организациями данных по наследственным генетическим эффектам у людей (НКДАР 1993 [AU9] и 2001 [AU16], COMARE 2002 [AC12], BEIR-VII [AB10]), данное утверждение И.Е. Воробцова основывала в 2002 г. [РВ4] почти исключительно на своих исследованиях горстки потомков тех, кто подвергался радиохимиотерапии и, опять же, на собственных исследованиях аберраций хромосом у детей ликвидаторов [РВ6].

И мы до сих пор в публикациях этой группы исследователей [РВ4, РВ8] не видим обсуждения вопроса о том, почему же у других авторов (зарубежных), которые изучали чувствительность к тестирующему облучению in vitro [AB19] и к блеомицину [AB2, AM15] лимфоцитов потомства людей, вылечившихся от рака (радиотерапия), никаких эффектов зарегистрировано не было, в отличие от точно таких же работ Воробцовой И.Е. и др. [РВ5, РВ7]. Разумеется, у подобных детей зарубежными авторами не было зарегистрировано и повышенной спонтанной частоты цитогенетических повреждений [AB2, AB19, AH15, AL9, AM15, AT3, AW18].

Таким образом, мы снова должны сказать, что соответствующие работы группы И.Е. Воробцовой из Санкт-Петербурга никак не служат подтверждением наличия РИНГ in vivo при малых дозах радиации, тем более с низкой ЛПЭ. Равным образом они не служат никаким свидетельством «открытия» наследственных генетических эффектов радиации у человека, чего кроме российских [РС20, РС22, РР2, РС19, РВ8, РЛ5, РЛ4, РЛ6, РБ2] и украинских [РМ7][123] авторов, похоже, никто в мире так не смог добиться [AB10, AC12, AU9, AU16].

Но необходимо твердо отделять истинные наследственные генетические эффекты радиации от эффектов воздействия in utero.